Инкубус

Он приходит снова и снова.
Это стало кошмаром, проклятием, наваждением.
Каждую ночь, стоит лишь мне закрыть глаза, я вижу его. Он появляется в моем сне, неся смерть. Инкуб.
Я бьюсь и кричу, но муж не в силах меня разбудить. Каждую ночь во сне я умираю у него на руках... но на рассвете просыпаюсь.
Со стороны это выглядит, как будто через мое тело пропускают ток. Судороги корежат плоть. Каждая жила судорожно пульсирует от бешено бьющейся во мне крови. Мышцы на ногах вздуваются от невыносимого напряжения. Сведенные до боли пальцы рук жестоко ранят, рассекая воздух вокруг себя. Зубы дико скрипят в оскале, безобразно искажая лицо. На скулах в бешеном ритме ходят желваки. Сухожилия, сдавливая шею, превращая крик в хриплый гортанный рев.
К утру в предрассветных сумерках, затихая, я успокаиваюсь. Сердце потихоньку снижает ритм, пока не замирает совсем. Да, да, оно прекращает биться. Дыхание прерывается.  Последний хриплый вздох срывающийся с губ и я мертва.
А через минуту я с раздирающим легкие вдохом открываю глаза, проснувшись.

Снова и снова. Каждую ночь.
Это невероятно. Если кто-нибудь когда-либо рассказал мне такую историю, я бы смеялась в голос. И не поверила бы. Никогда. Покрутила бы пальцем у виска, обозвала бы сумасшедшим.
Но сейчас недоумевающе смеются надо мной. Мурашками по спине пробегает шепоток обсуждающих меня людей. Взгляды их скорбных глаз буравят спину, прожигая сквозь одежду. Если бы они понимали...
Я осунулась, похудела на несколько размеров. Юбки некрасиво болтаются и снимаются через бедра с застегнутой молнией. Некогда пухлая роскошная грудь уменьшилась и обвисла, оставляя чашечки лифчика полупустыми. На лице залегли глубокие тени. Кожа приобрела бледный землистый оттенок. Нос заострился. Резко проступили морщинки, расходясь веером, подчеркнув мешки под глазами и печальный изгиб губ. Я похожа на ходячий труп.
Глядя на меня, врачи разводят руками, прописывая успокоительные пилюли. Все функции в норме. В норме.
Нормальная я. У меня лишь расстройство сна.

Инкубус. Я перевернула тонны литературы в поисках историй о злых духах средневековья. Я знаю о них теперь так много. Но что мне дает это знание?
Оно лишь приумножает мою тоску.

Встречи с близкими мне людьми, в чьих глазах я читаю сострадание, вызывают во мне рвотный рефлекс. Меня на самом деле тошнит. Я не в силах перенести их жалость. Невозможность справиться с этими спазмами сделала меня затворницей.
Мои дни на работе тоже сочтены. Вчера начальник, пряча взгляд, нервно похрустывал костяшками пальцев и барабанил ногтями по столу. Минуты три.  Он собирался начать разговор, долго и нудно разменивая слова на ничего не значащие вопросы, пока не утомил бы меня своим нерешительным видом окончательно. Я села и написала то, что он хотел. В ответ на его неприлично прямой, удивленный взгляд мне оставалось лишь горько ухмыльнуться. Да, теперь мне  известны желания окружающих. Я их вижу. Насквозь.
Выгляжу я немощно. И я это хорошо осознаю. Но вместе с тем ко мне пришло ощущение, что с каждой пережитой ночью внутри меня крепнет сила, сталь. Обострилось обоняние. Интуиция стала запредельной. Такой парадокс. И мой убогий больной вид - это лишь маска. Легкий флер, прикрывающий истину. И никто не видит правды.
Лишь большое старинное зеркало на стене в моей спальне отражает суть. Истину. И не ту серую тень, которая так пугает своей слабостью окружающих, а меня настоящую. В пышном облаке волос, обрамляющих сияющее лицо с  золотистой светящейся кожей, румянцем щек, искрящимися глазами, набухшими, алчущими страсти губами. С гордо поднятой головой. Большое зеркало, отчуждая мой образ от будничного мира широкой позолоченной рамой, смотрит на меня его глазами. Оно возвращает мне его взгляд. Инкуба.
Если бы не страдания мужа, который не понимает происходящего, я бы не жалела ни о чем... Но мое сердце разрывается на части, под его раненным взглядом. Только нежность к мужу держит меня еще на этом свете...
Но, как только опускается вечер, я начинаю готовиться к ночи.
Я закрываюсь в душе, включая музыку и долго-долго, стоя под прохладными струями, смываю последние остатки мыслей.  Потом нежно промакиваю капли пушистым полотенцем. Получая острое удовольствие от прикосновений, втираю крем. Лицо, шея, руки, щиколотки, живот. Надеваю шелковую рубашку на тонких бретельках. Расчесываю волосы широким гребнем... Зеркало, зеркало, отрази правду...
Когда я выхожу из ванной, муж подхватывает мое ставшее легким тело на руки и бережно переносит на кровать. Он, целует мои ладони, сидя рядом и гладя меня, как ребенка по голове, нежно-нежно. Потом мне приходится прогонять его из комнаты.
Когда он выходит, прикрывая за собой дверь, я слышу, как долго он ходит по дому. Бесконечно много курит. Иногда мне слышатся сдавленные вздохи, похожие на сдерживаемые рыдания. Это страшно, в ночной гулкой тишине комнат слышать, как плачет сильный и мужественный человек, придавленный невыносимой ношей.
Но он действительно бессилен перед опустившейся на нас бедой. Так же как и я бессильна ей противостоять.
Обычно я встаю и закрываю дверь плотнее, со слабой надеждой, что она сможет заглушить мои стенания. И муж сможет поспать хотя бы часть ночи. Это единственная забота, которую я могу ему сейчас дать.
И лучше ему оставаться в неведении...
Есть ведь еще часть истины, которую не знает он.
Не знает никто из живущих на свете людей, никто, кроме меня.
Моя постель стала для меня ложем, на котором я, засыпая, каждую ночь восхожу к запредельной степени наслаждения.
Только наслаждение это смертельно.

Но пожалуй по порядку.
Началось все это давно...

Бесконечно высокое синее небо над Майоркой ночью превращалось в черную бездну, покрытую россыпями крупных созвездий. Месяц, непривычным образом задрав рожки, полоскал свое отражение в черном, как смоль, море. Это был наш один из первых отпусков, когда, намучившись в душном пыльном городе, мы практически прямо с работы рванули в аэропорт.
Огромная терраса гостиничного номера, зависнув над скалистым берегом, давала простор свежему морскому ветру.
Я, поеживалась от прохлады вечера, завернувшись в широкий шифоновый шарф. Мой муж уже спал, утомленный знойным днем, вином, танцами в веселой компании и моей любовью.
У меня не получалось уснуть. Было как-то неспокойно на душе. И эта тревога нарастала, постепенно затопляя чувства. Возникло ощущение, как будто, я что-то потеряла, как будто что-то ушло безвозвратно, растворилось. Какой-то очень важный кусочек меня оторвался и готов исчезнуть бесследно. Сердце когтистой лапой сжала тоска и стало невыносимо грустно. Безотчетно, неуловимо, непонятно. Так грустно, что захотелось плакать.
Я закрыла глаза, подставляя лицо бризу, и качнулась, судорожно вцепившись в перила, от яркости ослепляющей грезы. Мне привиделась склоненная к моему плечу голова незнакомца. Низко, так , что невозможно было разглядеть лицо. Но я поняла, что оно прекрасно. Крепкие и властные руки обняли меня и мир вокруг исчез.
И шепот. Его голос сказал, что любит меня, как никто и никогда не любил на свете. Обещал, что будет смотреть на меня бесконечно, что будет ласкать меня вечно. Не отрываясь от моих губ, не отводя глаз. Думать только обо мне. Произносить во сне мое имя. Мечтать. Угадывать мои желания. Чувствовать мои мечты. Голос заставлял верить, что только я наполняю его существование смыслом. Стенал, что в тот миг, когда я отворачиваюсь, меркнет солнце. А когда я улыбаюсь, расцветают цветы и люди чувствуют счастье. Очаровывал, спутывал, соблазнял.
Это был он. Инкуб.
Его присутствие обдало меня незнакомым чувством. Наверное, я назвала бы это блаженством... Такого я не ощущала до этого никогда. Может быть когда-то едва уловимо в детстве, нечто похожее... Но все-таки это было чувство иного порядка. Острое, отзывающееся во всем теле дрожью, взрывающееся внутри, пьянящее, дурманящие, на грани запредельного... Блаженство...
Но то что случилось сразу после этого... Мгновение и как будто сразу стерли все краски земли. Все исчезло в леденящем и сковывающем сердце холоде. Мурашки, пробежав от спины до кончиков пальцев, переросли в дикую боль в каждой клетке тела. Стало трудно дышать, как будто грудь придавили стотонной плитой. И я почувствовала такой леденящий страх...  Жуть, какую мне кажется испытал бы человек нежданно ощутивший себя закопанным живьем в студеную мерзлую землю заброшенного старого кладбища... Безумный образ погоста со старым покосившимся крестом с моим именем на медной табличке, мелькнув перед глазами, впился в сердце разящим ударом. Я с ужасом почувствовала, что оно остановилось и с моих губ слетает последний вздох...
Я очнулась, от того, что муж, испуганно шепча: "Да, очнись же", целовал мои глаза...
Я старалась скорее всю эту историю забыть и очень в этом преуспела.
Сжав волю в кулак, решительно вырвала из сердца лишние воспоминания. Убедила себя, что это - наваждение, плод опьяненного вином воображения. Невероятное желание удержать, не дать даже мелочам той чудной ночи проникнуть в сознание, добавило мне жесткости, стерло налет девичей сентиментальности и слезливой романтичности.
Я стала деловитой, уверенной, властной. И это было мне к лицу.

Жизнь катилась, как по накатанной. Муж много работал. Мы постоянно  путешествовали, активно развлекались, проводили время с  друзьями.
Тоска по неведомому, появившись однажды, казалось, сгинула бесследно, уступив место ожиданию перемен. У нас родился сын. Забавный, смешной. С моими глазами и упрямым подбородком папы.
Дальше хлопоты, хлопоты. Дела, дела. Много, много счастья и усталости.
Многочасовые прогулки с коляской. Бесконечное общение о кормлении  грудью, коликах в животике и раннем развитии.
Потом пересуды в песочнице. Приучение к горшку. Капризы.
Потом садик, который освободил время и дал возможность оглянуться вокруг.
И, неожиданно для себя, я почувствовала странные, почти неуловимые изменения. Утратилось что-то, что я назвала бы ощущением свободы. Не в том смысле, что семейная жизнь с любимым человеком и обожаемым ребенком, стала каторгой. Вовсе нет, все это по-прежнему оставалось моим смыслом и моим счастьем. Но правила в этой моей жизни, в ее распорядке, в ее течении теперь устанавливались не мной. Не моими желаниями, не моими хотениями, а обстоятельствами, надобностями, велениями момента... Я почти потеряла крылья...
И в уголок души вновь закралась смутная тревога. Темной лапой спутала мысли. Тихо-тихо, почти неслышно.
Как то раз я оказалась у мужа на работе. Сидя за компьютером в его кабинете, я получила возможность заглянуть в ту часть жизни, о которой я так много слышала по вечерам. Как оказалось, представляла я ее иначе...
Это было очень странно, видеть людей, которых я знала лишь по наслышке, чувствовать за спиной их внимательные оценивающие взгляды, понимать, что меня обсуждают. С одной стороны, я была в себе бесконечно уверена, с другой...
Заноза кольнула сердце... Вот он - мой милый, любимый, домашний. В свежей рубашке, которую я вчера отгладила. Со стрелками на брюках, отпаренными моей же рукой. Благоухающий, подаренным мной на двадцать третье февраля, парфюмом. Муж, ощущаемый весь и целиком, родным и близким, вдруг оказался отделенным чужими взглядами и странными словами, рабочими вопросами и производственной необходимостью. На него смотрят женщины с несомненным вниманием, на меня смотрят женщины с безотчетным вызовом. Смеривая взмахом ресниц, конкурируя грацией походки, вызывающе приближаясь к нему чуть ближе, чем прилично, задерживаясь в кабинете чуть дольше, чем необходимо.
Неужели то, что со мной происходит - это ревность? Я была ошарашена.
Нет, это смешно. Я необыкновенна, хороша собой, искряще остроумна, умна, наконец. Да, я просто-напросто мудрее, я - состоявшаяся женщина... Что могут эти наивные дурочки, только-только оторвавшиеся от маминой юбки?.. Но сколько в них вызова и наглого самомнения...
Это был очень странный для меня момент. Я отчетливо поняла, что значит ощущать себя "не в своей тарелке". И мне это очень не понравилось...
Я не могу сказать, что бы меня что-то обидело. И я не разозлилась, нет, нет. Можно сказать, что меня все это напрягло... Слегка. Не существенно.
К вечеру я об этом забыла. А через несколько дней свалилась с двусторонним бронхитом.
Высоченная, лишь на короткое время сбиваемая, температура. Страшный рвущий легкие, душащий кашель. Сон, похожий на забытье...
На протяжении нескольких дней горячечная греза, сковывая возможность двигать зябнущими ледяными конечностями, крутила перед глазами глумливый хоровод обрывков образов, мыслей, фраз...
И вдруг одномоментно все исчезло. Пустота в голове отозвалась в висках болью. Невыносимой, звенящей. Я отчетливо поняла, почувствовала, узнала его приближение. Инкубус.
Напрасно я силилась разомкнуть веки, откинуть морок, пошевелиться...  Все тщетно. Он был уже рядом. Он был вокруг и он был во мне. Застилая собой пространство и заполняя меня изнутри. Голосом, шепчущим околдовывающие слова. Не отпускающим взглядом, читающим в моих глазах сокровенное. Поцелуями, расплавляющими уста.  Прикосновениями, разрывающими плоть... Сорвавшись, я падала в разверзшуюся бездну...
Невыносимое наслаждение. Не вырваться и не укрыться. Чем мощнее оно затопляет, искрами обжигая каждый рецептор тела, тем меньше остается во мне меня. Вся в его власти, вся его. Не осталось ничего, что имело бы иную принадлежность. Ни одного вздоха, который был бы не подконтролен и не отдан не ему. Ни тени мысли, которую я могла бы считать своей. Ни одного движения, которое совершила бы я по своей воле. Он присвоил все, что у меня было. Мои мечты и тайны... Мой образ - лицо, руки, тело... Мои ощущения - дрожь, трепет, тепло кожи, пульсирование крови, биение сердца...
Я неумолимо утрачивала себя. И, поняв, что исчезаю, я тут же потеряла и последнюю нить рассуждения. Я стала одним лишь предельным чувством на грани с невыносимым то ли удовольствием то ли мучением. Вспышка, шаг за этот предел - и меня не стало.

Очнувшись, я не сразу поняла, кто я. И не узнала происходящее. Надо мной склонилось незнакомое обеспокоенное лицо мужчины, который изо всех сил давил мне на грудь. Слева пронзительно кольнуло и сердце бешено заколотилось. Меня вернул к жизни врач скорой помощи.

С этого момента все пошло не так...

Жизнь по чуть-чуть входила в русло...
Но случилось кое-что, что сделало ее невыносимой. В  наших отношениях с мужем произошли изменения. Невероятно огорчительные. Да, что скрывать, катастрофичные - секс перестал приносить мне удовлетворение.
Так иногда бывало раньше. Не часто. Изредка. Эпизодически.
Но сейчас оргазм исчез совсем. Поняв это, я была поражена: было возбуждение, оно привычным образом нарастало, но в какой-то момент исчезало бесследно. Оставалось лишь приятное ощущение нежности и ласки. Но это было все не то.
Я была обескуражена и обеспокоена происходящим. Я очень старалась. Но безрезультатно. Муж был счастлив и восхищен, не понимая природы моей возросшей активности и изобретательности.
Как это могло произойти со мной - идеальной во всем, неповторимой, сказочной, фантастичной?  Я была совершенно раздавлена и уязвлена, переживая этот факт, как острое ранящее чувство неполноценности.
Невыносимость ситуации усугубили мои упреки мужу, которые я начала предъявлять, пытаясь спихнуть вину на него...Потом я пустилась в несколько неудачных авантюр. Со своим бывшим одноклассником,  с давним другом мужа, давно неприкрыто глазевшем на меня, с молодым пылким любвеобильным соседом...
Все мимо.
Сплошное разочарование и бесконечный, нескончаемый тупой стыд за свою никчемность...
Все. Я была растоптана. Унижена. Уничтожена. Я знала кем. Инкубом.
Как же я его ненавидела! Настолько сильно, что он занимал все мои мысли. Я стирала их, старалась избавиться, сосредотачиваясь на  другом: заучивании иностранных слов, стихов, текстов,  произнесении всякой тарабарщины...
Внешне во мне ничего не изменилось, но пытаясь избавиться от навязчивых грез, я витала далеко от реальности.
Физически, конечно, я кое-как поддерживала жизнедеятельность. Заботилась о муже, занималась с сыном. Беспокоилась о мелочах. Смеялась, острила в компании.
Но в общем и целом ничто меня не радовало. Краски поблекли. Как будто кто-то жестокий и властный накинул пепельную вуаль на мою жизнь.
Люди вокруг стали казаться неестественными. Пустые равнодушные глаза, глупые меркантильные разговоры. Ничто не цепляет. Скука. Серость. Печаль. Чувства сгорели, эмоции стали скудны. Ничего, кроме, пожалуй,  плаксивой презрительной жалости к себе, не осталось.
Я постоянно ощущала собственную фальшь. Не покидало ощущение нереальности происходящего. Как будто, сидит, говорит, смотрит, смеется лишь моя пустая оболочка. А меня - нет.
Всеми силами души я хотела удержаться в привычном мне мирке. Всеми фибрами души я боролась сама с собой, чтобы не почувствовать снова невероятную смутную тоску.
Но вскоре, под воздействием алкоголя или усталости все чаще стало появляться  неуютное предчувствие чего-то скрытого, мощного, враждебного,  рвущегося наружу. Это меня пугало до пульсирующей боли в висках. Сердце тревожно ухало.
Все чаще этот страх поднимался темной волной из глубины души. Путал мысли. Заставляя сосредотачиваться лишь на нем, бороться, избегать, замирать.
Серой размытой тенью страх замелькал в снах. Простыня насквозь промокала от капель липкого пота, которым я покрывалась, угадывая его за спутанными безликими образами. Сон был кошмарен не тем, что в нем происходило, а беспрестанным ожиданием ужаса. Я настолько боялась разглядеть его, что даже во сне мне мерещилось, как я с невероятной силой зажмуриваю глаза. И я понимала, что ничто: огонь, наводнение, ядерный взрыв - не заставят меня их открыть.
Самое ужасное, что спустя время, страх начал преследовать меня и наяву. Все чаще боковым зрением я угадывала его леденящее присутствие. Меня начинал колотить озноб. Зубы не попадали друг на друга, губы не слушались, прыгая и не давая выговаривать слова. Люди вокруг испуганно спрашивали, что со мной, удивляясь, как я умудряюсь дрожать, будто  застигнута диким холодом... Ничего не возможно было с этим поделать. Страх меня обездвиживал. Спасаясь, я безумно, невпопад начинала шептать слова молитвы. Изобретать массу приемов, чтобы все-таки не случилось... Не наступать на трещины на асфальте, плевать через плечо, уворачиваться от взглядов... Ужас овладевал мной настолько, что от любого скольжения тени за моей спиной, голову стягивало железным жгутом головной боли. Давление зашкаливало так, что из носа начинала хлестать темная венозная кровь.
Самое ужасное было обернуться...

Боже, как я пыталась, собрав остатки сил, держать себя в руках.
Иногда после отпуска или удачных выходных, страх отпускал.
Я переставала судорожно оглядываться. Мне казалось... Я надеялась, что жизнь улыбнется...
Но страх обманывал, отступая лишь на миг, как будто для того, чтобы, предприняв отчаянные, нелепые попытки справиться с ним, я еще глубже погрузилась в тьму безнадежности и беспомощности.

Я так устала бояться, ждать, мучиться.
Устала смертельно.
И примерно месяц назад, бредя домой под мягко кружащими хлопьями снега, залетающими под капюшон, налипающими на ресницы, я остановила сама себя.
Тишина стояла такая, что слышно было падение снежинок. Поднеся ладони к лицу, я увидела, как они мелко, мелко дрожат. Мое судорожное состояние на фоне умиротворенного заснеженного мира вокруг стало настолько выпукло, настолько явно. Так отчетливо понятно... Так ошеломительно ясно...
Все. Я не могу больше сопротивляться, пусть забирает меня целиком. Вместе со всеми страхами, со всей моей сумасшедшей злобой на свое бессилие. Разочарованную, опустошенную, слабую.
Я не выбрала.
Нет, не выбрала...
Я сдалась.
Теперь я готова... Я принадлежу ему. Инкубу.


С этой ночи, он приходил ко мне каждый день...
Снова и снова.
Это стало кошмаром. Проклятием. Наваждением.
Стоит мне лишь закрыть глаза и я вижу его. Он появляется в моем сне, неся смерть и страшное пронизывающее наслаждение. Инкуб.

Теперь все очевидно. Потусторонняя жизнь  - или это смерть? -  побеждает меня.
И на самом деле, какая теперь разница: жизнь - смерть, смерть - жизнь... Где я - перед зеркалом или напротив, глядящая на себя из плотной амальгамной глади... Я потеряна между мирами, я потеряла-сь, потеряла себя...
И мне так безумно себя жаль.
Жаль за то, что мне не повезло. Жаль за то, что это случилось именно со мной.
Как перетерпеть, как пережить. И как ответить на вопрос - надо ли жить, зачем...
Зеркало отражает грустную ухмылку на прекрасном лице... В этом оно не может обмануть меня, бледную тень. Не может скрыть отчаянных мыслей. Не может заморочить зазеркальной красотой, навеянной демонической властью.

Уже давно я потеряла друзей, знакомых.
Вчера кончилась моя жизнь в обществе - меня не ждут даже на работе.
Сына я отправила к свекрови. У нее мальчику будет хорошо.
Меня вообще никто не ждет...
Я никому не нужна. На этом свете. Никому.
Осталось попрощаться с мужем и я могу больше не просыпаться.
Он сильный человек - переживет. Месяц поплачет, через месяц забудет, встретит кого-нибудь, научится снова улыбаться... Так лучше для всех.
Я не хочу, я не могу, не в силах больше проходить через каждодневную  пытку умерщвлением и созерцания своей смерти во всем ее безобразии - кладбищем, острым запахом прелой земли, пластмассовых венков, заваливающих свежий, в прожилках голубой глины, бугорок земли. С крестом и ужасной табличкой. Медной табличкой с моим именем.
Я готова...
Лучше пусть все это будет по настоящему, но я уже ничего этого не увижу и не почувствую.
Может быть сегодня....
Может быть...

Гребень застрял в волосах, больно поцарапав кожу около уха, я вздрогнула. И мне показалось, что муж уловил мое возбуждение от этих мыслей.
Перенеся меня в постель как обычно, он поцеловал мои руки и вышел. Но не ушел, а задумчиво пройдя взад-перед по коридору, вновь вернулся в комнату:
- Ты еще не уснула? Я хочу тебя кое о чем спросить, - на удивление в его взгляде нет больше скорби и тоски. Что то иное, неуловимое, - Я никогда не спрашивал, но хотел бы знать... Что это был за момент, когда ты впервые обратила на меня внимание?
- На дне рождения у Сашки. Я растерялась, было много людей, я мало кого знала, вышла на балкон к знакомым и, обернувшись, увидела тебя сквозь окно. Ты был очень смешной, нескладный, с торчащими ушами. Ты что-то говорил, не было слышно, но все восхищенно смотрели на тебя. Ты чем-то меня удивил.
Муж помедлил, улыбнулся чему-то своему. Потом ласково провел мне рукой  по волосам, накрутив выбившуюся прядку на палец:
- А я отметил тебя сразу, как только ты вошла в комнату. Но был и другой момент, решающий... Ты парировала чью-то шутку. Очень тонко, остро, на грани... И у меня мелькнула мысль, что с такой женщиной не скучно будет встретить старость.
Я хрипло рассмеялась: - Так ты подбирал меня под старость?
- Нет, - муж посмотрел мне в глаза, - я подбирал тебя под жизнь...

И что-то произошло.
Я поняла - что-то изменилось.
И в эту ночь мне было не уснуть, впервые за долгое время. Просто вдруг привычная дрема исчезла, не подступало ни забытье, ни морок, ни усталость.
Широко открыв глаза, я лежала, уставившись в необычайно звездное для наших широт небо. Снег, засыпавший город по крыши машин,  неожиданно закончился. Облака разошлись, обнажив невероятно светлую круглую, как лицо младенца, луну. Рядом с ней суетливо мерцала одинокая звезда...
И я очнулась от этого зрелища, когда звезда уже меркла. Оказалось, что на часах - четыре утра...
Спустив босые ноги с кровати, я пошлепала из комнаты. Шаги были легки и торопливы. Я так спешила...
На диване в гостиной спал муж. Суетливые морщинки, окутавшие его лицо в последнее время, разгладились. Ресницы слегка вздрагивали. Я наклонилась, почувствовав на щеке его дыхание. Поцеловала в краешек губ. Он, вздрогнув, слегка улыбнулся.
Не удержавшись, я поцеловала его снова. И он неожиданно ответил мне на поцелуй с такой силой обхватив меня руками, утопив в своем тепле. Я неожиданно для себя поддалась, окунулась в нежную ласку рук и губ, забылась.
Это было совсем не похоже на смертельные объятия инкуба. Это были до изгиба, до линии знакомые руки, знающие, обожающие каждый потаенный закоулок моего тела. Прикосновения не растворяли. Нет, нет.. Они  возвращали мне меня.
Муж шептал: Я не отпущу тебя. Я не отдам тебя никому. Я буду смотреть на тебя пока мои глаза видят, буду ласкать сколько смогу, не отрываясь от твоих губ, не отводя глаз. Думать только о тебе. Угадывать твои желания. Осуществлять твои мечты.....
Мы заснули на рассвете.
Под защитой его сильных рук мне стало спокойно. Наверное, впервые за долгое время...

Все было не так просто.
Мой любимый возвращал меня к жизни каждую секунду. Боролся за меня каждый миг.
Иногда мне казалось, что я вновь готова сдаться. Это было жестоким испытанием. Но наша близость день ото дня убивала во мне тревогу, спасая от чудовищных грез.
Мы разговаривали друг с другом. Невероятно много, больше чем за все прожитые до этого годы, и бесконечно искренне.  Ужасаясь, понимали, что мы - разные. Что мы думаем иначе, чувствуем по другому, не понимаем до конца, сказанных слов. Мы разговаривали, ощущая уколы самолюбия, боль от правдивых мыслей, тоску и горечь расставания с иллюзиями...
Но спасала меня именно его любовь и понимание, которое по капле втекало в меня вместе с его поцелуями, прикосновениями, ласками - мы необходимы друг другу.
И мы занимались любовью. Только таким образом я могла не уснуть до рассвета...

Инкуб. Он являлся мне еще раз.
Хоть и прошло много времени со всех этих событий...
Я вновь воспряла. Похорошела, расцвела.
Научилась спать...
Каждый раз в полнолуние я усиленно куталась в теплые ладони любимого, чувствуя смутный след былой тоски.
И однажды, на фоне величественно высвободившейся от пепельных ошметков  туч, луны мелькнули глаза.
Его пленяющие душу глаза. Инкуба.
И его голос мне прошептал:
- Ты выбрала...