Пусть напишет!

                Когда кораблю предстоит  выход в море на длительное время, то, обычно, это событие, а точнее - новость об этом  событии встречается  всеми офицерами по - разному :одними-безразлично, как правило, это молодые или  младшие офицеры, им -все  равно, им  что так  с  корабля  не сходить месяцами, что эдак, словом  - им  без разницы, другим не все - равно- они переживают, что долго будут оторваны от семьи и дома  и пр.,  им  хочется  слинять с корабля  под самыми разными предлогами, удерживает лишь   остаток  совести и  та  незначительная  добавка  к жалованью, которую  сулит  этот самый  выход  в  море, особенно, если    корабль  выйдет  из территориальных вод. Но  есть и такие,  их правда, немного, их - единицы, которые, специально   на это дело идут...фанатики, те что сознательно...осознанно  и   сами просятся  на такой  корабль. Их мотивы   современная психиатрия  не изучает  и вряд ли  когда-либо  изучит. Они  - вне   интересов психиатров  и военных психологов. Они скорее сами - психологи , будь здоров!!! Один такой  был на одном корабле. Его за глаза  все  звали "Аня-пусть напишет!" На самом же  деле он был неплохой  мужик, порядочный  и не самый  плохой офицер и звали его Андрей Ананьевич, в звании капитана 3 ранга  и занимавшего должность помощника командира корабля по политической  части.
                Обычно "замполитов"  на кораблях  на дух не переваривают: они везде  и всюду  суют свой  нос  туда, куда  не надо, они ведут себя  так, словно  без    них  ни одна  торпеда "выплюнуться"  за борт  не может, они себя  считают себя - главными, после  Главнокомандующего ВМФ, разумеется, некоторые - наравне  с последним, они в кают-компании  садятся  рядом  с командиром  и иногда предлагают темы  для  беседы, в то время, когда все  вдоволь "напахавшись" хотят спокойно в тишине поесть и хоть немного отдохнуть, а замполит, провалявшись полдня  на койке, из кожи  вон лезет, стараясь показать себя  с нужной  и красивой  стороны.
                Андрей Ананьевич НИКОГДА! не матерился!!! У него в порыве  приступов  плохого настроения срывалось  с губ  что-то неразборчивое, вроде: "...плав-блять-блять-плав...!!". Обычно он в разговоре  с собеседником  смотрел куда-то в сторону  и  выговаривая оппоненту  то, что и должен выговаривать замполит, указывая  нарушителю военно-морской  нравственности на то, что тот  неправильно понимает политику Партии и Правительства  на современном этапе, при этом  как-то  ухмылялся маленькими зелеными  глазками в  свои  маленькие  рыжие  усики  на кругленьком  лоснящемся и чисто выбритом  лице  и о собеседнике  говорил  все-время  в третьем  лице : "...так  вот , пусть он- Марцев,  в объяснительной  пусть так  всё  обстоятельно и напишет, плав-блять-блять-плав, пусть всё  напишет... всё....!. Тот писал, а замполит  все  эти  объяснительные   прятал  куда-то, до штаба  флота  они никогда  не доходили  и никто  их потом  никогда  не видел. Может  их  крысы  съедали?  Они хоть  и  из бумаги были, эти  объяснительные, но были  таким  красивым  почерком написаны, что  их хотелось непременно съесть, как  счистливый  билетик   в автобусе, например, "543345". Никто не знал, как  такой  человек, как "Аня-пусть напишет!"  мог  писать таким красивым почерком.  Этот его почерк  был  такой  красивый, что  ему и старпом  и командир корабля поручали  писать наиболее  важные  и ответственные документы, которые  могли  быть написаны  только от руки, а не напечатаны  секретчиком  на  машинке. Если  обычные представления офицеров на очередное звание  ходили  по инстанции   месяцами, а иногда  и больше  года, то представления, написанные  рукой   Андрея Ананьевича, умудрялись кулуары  начальства обойти   за пару- тройку  месяцев.  Это было  феноменально!  В принципе  его полагалось не любить и даже  как-то  презирать, но вот как-то получалось наоборот.... Некоторые матросы, втайне от всех, обращались к  Андрею Ананьевичу с просьбой написать красивым почерком  что-нибудь в их дембельском альбоме, или письмо на родину, но получали отказ. Один раз  Андрей Ананьевич, сам взялся написать пиьсмо домой одному  матросу. Причину никто не знал, но пошел слух, что этот матрос  с того интерната, где когда-то  после войны  воспитывался  сам Андрей Ананьевич...но это  всего - лишь  слух....
                Вот такой  вот человек, как  Андрей Ананьевич  специально просился  на  боевую службу  не обращая  внимания  ни на долгие  месяцы отсутствия  в базе, старый  корабль  и прочие  неудобства. Никто никогда  не знал, есть ли  у него семья  и есть ли  квартира  вообще... он был приписан  к  части  и всё. Когда к  нему  кто-то приходил  в каюту, то он  впопыхах  что-то прятал  в  своем  шкафу  и только потом  отпирал  дверь. Он всегда  идеально выглядел, точно   волшебные гномики или тролли по ночам чистили  ему  ботиночки и начисто выстирывали  его рубашки, а потом  делали  на лицо компресс и идеально брили  к  утреннему  подъему  флага, а Андрею Ананьевичу только и оставалось, что надеть чистенькую  идеальную рубашку,  выйти  к экипажу,  прослушать  сигнал горниста и  повернуть голову в то время  как  вахтенный  офицер или дежурный по кораблю, громко отдав  рапорт командиру  или старпому, скомандует : " На флаг и гюйс, смир-р-р-р-н-о-о-о-о!!!".
                Андрей Ананьевич  приходил  на боевой  пост и обращаясь к матросу или старшине команды, спрашивал : "Как он(они) служат!?".  Получив ответ, говорил : "Вот  пусть "Боевой  листок он  выпустит и пусть всё  напишет, что мы  в море, что трудно, что служба, что  боеспособность надо  крепить и самому крепиться!". Потом  он подолгу  сидел в каюте.  Что он  там делал - одному  Богу  и Нептуну  известно! Никто никогда не  видел Андрея  Ананьевича  в обществе  женщин  или  в ресторане. Однажды, когда  корабль стоял  в  доке  на ремонте, ему принесли  письмо, после  чего он   напился "вдрезину" и "вдребоган" и два  дня  в отключке  валялся  с отсутствующим  видом  в полной прострации где-то  в каюте, отведенной  для   доковых  рабочих, но потом   даже  в  условиях полного хаоса  и грязи  во время  ремонта  в доке  ходил   свежий  хрустяще-накрахмаленный и чистый  как  новенький   рубль. Говорили, что "Аня-пусть напишет!" - из детдома. Никто толком  ничего не знал.  Он страстно, самозабвенно и неистово играл в шахматы. У него была такая  маленькая  из пластмассы   размером  с ладонь  шахматная  доска  и на  ней  малюсенькие  фигурки,  которые  были  снабжены  небольшими выступами, которые  нужно было вставлять в  дырочки на шахматных клетках. Такой  некий  специальный  военно-морской-шахматный  вариант. С этой  доской  "Аня-пусть напишет!"  ходит  целый  день по кораблю и выиискивал того, кто  мог  бы  ему составить партию  для    какого-нибудь небольшого  шахматного этюда.
                Когда корабль готовили  к походу, то каждый из   офицеров   старается припереть на корабль  ровно столько, чтобы  можно было дожить  до конца  похода  и  не сдохнуть от тоски  и чтобы    его  материальная  часть не "сдохла". Механик прет трубки для котлов, электрик - предохранители, аккумуляторные  батареи и прочие  премудрости, радист -  лампы  и транзисторы, а штурман - карандаши  и хорошие  инструменты (секстант, параллельную линейку и пр.). "Аня-пусть напишет!"    тоже что-то припер  в большом  рюкзаке, но  то-замполитовская  тайна! Он же  замполит. Это он  про всех всё  должен  знать, а про него - нет - ИЗВИНИТЕ! - не положено...
                Андрей  Ананьевич  читал  матросам политинформации  о неустойчивом  положении в мире, о том, что  корабли НАТО  унаших берегов и о разрядке  напряженности и о том, какую  важную  задачу  выполняет их корабль и о том, как  важно  каждому их  матросов     на  своем  боевом  посту   хорошо  нести  службу. Он по-прежнему  безупречно  в течении  всего   времени    похода  на протяжение   многих  месяцев    выходил  к  обеду  в кают-компанию   в  идеально  выглаженных  брюках  и рубашке,  всегда  свежий и  благоухающий   ароматом  "Красной  Москвы".
                Однажды, когда  до  родной  базы  оставалось   не более  20 дней  хода,  Андрей Ананьевич  не появился  на утреннем построении.  Старпом  зашел  к нему  в каюту. В  каюте  было чисто,  койка  было аккуратно заправлена. На  койке  возле  взбитой подушки лежала  фуражка  Андрея Ананьевича,  полуобгоревшая фотокарточка   со старым снимком ребят с интерната, на обратной  стороне которого был адрес дома- интерната  и записка "..Уважаемому Валерию Павловичу, прошу  Его отослать по указанному  адресу  мою  фуражку, китель, все имеющиеся  у меня  на Сберкнижке  деньги (доверенность на их получение в финчасти флота прилагается)...и еще  пусть напишет,чтобы ребята хорошо учились и обязательно они шли служить на флот, смело поступали  учиться  на флотского офицера...пусть так  и напишет...". Больше  Андрея  Ананьевича  никто и никогда  не видел. Старпом  в шкафу Андрея  Ананьевича  нашел  дивной  красоты    ручной  работы  шахматную  доску и   шахматные  фигурки  в  средневековых нарядах: там был изящный  король с ликом, напоминающим Генриха Восьмого, там были элегантные ферзя , королева, похожая на Марию Стюарт, там были слоны, виду которых позавидовал бы даже сам Ганнибал, там не хватало только одной  фигурки офицера.......