Рассказ. сараюшки

   С внутренней стороны  трёхэтажного дома постройки сталинских времён, в центре города, на перекрёстке дорог, где некогда возвышался православный храм с непременным, небольшим церковным кладбищем, для жильцов , которым не хватило кладовок в подвале дома, построили во дворе небольшие сараи, в основном из тёса и горбыля, покрыли толем.
   Так во дворе дома и появилось сооружение, выделяясь светлым пятном свежеструганных досок на фоне остатков кроваво - красной кирпичной кладки церковной стены. Хоть и были те сарайчики индивидуальны, но стояли крепко и монолитно, как бы подставив плечо друг другу. Связь между ними была очевидна, так как поодиночке, они бы напоминали скорее сельское отхожее место, которое со временем кренится на бок и впоследствии разваливается. Здесь же чувствовалось единение и поддержка друг друга. Красный кирпич, некогда отгораживающий стеною территорию церкви, пошёл в дело, когда стали в сараях копать себе погреба, выбрасывая изредка попадающиеся кости захороненных некогда священников, старинные монетки-полушки и черепки глиняной утвари. Огнеупорным, стойким во все времена кирпичом, надёжно обложили погреба и каждую осень, хлопоча и суетясь, как муравьи жильцы дома квасили, ссыпали, загружали съестные припасы на зиму. Сразу на сараях появились замки, большие амбарные, накладные, винтовые, всё в зависимости от «богатства» хранимого в них. И действительно, стояли там велосипеды, мопеды, а кому то и удочки казались ценными, и потеря их от воровства была бы огорчительна очень.
   Над этими строениями возвышались огромные, в два обхвата тополя с раскидистой зелено - серебристой кроной. Когда майскими днями эти исполины украшались гирляндами пуха, а потом начинали пылить им, то двор приобретал зимний сказочный вид, не смотря на первые погожие дни. Тогда крыши сараев покрывал толстый слой тополиного пуха, причудливо свисающий на фоне дверных проёмов. Тополя погружали весь двор и сараи знойным летом в приятную прохладу. Тут же возникла необходимость посидеть в тени этих деревьев. В углу двора был сооружён для жильцов стол с лавками под навесом, где любители такого времяпрепровождения вечерами стучали костяшками домино, при этом хрипло выкрикивая: «Рыба!» да так, что было слышно по всем этажам и гулко эхом отдавалось врываясь в открытую дверь подъезда под высокими сводами сталинских потолков, или тихо и вдумчиво играли в преферанс, и видны были только склонённые над столом сосредоточенные головы, освещённые лампочкой в алюминиевом абажуре, под которым тучами кружились комары и беспокоя тишину засыпающего города, звонкими шлепками, единственной защитой от надоевших кровососов. Тем не менее, возле своих сарайчиков, существование которых грело теперь души осознанием частной собственности, появились маленькие скамеечки, или просто положенная на два камня доска, или старое перевёрнутое ведро с самодельной подушкой на нём для удобства, или в конце - концов, просто тара из магазина, ящик.
   Летними вечерами из открытых окон, из-под тюлевых занавесок, лилась, стелилась над двором и сараями приятная музыка вальса или фокстрота, издаваемая патефонными пластинками, что навевало сонливое умиротворение и покой. Постепенно сараи стали обрастать, как ракушечником глиняные амфоры на дне моря, всякими, наверное нужными, предметами.
   Закипела жизнь своя, самостоятельная, возле сараев.
   Кто-то налаживал удочки перед предстоящей ранней рыбалкой, кто-то чинил мопед, а бывало просто, сиживая на скамеечке, сдвинув на нос очки, дужки которых перевязаны затёртой суровой ниткой, читал газету «Правда» и неторопливо, навязывая свою точку зрения, вступал в диалог с проходящим мимо соседом, втягивая последнего в политические дебаты местного масштаба. Иным не было дела до политики, у них в сарае стояла припрятанная от жены, начатая и заткнутая тряпицей четвёрочка, которую надо было срочно опорожнить, пока не нашли и не изъяли, или за дверным косяком надёжно схороненная в щели заначка. Но бывало, после трудового дня, скидывались мужики и в открытую, по рублю, а нехитрая закуска, в виде квашенной капусты, зачерпнутой миской из бочка в погребе или мятого, красного солёного помидорчика, становилась прекрасным дополнением к выпивке, а дома уже ждал горячий ужин.
   Вездесущие бабульки зорко следили за тем, чтобы внуки не крутились там, где пьют, инстинктивно пытаясь уберечь их от дальнейшего соблазна в жизни, но всё, в конечном счёте, складывалось так, как складывалось.
   Грозные жёны, разгоняя засидевшихся у сараев мужчин, запрещали последним курить, дабы по неосторожности не сожгли они общие сараи, те вяло отругивались, подчинялись и расходились по домам.
   В сараях случались и интимные встречи, когда в полутьме наступающего вечера или ночью, осторожно скрипя открываемым замком, в тёмное пространство двери просачивались, тихо шепчась, проникали, две таинственные тени, прикрывая тихо за собой дверь, а под утро, так же осторожно расставались. Но от всевидящего ока пожилых жильцов дома, которым не спиться или вставшим покурить и прильнувшим к окну, ничего не ускользало. Секрет быстро разносился по дому и достигая ушей касающихся этого адюльтера лиц, вызывал крики, гнев, короче «бурю в стакане», которая постепенно сходила на нет, но ключ от сарая впоследствии на некоторое время, находился под строгим контролем.
   Частенько и подростки соорудив топчан в сарае и накрыв его старым, выпрошенным у бабушки одеялом, собираясь при свете керосиновой лампы «Летучая мышь» , играли в подкидного дурака или бренча на струнах расстроенной гитары, с надрывным подвыванием, почему то в нос, пели дворовые песни, про несчастную любовь. Солиста слушали с неприменным вниманием, иногда шевеля губами, как бы подпевая. Но этих родители контролировали, не давая засиживаться долго и волнуясь за зажжённую лампу. Однако с появлением в продаже электрических фонариков, стало проще и безопаснее.

   Ввиду того, что дом был коммунальным жильём и часто семья в полном составе вынуждена была ютиться в одной комнате, то сараи для некоторых подростков были жилищем с весны и до поздней осени. Особенно у тех, чьи семьи были не полными, у кого матери были одиноки и молоды.
   В сараях случались первые невинные поцелуи, рождались первые строки стихов, бывали и первые интимные близости.
   Над одним из угловых сараев вдруг вырос второй этаж и в нём поселились голуби. В свободное время увлечённые голубятники приподнимали с крыш и гоняли шестом с привязанным на конце старым платком, стайку кипенно - белых голубей, при этом подбадривая их пронзительным свистом. За полётом красавцев с замиранием наблюдал весь двор, равнодушных не было.
   Шли годы, жизнь текла своим руслом, менялась страна, мужало и взрослело молодое поколение, уходили старики, расселялись квартиры, превращаясь постепенно в собственность оставшихся жить в них. Старели и ветшали сараи, чернели их деревянные стены исписанные местами нецензурной бранью, местами разрисованы граффити, а кое-где и признанием в любви. Со временем отпала необходимость в основном их предназначении - хранении и засолке овощей. Заготавливать стали мало, консервировать в основном в банки и хранить в квартире.
   Старые сараи, по-прежнему стоя плечо к плечу, дружно накренились в одну сторону, и наглядно стало видно их натужное желание выстоять, не упасть, почувствовалось напряжение. За годы их существования много раз хозяева ремонтировали старые стены, латали кто чем мог, перекрывали крыши.
Внутренности же их представляли теперь находку для изыскателей, историков и краеведов. То, что служило в быту многие годы, неожиданно стало раритетом. Это глиняные глазурованные корчаги для засолки грибов, берестяные туеса для ягод, молочные махотки, гладильные деревянные рубели, тяжёлые утюги под угольки, бочонки и корыта, кипы связанных газет и журналов середины прошлого века, вычурной формы бутыли и бутылки, керогазы и керосинки, часы с кукушкой и гирьками, сломанные граммофоны, сваленные в кучу старые пластинки с романсами в исполнении Веры Паниной, Вяльцевой и Козинцева, да мало ли чего ещё. Прошлое надёжно поселилось в старых сараях, не собираясь покидать пыльные и паутинные уютные уголки.
   Да и названия сараев  изменилось сначала на уменьшительно-ласкательные - сарайчики, потом - сарайки, а в последствии, на сараюшки, как бы с уважением к старости. Сараюшки - развалюшки.
   Казалось бы пора им завалиться набок от старческой немощи, превратясь в груду хлама, но вдруг, совершенно неожиданно, один новый жилец квартиры в сталинском доме, решив обстоятельно поселиться и иметь такие же права, как и все остальные граждане живущие в  нём, взял да и пристроил в одном ряду со старыми свой новый сарайчик из свежего тёса, крытый шифером, но соблюдая субординацию и общий стиль, размеров не увеличил, также, как и все. Но его сарай, тем не менее, стал неожиданно надёжной опорой «старичкам».
   Они сразу приосанились, выпрямились, и решили видимо: «Спасибо молодёжи за поддержку! Ещё постоим, братцы, послужим!» И взяли под козырёк подпорками, поставленными вдоль стен, крытой рубероидом , но уже успевшей обветшать крыши.