Слово о Родине

Тёплый летний дождь неожиданно весело и мощно ударил по прохожим, дробью забарабанил по стёклам  и  крышам освежившихся от зноя автомобилей, зашумел с водостоков полноводными ручьями. Врасплох застигнутый непогодой, я забежал в первую попавшуюся дверь… и очутился в сказочном мире яркого света, лившегося с потолка, позолоты, благородного бронзового отлива, звонкого саксонского фарфора и полотен в массивных багетах. Этим сказочным миром оказался антикварный магазин, в блеске которого не сразу обратил внимание на благообразного, академического вида старика, заинтересовавшимся таким знакомым мне с детских лет патефоном. Продавец выставил перед стариком чемоданчик с изгибающимся блестящим звукоснимающим устройством, несколькими оборотами рукоятки завёл пружину и вот воспроизводящая головка с шипением закачалась на звуковых дорожках «апрелевской» пластинки, а в помещение хлынул дивный, с удивительно мягким тембром голос  Сергея Яковлевича Лемешева, наполняя души  раздольной русской песней. Старик слушал его закрыв глаза, как это делают, смакуя лакомство. Говорят, что музыку надо понимать. Ничего подобного! Слушая великого певца, ей отдаёшься  целиком и безрассудно. Тогда и появляются слёзы от растревоженных музыкой чувств.
                «Вижу чудное приволье,
                Вижу нивы и поля.
                Это русское раздолье,
                Это русская земля!"
        Голос певца продолжал переноситься на накатывающейся на тебя волне сотен струн оркестра:
                «Слышу песни жаворонка,
                Слышу трели соловья.
                Это русская сторонка,
                Это родина моя!"
               
   Слово «родина» - синоним всем понятной «родне», что при нормальных человеческих отношениях связано со взаимной любовью и заботой друг о друге: «Родина» предполагает заботу о каждом из её граждан со стороны государства, равно как и наоборот. Эта данность соблюдается и в случае безвозмездной помощи отчизне, оказавшейся в тяжёлом  положении, - ведь нормальное государство сторицей отблагодарит помогавшим.
    Любовь к Родине не публичное слово, а затаённое  чувство, и признанием в этой любви есть сыновняя забота о ней, особенно, когда ей тяжело.
    «Родина» не философское понятие, которое можно толковать в зависимости от мировоззрения, - оно является тем стержнем, вокруг которого формируется здоровое общество с его тяготами и благоденствием, неудачами и победами. Это не здравицы и кантаты в честь её, а чувства, которые на всю жизнь остаются в тебе, которые неприлично выражать возвышенными словами, это и «дороги, что дедами пройдены с простыми крестами их русских могил.»
   А тихая, бережливая любовь к земле, на которой родился под неярким сибирским небом? Разве можно променять её, эту землю, на белоснежные пляжи каких-нибудь тропических островов?
   Как полноводная Волга берёт  истоки из прозрачного родника, затерявшегося где-то в глухомани Валдая, так и чистое русское начало исходит из заповедных мест моей Родины, вся философия которых, - гимн живой природе, красоте родной земли. Но любование этой неброской красотой требует широты души и доброго сердца, а произойдет это если ты сумеешь приметить тянущиеся к тебе венчики скромных полевых цветов, в разливе волнующихся тяжёлых  колосьев ощутишь тёплый ситный запах хлеба, услышишь шёпот  деревьев и волнение травы на пойменном лугу, на синем глубоком небе увидишь медленно плывущие под парусами причудливые облака, - только тогда ты почувствуешь всю глубину очарования родными местами. Так что для постижения этой прелести окружающего тебя мира мало быть только наблюдательным, - надо уметь поражаться, быть восторженным ребёнком , несмотря на ушедшие годы,  сохранить жажду жизни, всё то, что заставляет нас восхищаться прекрасным и ненавидеть жестокое и пошлое.
    Быть русским – это чувствовать стихами Фета и Тютчева, тургеневскими «Записками охотника» и проникновенными аксаковскими картинами русской природы, наслаждаться пейзажами Шишкина и Левитана, быть неравнодушным к поэзии прозы писателей – «деревенщиков».
               
                *           *          *
    Совсем недавно, устав от тягостной текучки городских буден, решил навестить старинного знакомого Степана, бывшего бригадира, в уютной чистенькой деревеньке на берегу весёлой  от жёлтых  кувшинок речушки с покосными пойменными лугами и низко склонившимися над водой белёсыми  ивами вперемежку со смородинными кущами. К счастью, Степан оказался жив – здоров, только непрям стал спиной от многолетнего крестьянского труда, да глубокие морщины заслуженно легли на его загорелое лицо.
    От всего: песчаного косогора над излучиной реки, выцветших рубах мужиков и солнечных веснушек деревенских молодаек, - всего, что окружало меня, веяло первозданной непосредственностью и добротой. Мне вдруг показалось, что я каким-то немыслимым образом связан невидимыми нитями с этим затерянным среди пороков цивилизации миром. Всё не верилось: уж не привиделось ли это во сне? Да нет же, не сон.
 Степан чуть различимо в рассветной мгле запрягает гнедую, а я ощущаю, как вздрагивают её чувственные губы и раздуваются влажные ноздри, как электричеством пробегает по изогнутой шее дрожь и вот колёса  телеги мягко катят в сиреневом полумраке по ромашковому полю, окованному перелеском белоствольных берёз. Всё залито едва различимым светом. Странный свет – неяркий и исходящий от земли. Это светили ромашки.
   Но вот уже едем по пахнущей разнотравьем и утренней свежестью луговине. Если оглянуться назад, на росной траве видны тёмные  полосы следов, спешащих за тобой. Боже мой, как легко на душе!
   Поля на рассвете в начале июля после тёплой , как парное молоко ночи, начинают дышать прохладой от залегшей росы; вот небо светлеет сначала на востоке, затем свет этот робко заполняет весь небесный свод, блекнут звёзды, только по-бессонному космато смотрит на тебя утренняя Венера, но солнца ещё нет, - оно прячется за горизонтом. Неожиданно брызнет оно стрелами лучей и малиново поднимется из-за леса на том берегу неправдоподобно большой огненный шар и заиграет в проснувшихся небесах.
    Коростели в ивах доскрипят свой ночной концерт, а далеко-далеко всё ещё продолжает наяривать ненагулявшаяся тальянка, а я лежу в телеге, уткнувшись в душистое сено, такое медовое, что кружится голова…
   Вот и наш покос. Пора браться за косы. Впереди себя вижу, как Степан с крестьянской неторопливостью и сноровкой размашисто и ладно пошёл с косой; слышу, как зазвенело стальное лезвие, ровно укладывая влажную траву в рядок, а на работящей спине его проступили чёрные  пятна пота.
   Вдруг очнулся от очарования увиденным:
   -  Негоже отставать от напарника, - и по мере своих сил стал нагонять Степана.
Но, чу! Из полей чуть слышно доносится чудный голос певца.
                «Колокольчики мои,
                Цветики степные!
                Что глядите на меня,
                Темно – голубые?. . ."
   Прислушался, рукавом стирая пот со лба. И только сейчас понял: это поёт моя душа!
Значит я живу, стал одушевлённым, точнее одухотворённым и вновь смогу идти по терниям жизненного пути.