Александр Семёнович

- Александр Семёнович, будьте добры, откушайте с нами!
Александр Семёнович есть совсем не хотел, но чтобы не обидеть радушных хозяев за стол сесть всё-таки пришлось.
- Расскажите, - проскрипела хозяйка, пододвигая к гостю огромную тарель с борщом, - как по вашему – пироги с черникой на банкете у Неозёрского удались?
Сидевшие за столом люди, резко замолчали и уставились на женщину. Хозяйка растеряно  хлопала глазами и старательно улыбалась, пытаясь скрыть волнение. Красное платье на огромном, раздавшемся в ширину теле выглядело слегка поношенным - вышитые сусальным золотом колоски поистёрлись, а белый воротничок вяло растёкся по плечам.
Вопрос был и вправду не уместным, так как Неозёрский сидел рядом и вероятно ждал реакции в ответ.
От такого провокационного, во всех отношениях, вопроса, у Александра Семёновича, первая ложка дымящегося, наваристого борща попала не в то горло,  и его скрутило в жутком приступе кашля.
- Ой, Александр Семёнович, - взволновано закудахтала широколицая соседка справа, - давайте я вам по спинке постучу!
Александр Семёнович, разрывая дряблое горло, не мог более сидеть и начал медленно падать назад. Естественно, падать ему не хотелось, так что, хватаясь тонкими пальцами за скатерть, он молил господа, чтобы это хоть как-то помогло усидеть на табурете.
Белая, накрахмаленная скатерть держала на себе белоснежные тарелки, чашки из голубого фарфора, плошку с заливным, хлебницы под завязку набитые хлебами разного сорта, горчичницы всех видов и размеров, ложки, вилки, общие серебряные тарелки, витиеватые жёлтые подсвечники и большую вазу с живой красной розой. Этого хватило бы для приёма и двенадцати человек, но когда сервируешь стол в ожидании гостей, остановиться невозможно.
Не смотря на всё разнообразие нужных и не слишком пригодных именно для этого вечера предметов, скатерть все-таки не смогла набрать  на себе веса, необходимого для того, чтобы Александр Семёнович  смог удержаться. Ситуацию усугубляло ещё и то, что жуткий кашель никак не хотел прекращаться, так что, трясло Александра Семёновича будь здоров.
- Батюшки! Что же делается то? – Проверещала хозяйка, в ужасе схватившись ладошками за щёки. Наблюдать за тем, как хрупкие тарелки и старинные чашки с грохотом полетели со стола было занятием не из приятных.
Александр Семёнович даже в полёте с остервенением кашлял. Лицо его покраснело и выражало воистину страдальческие чувства. Белки впалых глаз покрылись красной сетью разорвавшихся капилляров, руки тряслись и проворно загребали покрасневшую от разлитого борща скатерть.
Хватаясь за полетевшие во все стороны столовые приборы, Николай Неозёрский, с глазами, жутко выпученными наружу, злобно кричал Александру Семёновичу что-то не слишком приятное. К сожалению или возможно к счастью, из-за кашля он не мог разобрать, что именно ему кричали.
Окончательно рухнув на пыльный, бревенчатый пол, Александр Семёнович, под звон бьющейся посуды начал заворачиваться в грязную, мокрую скатерть, дёргаясь из стороны в стороны.
Через несколько секунд грохот окончательно прекратился, и в комнате настала полнейшая тишина.
Неозёрский, соседка с широким лицом, радушная хозяйка, а так же остальные гости с удивлением смотрели вниз. Там, утопая среди блестящих осколков, лежало окуклившиеся тело. Толи скатерть была такой длинной, толи Александр Семёнович внезапно стал таким компактным, но каким-то образом ему удалось с ног до головы завернуться в грязное полотно.
- Александр Семёнович, вам полегчало? – Глупо брякнула соседка с широким лицом. Поймав на себе неодобрительные взгляды собравшихся, она уже хотела сказать что-то в оправдание своим словам, но все её попытки грубо прервал Неозёрский.
- Дура ты Зинаида! Прежде чем рот разевать, думай вначале, а лучше вообще. – У Николая не хватило приличных слов, так что пришлось вмазать для убедительности по мерзкому лицу этой глупой бабы.
Кулак звонко врезался в рыхлую почву лица, оставив яркие, праздничные следы под левым глазом.
- Ой, батюшки, - занервничала хозяйка, - что это вы Николай творите то? Ещё и двух часов нет, а вы уже на бабу с кулаками лезете! Нехорошо это.
 Народ одобрительно забормотал что-то себе под нос.
Николай лишь хмыкнул в ответ и отплюнувшись хлопнул ревущую соседку ещё разок, только на этот раз прямо в  пурпурный, дрожащий нос.
Соседка глухо рухнула на пол, держась обеими руками за сломанный, некогда прелестного вида нос. Раскрыв узенький рот, она рыдала навзрыд, оплакивая ушедшую красоту.
«Как же я мужу то покажусь?» - причитала она, - « Вот приду домой, платочек то с лица сдёрну, а он всё и поймёт сразу. Ага, скажет, у Неозёрского была, блудница, от мужа в разные стороны шатаешься, так и за дело получаешь. А потом наверное и сам добавит. Тогда уж поделом будет – сама виновата. Сама первая рот раскрывать начала, да и задрожала от пощёчины лёгкой, нюни то распустила. А может если улыбнулась, то Коленька бы обнял, да за груди бы потрепал – Глупенькая ты моя, сказал бы, да отпустил. Дура я, сама виновата. Правильно папенька говорил, что от языка бабского беды и несчастья всегда. Баба в доме – еда на столе, а коли рот раскроет быть беде».
- Тьфу на тебя, - продолжал плевать Неозёрский на соседку, - тьфу, тьфу и ещё раз тьфу!
 Зинаида, поначалу дёргавшаяся по привычке в сторону, смогла все-таки пересилить страх и, улыбаясь кровавым лицом, глядела на Николая.
«Какой же вы Коленька хороший»  - лепетала соседка - «Всё то вы знаете, всё то вы правильно делаете. И вот плевки ваши даже как радость самая настоящая для меня»
Хозяйка покачала головой – «дура она и есть дура».
Гости начали расходиться – смотреть, как Неозёрский плюётся в Зинаиду, было не в новинку.
- Да и еду всю Александр Семёнович за собой под стол уволок и ест там небось всё в одну рожу, так что мы уж пойдём.
Хозяйка расстроилась, но стараясь не подавать виду начала гладить себя по щекам.
- Ну, куда же вы? Вы ведь и не слышали, как Александр Семёнович играть на гулсях может! Сейчас он в себя придёт и…
- Извини Клав, мы уж как-нибудь обойдёмся.
Гости ушли, оставив после себя кучу грязи на половике да спёртый, напряжённый воздух.
Хозяйка вздохнула, но ничего не оставалось кроме как…
- Историю я рассказать вам хочу, девочки! - закричал Александр Семёнович, поднявшийся из-под стола.
Красное, вспучившиеся лицо со всех сторон облепляли лоскуты льняной скатерти. Когда Александр Семёнович говорил или тряс головой, лоскуты отклеивались вместе с кожей и падали на и без того захламлённый пол, а красные пузыри лопались, обильно брызгая в стороны гноем и кровью.
- Смотрите, - гундосо промямлила соседка, - Александр Семёнович в бабочку превратился!
- И действительно ведь, Зинаида, - с улыбкой согласился Неозёров, - действительно в бабочку! Позвольте любезнейший, а вы какого семейства будите?
- Из Нимфалид, Николай. Крапивница я. – Добродушно ответил Александр Семёнович смешным писклявеньким голосочком.
Крылья у Александра Семёновича ещё пока не окрепли и от того были сырыми и липкими. Зато вот лицо почти полностью завершило метаморфозу и вместо дряблого старческой физиономии красовались аккуратный хоботок и два больших фасеточных глаза. Забавно было наблюдать как он, прихрамывая, шагает туда-сюда по комнате. Не все части дела успели отделиться, так что зрелище получеловека полубабочки производило довольно весёлое впечатление. Даже не на шутку струхнувшая хозяйка не смогла сдержать улыбки. Левая нога усохла и превратилась в тонкую чёрную палочку, тогда как в правой угадывались былые человеческие признаки – пальцы на ступне, коленка, волосатая белёсая кожа.  Такое же было и с остальными членами его тела. Периодически отваливались небольшие кусочки мяса, но до полного превращения потребовалась бы как минимум четверть часа.
Зинаида напрягла всё тело и попыталась подняться. Руки и ноги дрожали, хотя с лица больше ничего не капало – кровь успела свернуться и теперь грубой коркой застыла на лице, правда нос периодически поставлял новые порции красной водички.
- А ну, шла отседа, - закричал Николай, по-дружески пнув Зинаиду в живот.
Скорчившись от боли, она, тем не менее, устояла на ногах, и даже попыталась улыбнуться.
«Учится, девочка» - подумалось Неозёрскому.
- Ой, что же это я тут стою, - разразилась Хозяйка, – пойду, самовар поставлю! Чай с баранками пить будем.
Через несколько минут все сидели за большим дубовым столом, перед пузатым медным самоваром. Александр Семёнович стоял на столе и раздувал угли натянутым на самовар большим блестящим сапогом.
Зинаида и Николай угощались сладостями, а хозяйка пела частушки, заставлявшие покраснеть всех собравшихся, даже Александра Семёновича. Хоть  и превратился он в крапивницу, а скромность не растерял – потешался Неозёрский, хлопая себя по коленке.
- Ну что, друзья, - пропищал Александр Семёнович, - чаёк готов, можно наливать.
Хозяюшка встрепенулась и присела на пол – искать уцелевшие чашки или хотя бы большие осколки.
Александр Семёнович ещё раз огляделся – как же всё было замечательно вокруг – и Зинаида, и Николай и Хозяйка! Как же непросто будет с ними расставаться. Но что тут поделаешь – инстинкт есть инстинкт, скоро лететь пора.
- Вот кстати, занятную штуку вспомнил недавно, - весело начал Неозёрский, - послушайте, вам понравится. Иду я значится как то вокруг дома – ну иду и иду, не трогаю никого вроде как. И толкьо слышится мне что вдали кто-то звать меня начал – тиииииихо так, шёпотом почти «Николай, Николай». А голос такой тоооненький, ласковый. Ну я значится побежал туда, что же делать. Подбегаю и вижу: в пелёнки весь завёрнутый, ребёнок вроде бы, но только обманчиво было моё предположение. Открываю я значится простынку то и тут бац – пусто внутри.
- Как так? - Удивлённо воскликнула Хозяйка. - А кричал кто же тогда? Неужто померещилось?
- Да Бог с вами, - любезно ответил Неозёрский, - вы до конца слушайте.
Хозяйка быстро закивала и принялась слушать дальше.
- А дальше вот что было то, - продолжил Николай, - Стою я значится с пелёнкой пустой в руках, а тяжелая она всё равно, зараза. Значится, я так прикинул - есть там кто-то, или даже что-то.
Неозёрский не смог рассказать свою историю до конца – тяжело рассказывать, когда вместо головы у тебя дымящийся, обугленный огрызок.
Зинаида заверещала и ринулась к телу Николая, рухнувшему, словно мешок с картошкой вниз, на пол.
- Коленька, миленький, - слёзы безутешной Зинаиды градом сыпались на пол, - как же вы так умудрились то? За что вы так нас покинуть то решили?
От горя Зинаида била себя по лицу его руками, приговаривая «Вот так вот, да? Вот так вот мне бабе неразумной, давайте, бейте же! Бейте!!». Но ничего у неё не выходило – Неозёрский отказывался самостоятельно лупить её по лицу.
Александр Семёнович пропищал что-то вроде «Слыхал я о таком: случается иногда, но не со всеми. Это как самовозгорание, только тут голова взрывается» и принялся наливать чай в кружку поданную Хозяйкой.
- Зинаида, что это вы? - засуетилась Хозяйка, - Чай стынет, сладостей вот мало совсем осталось, присоединяйтесь! Мы сейчас ещё немного посидим, почаёвничаем, а потом нам Аркадий Семёнович на гуслях сыграет. Сыграете же?
- Отчего же не сыграть, - поддержал Аркадий Семёнович разговор, - конечно сыграю. Я их как раз сегодня с собой прихватил. Вы какую песню больше всего любите?
Зинаида ничего не ответила. Хотела сказать что-то, но не смогла – слёзы сами собой потекли из глаз, голос задрожал, руки ослабли и она опала на пол.
- Я вам тогда рядом туда чаёк то поставлю, а вы уж за сластями сами к столу подходите, - строго сказала Хозяйка.
На том и порешили.