Прозрение

      - Пошла вон, дура! Чего ты понимаешь? У меня теперь сына нет. Я теперь совсем один. Уйди с глаз моих, старая кляча! Видеть тебя не желаю!..
   
       Николай был пьян. Он давно так не напивался. Да и как тут по-другому?!.. Поминки... Теперь нет у него сына, на которого он возлагал столько надежд, и не будет уже никогда, потому что жена его старая и родить она больше не сможет.
 
       Наутро было тяжёлое похмелье. Болело всё, что только могло болеть. Но, прежде всего, голова. Она болела так, как будто хотела отделиться от основного тела и покинуть своего хозяина.

     - Лидка, сволочь..., рассола! Я больше не могу так?!.. Всё горит внутри...
 
     Николай встал и, прихрамывая, поплёлся на балкон. Ему было всё равно, как он выглядит и что о нём подумают люди. Да и какие там люди? Плевать он на всех хотел. Родственники жены, которые ему давно «плешь проели». Нахлебники чёртовы, так и путаются под ногами, спокойно жить не дают. Присосались, как пиявки.

      Он сел в шезлонг, раскурил сигарету. Вид с балкона был довольно приличный, но как же ему надоел этот завод, который чуть угадывался в предрассветной дымке. Да и дымка на половину была замешана с дымом выходящего из труб алюминиевого завода, которому он посвятил почти всю жизнь. И этот город, притулившийся к заводу, стал тоже отвратительным.

      Он добился всего, чего хотел. Сначала был комсомольским вожаком, потом парторгом, ну, а когда это всё рухнуло, от партии одни «клочки» остались, он быстро переметнулся в цех. И смог дослужится до зама самого ди;ректора.

      У него есть - всё! Но зачем это ему сейчас надо, когда нет его Витюхи, в которого он так верил, которого так любил. Для которого, по крупицам, собирал всё это, надеясь передать по наследству. Ведь один он был, у него, - кому же теперь это всё останется?..

    - Николка, на тебе... - жена подала литровую банку рассола: по старинке, по-деревенскому, по-простому, как в молодости, когда муж «перебирал», а на утро маялся тяжелой головой и очень часто был крут с ней. Мог и тарелкой запустить. Она хорошо знала, сейчас этого не случится, не тот случай...

      Но знала она и другое, что возненавидел он её. Как бес в него вселился. Стал он чужим после трагической смерти сына. Замкнулся, а жену свою стал считать главной виновницей всех своих бед. А в чём она виновата, что только на семь лет старше его, так сам выбирал. Знал, на что шёл. На мамины денежки позарился, когда та ди;ректором универмага работала. И всё в дом несла. Обувались и одевались с «иголочки», когда многие ещё в телогрейках ходили.
 
      Николай принял банку и с ненавистью посмотрел на жену. Его раздражало, когда она так, подобострастно, откуда-то оттуда, из далёкого прошлого, называла его «Николкой». Вдруг, вспомнились все его ухаживания...

      Студент МАТИ, а ведь мечтал о «Плехановском», зачастил в дом к Лиде, хотя и знакомство было случайным, в электричке. Проспал свою остановку, а назад - только утром. Вот она его и подобрала, приютила на ночь, хотя мать и ворчала, но хорошо понимала – засиделась дочка дома. Всякие варианты хороши. И так можно попробовать, ведь старше она была своего молодого человека. Да чего только в жизни не бывает. Так и закрутилось потихоньку. А когда стала Николая подарками «угощать», тот и вообще раскис. Студент, со стипендией в двадцать рублей, а тут одежда, которую только фарцовщики могли предложить. Так и «приклеился» насовсем, а к весне и свадьбу сыграли. Свадьбу закатили – весь посёлок ходуном ходил.

      Николаю это нравилось. Сам он - из бедной семьи. Отец давно умер. Диагноз обычный – цирроз печени, а было то,- всего 47. Мать осталась одна двоих поднимать - и подняла. Колька учился отлично, всегда прилежным был. Учителя прочили ему хорошую будущность. А он знал, что делал. После школы поступал в «Плехановский», но не получилось. Осенью уже в танковых войсках «трубил», но это ему даже нравилось. Небольшого роста, крепыш, он быстро сросся с военной машиной. Два года пролетели, он и заметить не успел. Пришёл домой и, со злости, не откладывая в долгий ящик, этим же летом поступил в институт, правда в другой. Да какая там разница?!.. Главное - высшее образование получить. Не висеть же у матери на шее, она сама еле ходит, зашивается: корову держит и коз взяла, куры яйца несут - всё хочет тянуть: надо Николеньке помочь, а дочь сама справится – та уже работает, хорошо - себя сама обеспечивает. Смышленая девка, голова на плечах имеется, себя в обиду не даст и другим плохого не пожелает, глупостей каких не позволит...
 
      Вот почему женитьба на Лиде пришлась как раз вовремя. Одет, обут, как пижон какой и по девчонкам шататься не надо, зря драгоценное время тратить. Тут, как говорится, всё в одном флаконе, - живи, не хочу. И он жил. Все силы бросил на то, чтобы институт с красным дипломом закончить. И не то, что уж это так надо, а просто - из принципа.

      Шли восьмидесятые. В воздухе переменами запахло, партию ещё никто не отменял - она главенствовала по-прежнему. И Николай хорошо понял, что делать надо... Специальность - это неплохо. Но на ней далеко не выгребешь, тут дальше смотреть надо... Вот он и прибился к комсомолу, а там и вверх пошёл. Назначили его комсомольским вожаком алюминиевого завода, в городе Ровное. И Москва в окно видна, и к матери в деревню - полчаса езды. Квартиркой обзавёлся. А тут ещё и сын родился. Вот счастья было!.. И пускай там люди судачат, что жена старая. Подумаешь, - всего-то на семь лет, если не приглядываться – никто и не заметит.

      Тёща старалась, как могла. Машину купила. Квартиру обставила, живите только. И они жили. А чего не жить. К началу девяностых, Мамаев - уже парторг завода, а это величина, хотя до 91 года, всего чуть-чуть, но этого вполне хватило, чтобы окрепнуть на заводе и стать вторым человеком после ди;ректора. Вот так, наверное, Наполеон начинал...

      Да, было, было... И чего только не было, чтобы добраться до верхов таких. Только зачем это теперь нужно, когда Витюшки больше нет. Любил Николай своего сына. Не успела Лида ещё родить, два последующих выкидыша поставили на этом точку. Вот поэтому, всё для него и делали. Дом хороший построили и машину купили – всё, чтобы не хуже, чем у других. В армию не пошёл – папа постарался. Начальнику военкомата города Ровное такую крышу из бронированного алюминия на даче сконструировал, «люди» из Москвы завидовали.

       Николай чиркнул спичкой. Она сломалась. Он вынул зажигалку. Руки по-прежнему дрожали, хотя банка с рассолом давно стояла пустая на столе и в ней валялось множество окурков. Мамаев курил... Смотрел вдаль. В голову ничего не лезло. Боль стала уходить, но мысли, кроме одной, что сына у него больше нет, к нему не приходили...

      Хоть и было ему под пятьдесят, (отец его в эти годы уже умер), но он был ещё крепок и смотрел на будущую жизнь с перспективой. Да, такое было, ещё три дня назад… Сейчас, сидя на балконе и выкуривая очередную пачку, он ничего не видел. Слёзы затмевали ему глаза. Всё оборвалось разом. Зачем дальше жить он не знал...

      То, что Лида ходила вся «мёртвая», его нисколько не волновало. Он был убит своим горем, горем собственника, который потерял свою «вещь», особо ценную из своей «коллекции». А то, что там ещё что-то оставалось, его мало интересовало.

      Постоянно трезвонил телефон, продолжали идти соболезнования, а дня через два – робкие звонки с работы.

    - Николай Васильевич, как Вы?!.. Вас сегодня ждать? А то Семёнов весь уже извёлся. Тут куча заказов и встреч накопилась. Нужно всё разгребать, он один зашивается. Меня попросил вам позвонить и напомнить, что всему своё время. Так, когда?.. – голос секретарши дрожал...

    - Ждите, буду...

      Мамаев положил трубку. Подошёл к окну. На улице моросил дождь. «А-а, чёрт, чёрт»…, - он начал спешно одеваться, а уже через минуту, ни сказав никому ни слова, выбежал на улицу. Скорее запрыгнул, чем сел, в свой автомобиль, и погнал на завод. В его голове крутились только два слова – «Я всё понял»…

      Пока шёл, к себе, на этаж, знакомые и не очень знакомые, - все останавливались при виде его и произносили какие-то дежурные фразы, жали руку, похлопывали по плечу. Но он не слышал - он был весь в себе... Николай спешил в свой кабинет, в котором так было удобно сидеть в кресле, к которому он так привык за это время.
 
    - Два кофе, с сахаром... – «метнул» он секретарше, как ветер проносясь мимо.

     Николай ворошил бумаги, перекладывал что-то на столе, не понимая, что он, собственно, делает. Потому что не это сейчас волновало его. Главным, что занимало его мысли, была Людмила, его секретарша, с которой вот уже, как год он поддерживал интимную связь. И пускай это было нечасто, потому что больше ему и не надо было. Но сейчас другой вопрос… Он был одержим своей, внезапно захлестнувшей его, идеей – он будет ещё иметь ребенка, и может быть - сына! И тот будет его! Правда и Людмилин тоже, - но сейчас он об этом не думал. Он думал о «другом». Дверь скрипнула…

    - Николай Васильевич, вот, как просили. Два кофе, как вы любите с сахаром, а мы, что, кого-то ждём?.. – робко поинтересовалась девушка.

    - Да, Люда, ждём, но это будет позже... Поставь сюда и садись, нет, не на стул, на диван...

      Николай и сам, сначала встал, отхлебнул глоток из чашки, а потом сел, обняв Люду за плечи.

    - Я к тебе сегодня приду. И никаких, «нет»... И останусь на всю ночь. Понимаешь?!.. - Он сгрёб её в охапку и бешено начал целовать, незаметно повалив на диван.

    - Николай, что ты делаешь, ведь могут войти... И вообще. Ты думаешь в какое время ты всё это затеял? Я так не хочу...

      Люда, как могла, вырывалась из сильных мужских рук.

     - Я не машина бездушная. Ты что затеял? У тебя горе такое, а ты к бабе под юбку лезешь?!..

       Николай сел за свой стол. Обхватил голову руками, и было видно, как его плечи сотряслись в порывистых рыданиях... Он отвернулся, вытирая глаза...

    ...Весь вечер он куда-то собирался. Лида не обращала на это внимания. Она привыкла, что он мог внезапно уйти из дома, не сказав при этом ни слова. Кто она ему? Мать родная? Кухарка? Домработница? Можно было перечислять ещё долго. Она для него всё, что хотите, но только не жена. На этом он давно крест поставил. И она безропотно соглашалась с любым его мнением.

       Влияние тёщи, которая уже давно стала развалившейся старухой, живущей у себя за городом и влияние жены, - давно не имели никакого веса. То, что было в начале их совместной жизни, кануло в небытие. Когда-то, он, студент в рваных башмаках, полностью зависел от сказанного своей женой. Она была для него и царь и бог. Но не сейчас...

       Лиде шёл 57 год, и она хорошо знала своё место. Она жила для сына и для Николая, но в какой-то момент почувствовала, что её ласка, помощь, только тяготит его. И его желание - как можно быстрей вырваться из дома, она стала воспринимать, как обыденность. На первых порах она не догадывалась, где пропадает её муж, а потом «языки по ветру донесли". И ходить далеко не надо. Всего-то расстояние, в две автобусные остановки и в семь лет, которые разделяли их.

        Сейчас ей всё было безразлично. Горе, которое, как снег на голову, свалилось на неё, обрубило все чувства, кроме осознания безмерной беды. И действительно, люди говорят – знать бы, где кирпичику упасть... И он упал в виде, на первый взгляд, совсем безобидной поездки сына на дачу с друзьями, отметить его день рождения. Сколько раз, за эти дни, Лида перемалывала в своей голове все подробности происшедшего... Вспоминала слова ребят, оставшихся в живых... А их, всего-то, четверо было. Им просто стало холодно, и они решили включить котёл...

         Вот с этого всё и началось. Шло время. Ребята веселились, но заметили, что отопительные приборы чуть тёплые. Вот тут и вызвался Витя пойти посмотреть в бойлерную, которая находилась в полуподвале, что с котлом. Он долго не возвращался. Проверить, что с Витей, вызвался один из его друзей и тоже пропал. Оставшиеся наверху, не на шутку разволновались, но когда они только открыли дверь, ведущую на лестницу вниз, стало всё ясно – угарный газ. Спускаться они побоялись. Начали кричать, но в ответ тишина. Это только потом, когда приехала милиция и скорая, стало всё ясно. Оба задохнулись от угарного газа, идущего из котла. Витя уже не подавал признаков жизни, а его «спасатель», ещё до больницы дотянул как-то, но до утра не дожить не смог...

       "Как глупо, - размышляла Лида, - уберегать сына от всего, пылинки с него сдувать, а умереть ему суждено в доме, для него же и построенном. Ну, как тут в судьбу не поверить? В Бога, наконец?" - так и сидела она одна в комнате, глядя в одну точку, будто сейчас должен был, по какому-то волшебству, её Витя появиться. Но он всё не появлялся. Не появлялся и Николай...

        Сначала, одну ночь переночевал Мамаев у Людмилы, потом вторую, а потом совсем переехал к ней, особо не обращая внимания на пересуды, идущие за его спиной... Не привычно в её двухкомнатной малогабаритке - тесно... Да ещё и с ребёнком её от первого брака. Вот и решил Николай всё на места свои расставить, как настоящий мужик. Через полгода купил Лиде «однокомнатную» в Домодедово..., - а что ей теперь одной, много ли надо?.. И от себя вроде недалеко - ведь мало ли что, жена ещё законная, да и до матери ей легче добираться – Лихнево, рукой подать, по этой же дороге.
 
        Ну, а он с Людой и Васей маленьким вернулся в свою квартиру, в центре города. Четыре просторных комнаты, коридор, как футбольное поле, им за глаза хватит. Живи - не хочу, но Николай хорошо знал – надо прибавка ждать, а к этому необходимо готовиться. У Людмилы уже токсикоз начался. С работы она уволилась, да и зачем эта работа, зарплаты Мамаева хватало на всех, и ещё столько же прокормить бы смог. Он и Лиду не забывал... Стабильно посылал ей деньги на всякие нужды. А сам прибывал в ожидании маленького человечка в этот мир. Он верил, что это обязательно будет сын. И он не ошибся. Через девять месяцев Людмила родила ему сына и назвали его, конечно, Витей. А как же ещё? По-другому, язык не поворачивался назвать...

       Лида смирилась со всем, что преподносила ей судьба. Жила одна, но это так, официально, а сын всегда был при ней, и фото его на стене, и большое количество альбомов, где хранились фотографии с самого детства. И на кладбище она «своя». Благо, две остановки на электричке. Там и в церковь захаживать стала, чего раньше не было - всё отговорки разные. Да и к матери чаще ездить стала. Та совсем сдала, 80 - это возраст... Так, незаметно для себя, стала привыкать к совершенно новой жизни. Да и слова батюшки, служителя церкви – «На всё воля божья, матушка. Такой уж крест твой. Неси его по жизни безропотно, он легче казаться будет», - как-то глубоко ей в сердце запали, да там и остались надолго.

      Когда родился маленький Витя, радости Николая не было предела. Дом давно был готов встречать новорожденного. Счастливый отец постарался, чтобы всё как у людей, и даже лучше, было. Хотя переполнен был город разными слухами и домыслами, но Мамаев на них никакого внимания не обращал. Кто - за него стоял: "Мужик всегда прав - он знает, что делает." А кто - в открытую, плевал в его сторону. При этом проклиная «богохульника»: "Ведь не расписанный. При живой-то жене, на стороне ребёнка заводить. Да мало ли, что там другие делают – это молодёжь, а он-то - «старик» уже, надо и свою голову на плечах иметь... И эта, «молодица» с «приблудком», по возрасту, как раз в дочери ему сгодиться. Позарилась на чужие денежки. Да как бы боком ей это всё не вышло. Ведь так и поперхнуться можно!" - Так думали, так говорили люди, а кто-то просто молчал – выжидал, что из этого получится...

      Время шло, дети росли. Николай вернулся к прежней своей жизни. Тяжёлые дни стали отходить на задний план. Всё меньше он виделся с Лидой, да и чего на неё смотреть, он всё для неё сделал и даже чуть больше, ну, а что бросил, - а кто сейчас без греха. Там, наверху, зачтётся, а жить надо тут, пока ещё время есть.

      Людмила стала потихоньку «распускать крылья». Хозяйкой себя почувствовала, а то всё как чужая, временная. Ребёнка родила, теперь, как бы и не нужна стала. Ан, нет, я мать сына твоего, Витюни, наследничка, а значит уважать меня должен.

      Николай уважал и любил, а как по-другому?.. Но больше всех на свете любил «последыша» своего. В нём просто души не чаял. Будет у него наследник, будет продолжатель рода Мамаевых, а то, как же, ведь на нём, на Николае, он и прерваться может. Вот ради этого он и пошёл против всех, но победил, а победителей не судят. Ну, а с Лидой развестись всегда успеет...

    - Людмила, давай хотя бы на дачу поедем, сколько уже не были? Пора и честь знать. Воздухом подышим, на дом посмотрим, ведь Лида туда категорически ноги не кажет. Воспоминания её тревожат. Но, если так, дом продавать надо, а чего он стоит никому не нужный. Там, наверное, половина ремонта требует, да и котёл менять надо. А, как ты? Не против?..

    - Разве против тебя пойдёшь, всё равно уломаешь. Не этим, так другим боком подкатишь, а своего всё равно добьёшься. Поедем!.. Хочешь, хоть завтра...

      А назавтра было прекрасное летнее утро. Машина давно была собрана. Взяли с собой шашлыки и много другой провизии. Гулять, так гулять. Вите уже три года исполнилось, а Васильку десятый пошёл, ну чем не футбольная команда. Взяли игры различные – скучать не придётся.

      Всё было хорошо. Легко «выскочили» на М-4 и повернули в сторону области. Тут рукой подать - коттеджный посёлок, за Пахрой, около деревни ЯМ повернуть, а там ещё километров пять – да разве это расстояние для такой машины.

    - Коль, а можно я поведу, здесь трасса хорошая... - попросила Людмила, хотя и мало надеялась на положительный ответ. Они остановились у обочины и быстро пересели. Люда хорошо водила когда-то, но рождение сына и всякие передряги снизили ее водительский потенциал. Но, как говорят, мастерство не пропьешь. И она лихо взяла с места. Хорошо ушла вправо к деревне Ям, как раз на ту дорогу, которая напрямую выводит к храму. Все шло хорошо. Николая стало укачивать. Он сидел на заднем сидении, держа на руках своего сыночка. Восходящее солнце слепило глаза. Люда круто повернула направо. Здесь дорога сужалась, обгон можно было совершать только по «встречке».

    - Коля, подай, пожалуйста, очки. Они там, в сумочке, рядом с Васюткой, где- то у окна валяются.

      Люда жмурилась, но чувствовала себя уверенно. Шоссе вело в гору, а там поворот налево - на мост. Она это хорошо знала. Часто ездила на дачу к подруге. Но теперь это было уже всё равно. Самосвал, идущий из-под горы навстречу, уже начал обгон своего, еле плетущегося, «коллеги»... Он выехал на встречную полосу, чтобы совершить свой необдуманный манёвр...

      Когда Люда обернулась, наспех надевая очки, было уже поздно... Её реакция сработала только на то, чтобы свернуть с дороги. Уйти от лобового удара, но куда?!.. Там, внизу, шансов не было, железобетонный забор какой-то местной стройки...

      Автомобиль перевернулся несколько раз, прежде чем отдать на «растерзание» бетонным плитам забора свой правый бок. Взвыл всеми своими «внутренностями», в предсмертной агонии вонзаясь, со всей силы, в белое препятствие, ставшее на пути его полёта...

                *

   ...Кладбище исконно было старым, деревенским. Рядом, при кладбище, была церковь, в которой служили по воскресеньям и по большим праздникам. Лида, как могла, старалась посещать все службы. Она, эта простая деревенская церковь, стала её родным домом. Только здесь, в её стенах, да на кладбище, плотно примыкающей к церковной ограде, она находила успокоение своей душе.

     Здесь лежали все, кто был так дорог и близок её сердцу. Сынок, Витюша, - сколько слёз, она по нему выплакала, один Бог знает… её любимый муж – Николка, неугомонная его душа... Он нашёл всё-таки своё успокоение, располагаясь как раз между сыновьями своими – Викторами, которых так любил. Теперь уж, он точно с ними до конца веков. И то, что род Мамаевых остановился на нём, он так и не успел узнать, крепко сжимая уже мёртвыми руками, в искорёженной машине своё последнее детище. «Эмчеэсники» еле разжали их, вынимая мёртвого сына...
 
      Люда чудом осталась жива, если это можно было назвать жизнью. Она уже вторую неделю лежала в коме, подключённая к аппарату искусственного дыхания. Лида изредка заходила к ней, благо, её привезли сюда в Домодедово. И просиживала часами рядом с безжизненным телом, тихо удивляясь тому, что не испытывала к Людмиле никакого зла и неприязни, а наоборот, только боль и сожаление. Люда, в какой-то мере, стала теперь ей родной.

      Только Васька, наверное, в рубашке родившийся, отделался переломом руки и несколькими ссадинами на голове. Он жил у своей бабушки в деревне, поправлялся там, на козьем молоке. Глядишь, и оклемается, осенью уже в школу пойдёт. И здесь всё Лидия предусмотрела. Решила поговорить с бабулькой и взять Васю к себе, ведь город все-таки. Здесь и образование получше и ей веселее будет.

      Лида встала, выпрямилась, ноги затекли, от долгого сидения. Пора собираться к матери, навестить ее - хоть и ходит ещё сама, но старенькая… Годы берут своё...

      Кладбище лежало на косогоре. Отсюда всё видно - и трассу М-4, и Ровное. Не узнаешь город: высотные дома стали закрывать трубы завода, которые уже и не дымят вовсе, как будто их и не было, никогда. Так и жизнь проходит, а когда замечаешь её конец, уже поздно бывает. Как бы, наперекор всему этому, справа, кладбище стал «подпирать» коттеджный поселок…

      «А у кого-то всё только начинается…» - подумала Лида, осторожно спускаясь вниз по скользкой тропинке...

2013г.