Рассказ. Парадокс

   Однажды, соседка по дому, живущая со мной на одной лестничной площадке, пригласила съездить на троллейбусе к бабушке, мама за чем-то послала. Моя бабушка в то время жила уже вместе с нами, а раньше я так любила бывать у неё в гостях. Уютно, вкусно, доброжелательно. Памятуя это, я с радостью согласилась. Лето, каникулы после девятого класса, делать нечего, почему не съездить. В - последствии я бывала там ещё несколько раз.

   -Нинка, побежали, уже тащат!- кричала подружка Галя в приоткрытое окно первого этажа. На её зов из квартиры выскочила, дожёвывая бутерброд, Нинка и девчонки опрометью бросились к воротам, там, где уже стояли человек десять зевак. В это время в кладбище входила похоронная процессия. По ритуальному канону, как водиться несли подушечки с наградами, венки, крышку и сам гроб, за которым сплочённо - раскачивающейся траурно-чёрной массой, с покрасневшими глазами и распухшими носами, плачущие и причитающие шли родственники, друзья и сослуживцы покойного. Девчонки протиснулись поближе и получили в руки конфеты и печенья, раздаваемые снующими старушками, помянуть усопшего.
 - Неплохо сегодня вышло, это ведь четвёртые, по-моему, похороны?- подсчитала Нинка.
 - Я объелась конфетами, пузо болит, нет мочи,- пожаловалась Галя.

   Не мудрено, жили-то девчонки на кладбище. Да, да, вы не ослышались, прямо на кладбище!
   В нашем городе кладбищ несколько, но только при одном, не имевшем кладбищенской церкви, однако некогда там всё же бывшей, с внутренней стороны ворот, стояли дома. По видимому дореволюционной постройки, полные бытовых нерешённостей и жили в них люди, с десяток семей. Их не переселяли в более достойное для живых людей место, да они и не просили об этом. Вся их жизнь проходила среди могил. Из роддома младенцев приносили домой, на кладбище, бабушки с колясками гуляли рядом с оградками и с фотографий на памятниках усопшие наблюдали за тем как росли дети, как шли нарядные в школу, с букетами пышными, кстати говоря. Школьные каникулы внуки, как водится, проводили у бабушек и дедушек, а те жили на кладбище. И в летнее время оно оглашалось задорным детским смехом. Случались и свадьбы. Как-то раз жених приехал на черной, как катафалк «Волге», украшенной цветами и кольцами и невеста выпорхнула к нему из кладбищенских ворот в белом платье и фате, как ангел, нежная и воздушная. А потом на кладбище гуляли, пели и веселились. Не сведущему человеку, впервые попавшему сюда, покажется странной, по меньшей мере, такая жизнь. Но обыватели привыкли, присмотрелись. А что жизнь, ничего, как у всех. Они работали в основном  тут же, сторожами, уборщиками, охранниками, зачем далеко ходить, работы на кладбище много. Раньше могилы располагались на отдалённом расстоянии от домов, но к семидесятым годам прошлого двадцатого века вплотную подступили к жилью людей. Не зацепившись одеждой пройти по тропинке к туалету, который был тут же, среди могил, было проблематично. Помыв полы, хозяйки вешали тряпки сушиться на ближайшие оградки. Рассуждая так:
 - А что тут такого? Больше-то всё равно не куда.
   Колонка с водой стояла в ограде кладбища и ею пользовались во всех случаях.
   На вопрос пришедших:
 - Как же вы её пьёте, это же грунтовые воды, опасно!
   Жители отмахивались:
 - Скважина артезианская вырыта, гораздо глубже чем захоронения, ничего туда не попадёт - и сами в это верили.
   Дети, играя в прятки, бегали по всему кладбищу, прячась. Куда? Правильно, за памятники.
   Как-то раз померла в одной семье местная старушка, нужно хоронить, а могилки на этом кладбище у семьи не было. В ту пору на нём уже запрещено было делать новые захоронения, только подхоронить можно.
 - Ну и глупость же,-подумали родственники старушки,-не уж-то нам тащить её Бог знает куда, за город? Сладили потихоньку. Подхоронили к кому-то, чтоб далеко не ездить.
   Мужики, живущие на кладбище, в большинстве пили в «тёмную голову», то есть «без просыпу». Выходных дней не бывало, поток постоянный. Случалось жена искала такого муженька до темна, а он мирно почивал в оградке, на холмике. Ей бабы говорили:
 - Никуда он не денется из оградки, да и ворота на ночь мы запираем от греха.
   Возмутителей спокойствия со стороны боялись больше, чем покойников, похороненных практически у домов. Парадокс!
   Ходил утром муженёк и канючил, просил похмелиться, а жена не давала.
 - Ну и чёрт с тобой, мне бы дождаться полудня, когда хоронить начнут, похмелюсь без тебя! - отвечал пьяница.
   Однажды молодую женщину, местную жительницу, стал поздно вечером преследовать какой-то маньяк, бежал за ней от троллейбусной остановки. Видит, она направляется к кладбищу. Маньяк видимо решил, что так будет даже лучше, в безлюдье он овладеет ею без проблем. Наверное подумал, что к такому зловещему месту она бежит с перепугу. Женщина забежала в ворота, преследователь за ней, а она как закричит. Выскочил муж из-за угла, где он убирал мусор, вырубил лопатой преследователя до бессознательного состояния и скрутил. Потом сдал в милицию.
   При кладбищах всегда подвизались нищие, юродивые и блаженные. Здесь же практически всех изгнали, зачем нужны конкуренты, да они и сами не совались. Но и без нищих нельзя, колорит кладбищенский теряется. Допустили женщину со слабоумным, великовозрастным сынком, который распустив сопли и слюни, дико вращая глазами, глупо улыбаясь сидел на маленькой табуреточке у ворот, шокируя посетителей, а рядом стояла с мертвенно - бледным лицом, молчаливая и сухая, как жердь его мать, да ещё кликушествующего калеку «самовара», попавшего в молодые годы по пьянке под поезд и лишившегося обеих ног. Он передвигался на маленькой платформочке, поставленной на четыре колёсика, отталкиваясь костыльками от земли, орал хриплым голосом матерные песни, обещая всем конец света. Однако, во время массового посещения кладбища родственниками, всё менялось, принимало благопристойный вид. Как - будто жители становились участниками спектакля проходившего точно по сценарию. Исчезали верёвки с сушившимся на них бельём, растянутые между деревьями. Детей уводили по домам. Были убраны вёдра, лопаты и мётла с глаз долой. Чисто одетые, с постными скорбными лицами, будто проникшись горем посетителей, постоянно крестясь, тихо сидели на скамейках у домов жители погоста. Подозреваю, что этакое лицемерие, сложившееся десятилетиями, перенесли жители кладбища в каждодневные свои взаимоотношения.
   Не просты были эти люди, ох не просты!
   Калека умытый и прилизанный, заглядывая в глаза посетителей, поминал постоянно Бога и призывал к милосердию. Слабоумный сидел опустив голову, ковыряясь в носу, а мать выдавливая из себя вымученную улыбку, просила помочь Христа ради бедному дитяти. Жалости к несчастным родственникам почивших у кладбищенских жителей, конечно, не было, но нацепив личину скорби они располагали к тому, что многие приезжие просили, за определённую плату поухаживать за могилкой близкого. Таким образом, всё кладбище разбивалось на сектора, и заработок распределялся по справедливости. Своим гостям и родственникам из вне, жители этого странного места проводили экскурсии, горячо повествовали о жизни и смерти подопечных. Они подробно знали истории своих молчаливых соседей. Постигшую их участь, как это произошло, каким был человек при жизни и многое другое. Сидя летними вечерами на скамейке у дома, грызя семечки, они судачили о покойных, пересказывая городские сплетни о некоторых, наиболее известных при жизни, а те не могли возразить, поперечить или поправить искажённую информацию.
   Были конечно и запущенные, заброшенные и полупровалившиеся могилы, да какое дело до них? Денег никто не платил, какой спрос!
   Самым любимым временем на кладбище для его живых обитателей бывали православные праздники, особенно Пасха и родительские поминальные дни. Кладбище тогда утопало в цветах, благоухало запахами куличей, а яичек крашеных, конфет - этого всего в избытке. Стаканчики с водкой накрыты ломтиками хлеба практически на каждой ухоженной могилке. Правда конкуренцию людям составляли птицы и собаки, но люди их давно вытеснили, отвоевав с боем злачное место.

Парадокс скажете Вы, читатели, и будете правы. Но если приглядеться мало ли парадоксов в нашей, бренной жизни? Во всём можно найти свой философский смысл, логическое убедительное объяснение парадокса, и это конечно удел живущих.