Утка

Как-то Геннадий Геннадьевич вернулся домой с работы, жены дома не было. Он как обычно сел за стол и вдруг начал крякать. "Кря-кря"- начал он. "Кря. Кря. Кря-Кря" - издавались звуки. Поначалу это ему показалось странноватым, но через минуту-две он возобновил упражнения. "Кря-Кря. Кря-Кря-Кря" - он даже поднялся со стула и прошёлся по комнате. "Кря-Кря" - издавал он звуки и даже стал двигать руками, будто бы это были птичьи крылья. "Кря ?" - словно удивился он сам себе и решил подойти к зеркалу.

В отражении на Геннадия Геннадьевича глядел всё тот же чуть полноватый мужчина, в рубашке и красных подтяжках, с аккуратными усиками на круглом лице. Он поднял брови, повернулся боком, ожидая там увидеть хвост или что-то подобное. Но в зеркале был лишь его зад, обтянутый брюками.

Крякая, Геннадий Геннадьевич направился в кухню, чтобы пообедать. Но ни первое, ни второе ему решительно не лезли внутрь. Тогда он открыл кухонный шкафчик и извлёк оттуда пакетик с пшеном. Присев на корточки, чтобы было удобнее, он высыпал пшено на пол и уже встав на колени стал его употреблять, словно бы он действительно являлся уткой.

Когда Геннадий Геннадьевич покончил с пшеном, то услышал как открывается входная дверь. Со страху, что жена заметит всё это безобразие, он спрятал пустой пакетик из-под пшена в карман и уселся под столом.

- Гена ! Гена !  - жена Геннадия Геннадьевича вошла в кухню и обнаружила его сидящим под столом и  глядящим на неё испуганно.

-Ты выпил, Ген? Что с тобой, а ? - она подошла поближе и наклонилась, чтобы получше разглядеть мужа. Но Геннадий Геннадьевич не шевелился, а только крякнул : "Кря... Кря..."

Женщина испугалась, сообразив, что у мужа случилось расстройство на почве злоупотребления алкоголем. Она принялась вытаскивать его из-под стола, но Геннадий Геннадьевич не поддавался. Тогда она фыркнула на него, заявив :

- Ну и сиди тут, кретин.

После того, как жена вышла из кухни, Геннадию Геннадьевичу стало легче и он выбрался ползком из убежища и, покрякивая, направился к раковине, дабы попить воды.

Уж наступил вечер, затем и ночь, жена его легла спать, надувшись, а Геннадий Геннадьевич упражнялся, извлекая всё те же звуки : "Кря-кря-кря. Кря-Кря." Он обрадовался, что , скорее всего, завтра он не пойдёт на работу, сославшись на нездоровье, и будет целый день сидеть дома и крякать. Тут он отметил, что очертания больших предметов как бы размылись, а мелкие предметы теперь  представлялись ему лишь неясными пятнами. Как бы там ни было, а Геннадий Геннадьевич устал и, определив себе место рядом с кухонной дверью, устроился спать, поджав под себя толстенькие ноги.

Он проснулся от того, что чувствовал сильный голод, а из горла помимо его воли вырывались странные звуки : "Кря-кря, кря-кря-кря !" Испугавшись, Геннадий Геннадьевич побежал к зеркалу, но это было нелегко ибо ноги его стали чересчур коротки, и он лишь семенил ими, бегая кругами. Здесь же, на полу лежали перья и малюсенькие чёрные кругляшки.

Натуральным образом Геннадий Геннадьевич был теперь уткой - глупой, голодной и копошащейся. Ещё успев испугаться, пока последние крупицы человеческого сознания не превратили его в тупую птицу, Геннадий Геннадьевич решил срочно звонить жене, но сделать этого он, увы, не мог, так как ему не хватало роста.

Постепенно переставая различать цвета и вещи вокруг, утка Геннадий Геннадьевич, суетясь, топал оранжевыми лапками по кухонному полу, тыкая в него носом и часто моргая. "Кря-Кря-Кря" - неистовствовал Геннадий Геннадьевич. "Кря-Кря !" - кричал он, требуя пищи.
 
Спустя какое-то время - он уже не мог определять, сколько прошло часов - пришла с работы его жена, и, ахнув, упала в обморок. Подбежав к ней, милая уточка потыкала носом в руки и ноги женщины и, отчаявшись от голода, улеглась рядом, распушив перья.

На следующий день на комоде в комнате стояла средних размеров клетка, а в ней сидел Геннадий Геннадьевич, превратившийся в утку и клевавший зерна. В клетке же находились и вода в специальной формочке, а также опилки, чтобы птице было удобно спать.

Жена Геннадия Геннадьевича оторвала голову от телевизора:

- Кушай, кушай, Геночка, теперь нам с тобой много не нужно.