Последняя повесть

 
СОКОЛОВ Ю.М.
ПОСЛЕДНЯЯ ПОВЕСТЬ

                ***

  - Валя, улыбнись! Валечка, улыбнись!- Иван корчил смешные рожицы, заглядывая в глаза жены.
 Валентина отворачивалась, стараясь не смотреть на мужа. Но не выдержала и рассмеялась.
 - Дурачок, вечно ты со своими шуточками. С тобой невозможно разговаривать серьезно, а мне совсем не смешно, наоборот страшно.
 Иван обнял Валю за плечи и крепко прижал к себе.
 - Не бойся, родная! Все будет хорошо.
 - Ты уверен?
 - Конечно, надо во всем искать свои плюсы. А они, поверь, бывают даже в самых невыносимых, в самых тяжелых  ситуациях. Ты же знаешь: что ни делается, все к лучшему.
 - Мне бы твою уверенность.
 Улыбка сошла с ее лица. На него смотрела уже не прежняя Валентина, веселая озорная девушка, сводившая его с ума своими забавными проделками. Перед ним была грустная, измученная, уставшая от однообразных серых будней женщина. Исчез искрящийся блеск больших карих глаз, преждевременные тонкие, но четкие морщинки появились возле глаз и в уголках губ, разучившихся улыбаться.
 - Неужели я всему виной?- мелькнуло в голове у Ивана. Но ведь для того и создавали они семью, чтобы делить поровну горе и радость, болезнь и здравие, богатство и бедность. Только где взять это богатство? А нищетой назвать их существование не позволяло то, что так жили почти девяносто процентов их некогда богатой и процветающей страны. Так жили их родственники, друзья и знакомые. Люди, в обучение которых государство годами вкладывало средства, под которых создавало новые рабочие места  и производства, в одночасье оказались брошенными и никому ненужными. Наверх рванули не такие образованные, но более хваткие, не обремененные особыми жизненными принципами. Ну, и конечно, уже занимающие определенное социальное положение и обладающие нужными связями.
 Основная масса, предоставленная сама себе,  вяло сопротивлялась вынужденной деградации и вымиранию. Государство вспоминало о них лишь в период сбора налогов, призыва в армию и выборов в органы власти, ласково называя электоратом.
 Также и Иван с Валентиной, потратившие пять лет на обучение,  отработавшие  по три года на определенных предприятиях, влачили сейчас жалкое существование. Нет, работа была, но платили за нее сущие гроши. А без денег разбиться о быт семейной лодке гораздо проще, чем утлой шлюпке в бурном море.
 Отношения между супругами постепенно, но неуклонно ухудшались. Все длиннее становились невыносимые паузы в их разговорах, все реже они ходили к друзьям и сами почти перестали приглашать гостей.
 Жизнь постепенно превращалась в скучную, монотонную, невыносимую череду обязанностей. Исчезли и без того редкие праздники. Даже дети не радовали, раздражали, заставляя срываться и выплескивать накопившийся гнев.
 Иван понимал, что теряет семью, теряет жену, теряет детей, теряет себя. Но что он мог изменить в этой безжалостной, постоянно меняющейся, непредсказуемой жизни? Только работу!
                ***

 Шум становился все невыносимей, казалось, сотни невидимых маленьких молотобойцев, что есть силы, лупили по железным листам своими звонкими молоточками. Звуки отражались от потолка и стен, многократно усиливаясь, обрушивались на людей осязаемой вязкой массой. Снизу, от расположенных на цокольном этаже печей, тянуло жаром. Спертый воздух давил на барабанные перепонки, оседал на лицах влажным, липким потом. Дополнял все пронзительный острый аромат специй.
 - Господи, когда же все это закончится?!
 Иван выкатил тяжелую бобину и сдернул защитную пленку.  Не задерживаясь ни на секунду, привычным движением насадил бобину на вал и рывком установил на положенное место. Так же быстро расправил ленту, протянул ее через натяжную систему и запустил аппарат.
  Упаковщик вздрогнул и пошел отмерять новые километры фольги.
 Иван подкорректировал положение датчика и рванул к следующему аппарату. Время тянулось неправдоподобно медленно. Силы были на исходе, а еще предстояло «зарядить» пленкой семь аппаратов. Причем, сделать это надо было как можно быстрее.  Каждая минута простоя упаковочного автомата оборачивалась потерей 40 – 45 пакетиков с продукцией, умножить на восемь аппаратов, и уже минус 320-360 пакетиков. А триста пакетиков, это уже целых две коробки.
  В конце смены бригадир пересчитает гору запечатанных коробок, и, не дай Бог, не достанет хотя бы одной коробки до плана! Начнутся выяснение, поиски крайнего, в итоге это грозит потерей премии, а значит, все труды, все муки были напрасны.
А ведь когда-то у Ивана была спокойная «непыльная» работа. Он работал инженером на одном крупном заводе. Сначала, правда, пришлось побегать, попотеть. Были и задержки после работы, и ночные вызовы, и работа в выходные и праздники. Но потом труды праведные начали давать свои результаты. Оборудование приработалось, обстановка стабилизировалась, да и опыта за годы работы прибавилось. Казалось бы, сиди, пожинай плоды, но кризис подкрался незаметно. Завод залихорадило, начались проблемы со сбытом продукции, подскочили цены на сырье. Работников начали отправлять в отпуска без содержания, выросли долги по заработной плате, а ее размер едва позволял сводить концы с концами.
  И вот тогда на глаза ему попалась газета с вакансиями.
«Крупной производственной компании требуются работники с высшим техническим образованием!»
 Но больше всего Ивана впечатлил размер заработной платы. Он был ровно в два с половиной раза больше его нынешнего жалования.
 - Решено,- подумал Иван. Его даже не смутило то, что новая работа находится в двух часах езды от дома, и добираться туда придется на электропоезде, потом еще на автобусе. Кроме транспортных расходов, увеличивались расходы на питание, да и времени на личную жизнь почти не оставалось: выход из дома в шесть ноль-ноль, возвращение - в двадцать два ноль-ноль, но сумма обещанного вознаграждения затмевала всё.
  Иван прошел собеседование с менеджером по кадрам в головном офисе компании. Вопросы, ответы, анкеты – все как обычно. Через пару недель его пригласили в службу эксплуатации для беседы со специалистами фирмы. И через пару дней Иван уже направлялся к месту работы.
                ***
 Новая работа встретила Ивана, мягко говоря, недружелюбно. После налаженного производства солидного госпредприятия он окунулся в откровенный бардак частного бизнеса.
 Ремонт помещения, установка нового оборудование, производство, складирование сырья и готовой продукции- все это находилось одновременно на одних площадях.
  Схема простая. Для экономии средств предприниматели арендовали заброшенный корпус обанкротившегося предприятия. Наспех провели ремонт, установили оборудование и запустили производство, забывая об элементарных удобствах для работников. На сотню работающих приходился один туалет, одна раковина для умывания. Комната приема пищи, раздевалка,  слесарка и курилка, располагались в одном крохотном помещении.
 Увиденное вызвало у Ивана шок. Маленькая, тесная коморка. На вбитых в выбеленные стены гвоздях висела вперемешку грязная и чистая одежда. На полу так же вперемешку валялась обувь. Здесь же на полу располагались пакеты и сумки с принесенными из дома обедами и личными вещами. За грязным столом ели, курили и выпивали несколько человек. В углу на железном стеллаже с металлическими болванками и обрезками труб спал неопределенного возраста весь помятый мужик. Оказалось, это отдыхал электрик, дежурящий уже третью смену подряд. Случаи невыхода на работу не были исключением. Если твой сменщик не явился в положенное время, ты автоматически остаешься дежурить дальше.
  Думаю, пришло время открыть тайну, чем же занималась эта крупная производственная компания. Впрочем, никакой тайны, это был цех по выпуску жареных сухариков. Тех самых сухариков, со вкусом бекона, рыбы, сыра и тому подобного, которые так охотно приобретали любители пива, школьники, экономящие на обедах, и домохозяйки, осваивающие рецепты новых салатов.
  Привезенный хлеб выгружали в специальный накопитель под металлическим навесом. Выдержанные сутки булки пропускали через ломтерезки, а потом плоские ломтики резали на аккуратные кубики. Кубики отправляли на цокольный этаж, на котором располагались ленточные печи. По сути это закрытый сетчатый конвейер с расположенными по зонам нагревателями. Прокатываясь по этой многометровой ленте, кубики равномерно обжаривались, превращаясь в аппетитные зажаренные сухарики. Сухарики снова отправлялись наверх, где их в специальной мешалке обваливали в разведенной растительным маслом вкусовой добавке. Потом загружали в упаковочный автомат, из недр которого выходили аккуратно развешанные пакеты из разноцветной фольги. 
 От Ивана требовалось не допустить простоя упаковочного автомата. Кроме того, он должен был следить за правильной работой весов, размером пакетика и качеством швов. Рабочая смена длилась 12 часов. График был такой: два дня, две ночи, четверо суток отдых. Такой график установили себе электронщики, обслуживающих упаковщики, все остальные работали по схеме: день, ночь - сорок восемь.
 Работа была несложная, но изнурительная. Все двенадцать часов приходилось быть на ногах, присесть было не на что. Аппараты часто сбивались, то «плавал» вес, то расходился плохо склеенный шов, то «гулял» размер  пакетика. Все подстройки велись «вручную» и «на глаз». Кроме того, два раза в течение смены было необходимо заменить тяжелые бобины с упаковочной пленкой. Бывало, что за смену в туалет сбегать некогда, не то, что пообедать.
  Именно здесь Иван узнал, что такое усталость. Спал он не только в электричке, но и стоя в автобусе. А по дороге домой, перебегая улицу на зеленый сигнал светофора, ощущал, что ноги не распрямляются полностью и он идет «на полусогнутых». Дома он выпивал стакан чая, падал на кровать и засыпал. Просыпался от невыносимого чувства голода. Обедал и снова спал. И только после этого у него открывались глаза, и он начинал видеть и соображать. Так проходил день после работы. Но зато впереди его ждали три свободных беззаботных дня.
                ***

Пролетали дни, месяцы, недели. В жизни Ивана было все по-прежнему. Работа до изнеможения, провал и три дня безделья. Выходные пролетали, не оставляя о себе никаких воспоминаний. Друзья и знакомые днем были на работе. Оставались телевизор, компьютер, книги. Четкий однообразный ритм жизни вызывал чувство тоски и беспросветности. Иван понимал, пройдет еще один месяц, год, пять, и все останется по-прежнему. Работа, провал, безделье. Он понял, что деградирует. Надо было срочно что-то предпринимать, вырваться из этого замкнутого круга, засасывающей тины.
 - А ты пиши,- посоветовал ему кто-то из друзей.
 - Писать? Но о чем? Что с ним было такого, о чем бы он хотел рассказать, поделиться со всеми? Неужели в его жизни не было ничего интересного, необычного? Наверное, было. А если и не было, неужели он не сможет все придумать, приукрасить? Ведь сила писателя не в простом последовательном описании увиденных событий. Писатель должен пропустить все через себя, понять все, пережить, заставить читателя задуматься, сделать его полноправным соучастником, описываемых событий. Не каждому дано это. Но ведь гениальность великих писателей в том и заключается, что они с необыкновенной достоверностью описали события, в которых никогда не принимали участия, места, где никогда не были, людей, которых никогда не знали. Есть, конечно, и талантливые хроникеры, и авторы известных зарисовок. Но без частички души автора из-под их пера выходят простые правильные тексты, описания хронологии событий и географических мест. Текстов, которые так и остаются хрониками и путеводителями, способными вызвать интерес только у узкого круга специалистов. Но ведь одно и то же событие в глазах разных героев выглядит по-разному, иногда с точностью до наоборот.
Каждый писатель – это творец, волшебник. Он, как бог, способен создать свой, неизвестный никому, незнакомый мир, населить его своими героями или фантастическими существами, заставить их подчиняться его воле. Перед ним открывались неограниченные возможности. Если честно, он давно хотел себя попробовать, но сам процесс письма  казался ему медленным, утомительным. Возможно, это были издержки молодости. Другое дело компьютер! Ярко белый лист Microsoft Office, мягкая, послушная легкому движению пальца клавиатура. А редактирование! Теперь не надо бесконечно править тексты, переводя чернила, компьютер сам найдет ошибки, выделит их, требуя корректировки. Автору остается только одно – творчество.
 Но как? Если ты со школьной скамьи посещал литературные кружки или курсы, участвовал во всевозможных конкурсах, наконец, закончил филфак, ты можешь дать оценку любому произведению, воссоздать его структуру, фабулу, преамбулу, знаешь законы жанра, легко разбираешься в различных стилях.
 А если экзамен по родному языку тебе был нужен только для оценки в аттестате зрелости? Если ты не только не знаком с писательской премудростью, но и школьный курс литературы остался где-то далеко в глубинах сознания. Но, возможно, в этом и заключается вся интрига.
 Иван задумался, глядя на «чистый лист» монитора.
 - С чего начать, чтобы читатель мне поверил? Итак, о чем же писать? Лучше всего на свете я знаю… Себя! Я буду писать от первого лица. Так будет проще доводить до читателя свои мысли, чувства.
  От нетерпения Иван заерзал на стуле. У него возникло какое-то странное чувство. Казалось, он прикоснулся к чему-то новому, неизведанному, такому далекому и такому манящему. И это новое незаметно начало притягивать его к себе. Потом все сильнее затягивать внутрь, поглощая и растворяя. Это необычное и приятное чувство постепенно затмевало все вокруг, словно действуя непосредственно на мозг. В теле возникла небывалая легкость. Где-то в области солнечного сплетения растекалась приятная и вместе с тем какая-то тревожная теплота. Дыхание участилось,  стало более поверхностным. Возник какой-то невероятный кайф. Наверняка, во время творчества в организм впрыскивается огромная доза каких-то гормонов. Мысли стали сами формироваться в четкие законченные строки.
 Иван застучал по клавишам.  Он начал с описания своих чувств, впечатлений. Все глубже проникая в себя, придавая герою произведения свои черты, свое мировоззрение. Затем вспомнил несколько случаев из жизни, подключил фантазию, добавил немного детектива и мистики. И случилось чудо! Герои зажили своей,  непридуманной жизнью. Словно он не создавал этот неизвестный никому мир, а открыл его для себя и подглядывал или наблюдал за ним, открывая его для всех. Сюжет развивался сам по себе. Некоторые персонажи были выдуманы, другие походили на друзей, сослуживцев, просто знакомых.
 И, несмотря на то что рассказ велся от первого лица, герой произведения не всегда поступал так, как поступил бы автор. Возможно, ему не были присущи страхи, свойственные его прототипу. Он действовал более прямо и решительно.
Так перемешивая воедино правду и вымысел, сонь и явь, мечты и реальность, Иван закручивал сюжет дальше и дальше. Когда все получалось, он мог часами сидеть за компьютером. Иногда он не мог продвинуться дальше нескольких строк. Тогда он прекращал работать, начинал заниматься будничными делами, но мозг, который уже невозможно было так просто отключить, продолжал прокручивать в эпизоды сочинения, анализируя уже написанное и рождая новое, неизвестное.
 То же самое происходило на работе. Написание книги поглотило Ивана безвозвратно. Его, как наркомана, тянуло к знакомой клавиатуре. И если долго не удавалось выкроить время, начиналась «ломка». Ни о какой работе думать уже не хотелось. Собственно говоря, работа уже давно превратилась лишь в средство существования. Ни о каком интересе или удовлетворении не могло быть и речи.
                ***

Была в произведении и любовная линия. Героиня обрела черты всех женщин, которых когда-то любил автор. Нет, она не была идеальной, скорее наоборот, Иван соединил в ней свои прежние обиды и разочарования.
 Но здесь неожиданно возникли трудности. Разладившиеся отношения с женой не способствовали написанию любовных сцен. Иван писал, и сам не верил написанному. Все получалось каким-то холодным, безликим. Главное, не хватало настоящего чувства. Да и откуда могла возникнуть эта страсть, когда после тяжелых, изматывающих смен он с трудом добирался до постели, чтобы забыться, провалившись в небытие. Когда же он, отдохнувший и полный сил,  искал близости, Валентина часто была непреклонной. То у нее голова болит, то устала на работе, то критические дни. Причин находилось множество. Да и в те редкие минуты близости Ивана не оставляло чувство, что Валентина просто покорно выполняет супружеский долг. Не было былой страсти, огня. Постепенно, как и многое в этой жизни, любовь уступила место монотонной, безликой рутине.
 Поначалу Иван пытался поправить положение. Он думал, причина в том, что он уделяет жене мало внимания, но, как видно, точка невозврата в их отношениях была пройдена. И через некоторое время он с ужасом обнаружил, что и сам теряет к жене былой интерес.
                ***

Несмотря на громкое название, в крупной производственной компании было достаточно бардака. Создавалось впечатление: чем больше компания, тем больше бардака. Основные беды шли от неправильной кадровой политики. Хотя, скорее всего, компания не считала свою кадровую политику неправильной, а, наоборот,  наиболее выгодной. Текучесть кадров была бешеной, условия труда просто ужасны. Основная нагрузка, как и на многих производствах, ложилась на хрупкие женские плечи. Всю тяжелую малооплачиваемую работу выполняли женщины. Молодые и не очень, полные и худые, красивые и некрасивые, обремененные массой проблем, они были вынуждены трудиться в этих жутких условиях буквально за гроши. Но в других местах платили еще меньше. Многие приезжали из близлежащих сел, где совсем не было работы. Приезжали бригадами, заполняя целые вагоны электропоездов.
 Ивану было по-человечески жалко этих бедных, измученных женщин. Он всегда, как мог, где улыбкой, где добрым словом старался подбодрить их, заставить отвлечься, хоть чем-то скрасить эту унылую безнадегу.
 Ивану приходилось работать с разными бригадами женщин. С одними было работать легко, с другими -  не очень. Все зависело от бригадира. Но в каждой бригаде находились женщины, с которыми работать было особенно приятно. С ними было просто интересно поговорить о жизни, да просто поболтать о чем угодно.
 Так он познакомился с Мариной. Молодая,  привлекательная девушка с манящей фигурой. Что она забыла в этом грохочущем цехе? Всегда весёлая, энергичная, легко жонглировала вылетающими из-под упаковщика пакетами. Иногда Иван встречал глазами её пристальный взгляд. Тогда она сконфуженно опускала голову. Улыбка исчезала с её красивого лица.
 Молодые грузчики вертелись возле её рабочего места, пытаясь заинтересовать девушку, но Марина могла постоять за себя. Парни это чувствовали и не переходили границы дозволенного, что могли себе позволить с другими девчонками.
  Постепенно между Иваном и Мариной установились дружеские отношения. Девушка рассказала ему о своей жизни. Обычная семья, обычные родители, школа. Училась Марина неплохо, мечтала поступить в пединститут на факультет иностранных языков, но влюбилась. Ее избранник был старше ее, уже работал, имел собственный автомобиль, умел красиво ухаживать. Так легко вскружить голову семнадцатилетней девчонке! И понеслось! Какая тут учеба? После школы ее ждала шикарная машина, поездки, прогулки по кафе и клубам. Одноклассницы завидовали Марине. Не все могли похвастаться таким «крутым» парнем.
  Но прогулы и ночные похождения не могли пройти бесследно. Начались проблемы в школе. А когда девушка узнала, что беременна, то, не раздумывая, забрала документы, не закончив выпускной класс. 
 Игорь, так звали друга Марины, повел себя как настоящий мужчина и молодые незамедлительно подали заявление в ЗАГС. Пышную свадьбу решили не устраивать, только близкие друзья и родственники. Но все равно торжество получилось шумным и веселым. Правда, вместе с первыми радостями наступили и первые разочарования. Жених, который в течение всего праздника был душой компании, постоянно шутил, танцевал, буквально носил на руках свою невесту, к концу дня перебрал спиртного. И первую брачную ночь Марина провела, не сомкнув глаз, рядом с храпящим и икающим мужем.
 - Ну, ничего,- успокаивала себя она,- со всяким бывает. Один раз не считается.
 Но на другой день повторилось то же самое. А дальше не проходило и недели, чтобы Игорь не возвращался домой в изрядном подпитии. После рождения дочки стало еще хуже. Сначала молодой папаша неделю «обмывал» новорожденную, предаваясь беспробудному пьянству. Да и после пьяные загулы не прекратились.
 Марина пыталась поговорить с мужем, уговаривала его бросить пить, плакала, угрожала, жаловалась его родителям, но Игорь ничего не мог поделать со своей пагубной привычкой. И если поначалу он приходил пьяный, веселый, пытался обнять жену, поиграть с дочкой, то постепенно дело дошло до рукоприкладства.
  Протрезвев, супруг слезно просил прощения, валялся в ногах, клялся, что начнет новую трезвую жизнь, но проходила неделя, и все повторялось. А однажды, после очередного загула, муж вернулся домой пьяный со следами губной помады на воротнике.
 Марина подала на развод. Но что делать ей без образования, без опыта работы, с маленьким ребенком на руках? Сидеть на шее у родителей? Это так унизительно! Сама еще ребенок, Марина из детства сразу хлебнула взрослой жизни до донышка. Хорошо, отец помог пристроить дочку в детский сад.
  Марина устроилась в компанию упаковщицей. Работа была тяжелой. Двенадцать часов в полусогнутом положении, сидя на низенькой деревянной скамеечке, ловить вылетающие из-под упаковщика пакеты с сухариками и складывать их в картонную коробку. Иногда за двенадцать часов работы на отдых выпадало не более получаса. Зато после двух смен, проведенных на работе, наступали два долгожданных выходных. За это время можно было отдохнуть, переделать все домашние дела, сбегать по магазинам и, конечно, провести как можно больше времени с любимой дочкой.
 Трудно в двадцать лет растить ребенка в одиночку. Иногда, правда, помогали родители, иногда приходилось занимать. Марина с дочкой ютилась в крохотной однокомнатной квартире, доставшейся ей в наследство от бабушки. В те дни, когда Марина находилась на работе, ребёнка из садика забирала мама Марины.
 Игорь иногда приходил повидаться с дочкой, почти всегда выпивши. Марину это очень раздражало. Поначалу он пытался помогать деньгами, но на следующий день выпрашивал все обратно, на опохмелку. Марина перестала брать у него деньги. Игорь подолгу нигде не работал, перебивался случайными заработками, так что об алиментах не могло быть и речи.
 И вот  в жизнь Марины вошел Иван. Случилось это в ночную смену. В этот день было  особенно много работы, да еще дочка приболела. На душе было  тяжело. Давила тяжелая обстановка цеха, накопившаяся усталость и, главное, отсутствие каких-либо перспектив на перемены к лучшему: неужели она так и будет изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год сидеть на этой низкой скамеечке, среди всего этого грохота, сквозняков и вони? Разве об этом она мечтала? А ведь когда-то она подавала надежды. Эх, молодость, молодость.
 И тут она заметила новое лицо. Среднего роста, худощавый, улыбчивый мужчина лет тридцати пяти. Ничем особо не примечательный. Посмотрела и забыла. Но что поразило Марину, это грусть, даже какая-то скрытая боль в глубине его глаз, несмотря на открытую улыбку, не сходившую с его лица.
  А когда Марина поближе познакомилась с Иваном, она поняла: это мое! Общаться с ним было легко и приятно. Чувствовалась в нем скрытая сила, надежность. Хотелось раскрыть ему душу, рассказать все, что наболело. Так незаметно Иван стал для нее родным, по крайней мере, по духу человеком.
 Но Иван по-прежнему дистанцировался от Марины. Нет, не избегал, не отводил глаз, был предельно вежлив, добр, но не больше.
 А Марине, стосковавшейся по мужскому теплу, хотелось большего. Ей хотелось, чтобы он крепко ее обнял, поднял на своих сильных, но нежных руках и отнес туда, где нет этого грохота и пота, туда, где она прижмется к нему, раствориться в нем и забудет о своей нынешней неудавшейся жизни.
  Из коротких разговоров Марина знала, что Иван женат и имеет двоих сыновей. Она понимала, что берет грех на душу, пытаясь разбить чужую семью, но невыносимая, почти физиологическая жалость к себе, подобно инстинкту самосохранения, толкала ее к Ивану. Ей удалось убедить себя, что он несчастен в браке и, в глубине души, так же одинок, как и она.
  Однажды в конце ночной смены Марина подозвала к себе Ивана. Иван присел на корточки и стал взвешивать на напольных весах пакетики с сухарями. Поболтав, как обычно, о жизни, Марина решилась.
 - Ваня,- Марина попыталась вложить в голос всю свою нежность,- Ваня, может быть, сходим сегодня куда-нибудь после работы?
 - Куда?- опешил от неожиданности Иван.
 - Ну, куда-нибудь. Посидим, выпьем по бутылочке пива. Поговорим, пообщается. А то все одно и то же: дом – работа, работа – дом.
 - Мариночка,- Иван впервые назвал ее Мариночкой.- Боюсь, сегодня от меня будет мало толку. Я просто усну с бутылкой пива в руках. А мне еще до дома добираться два часа.
 Марина ничего не сказала, резко повернулась и пошла прочь. Иван смотрел ей вслед. Ему стало нестерпимо жалко девушку, маленькую, стройную, с опущенными угловатыми плечами, сжавшуюся, как после удара. Он вдруг понял, что если не остановит ее сейчас, то потеряет навсегда.
 - Марина, Марина,- закричал он неожиданно для себя - Постой!
 Иван догнал девушку, заглянул в ее глаза, и сердце его сжалось от нестерпимой боли. В глазах Марины блестели слезинки. Он обнял девушку за плечи и плотно прижал к себе.
 - Прости, Марина, я не хотел,- повторял он. - Я не хотел тебя обидеть!
  Он чувствовал, как девушка вздрагивает в его плотных объятиях, чувствовал ее тепло, запах её волос, и в этот момент на всем свете не было для него человека роднее и ближе.                ***

 Иван брел с Мариной по улице. Весна еще не вступила в свои права, но зима, пока еще неохотно, но неотвратимо сдавала свои позиции, освобождая дорогу своей юной сопернице. Утреннее солнце, пока холодное, но ослепительно яркое, еще не грело, а ласкало их лица.
  - Ну, веди меня, Марина,- улыбнулся Иван. - Куда мы пойдем? Я здесь ничего не знаю.
  Марина взяла Ивана под руку. Он вспомнил давно забытые чувства, когда он, еще мальчишкой, вот так же под руку бродил по улицам со своей будущей женой. Только тогда была ранняя осень, а сейчас весна. Утро. Редкие прохожие зябко кутают лица в воротники. Только стайки школьников пробегают мимо, не страшась ни мороза, ни ветра.
 - Сейчас еще довольно рано,- Марина потянула Ивана за рукав,- еще все закрыто, но я знаю одно тихое место, где мне всегда рады. Там работает моя подруга Оля, и там никто не будет нам мешать.
 Они свернули с оживленной улицы в небольшой переулок и вскоре подошли к небольшой тонированной витрине. Марина несколько раз постучала в закрытую дверь. Через какое-то время дверь распахнулась и на пороге появилась полноватая миловидная женщина в униформе. Женщина выглядела очень сердитой, еще за закрытой дверью слышалось ее ворчание, но, увидев Марину, расплылась в улыбке.
 - Привет, Маринка! Какими судьбами? Что тебя занесло к нам в такую рань?
 - Оля, мы после ночной смены, покормишь нас? Мы ненадолго.
 - Сидите, сколько хотите,- снова заулыбалась Ольга. - Посетителей нет, мы еще не открылись. А насчет покормить -  разносолов не обещаю, но что-нибудь найдем. С голода умереть не дам.
  Иван помог Марине раздеться, затем стянул с себя куртку и уселся за столик. Ольга принесла две бутылки пива и легкую закуску. Иван разлил пиво по бокалам.
  Как хорошо сидеть вот так за столиком с симпатичной девушкой, вести легкую, ни к чему не обязывающую беседу. Не надо никуда спешить, неизвестно чем забивать голову, строить планы.
 Все остальное ушло, отступило на второй план. Есть только они двое, есть только сейчас, этот миг. Нет ни прошлого, ни будущего, только настоящее. Нет этой изнурительной работы, нет осточертевших семейных проблем, нет этой холодной пронзительной весны, нет ночной усталости. Ничего этого нет, только они. Как было бы здорово начать жизнь с чистого листа, заново, прямо сейчас.
  Но ведь это невозможно! Слишком велик груз прошлого. Валентина, семья, дети. Не всегда же она была такой далекой и холодной. Сколько было прекрасного и доброго в их отношениях. Иван вспомнил, как он стремился провести каждую минуту, каждое мгновение с возлюбленной. Как им было хорошо вдвоем, как тянуло друг к другу.
  Первые робкие ухаживания, прикосновение рук, первый поцелуй. Как давно это было! Но он помнил все. Разве можно так вырвать все это из жизни и забыть навсегда? Все эти ожидания, первые свидания, первая близость, рождение первенца, его первые слова, первые шаги. Ведь это все было. И никто не убедит Ивана, что они не были счастливы. Куда же все это ушло? Почему они не смогли распорядиться своим счастьем? Когда возникло отчуждение между ними?
 Иван смотрел в темные карие глаза Марины и понимал, что она думает о том же. Он испытал чувство невыносимой жалости к этой маленькой одинокой девушке, к ее поломанной жизни и к себе, такому же одинокому в этом огромном чужом городе.
  Он взял руку девушки, прижал к своей колючей щеке и начал медленно целовать ее маленькие нежные пальчики. Марина вздрогнула, но не отдернула руку. Наоборот, она прикоснулась губами к щеке Ивана. Ее ресницы слегка подрагивали. Иван поцеловал эти дрожащие пушистые ресницы и ощутил на губах солоноватую влагу.
  Вдруг Марина резко отстранилась, вскочила, схватила куртку и, ни слова не говоря, выскочила из зала. Иван поспешил за ней.
 Он догнал ее уже на улице. Марина брела, опустив голову, глядя куда-то под ноги. Вернее, она шла, совершенно не разбирая дороги. Одинокие встречные прохожие удивленно обходили ее стороной.
 - Марина, что случилось? Что с тобой?- спрашивал Иван, но не получал ответа.
 Он остановил ее, застегнул распахнутую куртку и натянул на голову девушки капюшон. Та подняла на него глаза, в которых еще стояли слезы.
 - Пойдем!
 Марина потянула Ивана за рукав.
 Они миновали пару кварталов и очутились перед обычной старой типовой пятиэтажкой. Марина распахнула входную дверь, и они вошли в темный коридор.
 - Марина, куда мы идем?- пытался задержать девушку Иван. Но Марина уже входила в квартиру на первом этаже, затягивая его за собой.
 Они остановились в тесной темной прихожей.
 Марина быстро сбросила на пол куртку и начала стаскивать одежду с Ивана.
 - Марина, что ты делаешь?- сопротивлялся Иван. Но она не слушала, а продолжала раздевать его: сначала куртка, потом свитер и рубашка.
 - Марина,- остановил ее Иван,- не хочу тебе лгать, я не смогу быть с тобой. Ты очень красивая и, поверь, ты мне очень нравишься, но, видно, я все еще люблю свою жену.
 - Плевать,- оборвала его Марина, резко сдергивая с него рубашку,- ничего нет! Нет жены, нет любви, нет завтра, только сегодня! А ведь и правда, может быть, все это где-то далеко или вообще не существует? Есть только одна реальность: эта крохотная  полутемная квартира, эта красивая стройная женщина, эта страсть, это желание!
 Иван схватил Марину на руки, до боли прижал к себе и шагнул в комнату.
                ***

  Иван, наконец, сумел закончить свое произведение. Любовная линия получила вторую жизнь, заиграла свежими красками. Герои стали более живыми и чувственными, отношения более честными. Иван точно представлял, что писать и как писать. Но ему так хотелось выплеснуть все это на бумагу, что он в спешке терял некоторые детали, пропускал описания.
 Поэтому концовка его рассказа вышла немного скомканной. Но он уже не мог заставить себя писать дальше, словно все уже было ясно, все слова высказаны, отношения между героями выстроены. Ему больше нечего было сказать.
  Иван ощущал облегчение и усталость одновременно. В своем мозгу он прожил еще одну жизнь, постоянно отождествляя себя с героем повести, реализуя через него свои мысли и желания. Все это отпечаталось в сознании так прочно и так естественно, что он уже и сам с трудом отличал настоящий мир от выдуманного. И вот, наконец, исписана последняя страница. Казалось, можно вздохнуть спокойно, но чувство незавершенности,  какой-то утраты не оставляло.
 Но несмотря на многие недоработки, друзьям произведение понравилось. Была, конечно, доля критики, но в целом все с интересом приняли новое увлечение Ивана. Некоторые, правда пытались даже давать советы по сюжету, поступкам и шагам героев, но Иван был непреклонен. Повесть получилась чистой, немного наивной, с легким оттенком грусти.
 А в жизни все оставалось по-прежнему. Снова навалилась работа, быт, все то, что так надоело, что было давно невмоготу, но от чего нельзя было избавиться. Иногда примерно раз в две недели он продолжал встречаться с Мариной. Это были отношения без обязательств, клятв и обещаний, без будущего. Они просто дарили друг другу то тепло и любовь, которыми оба были обделены в обычной жизни.
Время от времени возникали мысли: «А что же дальше?» Но Иван гнал их прочь, так как сам не знал ответа на них.
  Полученный опыт, ощущение легкости, возникавшее в процессе творчества, состояние душевной эйфории звали снова взяться за перо. Ему вновь захотелось испытать непередаваемое чувство раздвоенности. Когда он, сидя за столом, извлекал откуда-то сверху возникающие строки. На мгновение ему казалось, что его душа ненадолго покидает телесную оболочку. Нет, не улетает куда-то, не зависает под потолком, а просто разрывает неизменные физические границы.
 Но вдохновение не шло. Однажды Иван сидел в переполненном автобусе и смотрел в окно на проезжающие машины. Его внимание привлек маленький автомобильчик такси, за рулем которого сидела молодая миловидная девушка-водитель.
 - Вот!- в мозгу четко прорисовалась новая идея. Неизвестно, что за процесс там возник, или какой-то электромагнитный импульс проскочил между разнозаряженными частицами, или клетки мозга неожиданно поляризовались, выстроившись в нужном направлении, но идея возникла.
 - Вот! Буду писать о женском такси. 
 И все. Дальше пошло само собой. Возник сюжет, завязка. Неизвестно откуда возникали отдельные эпизоды, как бы нанизываясь на основу замысла.
  Иван снова нырнул в пучину творчества. Это уже не герой, а он сам переживал все эти события, общался с реальными, а не выдуманными людьми, словно актер, вжившийся в роль.
  Для большей достоверности он посетил одну из таксофирм, поинтересовался условиями работы, графиком, оплатой и тому подобное.
 Когда писать было не о чем, он вызывал такси по телефону и катался по городу, обсуждая с таксистами их нелегкий труд.
 В целом это был полностью выдуманный рассказ. Иван никогда не бывал в подобных ситуациях, не слышал о них. Но воображение само дорисовывало недостающие детали, подсказывало возможные сюжетные ходы. Писать было легко. Иван упивался происходящим, с нетерпением ожидая, когда же он в очередной раз усядется за компьютер.  Писалось очень легко, и уже через месяц рассказ был готов.
 Ивану уже было недостаточно мнения друзей и знакомых. Ему захотелось объективной критики своих произведений. Он создал страничку на литературном сайте в интернете и поместил туда оба рассказа. Теперь каждый день Иван мог отслеживать количество читателей его произведений. Иногда появлялись отзывы, в основном положительные, хотя были и критические. Это давало новый стимул к творчеству. Неожиданно для себя, он написал фантастический рассказ, потом еще один. Далее настал черед приключений. Ивану хотелось попробовать себя во всех жанрах. Кроме этого, иногда он писал стихи. Написание стихов занимало меньше времени, а отзывов в интернете было больше. Появились свои почитатели.
 А однажды на электронный адрес пришло письмо с предложением разместить несколько его произведений в интернет-журнале. Иван дал согласие и через некоторое время забыл об этом. Его интересовал сам процесс творчества.
  А жизнь продолжалась. Обстоятельства сложились таким образом, что Ивану пришлось снова поменять работу. Семье пришлось очень туго. Да и  на новом месте его заработок немного упал. Измученная безденежьем Валентина постоянно нервничала, срывая накопившееся раздражение то на Иване, то на детях. И однажды, когда он вернулся с работы, с удивлением не нашел дома ни жены,  ни детей. Из шкафов исчезли их вещи и одежда, детские игрушки, кое-какие предметы интерьера. На столе лежала записка с короткой фразой: «Я устала».
Иван впал в депрессию. Он остался совсем один. Отношения с Мариной прекратились после ухода с прежней работы. Он с грустью понимал, что кроме семьи у него никого нет, что он никому не нужен. Иван начал выпивать, сначала немного, потом больше и чаще. Появились новые «друзья», которые неожиданно испарялись, как только заканчивались выпивка и деньги.
 Потом Иван впервые попробовал наркотики. Он был потрясен. Возникшие виденья не просто помогали забыться, уйти от действительности, но и рисовали картины, нереальные по содержанию и потрясающе реальные по ощущениям.
  Иван начал писать рассказ о наркоманах, снабжая его невероятными подробностями, почерпнутыми из личного опыта.
 Когда действие препаратов заканчивалось, наступала ломка. Её описание тоже вошло в рассказ.
 В один из таких дней пришла Валя. Видно, она узнала о состоянии Ивана, но увиденное превзошло все ожидания.
 После ее ухода в квартире не было ни одной уборки. Особенно поражало огромное количество пустых бутылок. Они стояли и просто валялись в углах, под столом, возле кровати. В раковине возвышалась гора давно не мытой посуды.
 И посреди этого безобразия на столе возле компьютера лежала аккуратная стопка распечатанных листков. Валя машинально взяла верхний лист и начала читать. Затем еще лист и еще. Так незаметно она прочитала все.
 Иван терпеливо ждал, сидя на подоконнике.
 Валя дочитала, подошла к Ивану и взяла его за руку.
 - Ну, как? Понравилось?- спросил он.
 - Написано хорошо, но содержание... Мне страшно,- голос ее дрожал.
 - Что, все так плохо?
 - Иван,- продолжила Валя,- дело не в этом. Меня пугает не то, о чем ты пишешь, а все эти подробности. Ты не болен?
 - Нет, я себя прекрасно чувствую. Ну, может быть, слегка устал.
 - Выглядишь неважно. Когда ты в последний раз спал?
 Иван почесал слипшиеся засаленные волосы, пытаясь сосредоточиться.
 - Вчера. Или позавчера. Я не помню. Я вообще мало сплю в последнее время. Мне это не нужно. Возможно, я просто мало работаю физически и не устаю.
 - А как же твоя работа?
 - Я бросил работу. Знаешь, я всю жизнь занимался не своим, не любимым делом. Сейчас я все исправил. Все прекрасно! Я свободен и делаю только то, что хочу, то, что мне нравится. Как замечательно испытывать это непередаваемое чувство свободы. Жаль, что я понял это только сейчас.
 - Но на что ты собираешься жить? Одной свободой сыт не будешь!
 Иван раскрыл перед женой синюю глянцевую папку. Валентина начала перебирать бумаги. Письма, уведомления, все на официальных бланках издательства. В одном письме было предложение опубликовать два рассказа Ивана в солидном журнале. Далее следовал договор, вписки из бухгалтерии. Сумма гонорара состояла из пяти знаков, не так много. Но дальше следовало предложение о приобретение прав на очередное творение, а в случае успеха, публикация сборника. Снова бумаги из бухгалтерии об авансе и так далее.
 Валентина удивленно посмотрела на Ивана.
 - Неужели это правда? Ты меня не разыгрываешь? Нет, это правда?
 - Да, Валечка,- просиял Иван,- у меня получилось! Скоро издадут мой новый рассказ. Кроме того, я веду переговоры с киностудией. Они хотят снять фильм по моим произведениям, предлагают переделать кое-что под киносценарий.
 - Но ты же болен. Тебе нужен отдых, квалифицированный уход.
 - Что ты, что ты! Какой отдых? Именно сейчас, когда мое творчество, наконец, востребовано, я должен трудиться не покладая рук. Да мне и самому это очень нравится!
 
                ***
  Но жизнь распорядилась по-своему. В тот же вечер Иван угодил в клинику. Врачи сумели снять приступ, но предстояло длительное лечение, требовалась полная очистка организма. Но чем лучше становилось его физическое состояние, тем большие осложнения возникали с психикой. Иван или бесцельно бродил по больничным коридорам, или  лежал, закрыв глаза, повернувшись к стене. Его давила эта стерильная белизна и тишина. Он знал наизусть все щербинки краски на стенах палаты, все непробеленные полосы потолка, все трещины на старом линолеуме пола.
 Валентина приходила каждый день. Чаще одна, но иногда с детьми. Приносила фрукты, минералку, баловала домашней стряпней.
  Однажды она сияющая влетела в палату, размахивая внушительным конвертом.
 -Ваня! Поздравляю! Они согласны! Извини, я не удержалась и вскрыла конверт. Твой последний рассказ напечатают.
  Но Иван встретил это известие без особого энтузиазма. Он даже не встал с кровати, а лишь грустно посмотрел на супругу.
 - Как, ты не рад? Ты себя неважно чувствуешь?
 - Нет, все в порядке.
 - Почему же ты не рад?
 Валентина непонимающе глядела на мужа.
  Иван помолчал, потом, собравшись с мыслями, заговорил. Было видно, что этот разговор дается ему с трудом, хотя назревал он уже давно.
 - Чему радоваться? Похоже, я не состоялся как писатель. Уже две недели валяюсь я здесь без дела, все бока отлежал и не смог написать ни строчки. Все, я выдохся, исписался. Видно, это не мое.
 Его глаза предательски заблестели. Иван не выдержал и отвернулся к стенке.
  Валентина присела на край кровати и взяла мужа за плечо.
 - Что случилось? Я тебя не узнаю. Мы бывали и в более трудных ситуациях, и ничего, выдержали. А сейчас-то что страшного? У тебя все признаки депрессии.  Ну, не сможешь ты писать, найдешь другую работу. Жизнь на этом не заканчивается. Помни, ты не одинок. У тебя есть я, дети. Подумай о нас! А то лежишь две недели, ничего не делая, ждешь вдохновения, думаешь, все писатели так работают. Ты не должен ждать озарения, наблюдай, подсматривай, прислушивайся, интересуйся, глядишь, что-то придет на ум. Вокруг тебя живые люди, и у каждого своя история, своя жизнь, свой мир. Тебе надо все это увидеть. А если ты глух и закрыт для всего этого, тебе надо закончить с писательством. Найди себе дело по душе!
                ***

  В свое следующее посещение Валя встретила Ивана в коридоре. Перед ней был совсем другой человек. Посвежевший, отдохнувший, совсем не похожий на прежнего подавленного, депрессивного, опустошенного человека. Глаза его искрились. Сидя на скамейке, он с воодушевлением рассказывал что-то человеку с загипсованной рукой. Время от времени звучал их громкий смех.
 Увидев супругу, Иван поднялся и бросился ей навстречу.
 -Валечка, ты не представляешь, что ты для меня сделала! Ты моя спасительница! И как я сам не мог додуматься до этого раньше?
  Валентина молчала, пораженная резкой переменой, произошедшей с мужем.
 -Больница, это находка для писателя! Что ни койка, то новая история, палата- роман, а отделение- собрание сочинений. Да, это боль, кровь, слезы, прощания, смерть, но это еще и спасение, надежда на новую жизнь, снова слезы, но уже от радости. Знаешь, сколько материала я здесь нашел, и все благодаря тебе.
 Иван довольно похлопал по ноутбуку, зажатому под мышкой.
 Все следующие посещения Валентина заставала Ивана за работой. Он вновь погрузился в писательство. Беседовал с медсестрами, врачами, больными, нырял в интернет в поисках интересующих сведений и писал, писал, писал.
  Здоровье его быстро улучшалось. Курс лечения заканчивался, и вскоре Иван выписался из больницы и продолжил свою работу дома.
  Там он целиком погрузился в работу. Валентина даже ревновала его к новому занятию, но понимала: в этом теперь основной смысл его существования.
  Но чем больше погружался Иван в глубину нового творения, тем быстрее улетучивалась былая веселость, тем грустнее становились его глаза. Пропал аппетит, начались проблемы со сном. Иногда, просыпаясь ночью, Валентина обнаруживала мужа в полутемной кухне. Иван сидел в задумчивости, обхватив голову руками и глядя куда-то в пустоту. Чувствовалось, что работа дается ему с трудом. Нет, писал он быстро и помногу, но написанное оставляло на нем какой-то трагический нестираемый след. Словно проживая жизни своих героев, он терял частицу своей.
  На все вопросы жены Иван грустно отшучивался, видеть эту боль в его глазах было невыносимо. Однажды Валентина не выдержала.
 - Ваня, хватит истязать себя. Поговори со мной. Что тебя беспокоит? Я чувствую, что теряю тебя.
 - Не беспокойся, родная, ты же видишь я здесь, рядом с тобой.
 Иван говорил спокойно и уверенно, но эта его уверенность нисколько не успокаивала, а наоборот тревожила Валю.
 - Я вижу, что ты рядом, но не со мной. Мне кажется, ты где-то далеко от меня. Нас что-то разлучает, но я не понимаю что? Ты не должен так замыкаться, уходить в себя. Поговори со мной, и, возможно, тебе станет легче. Может быть, я снова сумею помочь тебе?
- Понимаешь, милая,- начал Иван,- в тот день в больнице, ты мне действительно очень помогла.  Ты посоветовала мне написать о том, что я вижу вокруг. О чем же я мог написать в тот момент? Конечно же, о больнице, о больных. И тут я вспомнил историю из своей жизни. Вернее из жизни моего одноклассника. Звали его Захар. Когда-то в начальной школе мы с ним довольно тесно общались, можно сказать, дружили. Потом время отдалило нас друг от друга, но мы всегда поддерживали хорошие товарищеские отношения.
 Захар никогда не претендовал на роль лидера, наоборот, он был скромный, даже застенчивый юноша. Но последующие события показали всю его скрытую силу и решительность. Он был крепким, коренастым, любил спорт и успешно занимался лыжами. Благодаря регулярным тренировкам, он был прекрасно развит физически, но никогда не задирался и не обижал более слабых. Еще он был невероятно добр. Жизнь не очень баловала его. Захар жил с матерью и сестрой в тесной коммуналке. Но для друга он мог пожертвовать всем, что имел, не раздумывая. Но наша жизнь не просто не всегда добра, но еще ужасно несправедлива. Незадолго до окончания восьмого класса у Захара обнаруживают неизлечимую болезнь крови. Он, как ни в чем не бывало, продолжает ходить в школу, сдает экзамены. Никто не догадывался о его состоянии, пока не проявились явные признаки болезни. Летом, когда все разъехались на каникулы, Захара положили в больницу. Говорят, что там он узнал, что неизлечим. Представляешь, что творилось в голове пятнадцатилетнего мальчишки, узнавшего такую новость! Пока мы, его одноклассники, купались, загорали, бегали за девчонками, он оставался один на один со своей болезнью. А мы, беззаботные и беспечные, ничего об этом не знали. Хотя, что мы могли сделать? И надо ли было что-то делать? Не знаю. В таких случаях сложно давать советы.
 - И что было дальше?- в глазах Валентины стояли слезы. - Он умер?
 У Ивана самого стоял ком в горле. Он заново вспоминал и переосмысливал прошлое, теперь уже отягощенный опытом прожитых лет.
 - Он умер. Но умер не от болезни.
 - Как?!
 - Он покончил собой. Однажды ночью он тайком ушел из больницы, добрался до моста и бросился в реку. Не знаю, его поступок - это признак силы или слабости? Думаю, что силы. То, что он сделал, это, конечно, грех, но я никогда не смог бы осудить его за это. Говорят, Бог ему судья, но здесь больше подходит, «не судит». Я знаю, что я просто обязан написать о нем. Тогда мы по молодости лет многого не понимали. Сейчас все по-другому. Знаешь, мне в первое время было стыдно встречать мать Захара, смотреть ей в глаза. Я чувствовал себя виноватым в том, что я живой и здоровый, живу и радуюсь жизни, а ее единственный сын лежит где-то под могильным холмом. Я не мог понять, почему. Может быть, надо было прийти к ней, поговорить, чем-то помочь, утешить, но я не мог себя пересилить.
  Иван замолчал. Молчала и Валентина. Она придвинулась к мужу и обвила его своими нежными, теплыми руками.
 - Ваня, все, что ты рассказал, ужасно грустно и просто ужасно. Но ведь все это давно прошло. Ничего не изменить и не исправить. Зачем же так убиваться, тем более что твоей вины здесь нет.
 - Глупая,- улыбнулся Иван, целуя жену в кончик носа. - Я уже давно не убиваюсь. Время залечило все.
 - Но откуда тогда твои депрессии и болезненное состояние? Неужели ты болен?
 - Слава Богу, нет, но я не знаю, что писать.
 - Но ты же прекрасно мне сейчас все рассказал, так и пиши.
 - Я рассказал тебе саму суть, сюжет, чувства, мысли, переживания, я же не могу поставить себя на его место.
 - Значит, ты должен изнурить себя, довести до полусмерти? К этому ты стремишься?
 - Ну, зачем ты так. Просто мне хочется быть честным перед своими читателями, перед собой.
 - Тогда, пиши, что знаешь, не приукрашивая. Ты не можешь знать, что чувствует человек перед смертью, да и не надо тебе это. Господи, беда с этими писателями. Сколькие из них имели душевные болезни, различные отклонения? Я иногда не понимаю, они заработали их в силу специфики своей работы, или они могут писать только благодаря их наличию? Возможно, эти болезни и отклонения обнажают душу, открывают скрытое от других.
 - Какая интересная мысль... возможно, ты права. В этом есть разумное зерно. А как же Пушкин?
 - Пушкин, скорее счастливое исключение, хотя бешеный темперамент, вспыльчивость, горячая африканская кровь.
 - А Лермонтов?
 - Ну, у него налицо все признаки депрессии, неудовлетворенность, равнодушие в жизни.
 - Достоевский?
 - Человек, которого от смерти отделяли только секунды до ружейного залпа. О чем он думал, что сумел пережить, стоя привязанный к столбу, с темной повязкой на глазах, до того как объявили помилование. Достоевский до столба и после -  совсем разные люди. Будешь продолжать? Зарубежные авторы: Золя, Мопассан?
 - Нет, хватит. Милая, ты мне льстишь, сравнивая с классиками.
 - Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Плох тот писатель, который не мечтает, что его книгу будут читать в веках.
 - Спасибо, утешила. Нет, серьезно, ты мне очень помогла.
                ***

 Работа приближалась к концу. Иван внес коррективы, это ведь было не биографическое произведение. Герой стал немного старше, пятнадцатилетний школьник превратился в двадцатилетнего студента, обрел новые интересы, увлечения. В его жизнь вошла любовь. Герой все больше походил на автора. Не зная всех подробностей личной жизни Захара, Иван вспоминал себя в юности. Первую любовь, общение с друзьями, спорт, музыка. Но в основном автор старался быть предельно честным. Перед тем как писать очередную главу, Иван долго обдумывал, как бы он сам повел себя на месте героя, представлял  его мысли, переживания. Вспомнил, как тяжело уходил из жизни отец, вспомнил и свое пребывание в больнице, разговоры с больными и персоналом. Эта работа отнимала много сил.
 Особенно трудно давалась заключительная глава. О чем думает человек перед смертью? Как совершается последний шаг?
 Мысли, воспоминания, надежды, копание в себе -  все смешалось в голове, как большой снежный ком. Мучительный поиск истины доводил до изнеможения. Иван забывал про еду и про сон. Но финальная сцена оставалась неприступной.
  В комнате было душно. Иван открыл окно. Теплый летний ветерок приподнял легкие шторы. Вечернее солнце освещало улицы и дома. Пролетали автомобили, спешили домой с работы пешеходы. Все как обычно. Так было вчера и позавчера, год и пять лет назад, так будет завтра. А что, если я завтра не увижу весь этот мир? Это солнце и небо, эти улицы и дома, этих людей, бегущих куда-то.
 Иван осторожно взобрался на подоконник и встал на край. Отсюда все виделось совсем по-другому, менее реально. Словно весь мир существует сам по себе, а ты уже не ощущаешь себя его частицей, теряя связь с настоящим.
 Иван закрыл глаза. Звуки вечернего города усилились, подступили ближе.
 - А если завтра я не проснусь, останется ли этот мир прежним без меня? Так же взойдет солнце, и небо будет невыносимо синим, и эти люди и машины будут также  бессмысленно метаться по асфальту. Неужели я простая песчинка, лежащая на ладони этого мира, среди бесчисленного множества себе подобных? И миру абсолютно все равно, что порыв ветра смел одну  из его частичек  и унес в неизвестном направлении. И это уже было до нас и будет после. И нет ничего нового под солнцем. Но я же не песчинка, я человек. Я хочу жить, любить, смеяться и плакать, чувствовать боль и радость. Я не могу исчезнуть навсегда из этого мира. Я сам целый мир!
 Иван соскочил с подоконника в комнату и уселся за компьютер. Теперь он точно знал, о чем будет писать и как закончится его творение.
                ***

 Иван вылез из-за стола и снова подошел к окну.
 - Как все-таки хорошо доводить начатое до конца! Немного грустно, словно незаметно теряешь что-то важное для себя. Но и чувство, что ты дал жизнь чему-то новому, неизвестному никому, кроме тебя, вдохновляет и радует. Теперь строки, написанные тобой, заживут своей, не зависящей от тебя жизнью. Их будут читать разные люди. Кому-то они не понравятся, кого-то оставят равнодушным, кто-то найдет в них что-то родственное, свое. Но они не останутся незамеченными. Каждый, кто прочел их хоть однажды, понесет их в себе, хочет он того или нет. Для кого-то они прочно врежутся в память, а в ком-то будут жить тихо и незаметно. Значит, я уже не простая песчинка, сметенная и вычеркнутая из всеобщей памяти. Я уже оставил свой след в этом мире.
 Ивану вдруг захотелось заново испытать  чувства, возникшие на краю подоконника. Он осторожно забрался наверх и выглянул наружу.
 Все по-прежнему. Те же улицы и дома, те же люди и машины, то же небо и солнце. Только солнце не такое яркое и небо не такое светлое. Вечерело. Уже посвежевший ветерок трепал волосы.
  Из прихожей послышался шум отпираемой двери.
 - Валентина вернулась,- подумал Иван.
  Он повернулся спиной к улице, спеша на встречу с любимой. Ему так много надо было ей сказать.
 Сквозняк, возникший из-за открываемой двери, резко поднял занавеску и метнул ее в лицо Ивана. Тот, инстинктивно защищаясь, взмахнул рукой, закрываясь от мелькнувшей тени. Его качнуло, он потерял равновесие, тщетно пытаясь найти опору. Замер на мгновение и, увлекаемый непреодолимой силой тяжести, полетел вниз.
 - Вот и все,- мелькнуло у него в голове.

                Апрель-май 2012г.