Всемирная революция переносится на вторник

«Ни одно хорошее дело в понедельник не начинают»
(народная мудрость)

                1.

     – Здоров будь, председатель!– довольно бодро грохнул с порога бывший колхозный механизатор, а ныне вольный фермер Федька Сальников.– Зачем звал?
     – Ты, Федя, только не голоси так,– страдальческим голосом взмолился председатель поселкового совета Михаил Станиславович Брагин, у которого после двух, с пользой проведённых, выходных изрядно пошумливало в голове.– Опохмеляться будешь?
     – Это мы запросто!– окончательно взбодрился Федька, снимая видавшую ещё советские времена кепку и оголяя высокий «сократовский» лоб, плавно перетекающий в раннюю лысину.

     Фёдор Сальников был молодым человеком неопределённого, но пока явно не пенсионного возраста. Оно и понятно – обилие тяжёлой физической работы на свежем воздухе рано старит людей в глубинке. Ещё в детстве его почему-то прозвали «хохлом», со временем прозвище приклеилось намертво, хотя Федька и пытался всем объяснять, что его фамилия происходит от сугубо технического термина «сальник» (что подразумевает уплотнительную прокладку, важную часть любого механизма!), а не от излюбленной еды всех украинцев. Он был холост, но вовсе не из-за отсутствия достойных кандидатур – летом на практику в Буераки приезжало немало смазливых студенточек из областного зоотехникума. Федька увлечённо волочился за каждой мини-юбкой и за каждой обладательницей новомодных джинсов с приспущенной талией, из которых ядрёные девичьи ягодицы вываливались сами собой при ходьбе, а особенно при приседании. Но одно дело занятия мимолётным ни к чему не обязывающим сексом на природе, а другое – поиск красивой и умной единомышленницы, с которой после «этого самого» можно и поговорить о чём-нибудь возвышенном.

     Дело в том, что Фёдор Сальников слыл в посёлке Буераки интеллектуалом. Не так давно он выгодно продал на металлолом свой обветшавший трактор «Беларусь», взятый в долговременную аренду ещё в весёлые девяностые, и купил первый в округе ноутбук – невиданное доселе оборудование, позволявшее Федьке запросто общаться чуть ли не со всем земным шаром и быть в курсе мировых новостей. До этого момента информационную сеть в Буераках исправно и не менее оперативно поддерживали две бойкие старушки – Мартьяновна и Митрофановна, от чутких ушей и не по годам острых глаз которых не ускользало ни одно мало-мальски важное событие.

     Председатель неуверенной походкой проследовал в «красный уголок», где под портретом действующего Президента солидно возвышался двухметровый сейф, подаренный кем-то из областных спонсоров перед последними выборами. Провозившись минут пять с замком, и в очередной раз мысленно порадовавшись отсутствию какого-нибудь хитрого шестизначного кода, Брагин извлёк из его бронированного брюха початую бутылку водки, банку домашних маринованных огурчиков и два залапанных гранёных стакана.

     – Ты чего там, Фёдор, вчера плёл про каких-то индейцев? Мол, восстали краснозадые где-то в ихних Штатах, шум подняли на весь мир, – издалека завёл разговор председатель, осторожно наливая в стаканы драгоценную влагу и героически преодолевая при этом некоторую непослушную тряскость рук.– Расскажи-ка ещё раз всё по порядку, на трезвую голову. А то я так ничего и не понял: что там у них приключилось и чем всё кончилось?
     – Ещё бы! Ты ж вчера совсем никакой был!– поукоризничал Федька, стараясь не вспоминать лишний раз свои собственные мучения над унитазом, который он пол ночи пугал почти львиным рычанием.– Пора тебе, председатель, дозу уменьшать – старость не радость!

     – Вот и не груби старшим по возрасту и по социальному статусу!– осадил болтуна Брагин, уже пропустивший «по первой» и теперь внимательно прислушивающийся (эх, хорошо пошла!) к постепенному продвижению лекарственной жидкости в извилистых лабиринтах внутренне-кишечных органов.– Говори по делу!

     – А дело было в году 1973, кажется в феврале месяце, в индейском посёлке Вундед-Ни, (что по-нашему будет «Раненое колено»), в штате Южная Дакота,– голосом известного телеведущего начал выкладывать почёрпнутые из Википедии сведения счастливый обладатель ноутбука.– Посёлок, насчитывающий сорок жителей, был захвачен активистами «Движения за права индейцев», которые выдвинули правительству Соединённых штатов свои требования: пересмотр всех подписанных ранее договоров, смещение с должности членов племенного Совета, изменение законодательства и т.д. Противостояние восставших и властей продолжалось в течение семидесяти дней, после чего Белый дом согласился рассмотреть большую часть требований, в частности касающихся нарушения гражданских прав индейцев!

     – Ну, и зачем ты мне всё это рассказал?– задумчиво жуя огурец, спросил Брагин.
     – Так ты ж сам только что попросил, председатель! – опешил Федька, а сам подумал:
 «однако совсем старика склероз замучил, больше ему наливать нельзя, а то не дай бог ещё имя своё забудет!» После чего незаметно задвинул локтём недопитую бутылку за гору пыльных канцелярских папок.

     Следует сказать, что Михаила Станиславовича Брагина в посёлке очень любили и за глаза называли ласково «наш бражка» или просто «стаканычем», во-первых, потому что дивное для среднерусской возвышенности отчество Станиславович было трудно выговорить даже трезвому, а во-вторых – за крепкую привязанность председателя именно к этому изделию стеклодувной промышленности. Знающие люди утверждали, что Брагин был прямым потомком знаменитых польских революционеров, высланных царскими сатрапами после очередного восстания в бескрайние сибирские просторы, а именно – на вечное поселение в город Иркутск. И что Михаилом его назвали в честь геройского прадеда, лихого повстанца-конфедерата (чуть ли не адъютанта у самого Костюшко!), который в те далёкие времена носил шляхетную фамилию Брагинский.

     Папаша у «стаканыча» тоже лаптем щи не хлебал – был дружен с Дзержинским, как и «железный Феликс» был несгибаемым большевиком-ленинцем, словом и маузером боролся с разномастной «контрой» в гражданскую, укрепляя Советскую власть на периферии. Вплоть до печального 37-го года красный командир Станислав Брагинский был востребован и даже обласкан новой властью, награждён орденами и почётными званиями, но потом земные полюса сдвинулись и то, что ещё вчера было хорошо – стало плохо. В один момент «любимец партии» превратился во врага народа и шпиона польской и почему-то венесуэльской (видимо для солидности) разведок, разжалован, выведен из состава всего и вся, и вообще в один тоскливый осенний день выведен во внутренний дворик НКВД-шной тюряги, где и был расстрелян. В краткой записочке, переданной на волю, он просил жену поцеловать маленького Мишу и срочно сменить фамилию. Мать Михаила Станиславовича, простая русская женщина, влюбившаяся по молодости в благородного и интеллигентного (не пил, не бил, и матом не крыл!) поляка, не долго думая соскребла оставшейся от мужа безопасной бритвой подозрительное окончание «-ская» в своём паспорте, потом пару раз окунула серпасто-молоткастый документ в корыто с Мишкиными пелёнками, а в милиции объяснила, что это мол дитё несмышлёное напакостило. На удивление, незатейливая женская хитрость сработала – видимо и у отлаженной, как часы, машины репрессий бывали свои маленькие сбои. (А иначе как объяснить, что уже в 39-м новое поколение чекистов пересажало и перестреляло почти всех своих предшественников, верных «рыцарей революции», вместе с самим грозным наркомом госбезопасности тов. Ежовым?!). Конечно, пришлось написать не одну объяснительную и заплатить штраф, зато у будущего председателя, в то время ещё находящегося в младенческом непонимании происходящего, появилась вскоре короткая и незамысловатая фамилия Брагин – не придерешься!

     О своих заграничных корнях Михаил Станиславович доподлинно узнал уже в зрелом возрасте, после того, как начали реабилитировать невинно репрессированных, хотя догадывался о чём-то таком и ранее. Язык предков, правда, он так и не освоил за ненадобностью, запомнил только пару довольно вялых ругательств типа «холера ясна» и «курче печоны», хотя и не понимал, как печёная курица может быть чем-то обидным.

(Впрочем, в последнее время и простой русский блин, хоть с красной икрой, хоть без неё, вдруг стал именем нарицательным. Хотя можно было бы ругаться и более патриотично, например – «ах ты Биг-Мак недоеденный!» или «Ну ты и Сникерс!»).

     Ещё также поговаривали, будто «стаканыч» и сам, не так давно, очень неплохо обретался в высоких политических кругах и был впускаем даже в кремлёвские палаты. Но польская кровь – пся крев!– видимо продолжала в нём своё деструктивное бунтарское «кипение». В результате, в один из нескончаемых, переломных для судеб Отечества дней, Михаил Станиславович перессорился то ли с командой горбачёвских «демократизаторов», то ли с кем-то из ельцинских «реформаторов», и, плюнув окончательно на большую политику, удалился на периферию «квасить капусту», по его же собственному определению. Данное самому себе слово Брагин сдержал, «квасил» регулярно и основательно, но не более чем остальное мужское население посёлка. Из напитков предпочитал «Зубровку» или «Пшеничную» – всё-таки зов предков и генетическая память давали о себе знать. Самогонку не пил принципиально, даже в самые безденежные периоды своего бытия, справедливо считая, что сивушная отрава и есть одна из главных причин постепенной деградации Отечества, наряду с дураками и бездорожьем.

     Было всё это именно так или как-то иначе – никто толком не знал, но появление загадочного столичного гостя в Буераках не осталось незамеченным. Местный народец пару лет приглядывался, как бы невзначай, но внимательно, к новоявленному отшельнику, а потом, взвесив все «за» и «против», неожиданно выдвинул Брагина в председатели поселкового совета. К немалому, между прочим, его удивлению и вполне искреннему негодованию. Наступившее вскоре смутное время полностью подтвердило правильность выбора буераковцев, поскольку новый председатель обладал бесценным и наиглавнейшим качеством, а именно: и в трезвом, и в хмельном состоянии – что во сто крат важнее!– он был всегда кристально честен и упрямо неподкупен. Читатель, если только он не с Луны свалился, может с сомнением покачать головой: а что, у нас такое возможно? Поверьте, иногда, в исключительных случаях, подобные загадки природы всё же встречаются! А почему бы и нет? Вот совсем недавно опять писали, что в горах Алтая видели снежного человека…

                2.

     – Федь, ты не понял!– Брагин, оказывается, и не думал впадать в старческий маразм.– Зачем ты мне ВЧЕРА про это всё рассказывал, к чему клонил? Давай, Федька, напрямую, я сейчас намёков не понимаю – ведь неспроста же тему поднял!
     – Конечно неспроста! Вот бы и нам закрутить что-то вроде гражданской акции неповиновения всемирной глобализации и дикой капитализации нашего общества?!– мечтательно вздохнул уже порядком осоловевший обладатель ноутбука.– Индейцы ведь смогли за свои права постоять! Знаешь, председатель, что сказал их вождь?

     «У тебя есть Мечта? Иди к ней! Не можешь идти – ползи к ней! Не в силах ползти – ляг и лежи, но обязательно в направлении своей Мечты!»

     – Остынь, парень! Где ж мы у нас в Буераках живых индейцев-то найдём?– не сразу «въехал» в суть сказанного председатель, а сам подумал по-отечески:
«Федьке, однако, больше не наливать! Совсем парень мозгами поехал от своего Интернета, жениться ему давно пора, баба эту чушь из его головы быстренько выбьет!»

     – При чём тут индейцы? Своими силами действовать надо, сорганизоваться всем людям доброй воли и – выступить! Как декабристы, или большевики в семнадцатом!
     – Ну, ты и хватил! Да ведь у декабристов, какие-никакие войска были, солдатики, а у большевиков ещё и матросики имелись и эта, как её, «Аврора»! Вот Временное правительство и отдало быстренько власть – куда ж против оружия попрёшь!
     – А когда три «барбоса» в 91-м в Беловежской пуще, после баньки да водочки, одним, нет – тремя росчерками пера упразднили Великий и Могучий?– не унимался совсем уж разошедшийся Федька.– И это при живом и действующем руководителе страны, у которого хоть и не оставалось особой поддержки в народе, но чемоданчик с «красной» атомной кнопочкой всё же имелся. Какое у тех «беловежцев» оружие было под рукой? Танки, БТР-ы? Разве что пара «пукалок» у личной охраны. Да на них бы один взвод спецназа и – погнали наши городских! Разогнали бы по заповедной пуще заговорщиков, что и зубры потом не нашли бы! А так – тишком-нишком натворили исторических делов, а потом и объявили на весь свет, что Союза больше нет. И это при молчаливом согласии и полном непротивлении двухсотмиллионного советского народа, включая несколько миллионов партейцев (ум, честь и совесть нашей эпохи!), который преспокойно слопал наутро эту новость. Несколько столетий, понимаешь ли, цари-сатрапы по крупицам собирали Державу, расширяли её границы, а их непутёвые наследнички - если не сказать хуже!- растащили всё снова по удельным княжествам. "Каждый взял себе надел, кур завёл и в нём сидел", как пел когда-то Высоцкий. Уж как, небось, зарубежные спецслужбы радовались! Вот тебе, председатель, пример бескровного государственного переворота, сделанного «в белых перчатках» и без единого выстрела. Даже «Аврора» не понадобилась!

     – Короче, ты предлагаешь…– начал было Брагин и недоговорил, испугавшись даже мысленно докончить революционную фразу, вдруг выплывшую из глубинных пластов его подсознания времён ещё пионерско-комсомольской юности.
     – Да, предлагаю!– грохнул кулаком об стол Федька, и стал по порядку озвучивать свои предложения, от обилия и прямоты которых председатель тут же и протрезвел.

     «Вот они, цветочки демократии – базлает себе молодёжь свободно, не то, что при «усатом», или, скажем, при Андропове, когда людишек в рабочее время по банькам хватали. И даже пискнуть не моги! Теперь, конечно, в миске еды особо не прибавилось, однако лаять на хозяина уже разрешают. Пока…» – грустно подумалось Брагину и вспомнился, совершенно некстати, какой-то не совсем приятный эпизод из собственного жизненного опыта.
     – Ты, Федя, погоди волну поднимать!– осадил он новоиспечённого революционера.– С людьми посоветоваться надо: «vox populi – vox Dei». Как говорится, глас народа – глас божий. Ты лучше пройдись по домам, пригласи на завтра всех наших на собрание… Хотя какой из тебя сейчас ходок, на ногах еле стоишь!

     Председатель помозговал с минуту, а потом решительно отправил Фёдора домой отсыпаться:
     «И чтобы завтра к утру как штык был! А то негоже революцию спьяну начинать – потомки не поймут! Увидишь по дороге Мартьяновну с Митрофановной – скажи, мол, председатель по секретному делу кличет, враз прибегут!».

                3.

     – Ну, что, бабоньки, как жизнь пенсионная?– участливо спросил Брагин у явившихся вскоре старушек и потянулся за сигаретами, прекрасно зная, что теперь ему минут десять-пятнадцать для перекура гарантированы.
     – А то можно подумать ты сам не знаешь, председатель!– слаженным дуэтом ахнули Мартьяновна с Митрофановной, и дальше уже зачастили, словно две растревоженные сороки, выкладывать наболевшее:
     – Пенсия – грошовая, да и ту приносят не вовремя, если б не огородик – вообще сидели бы без копейки, а местный автобус в город не ездит, передняя подвеска «полетела» ещё осенью, а попробуй старому человеку по грунтовке два километра до трассы пройти, а если ещё непогода? Да и проходящие рейсовые автобусы старух с корзинами не берут, какой с них «навар»! Вот и получается – пока до Центра доберёшься, вся зелень завянет. А он, председатель, мышей не ловит. А надо бы письмо коллективное написать куда следует! И пусть он, председатель, поговорит серьёзно с дружком своим Федькой – скачивает, развратник, из Интернету голых баб, а потом поселковых мужиков развращает, так что они на своих жёнок уже и не глядят, всё время у Федьки трутся, даже домино своё вечное забросили. И, между прочим, эта девка рыжая, Милка Йовович, совсем безгрудая, наши девахи не в пример фигуристее её будут. И фильмы по телевизору показывают все сплошь похабные, ни одного нет, чтоб без голой задницы! А эта бесконечная реклама прокладок – срамота! Жизнь без них прожили, а тут вдруг всем давай-подавай. Обуржуазались! Поймались, как рыбка на крючок, на эту капиталистическую замануху, на эти их соблазны всяческие! Сникерсы им подавай да тампаксы, а кто хлебушек есть будет? Что, тампаксы из другой оперы? Да я имела в виду твиксы, ну это – «сладкая парочка»…
     – Короче, вы согласны, что дальше так жить нельзя?– резюмировал Брагин и сам поморщился от этой набившей оскомину фразы.– Пора, значит, возвращаться к старым духовным ценностям, к советской власти! Попробовали ихнего капитализма с человеческим лицом и – хватит! Собирайте завтра народ в клуб часам к десяти на собрание, да пусть там, кто помоложе, поприбирается, а то почитай год как не заседали, небось всё паутиной заросло.
     – И то верно!– дружно закивали бабульки.– Раньше то хоть какая-никакая жизнь в посёлке теплилась: по выходным кино новое привозили, танцы в клубе устраивали или лекцию какую-нибудь районный пропагандист читал, ну там о международном положении или о вреде пьянства!

     При этих словах обе старушенции поглядели на председателя укоризненно.

     – Вот и договорились, милые!– Брагин сделал вид, что не понял намёка и завозился с бумагами.– Завтра и решим на сходе, как дальше жить будем: продолжать капитализм строить или социализм назад восстанавливать!


     На следующий день, с утра пораньше, заговорщики приступили к материализации своих грандиозных планов. Брагин, вооружившись молотком, вколотил первый гвоздь в гроб мирового капитализма, на который и повесил, рядом с портретом действующего пока Президента, внушительных размеров картину маслом «Ленин в октябре», хранившуюся до этого исторического момента в чулане, за вениками и швабрами, от вражьих глаз подальше. И так удачно повесил, что оба политических лидера – и бывший, и настоящий – как бы переглядывались друг с другом, словно играя в детскую игру «гляделки»: кто скорее не выдержит и сморгнёт. Причём вождь мирового пролетариата смотрел на своего далёкого потомка с большевистским прищуром, как бы укоризненно, а тот в ответ – слегка сконфуженно, будто заранее извиняясь за всё содеянное.

     Тем временем Фёдор вытряхнул на дворе красное полотнище, пропитавшееся пылью за долгие годы невостребованности, прикрепил его к черенку от лопаты и полез, кряхтя, сопя и ругаясь, по приставной лесенке на крышу правления. Поначалу он хотел повесить знамя рядом с государственным штандартом, уже изрядно вылинявшим под дождливыми буераковскими небесами, но потом решил, что с крыши алый цвет революции будет виден лучше. Потом обладатель ноутбука снял на видео результат содеянного и тут же выложил ролик в ю-тубе, назвав его просто, не заморачиваясь – «Revolution number nine», поскольку именно эта песня старых добрых «битлов» звучала тогда в его МП-3 плеере.


     «По прибытии в Вундед-Ни индейские активисты (по разным сведениям от 200 до 300 человек) во главе с Расселом Минсом и Дэннисом Бэнксом берут на себя командование посёлком, заявив, что они утверждают в нём традиционное племенное правление, независимое от действующего правительства. Посёлок объявляется территорией, свободной от бледнолицых, независимым «индейским государством». Активисты захватывают торговый пункт, берут 11 местных жителей в заложники и роют окопы на близлежащих холмах».

                4.

     Ровно к десяти или около того (о точном времени начала революции в Буераках историки до сих пор спорят, но, думаю, зная наших людей можно предположить, что собрались часам к одиннадцати) в клубе собралось почти всё способное к передвижению население посёлка, а точнее – 56 человек. Брагин, принарядившийся по такому торжественному случаю в куцый пиджачишко и галстук, поднялся на трибуну и огласил повестку собрания, состоявшую из трёх пунктов:
     а) Об установлении в Буераках Советской власти, т.е. «власти по Совести», власти свободных от коррупции трудящихся в союзе с непривелигерованным пенсионерством, и о провозглашении посёлка и его околиц «территорией свободной от любых проявлений капитализма»;
     б) О возвращении посёлку исторического названия «Красный путь», которое он гордо носил почти семьдесят лет, начиная с одна тысяча девятьсот двадцать четвёртого года. Всех проживающих в нём надлежит отныне именовать не «буераковцами», а «краснопутинцами» и «краснопутинками»;
     в) Выборы нового правления.

     Поступившее из зала предложение включить в повестку дня ещё и вопрос об антиобщественном поведении Фёдора Сальникова, развращающего мужское население посёлка посредством приобщения к совместному просмотру в Интернете порносайтов, было мягко, но решительно отклонено самим Федькой, исполняющем на собрании обязанности секретаря.

     Долго решали, как будет проходить голосование по каждому из вопросов – тайно или открыто, по большевистски. Решили выбирать правление тайным голосованием, записками в урну, а за стратегические вопросы тянуть руки открыто, не таясь, чтоб всем сразу было видно, «кто с нами, а кто против нас».

     Брагин, откашлявшись, зачитал собравшимся свои тезисы, суть которых сводилась к тому, что так дальше жить нельзя и надо что-то менять, чтобы повернуть жизнь к лучшему. Его проникновенную речь часто перебивали выкрики с мест – «точно», «правильно», «надоело уже», «зажрались там, наверху» – из чего можно было сделать вывод, что низы уже не хотят жить по-старому, и, значит, одна из двух составляющих революционной ситуации уже налицо. За первые два пункта собрание проголосовало единогласно, при одном воздержавшемся. Дело в том, что бывший колхозный сторож Митрич забыл дома слуховой аппарат и никак не мог разобрать, о чём весь сыр-бор. Вот и решил на всякий случай воздержаться, от греха подальше. Зато при выборе нового руководства случился непредвиденный инцидент. Когда выгребли из урны записки, и подсчитали голоса, в числе победивших оказался Брагин, Федька (сами кашу заварили, пусть за всё сами и отвечают!) и почему-то Мартьяновна. За неё, правда, был подан всего один голос, и жертва тайного голосования сразу догадалась, чьих это рук дело. С истошным криком «подставить меня решила, сука!» она вцепилась в остатки волос на голове Митрофановны, и понадобилось немало времени и труда, чтобы разнять вчерашних подружек.

     После завершения процедурных вопросов Брагин поблагодарил присутствующих за моральную поддержку и предложил объявить сегодняшний день в посёлке выходным. Предложение приняли с восторгом, хотя присутствующие в большинстве своём были либо пенсионерами, либо «временно неработающими». Особенно воодушевилась мужская составляющая населения, поскольку появился законный повод пропустить по стаканчику. За такое проголосовали «единогласно!», никто на этот раз даже и не воздерживался. В атмосфере всеобщего ликования и эмоционального подъёма председатель зачитал ещё вечера вечером написанное «Обращение ко всем людям доброй воли». В обращении, неоднократно прерываемом одобрительными криками с мест и даже аплодисментами, предлагалось всем честным трудящимся и пенсионерам всего мира поддержать инициативу жителей «Красного пути», восстановивших в своём посёлке советскую власть в её истинном значении и огласивших посёлок «территорией свободной от капитализма во всех его проявлениях». Более того, мировые и отечественные олигархи-кровососы, эксплуататоры трудового народа, всякие там Ротшильды, Вандербильты, Абрамовские и Березовичи объявлялись нежелательными персонами «нон грата». При первом же их появлении в посёлке, они тут же будут преданы справедливому суду общественности «за финансовые и экономические преступления перед человечеством».

     Дочитав филлипку до конца, Брагин передал исписанные листки Федьке и попросил, чтобы он распространил «Обращение» в Интернете по социальным сетям, в первую очередь на «одноклассниках», «рождённых в СССР», а так же по всем другим наиболее посещаемым сайтам.

     Тем временем кто-то из добрых людей уже успел настучать куда следует (вот они, преимущества мобильной связи!) и вскоре на центральную улицу посёлка осторожно въехал, переваливаясь на ухабах словно утка, лендровер Горьковского автозавода с разноцветной мигалкой на крыше. На свежеокрашенных бортах «бобика», рядом с государственным гербом и гордой надписью «полиция», весело резвились солнечные зайчики, и упрямо проступало через тонкий слой краски прежнее название транспортного средства: ми-ли-ци…

     «Это кто ж такой борзый у нас нашёлся?» мрачно подумал Брагин, глядя на приближающихся полиционеров. А потом вспомнил, что в какой-то момент собрания из зала тихонько выскользнул Митрич – якобы живот у старика скрутило!
– Ах ты, сука вохровская! Всё ещё Лаврентий Палыча забыть не можешь? Вот уж приучили народ к наушничеству, курва мать!– выругался про себя председатель, а вслух обратился к поселянкам, чтобы сообразили быстренько «хлеб-соль» для встречи служителей правопорядка.

     – Угощайтесь, ребята, – приветствовал Брагин своих старых знакомцев, старлея Проньева и старшину Куропатова, не раз заглядывавших к нему «на огонёк» и пояснил, кивая на полощущийся красный флаг.– У нас нонче праздник освобождённого труда, уж уважьте!
     – Да разве есть праздник-то такой?– засомневался молоденький Проньев, дитя своей, насквозь пропитавшейся миазмами капитализма, эпохи.
     – Ну, коли есть труд, так должен быть и праздник!– немного туманно разъяснил Брагин.
     – Да мы типа как бы на службе… Вот, поступил сигнал, что у вас тут что-то происходит несанкционированное, заехали проверить,– не очень уверенно начали отнекиваться служивые.

     Но председатель истолковал это дипломатичное «типа как бы» правильно: конечно, ребята при исполнении, но выпить не отказываются. Необходимо только соблюсти некоторые меры предосторожности, чтобы не посрамить честь мундира.
     – А мы вас типа как бы возьмём в заложники, – шутканул Брагин, заговорщицки подмигивая.
     – А вот это уже чревато! Действия, направленные против органов правопорядка, статья…– подмигнул в ответ Куропатов, и одобрительно расправил свои чапаевские прокуренные усы.
     – Так ведь мы понарошку, типа как бы,– продолжал искушать гостей председатель, и таки совратил!
     Полиционеры связались по рации с начальством и бодро отрапортовали, что в посёлке всё спокойно, правонарушений не наблюдается, предсеватель трезв, а у их патрульной машины на местном бездорожье что-то случилось с передней подвеской и им понадобится какое-то время для ремонта. Немного, часа полтора-два, не больше. Получив из центра «добро!», Проньев с Куропатовым огородами, соблюдая конспирацию, направились прямиком к домику Брагина, где их уже ждал холодец, домашние соленья и запотевшая поллитровка.

                5.

     Пока местные активистки из тех, кто помоложе да поязыкатее, угощали и развлекали правоохранителей (сам Брагин лишь пригубливал, понимая свою ответственность в свете текущего исторического момента), правая рука председателя, друг индейцев Фёдор трудился над изготовлением трафарета с надписью «Красный путь». Потом, вооружившись двумя баллончиками с белой и чёрной краской, он отправился к сиротливо стоящему на съезде с трассы указателю «Буераки, 2 км».

     Поначалу работа шла споро. Федька быстренько «задул» белым прежнюю надпись на дорожном указателе и позволил себе немного вздремнуть, прислонившись спиной к столбику, в ожидании пока краска подсохнет. Ему даже приснился сон, будто он, Фёдор, вовсе и не Фёдор Сальников, и тем более никакой не «хохол», а гордый индейский воин Нубук из племени «Фу-ты ну-ты», и что он в данный момент скачет на потном мустанге по необъятным просторам Небраски на совет вождей, который созвал его кровный друг, вождь Лоп-Топ. А рядом с ним, но немного приотстав, как и положено женщине, скачет его верная «скво» Вики-Педи, готовая за своего любимого мужа и господина перерезать глотку любому бледнолицему и тем более любой бледнолицей, посягнувшей на её Нубука хоть словом, хоть взглядом. И что потом, через девять лун, у них наверняка родится сын, которого они обязательно назовут Ай-Фон, что означает «Слушающий ветер». А когда тот вырастет, то непременно станет предводителем всех индейцев в новом виртуальном государстве будущего, в счастливой и независимой республике Лакота… Или что-то в этом роде.

     С набиванием нового названия посёлка Фёдору пришлось изрядно повозиться. Изготовленный впопыхах трафарет оказался немного длинноват, и если его полностью приложить к табличке указателя получилось бы «Красный Пу». Последние две буквы «-ть» упорно не хотели помещаться. Федька прикидывал и так, и эдак, и, наконец, исхитрился втиснуть на указатель надпись «Кр. Путь». Конечно, это загадочное «Кр.» можно было расшифровать и как «кривой», и как «крутой», но горе-художник верил в здравый смысл и правильное понимание у будущих читателей, и особо не заморачивался – кому надо поймёт, а дураку и объяснять нечего!

     Дело было сделано, Фёдор уже собирался возвращаться в посёлок, как радом с ним, подняв облако пыли, остановился потёртый автофургончик с ярким принтом по борту «телевидение».
     – Слышь, мужик, не подскажешь где тут эти долбанные Буераки?– окликнул его водитель.
     – Так я сам оттуда, я вам покажу, без проблем!– Федька засуетился, почувствовав, как радостно ойкнуло его сердце, и полез в забитое съёмочной аппаратурой нутро микроавтобусика.

     После обеда, примерно в тринадцать-пятнадцать по местному времени, на столе у председателя внезапно ожил давно молчавший телефон.
     – Что там у тебя, Брагин, творится? – даже не поздоровавшись, загудел в трубке начальственный голос.– Палёной водки вы там напились, что ли?

     Председатель на какое-то мгновение даже забыл о своём новом статусе революционера и совершенно рефлекторно, по инерции, весь подобрался, сконцентрировался, словно боксёр перед явно более сильным противником.

     – Никак нет, тверёзые все! Собрание тут у нас было, народ решил восстанавливать в посёлке Советскую власть…

     На другом конце провода повисло тугодумное молчание.

     – Какой, к … матери народ?– минуты через две вдруг взорвалась негодованием телефонная трубка.– Какая ещё советская власть? А до сегодняшнего дня у вас там в ваших сраных Буераках что было – анархия?!

     Ох, не надо было говорить с гордым потомком польских революционеров в таком тоне, забылся на мгновение господин Начальник, забыл о том, что он, в сущности, всего лишь чиновник, слуга народа, находящийся у этого самого народа на содержании! Хотя, как сказал один острословец: «чем больше у простого народа слуг, тем меньше самого народа».
     Оскорбительные слова в адрес местного населения, словно холодный душ, моментально отрезвили Брагина и вывели его из состояния некоторой загипнотизированности перед очередным «барином». Да и действительно – перед кем шапку-то ломать: вчера из грязи в князи, а завтра, глядишь, этого князька или в кутузку, как всемирно известную украинскую премьершу, «девушку с косой», или в автомобильную катастрофу, или киллеру на отстрел. Хорошо ещё, если повезёт человечку и всплывёт такой вчерашний функционер государственного масштаба где-нибудь, скажем, в Лондоне – целый, здоровый и с незамороженными счетами в банке. Хотя простому народу от такого везения никакой пользы, одни убытки казне да глуповатое чувство, что вот вроде как обокрали тебя, да так ловко, что ты ещё за вора и переживаешь – как ему там, на чужбине? Не хворает ли от ностальгии, не мутны ли у паршивца глазки, не обижают ли бедолашного в его скромном особнячке с бассейном злобные ищейки Интерпола?

     – Народ у нас сами знаете какой – правильный народ! – рубанул сплеча правду-матку Брагин. – А вот какая сейчас на улице власть – сам чёрт не разберёт. Советской-то уже нет, это точно, а капитализм с человеческим лицом мы ещё не построили. Вот и получается, как в том анекдоте: Вы, Иван Абрамович, либо крестик снимите, либо обрезание спрячьте!

     – Ты, это, Абрам Станиславович, того! – не нашлась сразу что ответить трубка.– Следи за своей речью, за каждое слово ответишь! Я вот сейчас не поленюсь, брошу все дела и лично приеду посмотреть на твоё «отрезание». А вот на карьере своей точно можешь крестик ставить, жи-и-и-и-рный!

     – Валяйте, приезжайте, только пусть шофёр сразу две запаски берёт – дорогу-то к нам так до сих пор и не заасфальтировали,– начал было председатель, но на другом конце уже отключились.

     В кабинете повисло гнетущее молчание. Мрачное настроение немного развеял лишь прибежавший вскоре счастливый Федька, который весело размахивал над головой ноутбуком, словно большевистской газетой «Искра»:
     – Вот, товарищ Брагин, смотрите – уже стали поступать первые отклики на наше революционное воззвание!– и, захлебываясь от переполнявшей его радости, начал зачитывать председателю свежие новости:

     «В столице Пакистана Исламабаде прошли массовые протесты населения, вызванные обращением жителей ещё вчера никому неизвестного посёлка «Красный путь» ко всем людям доброй воли. Демонстрации прошли под лозунгами «Нет коррупции!» и «Мы требуем перемен!». Верховный суд Пакистана, пошёл навстречу требованиям участников акции и выдал санкцию на арест премьер-министра страны Первеза Ашрафа и ещё 15-ти высокопоставленных чиновников».

     «Бывший украинский премьер Юлианна Тимошко, отбывающая ныне тюремный срок, выступила в поддержку справедливых требований восставших жителей посёлка «Красный путь» и объявила личную акцию гражданского неповиновения, «чтобы уменьшить в обществе страх перед нынешним режимом», как заявила опальный политик».

     «В Нью Йорке стартовала акция «Поддержи всемирную революцию, захвати Уолл-стрит!». Протестующие выступают против безработицы, антинародной политики властей и финансовых институтов, называя их «финансовыми террористами». Активисты движения считают, что действуют от имени большинства населения США. На днях проведение подобных акций планируется в ряде других странах мира – в Канаде, Австралии, Великобритании, Франции и Испании».

     «Протесты против экономического неравенства между беднейшими и самыми богатыми слоями населения, начальный импульс которым дало стихийное выступление жителей мало кому известного глухого посёлка Буераки (с сегодняшнего дня – Крестный Путь), были подхвачены во многих странах мира. В Греции не утихают вспыхнувшие сегодня днём студенческие волнения. Властям пока не удаётся справиться с толпами анархистов, громящими в центре Афин магазины и поджигающими автомашины и офисы».

     – Нет, это не наши методы,– перебил Федькины восторги Брагин.– Ты им так и напиши: либо они переходят к сугубо мирным методам борьбы, либо мы их и знать не хотим! Как говорится – пусть забирают свои пасочки и валят из нашей песочницы! Тоже мне, развели анархию, одно слово – пиндосы!

     «Правительство Республики Лакота и лично Рассел Минс приветствуют жителей посёлка Krasnyi Put’ (Red Way), всецело поддерживают их свободолюбивые устремления и предлагают взаимно признать независимость друг друга! Так вместе победим!»

     – А это ещё что за друзья взялись на нашу голову? Лакота-босота, это где, в Грузии что ли?– председатель поверг в ужас местного любителя краснокожих своей дремучей отсталостью.

     Федька, словно заяц на барабане, застучал по «клаве» и выдал информацию:
     «Республика Лакота – виртуальное государство, провозглашённое группой индейских активистов во главе с Р.Минсом 17 декабря 2007 года. От имени Республики её основателями были выдвинуты претензии на часть территории США, которая считается родиной племён лакота, в т.ч. – часть штатов Северной и Южной Дакоты, Небраски и Монтаны. Таким образом, территория, на которую претендует Республика, что составляет около двухсот тысяч квадратных километров, а население – не менее ста тысяч человек. Делегация Свободной Лакоты обратилась в своё время с просьбой о признании независимости в посольства разных стран: Чили, Боливии, Венесуэлы и ЮАР. Было так же объявлено об отказе от гражданства США и полном освобождении от налогов всех, кто признаёт себя гражданином Республики Лакота. В одном из своих интервью Минс утверждал, что во всём прогрессивном мире реакция на его заявления «фантастическая» и с каждым днём она ширится!»

     – А, бред какой-то! Обпились краснозадые у себя в вигвамах огненной воды, вот и чудят!– отмахнулся, как от похмельного наваждения, посуровевший Брагин.– Несерьёзно всё это, хотя мысль об освобождении от налогов всех, кто официально живёт за чертой бедности, правильная. Хотя и не для нас: на следующий же день после принятия такого закона все наши олигархи представят справки о своей полной финансовой несостоятельности. Ещё и материальную помощь потребуют, суки!

     – Вот, вот оно, самое главное!– голос Фёдора вдруг зазвучал, как у Левитана, объявляющего советскому народу о победе над фашистской Германией:
     «Премьер-министр России выступил против жёсткого применения силы правоохранительными органами США при разгоне активистов движения «Захвати Уолл-стрит». Он заявил (цитата): Кстати говоря, у нас тоже проблемы возникают с этим, мы тоже должны предпринимать определённые усилия, чтобы не было в этом вопросе никаких сбоев. Лично я планирую уже завтра встретится с жителями посёлка «Крутой Путь», выслушать накопившиеся проблемы и постараться их разрешить мирным путём».

     – А вот это – серьёзно! – озабоченно подумал председатель.– Жди завтра высоких гостей! Ради этого не мешало бы и побриться.

                6.

     Сразу после отъезда областных телевизионщиков, в правление, словно мини-торнадо, ворвалась растрёпанная девица с крашенными в интенсивно красный цвет волосами, представившаяся Брагину корреспондентом независимого молодёжного Интернет-издания «Анафуй!». Она с порога заявила присутствующим, что полностью разделяет их революционные взгляды и поддерживает объявленную ими Всемирную революцию и вообще все возможные революции, включая сексуальную. Вздымая волнующейся грудью («как минимум третий размер!» – оценил на вскидку груделюб и грудевед Федька) тонкую полупрозрачную маечку, не скрывающую отсутствие под ней лифчика, голосистая барышня восторженно призналась, что уже с пятнадцати лет активно борется за социальную справедливость, что её кумир – смелый и благородный английский разбойник Робин Гуд, и что она всегда старалась действовать как он, а именно: брать у богатых, а давать – бедным.

     «Ай да рыжая-бесстыжая, ничего себе политическая программа: давать всегда, давать везде, до дней последних донца!»: иронически подумал председатель, а вслух объяснил девице, что связями с общественностью у них занимается товарищ Сальников, и передал её в лапы Федьки, который тут же потащил верную последовательницу Робингудовских заповедей на ближайший сеновал – давать интервью.

     По дороге юная «анафуистка» что-то втирала Федьке о том, что «свобода всегда приходит нагая» и о картине художника Делакруа «Свобода на баррикадах», где революционная французская гражданка своей обнажённой грудью стимулирует хезливых парижских обывателей мужского пола на революционные подвиги. Федька согласно кивал, и по совершенно отсутствующему, замаслившемуся его взгляду было ясно, что бывший фермер, а с сегодняшнего дня зам председателя Народного фронта по связям с общественностью, мысленно уже обретается в сугубо эротических сферах.

     Ближе к вечеру, мятежные краснопутинцы ощутили под ногами некое загадочное трясение земли, поначалу едва уловимое, но с каждой минутой упорно усиливающееся.

     Усталый и слегка охрипший за день Брагин в это время как раз проводил очередную пресс-конференцию с представителями отечественных и зарубежных СМИ, в изрядном количестве понаехавших в посёлок в предвкушении очередной сенсации. Сначала на председательском столе, утыканном микрофонами и прочей записывающей техникой, легонько задребезжала серебряная ложечка в стакане давно остывшего чая. Через какое-то время вполне отчётливый гул, настойчиво долетавший из-за околицы посёлка «Красный путь», стал даже перекрывать оживлённый шум прессы в зале. Фото и видео операторы, у которых стала трястись установленная на разлапистых треногах аппаратура, недоумённо переглядывались, а Брагин, потеряв вдруг нить рассуждений, застыл с открытым ртом, так и не докончив свою очередную революционную фразу.

     Все присутствующие, как по команде, притихли, с испуганным интересом прислушиваясь к непонятному механическому шуму, доносившемуся с улицы.

     – Всё, председатель, ****ец нам всем! – ввалился в помещение запыхавшийся и расхристанный Федька, на ходу застёгивая негнущимися пальцами брюки.– Танки идут!

     За его спиной, словно крылатая богиня революции, металась фигурка насмерть перепуганной «пофуистки», в огненных волосах которой запуталось несколько длинных жёлтых соломинок.

     Брагин слегка побледнел, но тут же взял себя в руки и машинально застегнул свой куцый пиджачишко на все пуговицы, хотя в набитом людьми и накуренном зале было отнюдь не прохладно. Потом председатель повернулся к портрету Ильича, по-доброму улыбающемуся собравшейся публике, и, не вполне даже сознавая, что он делает, зачем-то быстро и мелко перекрестился.


(Продолжение пишется)