Монтажники

Монтажники

Повесть

Гл. 1

Дорога была мокрой от только что прошедшего ливня, и то и дело ускользала из-под ног. Промчавшийся по шоссе синий самосвал, отбрасывая комья грязи, затормозил и, чуть не соскользнув с дороги, остановился. Я увидел высунувшуюся из окна машины, с противоположной стороны от шофера, веселую физиономию своего старого знакомого - Мишки Мицая.
-Здорово, Миш! - обрадовался я неожиданной встрече. Я возвращался в родные пенаты - монтажное управление 53, а точнее, на свой монтажный участок.
-О! Кого я вижу! Сколько лет, сколько зим! - разулыбался во все тридцать два желтых, прокуренных зуба Мишка и, соскочив с подножки самосвала, энергично тряхнул мне руку. Одет он был в дерматиновый сварочный костюм с зелеными наколенниками и в монтажный, похожий на буденовку, шлем. Приглядевшись к его лихорадочно блестящим карим, не то с татарским, не то с монгольским разрезом, глазам, бледному, с синеватым оттенком, лицу, я понял, что у Мишки снова запой. И только тут заметил в руках давно знакомую мне коричневую балетку.
-Опять пьянка? - расстроился я.
-Опять! - весело согласился Мишка и развязно сострил. - Что сделаешь с нами, алкашами? Как говорится: селяви!
-Да! К сожалению, селяви... - вздохнул я, сразу потеряв к Мишке интерес. Нахмурившись, зашагал к видневшимся неподалеку бригадным вагончикам. Невольно вспомнилось, почему-то, как я впервые пришел в МУ-53.

Гл. 2

Апрельским утром, ослепленный горем, а именно, изменой жены, шел я до станции, чтобы уехать к матери в Бийск, как вдруг услышал за спиной:
-Гриш! Гриш! Да постой же, ты! - оглянувшись на голос, я увидел, как меня догонял худой и долговязый, с вещмешком за плечами, мой знакомый, Виктор Саяпин, по прозвищу «Огуречик». Не так давно мы оказались с ним в Тальменской районной больнице, прожили месяц в одной палате язвенников. Огуречиком Виктора прозвали за его продолговатое, угристое, как огурец в пупырышках, с каким-то землистым оттенком, лицо. А главное, что при выпивке Виктор никогда не признавал иной закуски, чем огурец, и неизменно просил:
-Не найдется ли у вас какого завалящего огуречика? - не огурчика, а именно огуречика. Так его и прозвали. А если не находилось, закуривал и не притрагивался больше ни к какой другой закуске.
-Ты куда собрался? задохнувшись от бега, спросил он, догоняя меня.
-К матери.
-В отпуск что ли?
-Да нет, совсем.
-Как совсем? - не понял Огуречик.
-Ну, разошелся с женой, что тут непонятного? - недовольно поморщился я.
-Поругались, что ли? - продолжал допытываться Огуречик.
-Изменила она мне! - чтобы раз и навсегда покончить с вопроса¬ми, откровенно признался я.
-Да ты что?! Это Анна Федоровна-то? Никогда бы не подумал! - удивленно остановился Огуречик и вдруг захохотал.
-Это, значит, ты теперь рогоносец! - и приставив из двух пальцев ко лбу рога, двинулся на меня. - Бу-у-у!:. - по-бычьи проревел он.
-Брось, не до шуток мне сейчас... - рассердился я.
-Ну прости Гриш! Считай, что я неудачно пошутил! - сразу посерьезнел Виктор.
К перрону стремительно подкатила электричка, и зашипев тормозами, остановилась, выпуская изнутри пассажиров и вбирая в себя такую же толпу внутрь.
-Ты с работы уволился? - спросил Огуречик, усаживаясь на сиденье у окна, уже в электричке.
-Уволился, - подтвердил я.
-Знаешь что? Поехали к нам, - сказал вдруг он.
-Куда это к вам? - спросил в свою очередь я.
-В МУ-53, - ответил Огуречик и добавил. - Я вот уже второй год работаю и не жалею. Заработки - полторы-две тысячи, а если поедешь в командировку на Байконур, который мы обслуживаем, то и больше, - продолжал агитировать меня он. Я молчал...
-К матери тебе ехать не обязательно. Не стоит расстраивать старую, а там глядишь, и с Аннушкой все наладится; - вслух рассуждал Огуречик, видя мою нерешительность.
-А что, начнутся сейчас охи, да ахи с пересудами. Разошелся, мол, да ребенка бросил на произвол судьбы! - мелькнула у меня мысль.
-Так что по рукам? - заглядывая мне в глаза и видя мою нерешительность, переспросил Виктор.
-По рукам, - согласился я.

Гл 3

От электрички долго добирались пешком, потом на попутке.
Апрельский, кое-где оставшийся на обочинах, снег стал темным и ноздреватым, как губка. Казалось, еще один день, и он растает совсем. Но неожиданно подул холодный, пронизывающий ветер, и пошел крупными хлопьями снег. За полчаса укрыл белым саваном землю.
Усталые и вконец продрогшие, мы пришли в МУ-53 в сумерках, когда всюду включили свет. Из открывшихся дверей вагончика на нас пахнуло теплом. В вагончике были две кровати вдоль окон и прикрепленный, как во всех вагончиках, к торцевой стене, стол. На первой кровати лежал почти двухметрового роста здоровый детина и, уставившись взглядом в потолок, сосредоточенно морщил лоб о чем-то размышляя. Вид его был настолько отрешенный, что он даже не отреагировал на наш приход, повернулся к нам спиной. На шее, в разрезе майки, темнел шрам.
-Не очень гостеприимный товарищ, - шепнул я на ухо Огуречику.
-Это Бык, - так же, еле слышно, шепнул в ответ Огуречик и поманил меня на вторую половину вагончика, где в левом углу стоял телевизор, еще две кровати и трамвайка на металлических козлах.
-«Бык» - это, видимо, прозвище? - спросил я в коридоре Огуречика. Вместо ответа Огуречик коротко охарактеризовал Быка:
-Упрямый и, действительно, тупой, как бык.
На другой койке сидел, перелистывая подшивку газет, Толстолобик. Я узнал его сразу по рассказам Огуречика. Лысоватый, курносый, с широкими залысинами надо лбом. Он действительно походил на рыбу - толстолобика. Был и третий человек в вагончике. Он сидел на левой кровати, в матросской тельняшке, перед зеркалом, на стуле, и, глядя в него, брился безопасной бритвой. На звук наших шагов обернулся с намыленной щекой.
-Это Децел, или без пяти минут «Психиатр», - сказал мне про него Огуречик.
-Здорово, орлы! - шутливо поздоровался со всеми Огуречик.
-Здорово! - оторвавшись взглядом от газет, просто сказал Толсто¬лобик.
-Привет! - отозвался парень в тельняшке.
-Почему он без пяти минут «психиатр»? - спросил я о Децеле Огуречика.
-Понимаешь, когда Децел пришел к нам в бригаду, он сказал, что учится на четвертом курсе мединститута, на психиатрическом отделении, - захохотал вдруг Огуречик и, давясь от смеха, досказал. – А-а! Оказалось, он был только медбратомм, Даже не медбратом, а санитаром в психбольнице, и ему иногда доверяли присматривать за больными. Ну, теми самыми, что из себя наполеонов изображают, - вновь хохотнул он.
Я смотрю, тут с вами не соскучишься! тоже засмеялся я. - Как у Шукшина, чудики!
-А мы и есть чудики, - ухмыльнулся Огуречик.
-Ну, что парни, надо бы что-нибудь пожрать, а то у нас до утра животы подведет, - войдя вдруг на нашу половину вагончика, сказал, позевывая. Бык. Кто умеет?
-Я умею! сказал я. снимая куртку возле двери и вешая на вешалку.
Огуречик, уже раздетый, пошел в другую комнату, и, гремя спинками от своей кровати, внес их в эту половину вагончика.
-Здесь лучше, и телевизор удобней смотреть, - объяснил он, видя мой взгляд. Через минуту он затащил и саму кровать с панцирной сеткой. Бык взял из коридорчика пакет со свежей рыбой и протянул мне.
-На, Гриш! - и тут же оглянулся на ребят. - Может, у кого еще что найдется из продуктов? Продуктов ни у кого больше не оказалось. И я принялся на трамвайке готовить уху. Я давно уже прилично готовил дома, поэтому был уверен в своих кулинарных способностях. Почистил рыбу, налил в кастрюлю воды и поставил ее на трамвайку. Огуречик занимался обустройством своей койки, поставив ее возле двери, у широкого простенка, откуда, и впрямь, было удобно смотреть телевизор. Уха удалась на славу. Ели за столом вагончика молча. Говорил, в основном, Толстолобик.
-Вот это уха! - восхищался он. - Придется. Гриш, видимо, к тебе прислать на обучение жену!., и налегал, потея, и чмокая толстогубо. Потом все легли спать. Нам с Огуречиком пришлось лечь на одной койке «валетом». Первым уснул и захрапел тоже Толстолобик. Храпел он так, что, казалось, подрагивают в окнах стекла, и нещадно портил воздух до тех пор, пока у нас не лопнуло терпение, и мы все четверо дружно не встали, и не вытолкали его за дверь, чтобы проветриться.
-Гы, гы! - гоготал за дверью, разевая свой рыбий рот Толстолобик. Но совет наш все-таки послушал, погулял вдоль вагончика, затем лег в постель и спал до утра уже спокойно.

Гл.4

Утром разбудил нас Бык. На трамвайке уже стояла кастрюля со вчерашней, не съеденной ухой. Закипела в чайнике вода. На столе был нарезан хлеб, лежало масло и кусок сала.
-Ты кем работал до нас, Гриш? - спросил меня Бык, прихлебывая из алюминиевой солдатской кружки чай, когда все сели завтракать.
-Корреспондентом был в нашей районной газете! - почему-то, вместо меня, поспешил ответить Огуречик.
-А-а! - скривился Бык, как будто проглотил лимон. - Так сказать, рядовой идеологического фронта? и тут же добавил: «Был у нас один поэт, так вот у него одни стишки на уме были, а работы никакой. Ребята быстро его раскусили и выкинули из бригады».
-Гриша у нас не такой! похлопав меня по плечу, вновь опередил Огуречик.
-Ну ладно! Пиши заявление, придет Октябрь Ильич, отдашь вместе с документами, - встал из-за стола Бык, и, покосившись на мой серый новый - с иголочки, костюм, распорядился: «На первый раз пойдешь работать с Огуречиком. Возьми вон у меня под подушкой комбинезон». И пояснил его происхождение: «Привез я его Астахову, а он говорит, что надо сварочный костюм. Так вот он твой!» И добавил, озабоченный чем-то: «Роста вы с Астаховым и комплекции примерно одинаковой. Ботинки возьми под койкой».
Я взял. Не успели ребята, как следует закусить, как возле вагончика раздался шум мотора. Напротив окон остановилась крытая брезентом обслужанка, из которой вылезли: рыжий, похожий чем-то на артиста Краморова, Астахов, маленький, юркий татарин Мустафин и все остальные члены бригады.
-Салям-малекум, парни! - приветствовал нас с порога Астахов.
-О, тут у нас новенький! - сразу увидел меня Мустафин, и, сходу проскользнув к столу, ухватил кусок сала с хлебом, хотя и татарин. Через минуту за ним последовали остальные, и вскоре на столе не осталось и крошки хлеба.
-Э-э-э! Вы сильно-то не налегайте, имейте совесть! - взмолился, глядя на них, сидя на койке и натягивая резиновые сапоги, Толстолобик, который еще не успел перекусить.
-Ха, ха, ха! - засмеялись все разом.
-Нет правда, мужики, оставьте хоть кусочек! - взмолился Толстолобик.
-Заткнись! Вон возьми в моей сумке мясо! - прихлебывая из стакана чай, оглянувшись на него, сказал Астахов.

Гл.5

Работать с Огуречиком нам в этот день так и не пришлось. Едва все вышли из вагончика. Бык крикнул Огуречику:
-Виктор, поезжай на склад, будешь подвозить на объект «воздуховоды».
На улице было светлое утро. Ласково сияло солнце и вчерашний выпавший снег, искрясь и сверкая, слепил глаза. Отъезжающая обслужанка наехала на край лежащей возле вагончика доски, она, приподнявшись, хлопнула одним концом по снегу, под которым хлюпала талая вода.
Придя на объект, Бык подошел ко мне и сказал, оглядывая длинный узкий коридор здания:
-Будешь пока один работать. Возьми в раскомандировке прокладки, шайбы, гайки и ключи. Наносишь с улицы тpy6 и соединяй их во всю ширину коридора.
Я и принялся за дело. Сразу же принес и разложил нужного диаметра тонкостенные вентиляционные трубы, стал их сращивать при помощи болтов и «флянцев». Работа на первый взгляд простая. Но через полчаса я весь уже был в поту. Однако желание с первого же дня по-настоящему проявить себя, заставляло работать ещё лучше.
Перед самым обедом на объект приехал начальник участка Октябрь Ильич Воронин. Обойдя с бригадиром все пять этажей здания, он остановился передо мной. Похожий скорей на учителя - опрятный, подтянутый, - в черной кожанке, добротных ботинках и в серой фетровой шляпе.
-Владимир Иванович сказал, что вы - бывший журналист? - спросил он.
-Да! - подтвердил я.
-Что вас заставило прийти к нам?
-Разошелся с женой, - откровенно признался я.
-Ясно. Ну что же, работайте, не буду мешать. И Октябрь Ильич пошел дальше, но, видя, что я уже заканчиваю состыковку труб в коридоре, негромко спросил Быка.
-Это все он сделал?
-Да! - ответил тот, - старается, думаю, что монтажник из него выйдет неплохой. - Но через час, когда Октябрь Ильич уехал с объекта. Бык снова прибежал ко мне.
-Слышал, как я расхваливал тебя перед Октябрем Ильичем?
-Слышал, - сказал я.
-Тогда гони монету, будем обмывать твое поступление в бригаду, - без обиняков, сразу разъяснил Бык.
-Можно, - хотя без особого желания согласился я и, вытащив кошелек, подал бригадиру сотенную бумажку.
-Не жадничай! Что я у тебя возьму, вернется с процентами, - сказал Бык и, не спрашивая моего согласия, быстро выхватив еще сотню рублей, пошел к выходу.
-Ну, начинается! с неудовольствием подумал я. Так было со мной всю жизнь. Когда собирались пятерки и десятки в честь какого-нибудь юбилея, я аккуратно отдавал их. Присутствовал на празднике, но пить - не пил, потому что не любил это дело, и постоянно выслушивал нравоучения выпивох.
-Ты что, баптист? - или: - Пей тут, на том свете не дадут! Все это я давно уже с трудом терпел.
Как и предполагал, через час меня позвали наверх. Там, на втором этаже, уже собралась вся бригада. Впуская меня в дверь, Децел тотчас закрыл ее за мной на ключ. В огромном вентиляционном зале был поставлен напротив окна квадратный обрезок трубопровода, из которого уже торчал ящик водки. Видимо, к двумстам рублям ещё присовокупили с каждого по полсотни и собирались основательно выпить. Закуски, правда, было не густо: на разостланной газете лежало несколько селедок, три луковицы, соль, буханка хлеба и на всех один, единственный стакан.
Предвкушая удовольствие. Бык потирал руку об руку, налив полный, до краев, стакан, с воодушевлением протянул мне, сказал:
-На-ка, Гришаня, причастись! Выпей, как говорят у нас, чтоб наши не журились!
-Не пью, - не принимая стакан, потупился я.
-Ну, это ты брось. Все мы тут не пьем, а ради такого случая надо... - все еще, держа стакан на весу, настаивал он. - Ты что, не уважаешь нас?
-Уважаю, но пить не стану! - наконец, рассердился я.
-Да отстань ты от него! Человек не пьет, я с ним в больнице лежал, так вот он нам говорил, что грамма в рот не берет, - вновь пришел мне на помощь Огуречик.
-Тогда катись отсюда! - сердито махнул рукой Бык, и залпом опрокинув из моего стакана себе в рот, повернувшись к ребятам, сказал:
-Не люблю я таких! Вот у меня на прежней работе был начальник - замечательный мужик. Придет, бывало, кто к нему устраиваться на работу, первым делом спрашивал: «Пьешь?». Если человек отвечал: «Не пью», - не брал на работу. И правильно делал, потому что, кто не пьет, тот и на работе: ни рыба, ни мясо, - продолжал Бык, - бывало, напьешься до чертиков и упадешь где-нибудь под забором. Придет начальник, увидит, если упал головой к своему производству, значит, стремился на работу. Скажет: «Дайте ему опохмелиться и пусть идет, работает». А если упал в сторону от работы, просто выгонял. «Я, говорит, тунеядцев не потерплю».
Вслед за мной Децел вновь закрыл дверь на ключ. На душе было не спокойно и не уютно. Три дня после того бригада пьянствовала, работы никакой не было. Потеряв всякое терпение, я, ранее работавший мастером и понимавший в чертежах, взял в помощники двух солдат, прихватил чертежи наиболее простых воздуховодов, приступил к сборке. А в субботу и воскресенье был выходной, все разъехались по домам. В вагончике остался я один. От делать нечего, вышел на улицу, чтобы от вагончика отвести ручьи. Вовсю звенела капель, и как не бывало вчерашнего снега. Кое-где уже, дымя испаринами, показались среди луж островки талой земли. В субботу, где-то примерно к обеду, от шоссе, по которому взад и вперед сновали машины и автобусы, пришел вдруг Огуречик. Был он, как никогда, тихим и, как мне показалось, не в себе. Поставив возле дверей лопату, я вошел вслед за ним в вагончик.
-Ты что, Виктор?! Что-нибудь случилось? спросил я
-Да так! - грустно отмахнулся Огуречик, повесил на вешалку коричневую куртку на меху и серую фуражку, сел на кровать Толстолобика, вдруг проговорил:
-Ничего, Гриша! - И заплакал. Дала жизнь. Гриш, трещину, как и у тебя! Понимаешь, прихожу, а жена сидит с соседом, распивают вино, - сквозь слезы прорыдал он.
-Ну, ты, конечно, разнес там все в пух и прах. А может, он ей что-нибудь сделал и пришлось поставить бутылку? Тебе-то от пьянки не¬когда что-то делать?
-Ну, она говорит, что печка задымила, а он ей прочистил трубу, - подтвердил Огуречик. И тут же завопил: - Да врет же, врет она! Знаю, какую трубу он ей прочистил! Я этого хмыря уже не раз заставал возле своего дома! - Упал вниз лицом на койку, ухватился одной рукой за грудь, с еще большей силой завопил: «Ой, больно мне! Как мне боль¬но! Не знал я, как это бывает больно! Прости, Гриша. Я смеялся над тобой. И только сейчас понял, как тебе больно было!»
-По-моему, ты преувеличиваешь. И зря паникуешь, - попытался успокоить я Огуречика.
-Да шлюхи они, бабы! Все шлюхи! И твоя - тоже шлюха! - встал на ноги у койки Огуречик, вытирая на лице слезы. - Ну и пусть живут, как хотят! Мы с гобой, Гриш, и без них не пропадем? Правда, ведь?
-Пьешь ты, Виктор, может, в этом все дело? - задумчиво проговорил я, глядя на Огуречика.
-Ну, а ты из-за чего разошелся тогда? - не преминул съязвить в ответ Огуречик.
-Я тоже не святой, - поставил точку в разговоре и вышел продолжать работу. А минут через пять заметил, как Огуречик выглянул из вагончика и, почему-то, испуганно юркнул обратно. Я сделал вид, что ничего не заметил. А еще через минуту увидел его, торопливо шагающего к шоссе. В понедельник, чуть свет, Огуречик, опередив бригаду, сияющий, вновь появился на пороге вагончика и сходу сказал, будто это я уладил его семейные дела:
-Спасибо, Гриша! Все было гак, как ты и предполагал. Она любит меня! Я тебя, Гриш, очень уважаю!
-Да ну! - насмешливо иронизировал я.

Гл. 6

Недели через три Огуречика отослан и на лето в командировку, на Байконур. Уезжая, он забежал ко мне на работу.
-Гриш, я тебе напишу потом, ладно? - сходу пожал мне руку.
-Пиши, - согласился я. - Ведь мы друзья с тобой.
-Ты мне, Гриша, как старший брат! - с чувством сказал Огуречик.
-Кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку? - неожиданно захохотал Бык, незаметно войдя в вагончик.
-Ты это брось, Вовка! - нахмурился Огуречик.
-Гриша не то, что мы с тобой алкаши, не нам о нем судить. Гришу я понял, как себя, и уверяю тебя, он хороший человек, и зря ты, Вовка, ему ставишь палки в колеса!
-Я ставлю? - удивленно округлил глаза Бык, - да я сам не меньше тебя уважаю Гришу! Бык быстро этак повернулся ко мне и сказал: «Молоток ты,  Гриша, что тогда вышел на работу. Именно в этот день Октябрь Ильич заезжал на объект и увидел, что ты работаешь. Подумал, что и мы работаем, поехал к себе, на участок. Так что ты нас, можно сказать, выручил, Гриш». И добавил: «Учти, я на тебя большие надежды возлагаю. Ты у меня, Гриша, будешь возглавлять самое главное звено», - продолжал Бык. Однако глаза его при этом были, как и раньше, злые и колючие.
-Хорошо, - принимая его игру, согласился я.

Гл. 7

Предположения, что Бык просто врет, говоря, что уважает меня, оправдались буквально через полчаса, когда бригада уходила на работу. Обычно я собирал кондиционеры, пройдя на участке соответствующую подготовку, по настоянию Октября Ильича. На этот раз бригада целую неделю собирала большой сборный, подвесного типа, кондиционер, которого я не знал. На эту подвеску и послал меня Бык, дав всего одного человека, сказал:
-На подвеску пойдут сегодня Орляскин и Децел.
-Ну что ж, на подвеску, так на подвеску, - отозвался я, начиная понимать Быка. Отметил при этом, что и помощника-то он мне дал на этот раз не самого лучшего. Но я и не надеялся ни на кого, кроме как на собственные силы. Получив задание, бригада из раскомандировки неторопливо расходилась по своим рабочим местам.
-Пошли, Володь! - позвал я Децела, который вертелся возле бригадира.
Децел взял для меня и себя ключи, и мы пошли на рабочее место. Придя в помещение, сразу же принесли полосовую сталь. И тут Децел, я сразу и не заметил, куда-то исчез. С Децелом мне приходилось работать, и я уже знал все его слабые и сильные стороны. Во-первых, он был ленив, а во-вторых, любил потрепаться и поэтому весь день бегал то к одному, то к другому - покурить. Я-то ведь не курил! Взяв полосы, я размерил их под хомуты, выгнул, опоясал кондиционер, сделал сваркой отверстия, и затем стянул их по верху болтами. Децела все не было. И вот, когда терпение уже лопнуло, он появился в сопровождении чернявого, худощавого мужчины лет тридцати, в синем спортивном костюме.
-Ты где пропадал? - хмуро встретил я Децела, который был навеселе.
-Не сердись, Гриш! - миролюбиво расплылся в улыбке Децел. - Мишку вот немного обмыли. У нас будет работать. Во, мужик!
-Мишка, - коротко представился тот, сунув мне свою мозолистую, с изувеченным и неровно отросшим большим пальцем, что-то вроде поросячьего копытца.
-Григорий, - отрекомендовался я. От Мишки и Децела попахивало водкой.
-Возьми ключи и прикрути отвод, - распорядился я, кивнув Децелу, и указал на трубы, подходящие по верху как раз к тому месту, где должен стоять кондиционер. Децел молча, взял ключи, подставил к стене лестницу и полез к отводу. Полчаса стучал там, матерился, потом слез, чертыхаясь и размахивая окровавленным пальцем, досадливо поморщился:
-Черт! Никак не подходит. - Не скрывая досады и недовольства, я молча влез на лестницу и довольно быстро, и легко соединил трубу с отводом. Децел, страдальчески морщась, продолжал дуть на палец.
-Только оттянул трубу, отвод как даст по пальцу! - стал оправдываться он. Мишка, покуривая на подоконнике одного из окон здания, презрительно и понимающе улыбнулся. Видя, что с Децела толку мало, я крикнул, заглядывающему к нам в отверстие с потолка, работающему на туапсинках, солдату.
-Рафик, спускай туапсинки, будем поднимать кондиционер. - Тотчас с потолка из двух отверстий стали спускаться два троса с крючками. Мишка, соскочив с подоконника, помог мне их зацепить за монтажные проушины кондиционера.
-Вира! - скомандовал я и десятитонный кондиционер, качнувшись, стал медленно подниматься вверх. Заметил, что при приближении к потолку хомуты в местах соединений от тяжести несколько прогнулись и концы пластин вот-вот упрутся в края отверстий, не входя в них. Я схватил длинную арматурину, немного придержав одну пластину, крикнул:
-Миш, придержи чем-нибудь второй хомут.
Тот тоже схватил арматурину, но несколько замешкался, пластина все-таки уперлась в край отверстия, в потолке. Децел, будто его не касалось, равнодушно покуривал у окна, все ещё оттопырив окровавленный палец.
-Стоп! - скомандовал я. Мишка же, подтащив лестницу, птицей влетел на кондиционер. Прополз по нему, нисколько не жалея свой спортивный костюм, под потолком, до которого было сантиметров сорок. И, опрокинувшись вдруг на спину, раскинул ноги ножницами, уперся в оба хомута, раздвинул их таким образом и скомандовал:
-Вира потихоньку!
-Тебя же раздавит! засомневался я в его действиях.
-Сантиметров пять. Вира! - нетерпеливо прохрипел от натуги Мишка. Кондиционер дернулся и встал на место. Один миг, и Мишка вновь был на лестнице.
-Ха, ха, ха! - со ступенек лестничных маршей второго этажа раздался вдруг злорадный смех Быка.
-Это называется пьяница утер нос трезвеннику! - многозначительно произнес он. Это было так неожиданно и нелепо, что даже Мишка только что улыбавшийся мне, нахмурился и смутился.
-Да ты что, Вовка, никто тут никому ничего не доказывал, мы просто работали. Но тот продолжал колыхаться в смехе. И подойдя к Мишке, похлопал его по плечу:
-Молодец, Михаил!
-Вов, дай закурить, - заюлил вдруг перед бригадиром Децел. Смотреть было неприятно, в самое сердце кольнула незаслуженная обида. Чем я не угодил Быку? Тем, что не пью?
Я вышел на воздух, снял монтажную каску. Была чудесная солнечная погода. От здания лаборатории, где монтировали вентиляцию, вдаль уходили две башни радиоантенн ПВО, похожие на водонапорные башни и несколько локаторов, а дальше, за вновь строящимся белым кирпичным зданием лаборатории, оделась в зеленый летний свой наряд березовая роща. Начиналось лето.
-Что оно мне принесет? - с тревогой подумалось мне.

Гл. 8

Над поселком вагончиков монтажников, казарм стройбатовцев и ракетчиков надвигались сумерки. Мириадами в окнах один за другим стали вспыхивать огни. Придя домой, покушал и, наведя порядок в вагончике, включил телевизор, стал смотреть. Показывали фрагменты из балета на льду. Танцевала молодая спортивная пара.
-Неожиданно в вагончик вошел Мишка. В руках сетка, из которой виделись как попало скомканные: зеленый свитер, белая рубашка, голубые носки, желтая майка, трико, зубная щетка и сигареты «Астра».
-Ушел я от Татьяны, - отвечая на мой недоуменный взгляд, сказал Мишка и бросил, на Децелову койку свою сетку. Вздохнул: «Буду жить с тобой».
-Живи. Места хватит, - радушно встретил его словами. И тут только заметил, что Мишка пьян. Бросив на койку сетку, он мутно уставился на меня, пьяно покачиваясь на ногах, заплетающимся языком пробормотал:
-А я, между прочим, плюю на то, согласен ты или нет, - и стал стягивать с себя брезентовую куртку, что ему плохо удавалось. Едва брался за рукав, как терял равновесие, и его кидало в сторону. Наконец, исхитрился, прижавшись спиною к стене, и, стоя на коленях, на полу, стянул сначала один рукав, потом второй... Хотел встать и повесить куртку, но сил уже не хватило, и он, махнув рукой, оставил ее на полу, с трудом встал. Брюки, расстегнув ремень, затоптал в ногах и, оставшись в трико и клетчатой рубашке с закатанными рукавами, в снятых наполовину носках, тяжело влез на свою кровать. Но тотчас же, зло, оглянувшись на телевизор, приказал:
-Выключи эту муру.
-Не нравится, не смотри, посоветовал я.
-А я сказал, - выключи! повысил голос он. Они дармоеды, кровь из нас, работяг, сосут.
-Кто это дармоеды? - не понял я.
-Да все эти твои композиторы, поэты и балерины, презрительно махнул рукой на телевизор Мишка. - Это мы работаем в поте лица, а они, нахлебники, на нашем горбу сидят, а ты ими еще восхищаешься!
-Ну ты даешь! - удивился я. - Разве хлебом единым мы живем?
-Тоже, значит, идейный?! - скривил физиономию Мишка и продолжал. Знаю, знаю, какой ты идейный! Мне Бык про тебя все рассказал! Под бугра яму роешь? Сам хош стать бригадиром. Но только у тебя этот номер не пройдет. Вот тебе! - сложив в фигу свой изуродованный палец, заорал он. - Я сказал, выключи!
Поднявшись. Мишка задрал до колен трико, оголив волосатые ноги, козлом заскакал перед телевизором, говоря:
-Так и я могу, - попытался поднять вверх, как балерина, ногу, шлепнулся посреди вагончика на пол. Я, не удержавшись, откровенно расхохотался.
-Ты что смеешься? - откинувшись на руки, разозлился Мишка. - А хош, я тебя плакать заставлю?
-Как бы я тебя не заставил! - парировал я, начиная злиться.
-Ну смотри!!! - взвился вдруг Мишка. Не успел сообразить, как он схватил со стола нож, подбежал ко мне и приставил к моему горлу. - Прирежу, гад! Я таких гадов, как ты, как клопов давить буду!
От неожиданности я даже растерялся, успев подумать: «А что? Ткнет в горло и испустишь дух! Ведь пьяный!» Но что-то во мне вспыхнуло изнутри, горячей волной прошло по крови, злое, презрительное к себе: «Да что же это я?» В следующую секунду, злой и ослепленный яростью, я молниеносно перехватил левой рукой его руку, оказавшуюся довольно слабой, а другой ударил Мишку в лицо.
-А, а, а, - заорал он,  и, выронив нож, обеими руками схватился за лицо, завсхлипывал, как ребенок.
-Справился, да?
Минут через пять Мишка встал, вытирая полотенцем кровь с лица, сходил умылся и улегся в постель спиной ко мне. Хотел, видимо, дернуть на себя одеяло, но вместе с ним дернул лежащий на нем шнур трамвайки, отключенный от розетки, и она, загремев, наползла на Мишку, Даже не пошевелившись, через минуту он захрапел.

Гл. 9

Утром проснулся от шума мотора, приближающейся к вагончику, обслужанки. Раскрылась дверь. В вагончик заглянула хитроватая физиономия Децела - будто специально пришел подглядеть за нами с Мишкой, а потом в смешном виде представить ребятам. Но, увидев на Мишке трамвайку, прыснул в кулак, а затем, не скрываясь, расхохотался и захлопнул дверь. Через минуту в дверях, отталкивая друг друга, уже стояла, хохоча, вся бригада. Услышав смех. Мишка мигом проснулся и, ничего не понимая, смахнул с себя трамвайку.
-Это так он решает проблему обогрева и экономии электроэнергии! - сострил Децел.
-Да нет! По-моему, он просто перепутал трамвайку со своей Татьяной! - поправил его рыжий Астахов. И вновь хохот потряс вагончик. Под глазом у Мишки светился фонарь. На работу вышли на этот раз все сразу и дружно. Мы с Астаховым принялись варить и доделывать вчерашнюю подвеску кондиционера.
-Ну, как, Гриш, не надоело тебе в вагончике жить? Не хочешь с женой сходиться-то? - спросил меня Астахов, взял в руки держак и накинул на себя электрощиток.
-Да как тебе сказать... - замялся я.
-Вот, не будешь с бабами демократию разводить, - прогудел из-под щитка Астахов. - Ведь еще Пушкин сказал: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей» многозначительно приподнял он палец и, наклонившись над швом, стал варить.
-Черт ее знает, как оно лучше с ними! - неопределенно пожал я плечами.
-Да нет, не черт их знает, а баба должна чувствовать твердую руку, - вновь откинул щиток Валентин. - Возьми вот меня, у нас уже четверо детей, а живем, как прежде, дружно!
-Может, в них, детях, и все дело? - перебил его я.
-Не только в них, - вновь поднял палец Астахов. - Взял я ее молоденькую, вот уже сколько лет живем, притерлись, так сказать, друг к другу. Во-первых, я все делаю с ней на равных, готовлю, стираю, полоскаю, но никогда словесно не даю ей возвыситься надо мной не по заслугам. Да и не пытается она, зная мой твердый характер. А как же иначе? Исстари мужик в доме хозяином был!
-Не знаю. Не знаю, - задумчиво произнес я.
-Вот в том-то и дело, - как припечатал Астахов и, надвинув на глаза щиток, вновь стал варить шов, поблескивая всполохами сварки, изредка прося меня подать электроды, поддержать, пригнуть отогнувшийся край железа.

Гл. 10

Ночевал в вагончике в эту ночь, как всегда, я с Мишкой. Пришел он уже поздно вечером, и снова пьяный. Поставив на трамвайку солдатский бачок, я готовил борщ. В бачке закипала вода. Из тарелки я выложил туда приготовленное мясо, капусту, начистил картошки.
-Привет! - сказал Мишка, привалившись к косяку двери вагончика и пьяно разулыбался. Зная по собственному опыту, какой он, когда пьяный, беспокойный, я заранее приготовился сказать ему, чтобы вел себя подобающим образом, что готов вновь дать отпор Но на этот раз Мишка повел себя вполне мирно. Качнувшись от косяка, он присел на стул возле своей койки, вдруг задал мне вопрос:
-Вот ты, Гриша, грамотный, корреспондентом, говоришь, работал, вот скажи мне, почему Ленин назвал свою работу «Шаг вперед - два шага назад»? - И тут же, не дожидаясь ответа, хитренько этак поблескивая глазами, задал второй вопрос: «Скажи, у кого борода больше: у Карла или у Маркса?» Довольный собой, захохотал, наклонился к тэну трамвайки, чтобы прикурить сигарету и качнулся, чуть не опрокинув трамвайку.
-Смотри, не урони на себя бачок, а то обваришься предупредил я Мишку.
-Не обварюсь, не бойсь, - причмокнув губами и сладко затянувшись, проговорил Мишка. И в тот же миг неловко повернувшись, покачнулся на стуле, потерял равновесие и опрокинулся вместе со стулом прямо на трамвайку. Трамвайка покачнулась, но устояла, но сорвался бачок. В ту же секунду я, оцепенев, увидел, как поднырнув под бачок, свалился на пол Мишка, а на него, прямо на лицо, опрокидывается бачок с кипящим борщом. От страха я закрыл глаза. Но в тот же миг Мишка, инстинктивно защищаясь, оттолкнулся ногой от ножки кровати и борщ пришелся ему на правую руку. Взвыв от боли, в то же мгновение он вскочил на ноги и заметался по вагончику, срывая с руки горячий, намокший от борща рукав рубахи. Рука под рубахой была в волдырях.
-Пойдем в медпункт, - предложил я.
-Да ну его! - с досадой отмахнулся Мишка, - дай лучше бинта.
Бинтов не оказалось, я обмотал руку Мишки вафельным полотенцем. Постанывая, он стал прохаживаться по вагончику. Не слушая его больше, я сходил в соседний вагончик, где жили электрики, и вызвал скорую помощь. Через полчаса Мишку увезли в больницу.

Гл. 11

В тополиную зиму, летом, когда с тополей начинал падать пух, у Быка оказался день рождения. Когда с самого утра, как всегда, к вагончику подкатила обслужанка, я с удивлением отметил, что Бык совершенно трезв. За ним из машины, смеясь и гомоня, высыпала вся бригада.
-Вов, с тебя причитается! - выразительно щелкнул по кадыку маленький, смуглый усатый татарин Николай Мустафин, затем, разбежавшись, смешно подпрыгнул, чтобы достать бригадира до уха, но не допрыгнул.
-Гы, гы! - толстощеко осклабился Бык. - Черт с вами, налью по сто граммов, - смилостивился он, расстегивая свой объемистый портфель, и направился в вагончик.
-За ним последовала бригада. Выйдя на улицу, ожидая ребят, я присел на лавочку, возле вагончика. Перед вагончиком зеленела лужайка с недавно посаженными рядами стройных березок. Сейчас эта лужайка была сплошь усыпана пухом, прилетевшим с тополей от лесозащитной полосы, посаженной вдоль шоссе, от которого доносился шум следующих взад-вперед автомобилей. Из остановившегося оранжевого автобуса, к моему удивлению, вышел Мишка с забинтованной рукой.
-Привет, Гриш! - еще издали приветствовал он меня и, подбежав, шутливо обнял. -Соскучился я по вам, чертякам!
-Удрал, что ли? - прервал словоизлияния я.
-Удрал, Гриша, - весело рассмеялся тот. - Не могу, понимаешь, лежать там среди калек и старух.
-Поменьше пить будешь, тогда и не придется в больнице лежать, - ворчливо заметил я.
-Все! Бросаю пить, начинаю денежки копить! - отшутился Мишка, и тотчас спросил: - А где Бык?
-Да вон, день рождения справляет! - вяло кивнул я на вагончик.
Хотел пожаловаться, что сегодня, пожалуй, не придется выходить на работу, но Мишка уже скрылся за дверью вагончика. Из него вышел и сел рядом со мной Астахов. К счастью, на этот раз мое предположние насчет бригады оказалось ошибочным. Буквально, минут, через десять из вагончика вышел бригадир, за ним Мишка, утирающий рот рукавом, закусывающий селёдкой и хлебом. За ними вышла вся бригада.
-Гришка! - грубовато окликнул меня Бык. И найдя глазами, распорядился: - Пойдешь работать с Децелом. Навесите вытяжную вентиляцию в сто первой комнате.
-Есть, - шутливо вытянулся я, подумал: «Опять мне этого Децела подсунули!». Но работал он, вопреки моему неудовольствию, на этот раз неплохо. Как видно, критика подействовала. Накануне я не выдержал, высказал ему все, что думаю и вот, его будто подменили. Весь день он носил трубы, карабкался, как кошка, лез во все дыры и ни разу до обеда даже не курил. Лишь за пять минут до обеда, он отпросился у меня:
-Гриша, я сбегаю в магазин за сигаретами?
-Валяй, - великодушно разрешил я. Поработав еще пять минут, постучал через стенку Астахову:
-Валентин, не пора там на обед?
-Пора, - отозвался тот.
-Так пошли, бригада уже ушла! - поторопил я его.
-Сейчас, подожди минутку, - остановил меня Валентин, и спустя некоторое время, устало вышел, платком протирая покрасневшие от сварки и копоти глаза и, картошкой с рябинами, нос.
Я прихватил с собой газовый ключ, которые были дефицитны у нас на участке. Едва выйдя из сумрачного помещения, поджидая Валентина у выхода, с удовольствием вдохнул свежий воздух, хмурясь от яркого солнца. На обед решил с бригадой в столовую не ходить. Для этого я заранее, еще утром поджарил котлет, приготовил пюре с подливом и сварил компот. Нужно было только все подогреть, и нe стоять в очереди целый час. Но, подходя к вагончику, я с испугом заметил, что двери вагончика распахнуты настежь, и понял, что вся бригада там пьянствует.
Тем не менее, когда я вошел в вагончик, то остолбенел. В моей комнате, где я вчера только сделал генеральную уборку, дым стоял коромыслом. За столом сидели, уже пьяные, обнимаясь, Децел и Мустафин. Спорил о чем-то с Толстолобиком Мишка, чокаясь друг с другом стаканами. На столе стояло бутылок пять уже порожних и две бутылки вина полных. Бык, раскинув руки, спал на моей койке прямо в сапогах! На моем домашнем новеньком шерстяном одеяле! На каблуке одного из его сапог свисала на это самое одеяло жирная раздавленная селедка. Сковорода с подливом и котлетами была пуста, бачок с картофельным пюре валялся на полу, посреди вагончика, В компоте плавали окурки. Пол заплеван и заляпан внутренностями от килек и селедок. Меня, непьющего и не позволявшего себе ничего подобного, охватила дикая ярость.
-А, а! - закричал я. - Вон все отсюда! - размахивая как саблей, газовым ключом, грохнул им по бутылке. По всей комнате разлетелись осколки. Толстолобик и Мишка мгновенно выкатились, перестав спорить, свалили в дверях Мустафина, в которого я запустил кирзовым сапогом. Децел, перепрыгнув через него, захохотал, выскакивая, схватился за живот. Тут я вспомнил, что в вагончике еще Бык, повернулся к нему.
-Все, сдаюсь! - поднял руки тот, вскакивая с койки, и попятился к двери. Но. достигнув ее, подставил руку к виску и покрутил пальцем: «Ты чо, чокнулся?» Еще раз оглянувшись на погром в вагончике, я обессилено сел на свою койку. Вошел Астахов
-Что тут произошло? Пока сходил в столовую, смотрю из вагончика пулей один за другим... вылетела бригада, - удивленно уставился на меня Валентин.
-А ты не знаешь? язвительно встретил я его, не отвечая на вопрос,
-И вообще, Валентин, я никак не пойму тебя, что ты за человек? Сам вроде не пьешь, а сидишь, смеешься с ними! Неужели тебе все нравится? Их пьянка и пьяные лобызания? негодовал я.
-Откровенно хочешь? - спросил Валентин.
-Да, ответь, - подтвердил я.
-Во-первых, я никакой не журналист, как ты, не воспитатель, я простой работяга, но работать люблю хорошо и людей ценю только тех, кто честно и хорошо работает. Во-вторых, к твоему сведению, я тоже люблю иногда выпить, но дома. И ничего в этом не считаю плохого, хотя, в общем, осуждаю пьянство. А больше всего, сильней пьянства, я ненавижу вот таких людей, как ты.
-Чем это я перед тобой провинился? - удивился я.
-Нет, ты не провинился, - продолжал сварщик, - ты презрительно и свысока смотришь на всех, на нас, мол, все вы тут быдло, и не видишь в нас людей.
-С чего это ты взял? - еще сильней удивился я, но тот гнул свое.
-Вот скажи, что ты знаешь про Мустафина? Человек никогда не работал слесарем, да и работает-то он у нас всего ничего, а посмотри какая сметливость и сообразительность! Работать с ним - одно удовольствие. Или тот же Мишка, или Бык. Да, да! Бык! Кто лучше его у нас на участке читает чертежи? А такие, как ты, только и знают два цвета: красный и черный, и не признают никаких оттенков, кричат «Ура!» и крушат все направо и налево.
-Это означает, что ты совсем не знаешь меня, - вновь сделал попытку защититься я, но Астахов так и не услышал меня, продолжал:
-И в третьих, не забывай, у меня четверо детей и. прежде всего, мне их нужно кормить, а не митинговать, тем более, есть немало такого, в чем еще надо разобраться, - выговорился, успокоился и присел на стул Валентин.

Гл. 12

На следующий день, когда я, по обыкновению, облачался в спецовку, чтобы идти на работу, ко мне в вагончик зашел Бык.
-Гриш, забудь, что вчера было! - тронул он меня за плечо, когда я повернулся к нему спиной.
-Будь мужиком, не говори ничего Октябрю Ильичу.
-Что, я, по-твоему, стукач? рассердился я.
-Ну и ладушки, - обрадовался сразу Бык и, насвистывая, вышел из вагончика.
-Трусишь, гад! - косо посмотрел я вслед. Давно мне не нравилось, что делает, как живет и работает не только бригада, главное, сам бригадир. Но я был связан по рукам и ногам. Не раз уже думал пойти к начальству или написать, потому что так нельзя было больше работать. Но получалось, что это будет вроде доноса, а доносчиков я сам ненавидел до смерти.
В этот день я снова работал на сборке кондиционеров. Где-то к полудню я пошел в подвал, чтобы взять ящик болтов, как еще издали услышал голос Децела:
-Ну, дает, Гришка! Третий кондиционер за месяц собирает! Это же тридцать тысяч зарплаты!
-Да брось ты, нашел тоже, кем восхищаться! Научился гайки крутить, вот и все его заслуги, - вдруг услышал я голос Быка и остановился.
-Ты лучше у Мишки учись, продолжал тот, - кстати, я твоего Гришку уже ставил с Мишкой на пару, так вот, Мишка обставил его по всем статьям, - напропалую врал Бык.
-Так ведь, Миш?
-Так, - невнятно буркнул тот.
Больше я выдержать не мог и замер, пораженный коварством и несправедливостью Быка, любой ценой добивавшегося, чтобы меня возненавидели. Все услышанное мной было так чудовищно несправедливо, что я не мог поверить собственным ушам и ждал, что вот-вот кто- то опровергнет слова бригадира. Но все молчали. И я понял, что они все ненавидят меня, и в чем-то разделяют его мнение обо мне.
Чем-то не похож я на них и мешаю. «То есть, они хотят, чтобы я был таким же, как они?» - поймал я себя на мысли. И не я - трезвенник - их воспитываю, а они меня, притом, не стесняясь. «Вот поэтому-то и страна такая бедная, что нас пьяницы воспитывают!» - с горечью подумал я и возмутился: «Ну, нет, вам этот номер не пройдет! Если хотите воевать - так будем воевать! Будет вам бой, в котором выиграете, отнюдь не вы!» - мысленно пообещал я им. Я даже не предполагал, что он уже близок, этот бой, и произойдет буквально часа через два. После обеда к нам в бригаду вдруг приехал Октябрь Ильич.
-Владимир Иванович, - позвал он бригадира, перекладывая из руки в руку свою неизменную папку в сером переплете. Вдвоем они обошли все этажи здания, затем возвратились в раскомандировку. Как ни пытался его Бык разговорить. Октябрь Ильич оставался хмурым и недовольным, коротко приказал:
-Собрать мне всю бригаду! - и пошел к вагончикам.
Через полчаса, заставив подмести и побрызгать водой и одеколоном на своей половине вагончика, где обычно было грязно. Бык выдвинул на середину вагончика стол. Ребята расселись на койки, на стулья, принесенные от соседей. Выйдя из моей комнаты. Октябрь Ильич, положив на край стола папку, сходу, стоя, начал разговор:
-Вот что, товарищи! Обошел я все, что вы сделали. Откровенно скажу. Я вами не доволен. И даже возмущен увиденным. Во-первых, сделано все недобросовестно и некачественно. А ведь вы работаете на армию и космос! И все здесь должно работать безотказно! И то, что вам где-то удавалось схалтурить на гражданке, здесь не пройдет! И во- вторых, с тех пор, как я был полмесяца тому назад, работа почти не продвинулось. В чем дело? Ответьте мне! - и сел, на подставленный кем-то, стул. .
-Октябрь Ильич! - встал с койки, комкая монтажный шлем, Бык. - Дело в том, что у нас постоянно не хватает воздуховодов. Мы неоднократно обращались к майору Борисову. Он говорит, что воздуховоды не поставляет Новосибирский завод металлоконструкций. И второе: целую неделю мы ждали листовое железо, а привезли только позавчера. И, наконец, третье, у нас постоянно даже не на чем подвезти эти воздуховоды, наша обслужанка через день на ремонте, а других машин не дают.
-Так, товарищи? - обратился к бригаде Бык.
-Так, - согласно закивали и заулыбались бригадировы собутыльники.
«А ведь опять вывернется из воды сухим», - подумал я о бригадире. «До каких пор я буду молчать? Терпеть все эти безобразия?» - задал сам себе вопрос. И встал. Вышел на середину вагончика и, подняв руку, срывающимся от волнения голосом, сказал:
-Нет, не так!
-Что не так? - сразу вскинул на меня глаза Октябрь Ильич.
-А все не так! - рубанул рукой воздух я, - все не так, как это пытается представить вам Владимир Иванович, - уже спокойнее продолжал я и увидел, как испуганно предостерегающе подает он глазами знаки, чтобы молчал, но я уже, что называется, закусил удила. - Виновата во всем пьянка. Пьют до тех пор, пока деньги не кончатся, а потом выходят вечеровать, наверстывать упущенное, опохмеляются, а дело стоит, - расставил я все точки над «и».
-Да врет он все, - выкрикнул Мишка.
-Нет, Октябрь Ильич, это сущая правда, - прервал его я.
-Да заткните вы ему глотку! - не выдержал где-то позади всех Мустафин.
-Так! Так! - забарабанил по столу Октябрь Ильич.
-Вы что, не знаете. Октябрь Ильич, - сказал Бык. - Гриша у нас поэт, преувеличивает все. Ну, был у меня день рождения, выпили немного, для Гриши это целая трагедия.
-Да вы посмотрите, Октябрь Ильич у них и сейчас еще лица от похмелья опухшие, - заволновался я, опасаясь, что Ильич поверит бригаде, не мне. Но вдруг, с противоположной от Быка койки, встал Астахов.
-Октябрь Ильич, все, что говорил Григорий, я подтверждаю, на все сто процентов. Действительно, пора кончать с пьянством, - сказал он и сел.
-Так что же вы молчали? наливаясь гневом, спросил у него Октябрь Ильич. - Так! - вновь стукнул костяшками по столу начальник участка. - Скажи мне, Григорий, раз уж ты начал, кто эти подлецы? - вдруг обратился он ко мне.
-Децел, Мустафин, Филиппов, а возглавляет всю эту компанию Владимир Иванович, - назвал я. В вагончике сразу наступила тишина, все сидели, насупясь и не поднимая глаз, особенно те, кого я назвал. Но мере того, как я их называл, испуганно вздрагивали, втягивали головы в плечи или прятались за спины товарищей.
-Да что же это такое?! А ну, встаньте! - грохнул вдруг кулаком по столу Ильич. Все виноватые тотчас, как по команде, вскочили, не поднимая глаз.
-Последний раз предупреждаю вас! Если еще когда-нибудь подобное в бригаде будет, - наберу всю вновь, - сурово пообещал он и, отыскав глазами меня, поманил к себе, - слушай, Григорий Иванович, а что, если мы тебя бригадиром назначим? Как ты на это смотришь?
-Отрицательно, Октябрь Ильич! - сразу, наотрез, отказался я, чувствуя на себе злые, недоброжелательные взгляды ребят.
-Выходит, заварил кашу и в кусты? - рассердился Ильич, - впрочем, мы на эту тему еще поговорим.
А утром пришла из управления телеграмма, меня, как лучшего кондиционерщика, послали на все лето на Байконур.

Гл. 13

И вот, пробыв лето на Байконуре, вновь вернулся на свой участок. Едва я встретился с Мишкой на трассе, понял, что в бригаде так ничего и не изменилось: она по-прежнему продолжала пьянствовать. На Байконуре я десятки раз мысленно возвращался к предложению начальника участка, соглашался, и не соглашался с его доводами и. наконец, решился: «Пусть хоть одного человека я отвлеку от этого дьявольского зелья, и то благо будет!» С этим и приехал. Уже стоял октябрь. На лесозащитной полосе были все признаки осени: пожухлые и побуревшие опадающие листья, зачастившие дожди, что превратило дорогу в грязное месиво.
Подходя к вагончику, я уже не удивился, почему двери распахнуты. В нем никого не было. На нашей половине, как обычно, все было по-старому, но сравнительно чисто. На Мишкиной койке вновь лежала сетка с его вещами. «Значит, Мишка все еще в разводе», - отметил про себя я. «А где же бригада?» Подобрал валявшийся посреди вагончика веник, подмел рассыпанные спички, включил телевизор.
Проурчав негромко, прошел мимо окон голубой самосвал. Наша обслужанка почему-то, остановилась возле общежития, где жили семьи военнослужащих. Немного погодя, в вагончик вошел Мишка. Постучал в косяк двери.
-Гриш, можно?
-Нельзя! - сострил я, сделав серьезное лицо.
-Ты чо, с ума сошел? А где я ночевать буду? - вытаращил глаза он.
-Входи, входи! - не удержавшись, расхохотался я, а через минуту спросил: - Что у вас сегодня за праздник?
-Да так, ничего особенного. Комнату нам в общаге на зиму дали. Вот и решили немного обмыть, - Мишка повесил сетку на вешалку.
-Ну так что?
-А ничего! Сказал я ребятам, что ты приехал. Бык говорит: «Все, ребята! По домам! А то поэт опять настучит Ильичу!» Они сели в машину и уехали.
-Что, и Огуречик там был? - поинтересовался я.
-Огуречик уволился, - сообщил мне вдруг Мишка, усаживаясь на кровать.
-Уволился? А почему, не знаешь?
-Нет, - сказал Мишка.
Через два дня приехал Октябрь Ильич. Свежевыбритый, подтянутый, а главное, веселый.
-Здравствуйте, ребята! - весело поздоровался он с бригадой, когда мы собрались утром на объект. И тотчас заметил меня.
-А, Григорий Иванович приехал! - подошел и поздоровался со мной за руку. В вагончик тотчас заглянул Бык.
-Заходи, заходи, Владимир Иванович! - пригласил Октябрь Ильич. - Есть у меня к вам, ребята, разговор, - положив папку на стол, начат, как всегда, он. - Во-первых, товарищи, сообщаю приятную новость. Квартальный план мы выполнили на сто десять процентов. Поздравляю. Молодцы, ребята, вижу, что исправились!
-Ура! Вскрикнул было Мишка, но ему прикрыл рот ладонью Астахов, все засмеялись. Оглянувшись на них, заулыбался и Октябрь Ильич, но тут же призвал к порядку.
-Тише, товарищи, есть еще одна новость - это то, что нам увеличивают объем работ, а поэтому нужно будет набрать еще одну бригаду монтажников.
За разговорами и утренними сборами, вчерашние мысли о бригадирстве перешли на второй план и казались далекими и не реальными. Задумавшись, сидел я, вспоминая Байконур, как вдруг услышал:
-Вторую бригаду возглавит Григорий Иванович. Как вы думаете, ребята?
-Из него бригадир, как из моего хрена тяж, - проворчал недовольно Бык. Я ожидал, что после него, как из рога изобилия, посыплются обидные и не справедливые обвинения в мой адрес, как тогда, перед отъездом на Байконур. Скажут: «Что вы, Октябрь Ильич, предлагаете нам этого предателя и стукача? А то и еще хуже». Но все вышло иначе.
-А что? Мне с Гришей нравится работать. Он хоть и строгий, но справедливый! - как бы в раздумье, в наступившей тишине, произнес Децел.
-Я тоже, пожалуй, пошел бы с Гришей, - после некоторого колебания снял шлем Астахов.
-Эх, была - не была! подпрыгнул вдруг Мишка, - мне сам Бог велел быть с Гришей, он столько со мной возился!
-Продался за чечевичную похлебку! - презрительно покосился в его сторону Бык, намекая на то, что я готовил всегда, а Мишка питался вместе со мной. Октябрь Ильич хитровато этак посматривал из-под кустистых бровей то на меня, то на Быка. Но я молчал, упорно не желая связываться с Быком.
-Нет, извини, Вов, - заюлил Мишка. - Татьяна сказала, что если не уйдешь от своего проклятого...
Мишка хотел сказать «Быка», но вовремя спохватился и решительно перешел ко мне.
-Я с тобой, Гриш!
-Где Астахов, там и я! - пересел к Астахову Мустафин. Бык сердито засопел, с ним оставался лишь Толстолобик да несколько новеньких ребят.
-Вот и хорошо! Мы определились, - протер очки довольный Ильич, - А теперь за работу. - Октябрь Ильич оглянулся на меня и встал. - Утром получите сварочный аппарат, нужный инструмент, карбид, словом, все, что нужно. Погрузите на ГАЗ - 66 и поедете в Журавлиху. Есть там такой завод по ремонту лесотехники. Найдете директора. Впрочем, я тебе, Григорий Иванович, перед отъездом дам необходимые документы и объясню все, - пообещал он. И, отдав какие-то распоряжения, Быку, пошел с ним на объект.

Гл. 14

Провожая бригаду в командировку. Октябрь Ильич озабоченно и уже не так весело наказывал мне к кому обратиться в Журавлихе.
Неожиданно заявил:
-Долго думал я после вчерашнего собрания. Хоть и поддержали тебя ребята, Григорий Иванович, но Владимир Иванович, мне кажется, тоже прав. Бригадир из тебя пока никакой.
-Это почему? - обиделся я.
-Ты не обижайся, Григорий Иванович, - положил мне руку на плечо Ильич, - слишком ты прямолинеен и прост, режешь правду-матку, как саблей машешь направо и налево. Тут нужно быть умным и даже мудрым. Вот хоть Владимир Иванович великий грешник, и человек, можно сказать, не без недостатков, но умеет и может заставить работать бригаду, тем более, я замечаю, что он исправился.
-Да, исправился! - мысленно усмехнулся я, - если бы я вчера не приехал, сегодня бы вся бригада похмелялась.
-Ну ладно, - заметив мою кривую ухмылку, свернул разговор Воронин, - время рассудит, кто чего стоит. Желаю всего хорошего!

Гл. 15.

В Журавлихе, в этом селе, а вернее, в рабочем поселке лесозаготовителей, где прямо у небольшого вокзальчика есть нижний склад с бесконечными штабелями леса и горой опилок, стоял ядреный хвойный запах. Поселили нас в деревянной, барачного типа, гостинице, с небольшим палисадником перед окнами, огороженном штакетником, с тремя полыхающими костром рябинами и молодыми березками.
Сразу пошли на завод. Заводской кладовщик показал нам, где брать трубы. Они оказались длинными и непомерно тяжелыми. Навалившись впятером, мы стали их растаскивать по цехам. Трубы были настолько тяжелы, что слабосильные Мустафин и Мишка с трудом поднимали их. А когда несли трубу, обоих мотало из стороны в сторону. Поэтому им на помощь я поставил Децела. Мы с Астаховым вдвоем несли задний конец. Было такое физическое напряжение, что казалось, от натуги подломятся ноги или лопнет низ живота. Работали с темна до темна, и совершенно уставшие, обессилившие, входили в гостиницу, едва умывшись, падали спать.
Столовая находилась по соседству с гостиницей, мы с завода ходили туда обедать. Готовили там по-деревенски вкусно и сытно. А хлеб там - не хлеб был, а мечта. Мягкий, высокий, душистый! Мы его иногда так с чаем, а то и с водой съедали по булке. Охотно ел его и Мишка. Но вот, что касается остального, то просто диву давались! Мы уплетали, не считаясь с деньгами, чуть ли не по две порции, а Мишка обходился стаканом кефира и двумя пирожками.
-Да пропадешь ведь ты! Работа тяжелая, а он два пирожка! - кипятился Децел. Он по-прежнему ходил в матросской тельняшке, хотя матросом никогда не был. Матросом был его отец.
-Ну давай, я куплю тебе порцию котлет и борща, - предлагал он Мишке.
-Правда, Миш, чего задурил? Что, аппетита нету? - допытывался Астахов.
-Нет, - отмахнулся Мишка, и, забрав оставшийся пирожок, пулей, выскочил из столовой.
По пути мы заходили в продовольственный магазин, на вечер прихватывали еще продуктов. Мишка же с вожделением останавливался у виноводочного отдела. Я видел, что Мишке тяжело было уходить из этого отдела, но он все-таки уходил. И я мысленно радовался, что он может побороть искушение. А в остальном Мишка был как все, веселый и общительный парень, немного хвастлив, задирист и неугомонен. Едва мы начали варить трубы для новой трассы отопления, Мишка не преминул похвастать, что умеет варить. Схватил держак, но верный астаховский «оруженосец» Мустафин преградил ему путь.
-Ты что? - презрительно мазнул растопыренной пятерней по лицу Мишка, отчего-то чувствуя над Мустафиным превосходство. Но тот маленький, ершистый, с тоненькими усами под носом, весь вскипел и дал Мишке несколько пощечин. Тот сразу отступил и скис, замолчал на целых полчаса, сел в сторонке.
-Ладно, Миш! Иди, повари! - пожалел Астахов. Мишка тотчас ожил.
-Доверяешь, да?
-Доверяю.
Поварив несколько минут, Мишка откинул щиток и держак, ожидая похвалы Астахова. Тот внимательно осмотрел работу, вдруг шлепнул Мишку шлемом по голове и сказал:
-Охламон! Ты посмотри, какой у тебя шов: как бык поссал! Пьешь, вот у тебя руки и дрожат!
Мишка виновато похлопал глазами и с испугом посмотрел на свои руки.
Зато сам Астахов варил артистически. Шов его был аккуратней заводского автоматического настолько, что хотелось им любоваться. С первых же дней, чтобы посмотреть на его работу, приходили сначала заводские слесаря, а затем и директор с главным инженером. Астахов недовольно хмурился, но продолжал, стиснув зубы, работать. Мы с Децелом успевали укладывать грубы. Мишка готовил электроды и заменял в сварочном аппарате карбид, когда нужно было, и, подкручивая ручкой, ставил нужную высоту тока.
 
Гл. 16

За месяц мы закончили варить всю заводскую отопительную систему, но директор попросил нас посмотреть еще и вентиляцию. Мы тотчас переключились с Мишкой туда. Децел, Мустафин и Астахов продолжали устранять недоделки и запускали котельную. Трубы в цехах сразу стали горячими. Радости заводчан не было предела. Но мы настолько все устали, работая без выходных, что еле передвигали ногами. Обросли все. Лица побледнели и посерели. В этот день я решил прямо среди недели сделать бригаде отдых.
Правильно, - одобрил меня Астахов, утирая со лба пот.
На утро мы не вышли из гостиницы и спали чуть ли не до обеда. Потом ребята по телефону связались с участком. Оказалось, что там давали зарплату. Все сразу засобирались за деньгами. Через полчаса уехали на попутной машине. Мы же с Мишкой остались. Мои деньги пообещал получить Астахов, а Мишке их вообще не выдавали, за него зарплату получала жена, и выделяла мужу лишь на еду. После обеда мы с Мишкой пошли в магазины. Он сходу ринулся в виноводочный отдел и тотчас же встал, как вкопанный. Водки в отделе не было, стоял лишь дорогостоящий коньяк. Судорожно сглотнув слюну, Мишка торопливо достал из нагрудного кармана деньги и хрипло попросил продавца:
-Бутылку коньяка.
-Не надо ему никакого коньяка, - я забрал его деньги с прилавка и легонько подтолкнул к выходу. Мишка, немного поколебавшись, послушно вышел. Но через час он вдруг исчез из гостиницы, выйдя покурить, и к вечеру пришел пьяный. Из кармана костюма торчала бутылка коньяка. Он спустил все до копейки, что сэкономил на еде за целый месяц. Пришел не один, а с мужиком, недавно приехавшим в командировку из Горно-Алтайска.
-Садись, - великодушно махнул рукой узкоглазому парню, и, поставив на стол бутылку, полез в карман за стаканом, но потерял равновесие, смахнул со стола бутылку на пол. Пока Мишка и алтаец, стукнувшись лбами, подняли бутылку, там осталось не больше стакана. Мишка деловито налил, повернулся лицом к алтайцу:
-Все! Щас мы! - пьяно икнув в лицо, захохотал.
-Как мы е! - засмеялся и алтаец. Мишка неудобно повернулся и стакан с коньяком вновь полетел со стола. Но Мишка все-таки успел поймать на лету и подал алтайцу.
-На, пей! - в стакане коньяка почти не осталось, но алтаец, удивленно хлопая глазами, все-таки опрокинул его в рот.
-Ха, ха, ха! - закатился Мишка, падая на кровать. - На чужбинку захотел! Да? А вот тебе! - и сложил фигу из своих пальцев.
Чуть раньше всей бригады в Журавлиху приехал только Децел.
-А где ребята? - спросил я у него.
-Не поехали они, - почему-то хмуро и нехотя цедил сквозь зубы Децел.
-Почему?
-Почему! Почему! вдруг разозлился всегда миролюбивый Де¬цел. - Ты говорил, нам по две тысячи уплатят, а заплатили только по пятьсот! И вообще, - повысил голос он, - ребята сказали, что с тобой работать больше не желают. Астахов говорит: «Я этому бракоделу руки больше не подам».
-Это еще почему? - я не мог понять, что случилось.
-Октябрь Ильич сказал, что ты все кондиционеры собрал неправильно. И бригаде Быка целый месяц пришлось переделывать их, - сообщил Децел.
-Это ложь, - сразу завелся я, мысленно представив каждый кондиционер, чертежи которых я до сих пор помнил наизусть. Вскоре Децел снова уехал. Уехал с ним и Мишка. Сообщение Децела для меня было настолько неожиданным, что вначале я даже растерялся. На работу вышел один. Весь день ремонтировал заводскую вентиляцию и никак не мог прийти в себя. Понял, наконец, тут что-то не так. «А не происки ли тут Быка» - заподозрил я.
Спешно выпросил у заводчан мотоцикл, решил съездить на объект и проверить все самому. Придя в гостиницу, чтобы переодеться, обнаружил на тумбочки письмо, которое положил, уходя, Децел, но, убитый горем, я не заметил его и обнаружил только сейчас. Письмо было от Огуречика. Он писал:
« Здравствуй, братишка. Во-первых, строках своего письма спешу похвастаться. Нашел, я, Гриша, себя. Помнишь, когда мы с тобой лежали в Тальменке, в больнице, я тогда еще за сто граммов спирта рисовал старшей медсестре санбюллетень и выпускал стенную газету? Тогда ты, посмотрев их, сказал, что рисунки хороши, но если бы я смог эти фигурки, например, воспроизвести в дереве или металле - было бы еще лучше. Я тогда, помню, немного обиделся, но, находясь на Байконуре решил кое-что выпилить лобзиком. Получилось таких вырезок целый чемодан. Когда приехал домой и украсил этими фигурками свой дом, что даже сам ахнул. Дом получился, как сказочный теремок. Повалили ко мне заказчики со всех сторон. Словом, теперь я открываю свою мастерскую. Выпивать даже стал меньше и, если таким образом пойдет дело, то будет не до выпивок. Жена рада, аж на седьмом небе, и ни на шаг не отходит от меня. Так что, так сказать, я тебе во всем обязан. И клянусь, не останусь в долгу! Ну, об этом довольно. Приезжал я вчера за расчетом на участок и услыхал про твою беду. Предупреждаю, я не верю, что ты неправильно собрал кондиционеры - это раз. Во-вторых, выпили мы тут с Толстолобиком, он похвастался, что он родственник Ильича. Ну, я его немного подзадорил, подпоил, как следует, и что ты думаешь? Оказывается, у Воронина давно организована управленческая группа, которая живет в свое удовольствие. Вот и наши денежки - миллион, заработанный в Журавлихе, пустили на постройку личных гаражей и дач, где Бык со своей бригадой весь этот месяц работал. Такие дела они проделывали и раньше. И вообще, я скажу тебе, нам, работягам, от них ждать нечего. Как я теперь понял, что пьем мы и гуляем - это им даже на руку. Во-первых, отпив свое, мы потом во всем виноватые, пашем день и ночь, а зарплату нам можно меньше платить, чем заработали, все равно молчать будем. А ты, Гриша, вообще белая ворона среди нас, поэтому мой тебе совет уходи, пока не поздно из этого змеиного логова, иначе все равно тебя съедят. Прошу, уходи! Все, что я тебе сказал, пусть будет между нами. Договорились? Да, немного в мои рассуждения был посвящен Децел, иначе письмо могло не дойти до тебя. На этом писать кончаю. С приветом к тебе, твой друг Огуречик».

Гл. 17

-Так вот от чего уволился Огуречик, - понял, наконец, я.
И был рад не менее самого Огуречика, что он нашел себя. Но вторая часть письма меня просто ошеломила. И если до этого времени я сомневался в том, что в случае с кондиционерами нахимичил Бык, то теперь был твердо уверен в этом. Вскочив на мотоцикл, тотчас помчался в Топки. Бронзокудровая березовая роща встретила меня тишиной и мягкой, как из ковров, дорогой, по которой я мчался на мотоцикле.
Не удержавшись, остановился, свернул в рощу с дороги, где каждый шаг, каждый шорох листа звучал необыкновенной, чарующей музыкой. Спрятав мотоцикл в кустарнике, я осторожно вышел из рощи и, казалось, никем не замеченный, прошел в здание лаборатории. Здание готово было к сдаче в эксплуатацию. Завезена и разровнена бульдозером и солдатами земля, заасфальтированы дорожки. Сходу нырнув в средний вентиляционный зал, осмотрел первый же кондиционер, понял, что там все по-старому, увидел убегающего к зданию Быка.
«Кто-то позвонил, что я здесь!» - понял я и спрятался за вентилятор у дверей... Войдя в зал, Бык, тяжело дыша, огляделся, вышел, затем внес небольшую канистру с бензином и вдруг стал им поливать в дальнем конце зала стеллажи и ящики, затем вытащил спички.
-Ты что, гад, делаешь? - не выдержал я. И вышел из укрытия. Но Бык успел зажечь и бросить спичку. Вспыхнул огонь. Сорвав с пожарного щита огнетушитель, я направил струю на огонь. Но Бык кинулся на меня, вырвал из его рук огнетушитель, бросил в огонь и, вцепившись в меня, что есть силы заорал:
-Держите поджигателя! Караул! Держите поджигателя!
-Ты что, чокнулся! Ты же сам поджег! забеспокоился я. За дверями уже приближались шаги. Бык все вопил;
-Караул! Держите поджигателя!
Меня скрутили солдаты и привели в кабинет к Октябрю Ильичу. Огонь на стеллажах был погашен. Вначале я обрадовался этому обстоятельству. Подумал, что начальник просто не поверит в мое поджигательство. Но смутно припоминая письмо Огуречика, интуитивно подумал о том, что Октябрь Ильич должен будет все валить на меня. «Да уж не он ли организатор этого самого поджога?» - подумал я, пока тот, по обыкновению, стучал костяшками пальцев по столу и приговаривал, зло глядя на меня:
-Так вот ты каков, Григорий!
-Октябрь Ильич, неужели вы верите, что я сделал поджег? - схитрив, будто ничего не знаю и не догадываюсь, спросил я.
-Выходит, я? - захохотал за спиной Бык.
-Конечно, ты. А кто же еще? - парировал я.
-Ну довольно, Григорий, запираться. Все мы видели, как ты спрятал в кустарнике мотоцикл, прокрался с канистрой в вензал, - сурово прервал меня начальник.
-Вот даже как? - изумился я.
-Скажи, тезка! Ты видел? - пришел к нему на помощь Бык, обращаясь к Толстолобику, стоящему чуть сбоку.
-Видел, - пробурчал тот.
-Вон и Рафик видел,- продолжал Бык. - Видел?
-Видел, - с акцентом сказал, еще придерживая меня за руку, солдат.
-Это черт знает что, на военном объекте сделать поджег, это же вредительство, - деланно разозлился Воронин. - И я такого человека рекомендовал в бригадиры? - как бы с сожалением произнес он. - И вообще, как я заметил, спектакль - был разыгран, как по нотам. Они, похоже, считали меня идиотом. Если бы я не знал всего, я бы, наверное, упал духом. Меня подогревало и держало на плаву знание того, что кондиционеры мои никто не переделывал, зато выросшие за месяц как грибы управленческие гаражи и дачи есть. Мои же противники, боясь разоблачения, этим спектаклем, видимо, пытались меня скомпрометировать и заткнуть рот, чтобы я, как бывший журналист, не написал в газету.
-Скажи, Григорий, на кого ты работаешь? На террористов? А может быть, на иностранную разведку? - продолжал играть роль Воронин.
-Это вы неизвестно на кого работаете...
-В каком смысле? - сразу сморгнул Ильич.
-В гаражном и дачном, - неожиданно для себя самого открыл карты я.
-Ну что ж, Григорий, пытался я тебе помочь, но ты сам все испортил, - как бы с сожалением проговорил Воронин, - пусть теперь тобой занимается военная разведка! и отдал распоряжение: «Владимир Иванович! Отведите его к майору в кабинет номер семь!».

Гл. 18

В комнате номер семь сидел, подписывая какие-то бумаги, белокурый, широкоплечий майор. Выслушав короткий доклад Быка о том, что он привел поджигателя военного объекта, майор, даже не взглянув на меня, ухмыльнулся, спокойно сказал:
-Оставьте нас вдвоем, - и, дождавшись, когда Бык вышел, заговорщицки мне подмигнув, сказал: «Садись». И указал на стул напротив себя. Весь его вид говорил: «Я, конечно, не верю, что ты что-то поджег, но я должен тебе хоть что-то сказать». И он сказал:
-Предлагаю тебе выход из положения.
-Какой?
-Ты пишешь заявление, что не поджигал, а случилось все это невзначай. Я кладу эту бумаженцию в стол - так, для отвода глаз, чтобы успокоить всех этих, - кивнул он на дверь. - А тебя выпускаю. Ты уходишь и чтобы на этом объекте ни ногой. Понял?
-Нет, не понял! - воззрился на него я. - Я, значит, ухожу, а у вас оставляю свое признание, что поджег, хотя и не поджигал? - сообразил я.
-Сообразительный, сука! - сразу согнал добродушие с лица майор.
-Если таким тоном будете со мной разговаривать, я вообще говорить не буду, - предупредил я.
-А кто с тобой, гадом, будет разговаривать? - усмехнулся майор. - Я вот напишу сопроводиловку, как раньше, врагу народа, и пусть тебе светит этак с десяток лет в не столь отдаленных местах. Диверсия на военном объекте, это тебе не баран чихнул, и второе - избиение человека, помешавшего тебе делать черное дело!
-Это вам не тридцать седьмой год! - внутренне холодея от его слов, возразил я.
-Ах, не тридцать седьмой! Так сейчас еще легче, чтобы упрятать тебя куда следует! - Явно теряя терпение, разозлился вдруг майор. И вскочив, размахнулся и ударил меня в лицо. Из носа хлынула кровь, я упал вместе со стулом на пол.
-Говори, гад! Напишешь заявление или нет? - занес надо мной ногу майор.
-Нет! - твердо сказал я, сплевывая с губ кровь.
-У-у! Падла! - взвыл майор, но поднял мой стул и отошел к окну.
Ну что ж, тебе видней, - вздохнул он и задумался, повернувшись ко мне спиной. Неужели он верит тому, что я поджигатель? Вдруг вспомнил и узнал майора.
Когда-то, еще в начале, мы с Огуречиком ездили в воинскую часть за листовым железом. Долго ждали майора, начальника АХУ, который в то время давал наряд на работу взводу солдат, и вот так же ругался, называл их суками, пинал чуть ли не каждого в строю, отсылал на работу. Узнал я его, и сразу понял, что Октябрь Ильич, пытаясь запугать меня, просто солгал, что майор из военной разведки. Поняв это, я вспомнил случай, произошедший с моим дедом. Был тридцать седьмой год. Допрашивая деда, следователь бил пистолетом по лицу и тогда, чтобы приблизить свою смерть, тот кинулся на следователя и стал душить его руками. Все это в одно мгновение промелькнуло у меня в голове, пока майор стоял спиной ко мне. Я вдруг решился... Когда он повернулся ко мне, видимо, не зная, что делать дальше, над головой был занесен стул.
-А, а! - заорал майор, заполз под стол и взмолился оттуда: - Стой! Не дури! - Я спокойно перешагнул через него, встал на подоконник и выпрыгнул на улицу. Показал кукиш вначале майору, а затем ожидавшим меня в коридоре, конвоирам. Выскочив на улицу, радостно засмеялся:
-Ну, теперь ловите ветра в поле!

Гл. 19

Но радовался я напрасно. Ко мне со всех сторон уже бежали солдаты, и, сколько бы я не бегал от них, не ускользал ловко, они все-таки поймали и вновь привели к майору.
Нет, нет! Ведите хоть к лешему, этого идиота, только не ко мне! - заартачился вдруг майор.
Меня вновь отвели к Воронину. Долго и зло сверлил он меня испепеляющим взглядом, наконец, что-то придумав, взялся за телефон. Меня, прошедшего угрозы, избиение и обман, казалось, не испугает ничего. Но когда Октябрь Ильич взял трубку, набрал номер и сказал негромко:
-Аркадий Семенович? Привет, дружище! - все тотчас же притихли, ожидая каких-то решительных и кардинальных действий с его стороны. Притих и я, слушая, как гулко стучит в груди мое сердце.
-Аркадий Семенович! - вновь спокойно произнес Воронин. - Как ни прискорбно, но у нас на объекте появился клиент по вашему ведомству. Что, говорите, за клиент? Понимаете, сделал, поджег! Мы вначале думали - вредительство, хотели его поймать, а он носится по объекту, глаза бешеные, пена у рта.
-Вот гад! В психушку звонит! - наконец, догадался я. Воронин же, не моргнув глазом, лгал в трубку:
-Избил нашего уважаемого бригадира, кинулся на майора Борисова. Немедленно пришлите неотложку, - и, положив трубку, злобно захохотал. - Посиди немного в психушке. Пусть мозги на место встанут. Я вас, сильно умных, всех бы туда загнал!
Так я оказался в психушке.

Гл. 20

Прошло целых две недели, а меня все не выпускали. И начальные мои надежды, что это - недоразумение, и вот-вот все выяснится, и меня выпустят, не оправдались. Мне в психбольнице было уже невмоготу, я не раз уже собирался бежать. Главный врач, которому тогда звонил Воронин, с первого дня придерживался той же версии, что я сошел с ума, зациклившись на мысли, что вокруг меня всюду мафия. Поэтому, что бы я не рассказывал, охотно выслушивал меня и отправлял обратно в палату.
-Доктор, неужели вы не видите, что я не дурак?! Ну, посмотрите мне в глаза! Разве я похож на сумасшедшего? - приставал я к нему, пока, видимо, не допек его до самых печенок. Он сказал:
-Я, Орляскин, вовсе не считаю тебя сумасшедшим. У нас таковых нет. Вот посмотри, показал он мне в окно, на то, как у подъезда коренастый, курчавый больной, оседлав швабру, и, взяв хворостину, наскакивал на другого и кричал:
-Долой белогвардейскую сволочь!
-Это у нас Чапай, - захохотал врач. - Есть изобретатель вечного двигателя.
-Будешь приставать, обещаю поставить тебе успокоительный укол, - пригрозил он.
Накануне я слышал, как одному буйному поставили такой укол. Он долго метался и орал от боли, а потом затих, стал необыкновенно тихим и послушным. На этот укол мне и намекал доктор. Читал я, еще на воле, что такое лекарство нигде в мире не применяется для лечения, а у нас до сих пор пользуются им для самых буйных. Я боялся этих уколов, и, тем не менее, лихорадочно готовился к побегу. Но последние дни главврач что-то заподозрил, приставил ко мне двух санитаров, которые целый день находились неподалеку от меня. И стоило чуть отойти от своего корпуса, они были тут, как тут.
Вот и в этот раз, выйдя в сквер, где прогуливались больные, я присел на скамейку, а на соседней расположились они. Неожиданно, сквозь забор и колючую проволоку я увидел астаховского москвича, а затем и полбригады вместе с Огуречиком у ворот. Я понял, что, узнав о моей беде. Огуречик приехал в бригаду и поднял ребят мне на помощь.
-Огуречик! - радостно привстал я со скамейки, но тотчас же подошли оба санитара и схватили за руки.
-Эй, фискал! - крикнул одному из них Децел - Ты что? Hу-ка отпусти Гришу, а то я тебе шею набью. Забыл, как я тебя за фискальство метелил!
-Да я чо? - вдруг опустил правую руку санитар, но к выходу уже спешил главный врач.
-Немедленно убирайте больных в палату! крикнул он.
Воспользовавшись замешательством санитара, я подскочил к воротам, обнял через решетку Огуречика, зашептал ему:
-Видишь, тепловую трубу? Она выходит за территорию, ждите меня в два часа ночи, - и пошел за санитарами к своему корпусу.

Гл. 21

Ночью я бежал из психушки и вскоре уехал к себе, в Бийск. Вот так и закончилась моя психушечная история. Я был свободен. Но прежде, чем уехать к матери, разозлившись, стал кричать на ребят, требуя, чтобы они пошли со мной в милицию, суд, чтобы подать заявление на преступную группу Воронина. Бригада молчала. Общее мнение высказал Астахов.
-Что ты, Гриш! Какая там преступная группа - сейчас такие группы везде! Давай подождем, пока жизнь наладится...
И я ушел, не в силах больше разговаривать с ребятами. Шел и спрашивал мысленно себя: «Что же ты, гегемон, приобрел, кроме своих собственных цепей?» И не мог найти ответа. «Кто же нынче нам, работягам, опора и защита?» И выходило, что кроме, как на самого себя, надеяться было не на кого.
-Стой, Гриша! Я с тобой!
Кинулся догонять меня Огуречик.
Но я уже понял, что время, действительно, сейчас не лучшее и его надо переждать. А вообще, легкого и хорошего времени у нас, на Руси никогда не было. И уже не верилось, что оно когда-то таковым будет!