Это был замечательный пустырь...

Это был замечательный пустырь посреди Лермонтовского санатория.

Мы с Витькой и Яником там отлично проводили время. От скуки я рано научился читать и после сказок "Гуси-лебеди", присланных с Дальнего Востока дедом, которого я, конечно, любил, но никогда в жизни не увидел, замахнулся сразу на "Принца и Нищего".
Книжка меня сразила наповал красочностью сюжета, жутковатыми деталями пыток и казней и, конечно, счастливым концом, который мне в детстве казался единственно правильным для любого текста любого размера, выдаваемого за литературное произведение.

Витька читать не умел, но пытался. Зато был замечательным слушателем. То есть внимательно слушал мой пересказ прочитанного и задавал вопросы вовремя и к месту. Именно тогда и именно о том, о чем я сам хотел, чтобы меня спросили.
Как он это чувствовал - до сих пор не знаю и уже не узнаю. Витя, конечно, вырос и прочитал куда больше меня, оставаясь при этом скромным слушателем. Его больше нет, а ведь такой друг может появиться только в детстве.

Итак, пустырь с заросшими кустарником остатками фундамента на месте разбомбленного во время войны корпуса санатория, был моим амфитеатром. Амфитеатром, в котором я лицедействовал на всю катушку перед двумя зрителями - кротким Витькой и Яником, единственным достоинством которого было то, что он приходился мне молочным братом.

Моя мама передавала излишки грудного молока его матери, когда мы были младенцами.
Не смейтесь. Ввиду отсутствия брата родного и проживания братьев двоюродных бог знает где, эта сомнительная формула несомненно была позитивом в моих глазах.

Яник всегда возражал, пытаясь поставить под сомнение мою эрудицию. Читать он умел, но ленился, и постоянно провоцировал мой гнев, нагло выкрикивая "Не так" и "Не хочу".
Очень скоро я понял насколько нужны такие люди. Дружить с ними тяжело. Да и дружбой назвать трудно такой вид привязанности. Зато они учат нас двум важнейшим правилам: настаивать на своем, но быть гибким в общении, не доводя дело до крайности. Причем одновременно.
По сей день, стоит мне упустить хоть один из эти постулатов, последствия дают о себе знать быстро и неотвратимо.

Яника тоже давно нет. Он ушел со своими жестоковыйными "Не так" и "Не хочу" на войну Судного Дня, убедил и победил наконец, но больше не вернулся.
Так что счастливого конца этой истории и с этими героями не предвидится...

P.S.  Витина мать была репрессирована уже после смерти Сталина в 55-м году за то, что сказала о "бабьем лице" у Маленкова . Маленкова выгнали в 57-м за участие в "антипартийной группе", но ее "забыли" и освободили только в 59-м. Всё это время Витя жил либо у своей бабушки, либо по знакомым семьям. Он был очень тихим ребёнком, с печальными глазами, всегда боялся кого-либо побеспокоить. Стал физиком, доктором наук, жил в Москве, своей семьи у него не было, умер едва перевалив за сорок...

Яник погиб на Голанских высотах, сгорел в танке в 73-м году. Я не знал о судьбе Яника более 20-ти лет со времени его гибели. Он всегда делал только по-своему. Янику было двадцать два... В детстве мы часто с ним спорили, ссорились, мирились. Я его давно простил за всё. Надеюсь, очень надеюсь, что и он меня простил...

Я - в Америке, муж,  отец,  дед, инженер.
Всегда их помню...