Мелиан. История Дикой Кошки. Глава 4

***
  -Красиво, не правда ли?
  -О...да, - совершенно искренне выдохнула я, - потрясающе!
  Золотисто-алые лучи заходящего солнца дробились о крыши низких домов, отчего те сияли, словно новенькие золотые дории. Интересная традиция - настилать на верх строения медные полоски...наверное, это тоже продиктовано какими-то религиозными догматами.
  В густой, словно кисель, сиренево-оранжевой выси неба проплывали черные силуэты птиц, а внизу тоскливо перекликивались муаззины, провозглашая вечерний азан с вершин минаретов. Прохладный ветерок ласково касался моего разгоряченного лица, принося с собой пряный аромат вечерних цветов, смешанный с запахом базилика и жарящегося мяса. Столица Ранаханна готовилась к наступлению ночи.
  Мы с калифом стояли на самой высокой башне "Лилии", откуда, с узкого балкона, открывался изумительный вид на столицу. Глядя на этот древний город, раскинувшийся под моими ногами, я начала понимать, почему знаменитый алдорский поэт Афелион назвал столицу Ранаханна "прекрасным цветком, растустившемся в краю пустынь, песчаных бурь и засух". Хайсор и впрямь походил на неведомый цветок - прекрасный, пленительный и загадочный.
  Я тряхнула головой и слегка улыбнулась неожиданным мыслям. Похоже, подобно Афелиону, я начинаю слагать поэтические оды этому городу. Однако не следует забывать, что я явилась сюда вовсе не за стихотворными изысканиями.
  -Вас что-то рассмешило, Каэрре-хэннум? - с вежливым любопытством спросил Теймуран, внимательно глядя на меня. Я отрицательно качнула головой:
  -Красота Хайсора настолько поразила меня, о лучезарный, что я почувствовала в себе не испытываемую мной доселе тягу посвятить вашему городу какое-нибудь стихотворение.
  -Вы пишете стихи?
  Я рассмеялась:
  -Вы мне льстите, Ваше Величество. У меня много талантов, но стихосложение, увы, не входит в их число. Однако, прелесть столицы поразила меня в самое сердце, и я начала задумываться о том, не попробовать ли мне себя в поэтическом ремесле.
  Глаза калифа загорелись восторгом; он с неподдельным чувством приложил руку к груди и воскликнул:
  -Поверье, о прекрасная хэннум, это самые прекрасные слова, что мы слышали за последнее время. Ничто так не ублажает слух властителя, как искреннее восхищение чужеземца страной, которой правит мудрый повелитель.
  Я улыбнулась шире, изо все сил постаравшись передать требуемое восхищение, на деле, с трудом подавив зевок. Восточное велеречие, в рамках которого некоторые вещи повторялись по нескольку раз, облачаясь в различные красочные метафоры, начало меня не на шутку утомлять.
  Мы посвятили почти целый день исследованию дворца. Калиф провел нас с Дарсаном по целой анфиладе комнат, распахивая двери и демонстрируя такое пышное убранство, что на фоне его особняки алдорской знати казались жалкими коннемарскими лачугами. О, да, мне доводилось бывать у власть имущих Алдории, правда, не совсем в роли почетной гостьи...однако возможность оценить обстановку у меня была.
  Ближе к вечеру, когда у меня уже кружилась голова, а роскошь великолепных залов слилась в единое цветастое пятно, Теймуран, загадочно улыбнувшись, пригласил полюбоваться его столицей. "Вы видели "Лилию", - сказал тогда он, - "но, поверьте, ее красота - ничто перед величием Хайсора". Я согласилась, досадуя на то, что нам так и не показали главного - сокровищницы и гарема. Да, кое-где в залах висели картины и гобелены, представляющие из себя величайшую редкость, а по дороге в башню Дарсан чуть не опрокинул фарфоровую вазу работы хайаньских мастеров; даже на мой не очень наметанный глаз возраст безделицы насчитывал около десяти веков. Однако это были жалкие крохи; в сокровищнице калифа меня ждала настоящая ценность.
  Скорее всего, каоиф приберегал визит в святая святых дворца на завтра. Не зря говорят, что лучше всего запоминается последняя фраза в разговоре; так и калиф в завершении моего визита в "Лилию", наверное, решил окончательно сразить меня собственным величием.
  Как бы то ни было, сейчас я была вынуждена стоять на балкончике бок о бок с Его Величеством и изображать неподдельный восторг при виде столицы. На узенькой площадке, огороженной изысканными коваными перилами, помещались только два человека, и Дарсан смиренно ожидал меня на лестнице, ведущей к балкону.
  Воодушевленное созерцание великолепного вида Хайсора совсем скоро наскучило мне, однако Теймуран не спешил покидать башню. Бурно жестикулируя от избытка чувств, он пламенно рассказывал мне о грядущих перспективах своего правления, и о том, какие меры он предпримет в дальнейшем, дабы еще более возвысить Ранаханн.
  Я слушала его вполуха, погрузившись в медитативное созерцание окрестностей и поневоле представляя себе разочарованный гнев повелителя Ранаханна от того, что его излияния не вызывают у меня ни должного трепета, ни неподдельного интереса. Однако кто бы мог подумать, что за невзрачным фасадом правителя кроется такой энтузиазм и любовь к стране? Только повезло ли Ранаханну от этого? Чрезмерное пылкое стремление возвести благосостояние в абсолют может обернуться негативными последствиями.
  Кстати, о калифе. Его поведение казалось мне слегка странным: до сих пор я не могла понять его отношения ко мне. Если остальных обитателей дворца, с которыми мне довелось пообщаться, я читала, как раскрытую книгу, то Теймуран, если продолжать сравнение, был все еще наглухо закрыт от меня.
  Невинный флирт и кокетство, не выходящие за рамки приличия (я помнила наставления Дарсана), - мое главное орудие для расположения к себе лиц мужского пола, потерпели крах. Калиф вежливо улыбался, поддерживал тон светской восточной беседы, однако держался отстраненно-деликатно, не проявляя ко мне никаких признаков интереса - ни тайных, ни явных. Иногда возникало подспудное чувство, что он старается даже сдерживать порывы особо бурной жестикуляции - дабы ненароком не задеть меня. Лишь в мизансцене на балконе он позволил себе проявить более сильные эмоции. При всем при этом, его поведение шло вразрез с его стремлением всячески угодить мне и даже посвятить пару дней в угоду моему желанию совершить экскурсию по дворцу.
  Это было непривычно и вызывало смутную тревогу. Я было заподозрила Его Величество в тяготении к сильному полу, в конце концов, в Священной Книге нет никаких запретов относительно этого. Однако никто из встреченных нами слуг, включая неотступно находившегося рядом Дарсана, не вызвал у Теймурана абсолютно никаких эмоций. Может быть, он и вовсе евнух? А гарем - для прикрытия? Тоже непохоже...
  ...Теряясь в догадках, я стояла на балконе, натянуто улыбаясь и глядя на собеседника. Муаззины смолкли, и наступил момент той особой тишины, какая обычно опускается на землю перед приходом ночи - звуки глохнут, тонут в вязкой ткани сумерек, воздух колышет прохладный ветерок, а на небе вспыхивают первые звезды.
  Солнце почти скрылось за горизонтом, бросив на нас прощальный, золотисто-алый луч. Тот скользнул по щеке калифа, отразившись в его медальоне-линзе; тусклая поверхность последнего неярко вспыхнула и будто поглотила луч. Еще секунду помедлив, солнце скрылось.
  Рассеянно глядя на медальон, я, повинуясь внезапному наитию, сказала:
  -Какой у вас необыкновенный медальон, о, лучезарный. Прошу извинить меня за то, что дерзнула прервать Вас, но он отвлек меня. Ломаю голову: что это за самоцвет?
  Теймуран, которого мой вопрос застиг в момент страстного рассказа о строительстве Великой Мечети Элоаха, запнулся, недовольно нахмурился и суховато ответил:
  -Воистину, женщине присуще крайне неуместное любопытство. Как сказано у Великого Пророка... - он обернулся - явно машинально - ища поддержки и подсказки визиря, однако тот, естественно, отсутствовал. Мне, задетой его отповедью, это показалось настолько смешным, что я едва не прыснула, вовремя скрыв невольную усмешку ладонью и сделав вид, будто чихаю.
  Холодно пожелав мне здоровья, калиф торопливо сказал, явно пытаясь побыстрее загладить невольно возникшую неловкость:
  -На третий год нашего правления вернулись люди, отправленные еще отцом в экспедицию к землям, на которых раскинулись Забытые Пустоши.
  Я кивнула, недоумевая, зачем родителю Теймурана было посылать экспедицию в земли, даже не граничащие с Ранаханном? Тем более, об этой местности ходили недобрые слухи: это была единственная незаселенная территория на материке. Пустоши располагались на северо-восточном побережье, простираясь в глубь материка вплоть до Кайташеррских степей, которые были полностью во владении кочевого племени Воронов. Однако, даже кочевники не селились на Пустошах, предпочитая держаться от них подальше. По слухам, распространяемым бродячими торговцами и музыкантами, отваживавшихся, по их словам, подбираться вплотную к тем землям, они представляли из себя тоскливую голую равнину, полузасыпанную песком и покрытую кучками голых, изогнутых под самыми невообразимыми углами, деревьев. Кроме того, картину дополняли рассказы пиратов, чьим судам иногда доводилось проходить мимо этих неприветливых берегов. Хлебнув рома в таверне на побережье Двух Океаеов, они повествовали о странном песке Пустошей, мерцающем в темноте зеленоватым светом, о полупрозачных тенях, скитающихся меж мертвых деревьев, и о непонятного назначения громадных камнях, разбросанных по Пустошам, насколько хватало глаз. Не знаю, сколько достоверности было в их рассказах: мне кажется, разглядеть столько подробностей, просто проходя мимо берегов, да еще не с самым сильным амулетом видения*...по меньшей мере, сложновато.
  Интересно, что искали там люди калифа Аббаиса Шестнадцатого? И удалось ли им это отыскать?
  -К сожалению, из похода вернулись не все, - меж тем, продолжал наследник старого калифа, - дорога к Пустошам далека и опасна...ничего примечательного отыскать не удалось. Кроме этого медальона.
  Он любовно, с какой-то затаенной нежностью погладил выпуклую поверхность линзы. В очередной раз подавив желание последовать его примеру, я промолвила, будто ненароком:
  -Уверен ли лучезарный, что эта безделица действительно найдена на Пустошах? Откуда ей там взяться, если там никого и никогда не было?
  Лицо калифа неуловимо помрачнело, а тон лишился еще нескольких нот приветливости и обходительности.
  -Хэннум, мы склонны доверять нашим слугам. Без доверия нет преданности, так, кажется, сказано в Священной Кни... - он вновь обернулся, но вовремя вспомнил, что его верного советника по-прежнему рядом нет. Тогда Теймуран насупился - точь-в-точь ребенок, у которого отняли игрушку - и сухо произнес:
  -Мы благодарим Вас за чудесное время, которое мы провели. Мы распорядимся, чтобы Вас проводили до ваших покоев, а завтра за вами зайдет слуга. Вы еще не увидели всех чудес "Лилии".
  Поняв, что светская беседа окончена, я поспешила откланяться, пышно возблагодарив оказанную мне калифскую милость.
  Интересно, почему он так взъелся из-за какого-то медальона?
 
  ***
  "Не понимаю, Каэррэ-хэннум. Почему нам не показали гарем?"
  Самопишущее перо скрипуче чиркало по пергаменту, оставляя неровный маслянисто-черный след.
  -На празднике главное блюдо всегда приберегают под конец, - вполголоса сказала я, вынимая шпильки и распуская узел из волос. Дарсан невидяще посмотрел на меня и вновь яростно набросился на ни в чем не повинный пергамент. Строчки змеились из-под его руки, словно черные ленты.
  "Мне не доступно и другое, хэннум. Прорицатели. Тетка рассказывала, что при дворе состоят несколько прорицателей. Они толкуют сны калифа, защищают его от дурного глаза и порчи. Еще они предсказывают ближайшее будущее. Обычно мы видели их, когда калиф выходил к народу. Сейчас их нет."
  Я успокаивающе похлопала разгоряченного, тяжело дышащего паренька по плечу и мягко отобрала у него листок.
  -Это не наша забота, Дарсан, - ласково прошептала я, - не думаю, что нас должны заботить перестановки при дворе. Давай ложиться спать, завтра наши поиски должны подойти к концу.
  Паренек пару секунд буравил меня тяжелым взглядом исподлобья, потом безнадежно махнул рукой.
  -Вам что-нибудь еще нужно, хэннум?
  Я устало улыбнулась и покачала головой:
  -Ступай.
  Легкая завеса из мелких бусин колыхнулась с тихим музыкальным позвякиванием. Скрипнула софа - Дарсан укладывался спать. Я зевнула, потянулась и изнеможенно опустилась на прохладное шелковое покрывало, не снимая одежды. Минувший день и море впечатлений настолько утомили меня, что я решила немного перевести дух прежде, чем разбирать кровать...
 
  ***
  Бескрайняя равнина, чьи границы размыты клубящимся по линии горизонта сизым туманом, простиралась вокруг меня, насколько хватало глаз. Воздух был душный и спертый; не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка, будто вокруг застыло теплое вязкое желе. И небо, такое же тяжелое, свинцово-серое, как в Коннемаре, грозно нависающее над головой. Кажется, будто оно выгнулось вовнутрь пространства...
  Под этим небом я чувствовала себя ничтожной букашкой, пытаюсь двинуться с места, но ноги не слушаются. Словно ступни вросли в почву.
  Где я? Что это за место? Как я здесь очутилась? Что...
  На небе нет ни звездочки; луны тоже не видно. Краем глаза, где-то там, на границе поля зрения, можно уловить неясное движение, там, наверху. Будто тьма, наполнившая небесную чашу, клубится и беспрестанно извивается в танце едва заметных теней...
  Сон это или явь? Чувствуя, как внутри начинает медленно нарастать сосущий панический страх, я попыталась пошевелить хоть пальцем - тщетно! Непонятное онемение разлилось по телу, сковав конечности и погрузив в подобие сомнамбулического транса.
  Внезапно земля под ногами дрогнула - едва уловимо,но все же заставив редкие песчинки на поверхности всколыхнуться. Оглушающую тишину прорезал гулкий стук сердца. Затем земная твердь вновь пришла в движение; словно что-то пробиралось под окаменевшим слоем почвы, заставляя ту содрогаться.
  Если бы я могла, я зажмурилась бы. Беспомощное ожидание - а вдруг это "что-то" выберется и проглотит меня? - оказалось в миллион раз страшнее неизвестности...
  Внезапно все прекратилось. Колебания почвы улеглись, а темень вокруг начала будто бы развеиваться; приглядевшись, я быстро поняла, почему.
  От земли начало исходить тусклое, еле заметное зеленоватое свечение, того мертвенного оттенка, каким горят гнилушки в лесу. Оно разгоралось, не постепенно, а резкими толчками, словно...
  Пульсировало?
  Свечение шло не от самой земли, а от возникающих на ее поверхности крохотных созданий, величиной не больше ногтя. Они были похожи на плоские чайные блюдца, уменьшенные в несколько десятков раз; единожды возникнув, они, не шевелясь, застывали, продолжая испускать мерцающий зеленоватый свет.
  Мне стало так жутко, как не было еще ни разу в жизни. Когда стремительно увеличивающийся ковер из "светлячков" подобрался к моим ногам, я напряглась изо всех сил, пытаясь собрать всю свою силу воли, чтобы сорваться с места...но, вопреки моим ожиданиям, рост "ковра" остановился, не дойдя до носков пальцев буквально миллиметра. Я перевела дыхание, как вдруг произошло еще нечто, гораздо более странное и пугающее.
  Напротив меня, прямо над самым плотным скоплением миниатюрных тварей, в воздухе померещилось движение. Спустя секунду, все крохотные существа устремились к этому месту, и на месте уплотнения вырос заметный бугор, все ярче и ярче пульсирующий зеленым так, что больно резало глаза.
  Не успела я удивиться столь нелогичному поведению тварей, как бугор шевельнулся, и принялся расти, с поразительной скоростью принимая очертания...человеческой фигуры?!
  Удар сердца.
  На боках фигуры вздулись два бугорка, выплюнувшие плети рук.
  Удар сердца.
  В низу копошащаяся светящаяся масса одним махом разделилась на две ноги-подпорки.
  Удар-удар-удар. Сердце начинает захлебываться в безумном ритме страха.
  По телу фигуры пробежала дрожь последней пульсации. Ослепительное сияние притухло, и плоское лицо стало принимать более внятные очертания.
  Передо мной стоял Моррис Сокол.
  Если бы у меня был голос, я бы кричала. Но губы предательски не слушались меня, а голосовые связки не откликались на все попытки исторгнуть хоть какой-нибудь звук. Мне оставалось только безмолвно наблюдать.
  Мой бывший возлюбенный неподвижно стоял передо мной, безжизненно опустив руки. Лицо его было страшно: ввалившиеся щеки, тонкие губы, обнажающие зубы в кривой усмешке, пустые глазницы, из которых сочилась мерцающая призначная масса. В его облике не осталось ничего от того красавчика-пирата, которого я когда-то так самозабвенно любила; сейчас это было скелетоподобная пародия на человека, обтянутое истлевшими лохмотьями некогда белоснежной рубашки и кожаных штанов.
  Неожиданно призрак вздрогнул и повел ввалившимся носом, как собака, принюхивающаяся к подачке. Черные провали глазниц уставились на меня, и в голове прошелестел глухой голос:
  "Здравствуй, крошка".
  Высохшие губы пирата не шевелись, но слова отчетливо звучали в моем мозгу:
  "Ты рада меня видеть?"
  Говорить я была не в состоянии. Но что мешало мне попробовать ответить ему его же способом?
  "Здравствуй, Моррис", - мысленно сказала я, стараясь сосредотачиваться на произносимой фразе и не отвлекаться на полнейшую нереальность происходящего.
  Уголки рта Сокола разъехались в сторону.
  "Раньше ты была более ласковой, крошка. Ты уже нашла себе мне замену? Интересно, что ты выцарапаешь у него?"
  Если бы я могла, я стиснула бы кулаки. Сам вид бывшего любовника внушал мне непередаваемое омерзение и гадливость, какие возникают при виде жирного червя, свернувшегося под корой дерева.
  "Уходи, Сокол. Ты мертв".
  "Разумеется", - оскал покойника стал еще шире. Еще чуть-чуть - и кожа на щеках лопнет, - "я мертв по твоей милости. Быстро же ты утешилась, Мелиан...надо было оставить тебя на том убогом островке. Я показал тебе почти весь мир - и какова была твоя благодарность?"
  Я промолчала.
  "Теперь ты ищешь Призрак. А кто натолкнул тебя на такую мысль? Ты украла мою мечту! Мою единственную цель в той никчемной жизни..."
  "Теперь это моя цель. Моя мечта".
  Сокол склонил голову набок. Голос в моей голове приобрел оттенок сарказма и плохо скрытого злорадства.
  "А сумеешь ли ты найти его? Отыскать все вехи на своем пути, по которым ляжет одна-единственная дорога?"
  "Я уже отыскала одну", - мне очень не хотелось что-то доказывать Моррису, но ответы так и рвались в сознание, стремительно обретая вид мыслей, - "она здесь, во дворце калифа! И завтра я заполучу ее!"
  "Тц-ц-ц", - мертвец издевательски-укоризненно покачал головой, - "а сумеешь ли ты найти ее? Подумай, крошка. Не кажется ли тебе, что ты ищешь черную кошку в темной комнате? Ведь у тебя всего-то и есть, что рассказ пьяного забулдыги, да глупая самонадеянность. А если этой самой кошки не окажется в комнате - что тогда делать будешь?"
  Боги, как же я ненавидела его. Чувство это нахлынуло внезапно и сполна, поглотив остатки страха, блуждающего во мне. Я ненавидела его за эти насмешки, за предательство, за то, что заставил меня убить его.
  За то, что исковеркал мою душу.
  Призрачные обрубки его рук протянулись ко мне узловатыми ветвями.
  "Ты еще пожалеешь о том, что сделала со мной, крошка".
  Плоский зеленоватый "светлячок" сорвался с его прогнившей ладони и упал мне на плечо.
  Приступ панического ужаса болезненно сдавил мою глотку. Я выгнулась, хватая ртом спертый воздух, выдавливая из легких едва слышный сип, и...проснулась.
 
  ***
  Легкий ветерок шевелил расшитый муслин занавесок, принося невиданное облегчение и обдавая свежим дуновением мое разгоряченное лицо. Мир словно вновь наподнился звуками: где-то в окрестностях дворца мелодично заливалась ночная птица; снизу доносилось приглушенное бормотание стражников "Лилии" и чей-то раскатистый храп.
  Я лежала на боку, судорожно сжимая горловину абаны; пропитанная холодным потом одежда неприятно холодила тело. Левая рука, откинутая в сторону во сне, отозвалась неприятным покалыванием, когда я попыталась пошевелить ею; ко лбу прилипли пряди волос, а горло царапало сухим наждаком.
  Поморщившись, я перевернулась на спину и полежала немного, тяжело дыша и приходя в себя. Что это было? Кошмар? Они перестали мучить меня несколько месяцев назад. Тогда что же? Все выглядело настолько реальным...и Сокол...
  Я хрипло вздохнула и инстинктивно вытерла ладонью лицо, липкое от пота. Пальцы нащупали две подсыхающие полоски на щеках. Неужели я плакала во сне?
  Неужели Сокол даже после смерти продолжает что-то значить для меня?
  Я резко села на кровати и принялась лихорадочно стягивать с себя абану. Пропитанные потом вещи, касаясь кожи, вызывали во мне брезгливую дрожь и неприятные воспоминания, от которых отчаянно хотелось избавиться.
  Швырнув одежду на ближайшую кушетку, я натянула первый попавшийся под руку халат, взъерошила волосы и принялась жадно пить холодную воду из хрустального графина, заботливо поставленного кем-то на прикроватный столик.
  Вода немного отрезвила меня и прояснила сумбур, прочно поселившийся в мыслях. Ночные страхи стали понемногу съеживаться, отступая в глубину комнаты и растворяясь в ней. Постепенно неистовое биение сердце стало ровнее, замедлило ритм и перестало отдаваться в горле; на смену деревянной скованности от пережитого ужаса пришло быстро усиливающееся желание немного размяться, выйти из комнаты, подышать полной грудью и хорошенько обдумать кое-что.
 
  ***
  Двери нашей с Дарсаном комнаты выходили в открытую галерею, с балюстрады которой открывался вид на внутренний двор "Лилии небес" - изысканный многоуровневый сад, с миниатюрными прудиками, полными экзотических рыб, аллеями фруктовых деревьев и изящными статуями. Во время дневной экскурсии я не успела толком разглядеть и оценить кропотливую работу дворцовых садовников, и сейчас мне представилась именно такая возможность.
  Втайне радуясь, что рядом нет калифа с его неизменными высокопарными речами и непонятными обидами, я облокотилась о перила галереи, поплотнее запахнула халат (ранаханнские ночи отличаются той особой прохладой, которая приходит в жарких странах на смену дневному палящему зною) и устремила взор вниз, на буйство цветов, кустарников и низеньких деревьев.
  В серебристо-молочном свете убывающей луны сад казался хайанской акварелью, нарисованной на тончайшем шелке; казалось, только дотронься до него рукой - и пропадет волшебное очарование. Каскадом звезд белели внизу цветы сумеречной гайаты - растения с невзрачными листьями, но огромными, похожими на фижмы алдорских придворных красоток, цветами. Они распускаются только после захода солнца и неистово благоухают, приманивая ночных бабочек.
  Тончайший, нежный аромат гайаты окончательно успокоил меня и подарил ощущение умиротворения. Я глубоко вздохнула и подняла голову, с наслаждением любуясь таким родным куполом неба, чей бархат был усыпан - уже настоящими - звездами.
  Повинуясь внезапно нахлынувшим эмоциям, я стала тихонько напевать старую моряцкую песенку, услушанную когда-то от Одноглазого Тома:
  -На краю мира мерцает одинокий маяк,
   Хозяин оставил его тлеть,
  Даря несбывшуюся надежду...**
  -Вы не спите, Каэррэ-хэннум? - внезапно раздался позади голос.
  Я поперхнулась, откашлялась и сердито сказала, не оборачиваясь:
  -Капитан Коннар, неужели дворцовый этикет позволяет так бесшумно подкрадываться и пугать гостей?
  Рядом со мной возникла массивная фигура северянина: капитан облокотился на перила и тоже задумчиво уставился на сад. Я попыталась украдкой рассмотреть его: он сменил парадную бежевую дисдасу, отороченную серебром, в которой щеголял днем, на приеме калифа, на более простую, черную, и теперь удивительно напоминал огромного ястреба, приготовившегося схватить добычу. Его огромный рост вновь пробудил во мне совершенно не нужное ощущение хрупкости и беззащитности, однако, на сей раз, я не чувствовала перед ним ни малейшего укола страха.
  -Я простой воин, хэннум, - меж тем, сообщил капитан, то ли умело притворяясь, то ли действительно не замечая моих взглядов, - все эти условности и правила...мне платят за то, чтобы я охранял безопасность дворца, а не извивался в ненужных церемониях.
  Неожиданно я почувствовала невольную симпатию к наемнику и позволила себе слабую улыбку:
  -Похвально.
  Капитан повернул голову и пристально посмотрел на меня, прищурив чуть раскосые темные глаза:
  -Вы не ответили, хэннум. Что вы тут делаете? Не хотелось бы поутру недосчитаться столь важной гостьи.
  Я обезоруживающе развела руками, стараясь говорить не выдавать охватившего меня напряжения:
  -Вы угадали, капитан: мне не спалось. Тяжело засыпать в незнакомом месте. Вот я и решила, что небольшая прогулка по свежему воздуху отлично поспособствует улучшению сна...могу ли я считать, что мы пришли к единому решению?
  Капитан тряхнул густой гривой черных волос и весело рассмеялся:
  -Каэррэ-хэннум, то, что для вас легкая прогулка, для меня - каждодневный обход дворца.
  -Были прецеденты? - уточнила я, вспомнив его слова про важную гостью. Капитан вновь улыбнулся; напряжение постепенно начало спадать.
  -Это дворец самого важного человека в Ранаханне, хэннум. Здесь нужно постоянно быть готовым ко всему.
  Я побарабанила пальцами по перилам балюстрады, и неожиданно вспомнила еще кое-что:
  -Капитан Коннар...пока вы не продолжили свой обход, можно вас кое о чем спросить?
  Наемник склонил голову, внимательно глядя на меня.
  -Днем вы сказали мне странную фразу...мол, я сама не знаю, во что ввязалась, но так и не пояснили, что вы имели в виду. Почему бы вам не сделать этого сейчас?
  Северянин медленно развернулся лицом к саду и задумчиво опустил голову; его голос, прозвучавший после непродолжительного молчания, был низким и на редкость серьезным:
  -Я повторюсь, хэннум: я воин. Воин не имеет право на ошибочные суждения и выводы, особенно, если речь идет о его нанимателе...однако позвольте дать вам небольшой совет: постарайтесь не проводить много времени наедине с калифом. Он стал странным в последнее время, и...
  -Странным? - изумленно перебила я его. Капитан гневно глянул на меня и продолжил:
  -Я не могу точно сказать, в чем заключается его странность, это не бросается в глаза, однако мое чутье - а оно меня никогда не подводило, поверьте - в последние полгода упорно твердит, что что-то с ним неладно.
  -Исчерпывающее объяснение, - вздохнула я, - только оно как-то не очень вяжется с вашим грозным заявлением.
  Ответом мне вновь стал раздраженный взгляд из-под нахмуренных бровей: капитан явно не переносил, когда ему перечили. Он помедлил еще немного, а затем вдруг распрямился, отстегнул что-то от пояса и протянул мне:
  -Возьмите это, хэннум. Надеюсь, вам оно не пригодится, но раз вы такая недоверчивая, пусть это будет гарантией вашей безопасности.
  Я удивленно рассматривала простые кожаные ножны, в которые был вдет недлинный острый кинжал с рукоятью, причудливо замерцавшей инкрустацией в лунном свете.
  -Спасибо, но...
  -Считайте это проявлением чувства долга капитана дворцовой стражи, - это было произнесено столь безаппеляционным тоном, что мне не осталось ничего, кроме как принять столь необычный подарок, - носите его всегда с собой. Это мой личный кинжал, поэтому я даю его вам на время; вернете перед отъездом. Спокойной ночи.
  Резко закончив диалог, капитан коротко поклонился мне и удалился размашистым, но абсолютно бесшумным шагом.
  Я медленно вытянула оружие из ножен и задумчиво провела пальцем по холодному лезвию.
  Спасибо за предупреждение, капитан. Похоже, я судила о тебе слишком предвзято...
  ...уже вернувшись в комнату и укладываясь обратно в кровать, я устало вспомнила, что так и не успела обдумать то, что хотела.
  Надеюсь, завтра все пройдет гладко.
  Надеюсь, ты не не будешь больше сниться, Сокол.
 
  *амулет видения - морской амулет, в который встроен самоцвет, как правило, кварц или лазурит, позволяющий владельцу видеть достаточно отдаленные от него предметы;
  **вольный перевод песни "The Islander" (Nightwish);