Клише

Клише
                Fuck the systems…
Сталь в груди, вендетта в сердце!
      06.05.08.
- Слушай сюда Пол! – угрожающе и почти срываясь на крик, выдавливал Хэнк слова своему другу Полу, а на данный момент своему помощнику в преступлении. – Или ты идешь с нами, или стоишь на шухере, в противном случае – проваливай!
- ****ь, Хэнк – схватившись за свои волосы, стонал Пол, – ты даже не представляешь, какую глупость мы совершаем! Обчистить мента! Да нас загребут лет на десять!
Здесь уже руки Хэнка не выдержали, и он кинулся к Полу, но Бродяга успел схватить его кулак.
- Оставь его, не забывайся, мы все-таки друзья…
- Друзья так не поступают! Пусть вваливает нахуй!
- В чем-то он и прав – тут же высказался Тоха – ты уверен, что нас не возьмут?
- ****ь! Вы сговорились?! Что с вами?! Я вас когда-нибудь подводил?!
Осмелившись, Пол проговорил:
- Все бывает в первый раз…
Хэнк повернулся к нему и с усмешкой сказал:
- Но только не сегодня… Новость о том, что нашего знаменитого следока Громова обчистили, разлетится за считанные дни.
- Вот я и боюсь, что он следок, он нас быстро выследит. – Заметил Тоха.
Но Хэнк был настроен решительно и, ни что бы его не остановило.
- Мы не будем ничего забирать… Мы лишь устроим шумиху и немножечко разгромим его прекрасные владения.
 - Все равно это жестоко чувак, мы же не вандалы – добавил Бродяга.
- Жестоко?! – уж эти слова вывели Хэнка из себя – Когда меня до полусмерти избили трое пидарасов, он хоть что-нибудь предпринял? Хоть что-нибудь?! Знайте, если бы такое случилось с вами, я бы даже не думал задавать такие глупые вопросы!
Бродяга протер руками глаза и сказал:
- Он прав, хорош трепаться. Мы уже договорились, поздно что-либо менять, идем.
По плану, Тоха остался на карауле, чтобы следить за происходящим на улице, а Хэнк, Бродяга и Пол, пошли в дом, что бы устроить там переполох.
Вообще эти девятнадцатилетние парни не такие уж и хулиганы, просто воспитаны в жестокой реальности и любят за кровь платить той же кровью, а не стоять в стороне и мычать как коровы на скотобойне. Их мозг гонял на своей скорости. А кровь… Я даже не уверен, что у них по венам бегала кровь, а не какая-нибудь кислота. Они не собирались обчищать намеченный дом, они хотели лишь наказать человека, который проигнорировал их беду. Кровь за кровь…
В дом они вошли разными путями, Хэнк и Пол через разбитое ими окно со двора, а Бродяга через открытую ими дверь. Хэнк знал расположение комнат. Он был там не раз… Он залезал в их дом, в комнату Маши – дочки Громова, которая не разрешала ему проходить мимо отца через дверь и заставляла залазить именно в окно, и вытворял с ней разные неприличные вещи… Конечно же, по обоюдному согласию… Они в доме.… Начали…
- Все, пол дела уже сделано, мы в доме.… Делайте что хотите и не жалейте! – с усмешкой говорил Хэнк.
- Удачи – крикнул на последок Бродяга и ушел.
Они разошлись по разным комнатам и начали устраивать погром. Они переворачивали кровати, били посуду, раскидывали подушки, мебель и все только ради мести, ради самосуда. Бунт, маленький бунт в замкнутом пространстве. Революционер дремлет в каждом из нас, а у этих парней он просто прикрыл глаза и каждую секунду ждет, когда можно будет вцепиться в открытое горло. Хэнк достал сигарету и начал курить, дыбы специально напустить ужасный запах по всему дому. Он стряхивал пепел прямо на ковер, оставляя на нем черные пятна. Маркером на фотографиях подрисовывали усы и всякую гадость на телах фотографирующихся. И это все при том, что они не были сиротами, даже не было таких у кого был один родитель, за ними хорошо следили, ухаживали, запрещали подолгу гулять, хоть эти наставления зачастую были игнорированы, им покупали красивые вещи устраивали дни рождения, новый год, да и вообще старались не отказывать им не в чем, дабы они не отставали от своих сверстников.
Пол часа спустя они уже собирались уходить. Каждый должен был подойти к двери, как к назначенному месту сбора и выйти из дома.
Хэнк писал записку: «Только вендетта и никак иначе…», это была его любимая фраза, как вдруг услышал крик Пола:
- Хэнк! Хэнк! Он здесь! Хэнк!
- Вот черт! Твою мать!
Мысль о том, что Громов пришел домой раньше времени, его поставила в тупик, он был мягко говоря  шокирован…


23.03.08

- Если ты не будешь этого делать, то стой на шухере – снова отчитывал Хэнк, своего друга Пола за его мягкотелость, но на этот раз не с такой грубостью и злобой, на этот раз он предоставлял ему выбор, от которого Пол не отказался.
 -Ты идешь? - спросил он Бродягу.
- Да уж, попадемся мы…
-Ничего, пусть знают. Я бы лично каждого из них избил бы вот этой битой, - и он потряс бейсбольной битой, которую держал в руке - а изрисовать их машину, это так, мелочи.
Это и была их месть. Их, так называемая вендетта, как любил говорить Хэнк, за то, что с ним случилось.      
Знали о том инциденте у бара немногие: Пол, Бродяга и Тоха. Которые долго не решались устроить жестоким хулиганам самосуд и все уговаривали Хэнка подать заявление в полицию. После долгих уговоров он так и сделал, но Громову, следователю к которому он обратился, это дело показалось смешным, что полностью изменило мнение Хэнка о честной войне с ублюдками, и, переспав, со злостью, решил мстить.
- Надеюсь они спят. – смеялся Хэнк – Я хочу испортить им все… Даже сон…
Он и Бродяга обошли бедную двенашку с обеих сторон. Хэнк кинул другу баллончик с черной краской и спросил у Пола:
- Как там? Все нормально?
На что Пол нервозно ответил:
- Да, да… Давайте уже быстрее…
Затем Хэнк снова обратился к Бродяге:
- Ну что поехали?
И они начали разрисовывать машину. Сначала они закрасили все окна, затем написали на обеих сторонах похабное «сосите» и «пидарасы», а затем и вовсе принялись за биты.
Они не спеша подошли к фарам машины и, переглянувшись, Бродяга с улыбкой сказал, будто бы произнося  тост:
- За тебя дружище…
На что увидел одобрительную улыбку. И размахнувшись со всей силой, они ударили битами по фарам. Те разлетелись в дребезги, сигнализация орала так, что проснулись не только хозяева машины, но и весь двор. Даже какой-то бомж проснувшись заорал: «Какого ***?!». Адреналин на максимуме, Пол, волнуясь, крикнул «уходим», а в окнах стал загораться свет.
В этот момент из окна балкона послышался крик:
- Суки! Вы что делаете с моей машиной?! Суки! Я вас убью! Я вас найду и убью!
В ответ он услышал лишь циничный смех и крик:
- Это моя месть, ублюдок!
И Хэнк, еще раз размахнувшись и ударив по машине битой, теперь уже при хозяине, показал ему средний палец. Засмеявшись, больше не от  того, что им было действительно весело или смешно, а для того, что бы разозлить обидчика.
        Все трое убежали.
Выйдя на улицу хозяин машины не встретил ни кого кроме своей разбитой машины и того самого бомжа, который орал: «Какого черта твоя херня не затыкается?!»
Парень, схватившись за волосы, почти со слезами заорал:
- Пошел прочь! Не то я тебя здесь закопаю! Суки! Суки! Суки!


      06.05.08.

- Хэнк ****ь! Где ты?!
Именно эти тяжелые слова пробивали голову Хэнка, да так сильно, что он не знал что предпринять. Его разум метался между «бежать» или «остаться с друзьями», а тело просто колом стояло на месте. Но немного очухавшись Максим понял, что должен идти к Полу, он заварил эту кашу и никак не может бросить друзей.
И все бы ничего, но в спальне Громова его ожидал большой подарок (ну конечно, сам Громов был не маленьким). В спальне стоял Пол и Громов при том что Пол нацелился на следока пистолетом, который у него же и вытащил из тумбы. Лицо Пола было наполнено страхом, кровь била в голову, а руки дрожали так что указательный палец похлопывал по курку. Громов стоял, молча, сделав настолько гневную гримасу, что казалось его лицо лопнет от перенапряжения. Увидев только что подошедшего Хэнка, он прошипел:
- Ты? – и направился к нему.
Но Пол тут же закричал. В первый раз, до этого они просто молча смотрели друг на друга, нет не Пол с Громовым, покрытое порохом дуло пистолета и его владелец. Но после не продолжительного грозного взгляда на пистолет, следок стал смотреть упорным взглядом на Пола, пытая его запугать, что у него неплохо получалось, до прихода Хэнка.
- Стой! – закричал Пол.
Тогда Громов перевел взгляд с Хэнка на Пола и медленно направился к нему, тихо приговаривая:
- А что ты мне сделаешь? Выстрелишь? Да у тебя кишка тонка!
Было ли это просто порывом страха или действительно Хэнк хотел этого, но он закричал Полу:
- Стреляй! Он берет тебя на слабо! Стреляй!
После этих слов у Пола что-то переключилось в голове. Ему разрешили выстрелить и управиться со всеми проблемами, но какова жертва.
- Что?! Я не буду этого делать!
- Стреляй! – кричал уже даже сам Громов, медленно приближаясь к Полу.
Крик, сплошной крик непонимания бился из угла в угол в бешеной голове Пола. Напряжение накалилось до предела. Руки дрожат, а голос кричит «Стреляй!». Тяжело собраться с мыслями, когда в твоих руках чья-то жизнь.
- Менты! – закричал Бродяга.
И этот крик стал решающим… Услышав его Пол повернул голову в сторону окна, а Громов, воспользовавшись моментом, дернулся к нему…


09.02.08.

Как обычно по субботам парни ходили в клуб, слегка выпив перед этим в баре. Но этот день ознаменовался другим событием. Во-первых, в этот день у не умеющего пить Тохи было день рождение, на которое он и показал свой талант, изрядно перебрав. Опустошив желудок прямо на чьи-то туфли, он отправился домой, но конечно же не один (состояние бы просто не позволило), почти на руках его потащили Пол и Бродяга, сговорившись с Хэнком встретиться у клуба. Вот здесь и начинается то, с чего все это началось…
Хэнк отправился в клуб, и так как до Тохиного дома было не далеко, он решил дождаться их у порога, как он и сделал. Настроение у него не блистало, так как он только расстался со своей девушкой. Зима была в своей последней стадии февраля, но холод стоял жуткий, учитывая то, что Хэнк не любил зимние куртки и всегда носил только весеннюю одежду, можно было, только удивляться как он не заболевал, гуляя по такому холоду в такой тоненькой куртенке.
Он потерев свои руки друг об друга, достал сигарету и закурил. Его Camel был не обиходным в их городе, что ему очень не нравилось, ведь он предпочитал именно их, с их смесью турецкого и английского табака, так редко встречающуюся в других сигаретах. В этот момент к нему подошли двое парней и попросили по сигарете, но когда увидели полную пачку начали наглеть.
- Ух ты, дорогие я смотрю ты куришь, деньги есть, может и всю пачку отдашь?
Но Хэнк даже не воспринял эти слова всерьез и поэтому с легкой ноткой презрения, которая была свойственна ему, ответил:
- Берите по одной…
Но парней это не устроило.
- Ты наверное не понял… Нам нахуй твои сигареты не нужны, выкладывай все, что есть, а то здесь лежать и останешься…
Хэнк не раз был в драках и прекрасно понимал, чем все это дело попахивает.
- Давайте разойдемся по-хорошему – со страхом, но который он,гордо, не показывал парням, сказал Хэнк.
В ответ они засмеялись.
- Давай! Выкладывай деньги, и мы расходимся…
Хэнк начал медленно отходить назад, но уперся в третьего, который был пусть и не крупнее самого Хэнка, но все же трое даже хилых парней, это уже сила…
Хэнк не на шутку испугался и метался между «бить» и «бежать». В неравной борьбе победило первое и он что было дури рванулся от них, но его тут же схватили ударили в живот. Другого выхода уже не было, Хэнку пришлось с ними сцепиться. Но бой был, мягко говоря, не на его стороне. Свалив Хэнка, все трое начали его пинать. Кое-как ухватившись за куртку одного из нападающих, Хэнк умудрился вскочить на ноги, и молниеносно избивать его. Но триумф продлился не долго, его схватили за волосы и потянули назад. Хэнк упал на спину, и под ним как назло не оказалось снега, оказался именно бетон, об который он сильно ушибся. Все было ясно как солнечный день, в этой схватке ему не выиграть и Хэнк прижал колени к груди, дабы хоть как то уменьшись урон…
Они забрали все, что у него было: деньги, телефон, даже часы. Минут через пять, после того как они убежали Хэнк медленно вскарабкался на ступеньки. Еще через пару минут он увидел своих друзей, которые подбежав долго расспрашивали о случившимся и бегая из стороны в сторону пытались собрать людей, чтобы найти обидчиков… Но так ничего и не вышло… Хэнк молча сидел и курил на том самом холодном пороге, не обращая ни на что внимания, а когда уже отошел от шока, да и промерз до мозга костей, встал и молча, не распрощавшись, ушел домой…
Три дня Хэнк был в глубокой депрессии и не выходил гулять. Он курил одну пачку за другой, не отвечал на звонки и крики друзей со двора. Он даже не выходил, когда к нему подходили его родители и сообщали о том, что его ждут друзья и не собираются уходить, если он не выйдет…
Но, глупые не знали, что депрессия была лишь один день, остальные два дня, он только и делал, что продумывал план мести. Наверное, слишком жестоко, но процентов семьдесят от всего числа идей вендетты, которые рождались в его больной жаждой крови голове, заканчивались смертью обидчиков. Но хорошенько все обдумав он остановился на идее угнать их машину и спустить с обрыва, который, кстати, был недалеко от их городка. Именно поэтому он очень расстроился и еще день не выходил, когда, рассказав друзьям о своей затее, услышал в ответ неодобрение.
- Ты идиот Хэнк! Ты привык, что в школу, за все твои драки и продели, придут твои родители попросят за тебя прощения, всыпят тебе дома по первое число, и все остается прежним. Но мы уже почти год как в универе, любой привод в милиции и будешь пополнять ряды лысоголовых, отражая своей башкой Солнце и маршируя под мат и плевки ротного!
Но подумав, Хэнк решил согласиться с друзьями и, извинившись, по их усердной просьбе, обратился в полицию…

- Аахаха, - смеялся Громов, следователь единственный в их городке, кому досталось вести это дело (Блять…) – ты просто зажался как щенок, когда тебя бил этот дистрофик?
На эту его усмешку обиделись оба, и сам Хэнк и один из обидчиков. Суки, послали того, которого Хэнк смог бы не то, что один уложить, он бы даже и связываться с ним не стал бы, в силу его худощавости и слабины. Но этот, действительно, дистрофик, был лишь третьим из всех нападающих, притом тем, кто не бил, а быстро обшаривал карманы куртки и джинсов у уже лежавшего Хэнка. Его нашпиговали умными словами, мол, Хэнк напал первый, в стельку пьяный начал махать руками, и, поскользнувшись, упал, и расшиб себе сон и вообще лицо. А кто отобрал у него все вещи, это уже и вовсе тайна.
- Да кто угодно мог подойти к этому алкашу, – показывая пальцем на Хэнка, говорил дистрофик (для простоты назовем его так, хотя это больше походило не на обиду, а на аргументацию факта) – и обобрать его.
- Сука!  - закричал Хэнк – Кому ты врешь!
Смех Громова резко сменился на гнев:
- Ну-ка заткнись! Попробуй мне еще раз сказать матом!
Хэнк встал:
- Но, он лжет!
- Кто бы говорил Хэнк! Зная все твои проделки, тебе тоже не особо верится! Или тебе не просто так дали прозвище? А? Костя…
- Да какая к чертям разница?! Сейчас виновен он! Я не пил, они напали на меня втроем!
- Замолчи! Я и сам все решу! – закричал, вставая, Громов - Не надо быть такой трусливой падлой, Вишневский! Твой отец всегда был телком и нытиком, не понимаю, как он отхапал себе такую красавицу как твоя мать, и тебе стоило бы быть таким же… - и, натянув злую улыбку, добавил – Жаль, что ты подал заявление, а не на тебя… Я бы тебя сразу отправил к таким же петухам, как и ты!
Хэнк встал, схватил стул и кинул его в Громова с криком:
- Что б ты сдох! И что б ты знал это не только мое желание! Тебя ненавидят все! Сука! – и показав пальцем на дистрофика – Даже он, хоть ты и на его стороне, ненавидит тебя! Хочешь, я тебя удивлю? Даже твоя жена тебя ненавидит! Она изменяет тебе! И как ты думаешь с кем? С телком и нытиком! С моим отцом! Член то у него оказался подлиней твоего! А самое главное, что и мой член подлиней твоего! Именно так она сказала мне, когда я случайно выходя из комнаты твоей дочери, забрел к ней! Хороши чертовки!
        … Сказать бы все это Громову в лицо, но Хэнк лишь сжал кулаки, встал и сказал:
        - Иди на ***…
        Громов медленно встал, глядя прожигающим взглядом в спокойные и хладнокровные глаза Хэнка, сжал кулак, казалось, на нем вот-вот, загорится одежда, и со всего размаху ударил по столу… Бах!

      06.05.08

Бах!... Пол выстрелил… И его ноги начали подкашиваться… Он попал в грудь Громова…
Хэнк встал в оцепенении, задрожали руки и крик вырывался не сознательно:
-Пол! Что ты наделал?! Твою мать!
Громов лежал на полу и тихо крехтел, изо рта шла кровь, а руки так и пытались за что-нибудь уцепиться.
Хэнк бросился к нему, но не знал что делать.
Пол стек на пол и в паническом ужасе начал реветь.
Смерть, каждый из них знал, что это такое, но никто еще с ней не сталкивался так близко, тем более когда сам ее и совершаешь… Громов просил помощи, но Хэнк лишь держал его одной своей рукой, его руку, а вторую свою руку, сжатую в кулак кусал и, наверное, прокусил бы ее до крови, если бы не отвлекся на Пола, который истерически закричал:
- Ты сам мне сказал стрелять! Хэнк! Ты ведь мне сам сказал! Хэнк это ты виноват!
- Заткнись, блять! Заткнись Пол!
Хэнк вцепился за волосы и сидя на коленях у простреленной груди следока, смотрел в стеклянные глаза Бродяги, который стоял в дверном проеме. Он только подошел и не видел ничего, но лежащий на полу труп говорил сам за себя.
- Боже! Боже! Б-б-б-оже! -  стонал Пол, кусая свою майку и расшибая свой кулак о пол.
Хэнк молниеносно встал, еще не отойдя до конца от шока, но вполне, чтобы осознать то, что пора бежать раз подъехала полиция.
- Забери его! – закричал Хэнк – Уходим!

Через час они уже сидели в баре, или через два часа, а может и через все три, время мчалось так быстро, что за ним тяжело было уследить. Из памяти пропали первые минуты побега, их помнил лишь Тоха, который до последнего надеялся, что друзья лишь очень жестко подшутили над ним, но осознав, что все это не шутка заказал в баре сразу бутылку водки. До бара парни бежали галопом, таща при этом Пола практически на руках, его состояние было ближе к предобморочному, нежели к шоковому. Они забежали в старинный подъезд, стены которого были так исписаны, что из всех той пошлятины можно было составить небольшой, но очень глубокий рассказ о современной молодежи и их умственно отсталом сленге. Но для того чтобы спрятаться, лучше места не придумаешь. Они и сами не стали, бы заходить в такой гадюшник. Но надышавшись, наверное, обосанными и решив, что хвоста нет, они медленно попереулкам, молча, не издавая, ни звука, им было страшно вспоминать о случившимся.
Сев за самым дальним и угловым столиком, парни, молча пили водку и курили. Пол с закрытым ладонями лицом сидел в углу и тихо повторял:
- Черт… Черт…
- Вадим… Вадим… - подзывал его Хэнк.
Да, именно так звали Пола. Его настоящее имя было Вадим, в честь его деда, который сильно ждал первенца своей дочери. Вадим был самым тихим и скромным в их разряженной компании. Он играл на басу в местной рок-группе, и они частенько выступали в своей школе. Летними вечерами Вадим играл и пел друзьям песни на гитаре. И как вы уже может быть догадались, его любимой группой была группа TheBeatles, откуда он и получил свое, по сей день характеризующее его, прозвище – Пол, в честь басиста битлов – Пола Маккарти.
Но Пол не отвечал…
Тоха, прозвище, которого всего лишь было сокращением от его имени, потирал брови и, наверное, только и думал об одном, что делать дальше. Конечно, об этом думали все, но его сильнее беспокоило то, что он меньше всех знал о произошедшем в доме, и так, же понимал, что никто рассказывать ему этого не собирается.
Бродяга… Смешное прозвище… Никто уже толком и не помнил откуда оно у него. Давно в детстве, кажется, пошел с испачканными штанами гулять, ну, а какой друг не станет издеваться? « Ей! Ром, ты на бродяжку похож! Ха-ха» ну или что-то в этом роде, если конечно, еще и мата не было.… Так, наверное, он и получил свое прозвище. Которое прижилось сильнее имени.
Рома, а в компании Бродяга, второй человек который смотрел на все происходящее трезво, медленно попивая виски, не подавленный ни шоком, ни депрессией, он, молча, смотрел в одну точку, и по нем можно было с уверенностью сказать: «Он обдумывает план действий», в то время как в головах двух других было лишь «Ааа! Мне конец!» и «Ааа! Ему конец!»
Первым человеком, который не паниковал, был Хэнк. История появления его прозвища, может быть понятна не каждому. Его настоящие имя Костя, Костя Вишневский, но прозвище Хэнк так сильно ему прижилось, что даже его отец, услышав случайно как называют его сына друзья, сам стал иногда его так называть. Даже некоторые не строгие преподаватели в универе, которые не выделяют студентов как «Уважаемый Вишневский, прошу к доске», тоже называют его, как им кажется, забавным прозвищем  – Хэнк.
Хэнк Муди – отец его прозвища. Тем, кто не смотрел, не понять, но был такой герой фильма, которому было характерно плохое поведение, курение, выпивка, обильное гуляние по женщинам, и много другой гадости. Но самое главное во всем этом было то, что Костя, как и сам Хэнк, был писателем. Хэнк уже профессиональный и прославившийся, а Костя только начинающий, студент второго курса журналистики. Но и у Кости была одна галочка в пункте «Слава». Он выпустил одну единственную, пока, книгу под абстрактным названием «Пролетая над нами», которая приобрела большую популярность среди молодежи того же института, под редакцией которого (но под псевдонимом)и опубликовался Костя. Друзья проведи неплохую аналогию Хэнка и как в последствии выяснилось Кости… Так и появилось его прозвище.
Хэнк тоже сидел за столом, с краю, и медленно курил, хладнокровно, как он по крайней мере пытался показать, размышляя, что делать дальше, и вот он решил…
- Еще бутылку водки! – крикнул Хэнк и потушив бычок сигареты в пепельнице, закурил вторую.
- Это твой план? – с возмущением сказал Бродяга – Нажраться?! А топом шатаясь идти по улице, что бы нас забрали в обезьянник?! А от туда нам как раз прямиком в тюрьму!
- Что ты разорался?! Я что ли нажимал на курок?!
Тут взвыл Пол, схватившись руками за уши:
- Заткнись! Заткнись!
Люди в баре стали оборачиваться на подвыпившую и шумевшую молодежь.
- Что «заткнись» Пол!? Всего бы этого не было бы, если бы твои шаловливые пальцы не надавили на курок!
- Всего бы этого не было бы, если бы ты не был таким гордым! – закричал Бродяга – Если бы ты нас не потащил в этот чертов дом! Вендетта, ****ь!
Хэнк опустил голову, понимая свою вину, но тут же поднял, услышав грубое:
- Вы чего разорались? Вылететь хотите?
Это было первое предупреждение огромного шкафа, имя которому вышибала. Посверлив их буравящим взглядом, и не услышав, и без того очевидный ответ, он отправился назад в свою каптерку, где наверняка продолжит пить свое заработанное за вечер пиво и смотреть засаленную порнушку.
- Нельзя так просто сидеть, нам нужно что-то делать… - включился в разговор Тоха.
Хэнк был гадом. Он мог бросить девушку в ее день рождения, часто врал, много ругался с преподавателями, его вообще недолюбливали в университете и часто пророчили ему славу критика, который только и делал бы, что обсирал чужое творчество, качественным тухленьким навозом и скверно отвечавшим на любой показ таланта «Эээ, сойдет…». Он был натуральным эгоистом, циником и мизантропом, большая заноза в лапе дворового пса. Хэнк был козлом, но не по отношении с друзьями… Их он ставил на первое место, и всех приучил делать так же. Ведь ни один из них не сказал: «Да пошел ты Пол, ты налажал ты и убирай свое дерьмо», хотя каждый мог так сделать, учитывая то, что ни один из них прямого отношения к убийству не имеет. Каждый из них понимал, что нужно искать выход…. А больше всех это понимал Хэнк, ведь и в правду, это именно он потащил всех в дом Громова.
- А что делать? –взмахнул руками Хэнк. – Нам нужно залечь на дно…
Парни начали не спеша поднимать головы, до конца не веря, что он предлагает выход из сложившейся ситуации.
- … наши отпечатки на подушках, тарелках, да и вообще на мебели не найдут, если вообще станут искать! – продолжал Хэнк – мы нигде не числимся, ни в одной ментовке, главное пока не высовываться. У них нет ничего на нас, ни свидетелей, ни улик, ничего!
- Я взял ствол – не на шутку удивил всех Бродяга.
Хэнк вскрикнул:
- Ты идиот?! Какого черта?!
Но Бродяга схватился за край стола и огрызнулся:
- А что мне оставалось делать? Это единственная вещь, на которой были наши отпечатки! Ты только и думал, как бы сбежать и утащить Пола, ну а про самого Пола  говорить не стоит. Он вообще овощ передразнивал!
Это было верным решение, как топом уже они согласовались. Пистолет был опасен, но оставлять его дома было просто диковинной глупостью. От ствола парни договорились избавиться, выкинув его в реку.
Хэнк начал вскрикивать и размахивать руками от переполнявшей его надежды и радости.
- Черт возьми! Нам нужно держаться вместе, лучше даже снимать квартиру! Если вдруг…
Неожиданно и немного напугав парней, снова раздался грозный рыг шкафа, вздрочнувшего уже, наверное. 
- Э! Вы! Я кому сказал вести себя тихо! Или вы не понимаете слов?!
Парни притихли, хотя конечно, второе предупреждение было не справедливым, ведь были посетители, которые и погромче себя вели. Но вышибала сразу не возлюбил этих парней, наверное, слишком дружными они ему показались.… Не думаю, что у такого бревна как он были друзья, а зависть страшная сила…
- Сука… - шепотом произнес Хэнк – Так вот, снимем квартирку, на учебу пару недель не походим, может даже три недели, потом начнем высовываться, и никто ничего не узнает… Нам главное, не давать ни какого повода… Мы висим на волоске…
Было страшно просто сидеть на месте, но другого варианта действительно не было. Глупо было бы принимать какие-либо меры, ведь их преступление ничто не скроет. Ни один адвокат не сможет их защитить, если они решат сдаться.… А за убийство главного следока им дали бы лет по двадцать каждому, как бы не больше.
У Пола загорелись глаза:
-А что, если, правда, единственный выход это бежать? Мы уедим далеко, в другой город!
В разговор включился Бродяга:
- Замолчи! Хорош нести ересь! – и немного подумав, добавил – Похоже, прятаться действительно придется…
Пол, вытирая глаза от слез, только хотел что-то сказать, как его перебил Хэнк, тыча в него указательным пальцем:
- Но в этом городе. Мы останемся здесь.
Пол, часто и тяжело дыша, потянулся за пачкой сигарет Хэнка, которая лежала на столе, но, только схватив их, тут же бросил, получив шлепок по руке от хозяина пачки.
- Ты не куришь! – крикнул Хэнк.
- Обещай мне, что со мной все будет хорошо! Что меня не найдут! – вдруг взорвался Пол, схватив руку Хэнка, точно как парень держит руку девушки. Единственное «но», было то, что руки Пола были сильными и не слабо сжали руку Хэнка.
- «Какая же ты эгоистичная сука» - подумал, было, Хэнк, но затушив сигарету в пепельнице, которая уже была заполнена его нервно выкуренными сигаретами, сказал. – Обещаю… Ты лично будешь жить со мной на квартире…
У Пола загорелись глаза. Казалось, что в эти недолгие минуты Пол забыл обо всем случившемся и начал оживать.
Бродяга долго молчал, потом взял сигарету из пачки Хэнка, закурил и сказал:
- Да, наверное ты прав… Другого выхода нет… Сколько мы будем прятаться?
Бродяга не курил по серьезному, он не покупал пачки и зажигалки, но иногда он мог, взять у Хэнка пару сигарет и выкурить их подряд… Но это встречалось крайне редко.
Хэнку понравилось, что его идеей заинтересовались и он,обильно жестикулируя, начал объяснять друзьям свою идею.
- Не знаю, месяц, может два… Но при этом, только дом и универ. Ни куда, вообще никуда даже в бар не будем ходить. Завтра новости уже вовсю будут греметь о случившемся. Ни шагу наружу… Ясно?
Медленно и тускло издалось трехкратное «Да».
Каждый из них понимал, что просто так все это не кончится, но так же, каждый в глубине надеялся на чудо, на хороший конец  этой жуткой истории.
Хэнк решил разрядить обстановку, взяв бокал пива, и, встав, громко произнес:
- Все будет хорошо! За нас!
Встать дернулся и Пол, но Бродяга схватил его за штанину, и, посмотрев на Хэнка из под бровей, грозно сказал:
- Сядь Хэнк… Не сейчас…
Хэнк услышал и вразумил эти слова, но их не услышал, их любимый вышибала, который на деле показал всю сущность своей работы… Третьего предупреждения не последовало.


                Тень…

- Вот уже третью неделю ведется расследование об убийстве главного следователя нашего города - Михаила Громова, - гудел тихо телевизор в съемной квартире Хэнка и Пола - застреленного в собственной квартире в ночь с шестого на седьмое мая…
Об этой новости гудели, как уже было сказано, третью неделю и с каждым днем появлялись новые слухи и свидетели, которые сразу затыкали рты, услышав уже накипевшее «Все показания, которые вы нам хотите сообщить не будут оплачиваться». Люди слишком жадные и готовы нажиться даже на чужом горе, рассказав о чем угодно, и оклеветав любого, лишь бы за это заплатили.
- Убийца ничего не забрал, но явно что-то искал. – Продолжало давить телевиденье на, и без того, подпорченную психику –Весь дом убитого, каждая его комната была перевернута с ног на голову. Жена и дочь самого Громова, пытаются…
Хэнк выключил телевизор, заметив, как побледнел Пол.

- Мне не верят мои родители – уже позже сказал Вадим, за ужином, в их с Хэнком съемной квартире.
- В смысле? – не донеся ложку с пловом до рта, спросил Хэнк.
- Они завтра придут смотреть нашу квартиру.… Они думают, что я наврал про нее, думают, что я их пропиваю, или трачу на что-либо.
Хэнк кинул ложку обратно в тарелку.
- С тобой одни неприятности Пол!
Прошел почти месяц с того страшного дня, и Хэнк, считая, что Пол уже вполне отошел от случившегося (в чем он сильно ошибался), перестал к нему относиться как к своей больной маленькой сестричке и стал снова посылать егона…
- Костян! – возмущался Пол – Это твои родители не переживают за тебя, а моим не наплевать где я!
- Ей! Ты полегче! Им не наплевать. Они просто доверяют мне!
- Да что ты?! Видимо на этот раз они просчитались!
Хэнк встал из-за стола.
- Знаешь что?!
Вот сейчас бы, наверное, произошло бы самое неприятное, что могло бы произойти. Хэнк бы сначала выговорился, наорал бы, что-то вроде того «Заткнулся бы! По твоей вине сидим здесь! По твоей вине и на нары загреметь можем! Бла, бла, бла, ублюдок…» еще много мата и не цензуры, а если бы Пол решился возразить, то в ход пошли бы и кулаки. Но благо, что Бродяга как всегда выручил ситуацию. На этот раз абсолютно случайно, позвонив в дверь.
Хэнк, наставив указательный палец на друга, прошипел:
- Молчал бы!
И ушел открывать дверь.
Пол закрыл ладонью опустившиеся глаза, и в печали нагнул голову к столу.
- Эгоистичный козел!
Из прихожей донеслось грозное:
- Я все слышу!
Отворилась дверь, послышалось приветствие и громкий хлопок рук. После случившейся трагедии, парни стали более горячо друг друга приветствовать (беда сплачивает). Хлопая друг друга по плечам, или зажимая ладонь обеими руками, они говорили как рады видеть друг друга или «Как хорошо, что ты пришел», чем раньше они так сильно не пользовались.
- Как он? – доносилось из коридора.
- Нормально, но я немного жалею, что взял его к себе.
Вряд ли он действительно жалел, просто только пережитый конфликт, заставил Хэнк говорить необдуманные вещи, таившиеся где-то в глубине.
Через пару минут в кухне появился Бродяга, с восторженным видом приветствуя поникшего Пола.
- Привет дружище! Как ты?
Приходили они только по договоренности, созвонившись за день до этого. Боялись прослушки.
В ответ Бродяга услышал утвердительное, но очень не естественное «Все в порядке». Уже в другой комнате, оставив Пола на кухне, Хэнк с Бродягой продолжили разговор:
- Никак не отходит? – спросил Рома
- Я уже и не знаю.… Думал, все хорошо, но он.… Сам видишь…
- Следствие ищет профессионального киллера, Громова сказала, что у мужа было много врагов, даже среди высоких людей. Он не жалел никого, даже на чиновников заводил дела. Думаю, о твоем с ним конфликте они и не подумают…
- Надеюсь. Если что у них нет на меня ничего.… Но не будем терять бдительность… Пока все налаживается, наверное, будем так же сидеть в своих квартирах и не высовываться.
К этому моменту подошел и сам Пол с тремя, уже открытыми, бутылками пива и, раздав их, сел с ними. Бродяга не стал интересоваться настроением Пола, дабы не будоражить в нем какие-либо чувства.
Говорить было о чем. Каждый рассказывал новости из университета. Кто-то говорил о своих одногруппниках, о преподавателях, о курьезах и смешных случаях. Другой - о новой девчонке, с которой познакомился на паре или просто случайно столкнулся в коридоре большого университета. Хэнк рассказывал о большой статье, которую ему задали напечатать в связи с его будущей профессией. Им явно не хватало общения друг с другом. Они пили пиво, смеялись, но не так громко, чтобы соседи не жаловались на шум, курили, играли в карты. Все было как в простой дружеской компании, будто бы и ничего не происходило, будто бы жизнь текла просто и непринужденно как у обычных девятнадцатилетних парней. Слушали музыку, но тоже негромко, Пол играл на гитаре, показывая им свою новую песню, которая скоро прозвучит в исполнении их группы в каком-то баре, где они договорились сыграть в эту пятницу.
В ход пошла бы и текила, но благоразумный Бродяга, остановил, как всегда незнавшего тормозов Хэнка, и решил успокоить компанию второй бутылкой пива.
Веселое, непринужденное общение взорвал дверной звонок. Звонок как звонок, но только не тогда, когда за любую провинность могут приехать господа в серых кителях и случайно так, взяв отпечатки пальцев, засадить тебя в тюрьму за устранение одного из высокопоставленных господ.
Сначала послышался легкий скрип двери, а затем громкое:
- Ну, ни хера себе! Так ты не врал!?
Затем увесистый шлепок и:
- Ты что разорался?
Это был Тоха – человек, который больше других пренебрегал осторожностью. Так, не предупредив друзей, он пришел к Хэнку на квартиру с горящими, от невероятно охеренной истории, как он сам выражался, глазами. И сразу после того как получил выговор за несоблюдение правил безопасности, рассказал ее с такими эмоциями, будто первый раз рассказывал стишок в детском саду.
- Я сегодня видел твоего отца в компании… Громовой!
Хэнк сделал большой глоток.
- И я думаю, ты и сам понимаешь, что они делали…– улыбнулся Тоха, затем, подумав, добавил – в смысле – целовались…
Тут вся компания загудела.
- Так ты не врал?! Он действительно спал с Громовой?!
- Что?! – возмущался Хэнк – А вы мне не верили?!
- Извини чувак, но в, то, что твой отец переспал с главной бабой города…
Трое, кроме Хэнка засмеялись.
-… Слабо верится.
- Так и в то, что я трахнул Громову младшую, вы тоже не верили?!
Воцарило неловкое молчание и Тоха потянулся к Хэнковому пиву, за которое получил от хозяина обидчивый шлепок по руке.
- Гондоны… Я вообще-то вам никогда не врал…
Разрядил обстановку (хотя вряд ли это можно было назвать разрядкой) Бродяга.
- Бля… - задумчиво и нецензурно выражался он – Теперь если их увидят вместе, то твой папаша может стать подозреваемым в убийстве.… Или сама Громова. Скажут: «Убили, чтобы не мешал». Почему ты вообще не рассказал матери о том, что твой отец ей изменяет?
- Это не мое дело! Пусть сами разбираются.
- Сами?! Хэнк, она твоя мать, она должна знать об этом!
- Я не ты Ром!
Воцарило второе неловкое молчание.
Стоит немного рассказать о личной жизни Бродяги и Тохи. Они братья, но не родные. Лет десять тому назад настоящий отец Ромы обзавелся любовницей и когда Бродяга, увидев их, рассказал об этом матери, родители развелись, и отец семейства ушел в чужую семью, где уже был девятилетний ребенок – Антон. Понимаете к чему я, да?
С их семьей Рома незнался, он возненавидел отца за такую измену не только своей жене, но и сыну и всячески избегал и игнорировал общения с ним. Однако мама Ромы, считала его уход нормальным расположением вещей и продолжила с ним общаться, как ни в чем не бывало. Она часто ходила к ним в гости, с чем Бродяга ни как не мог смириться, звала их к себе, да и вообще неплохо поддерживала связь.
 Однажды отец Ромы договорился с ним о встрече, под предлогом очень важного разговора, и при встрече пытался всучить ему конверт с деньгами.
- Это тебе на учебу. Здесь хватит оплатить все семестры… - с улыбкой и с непревзойденной отцовской добротой говорил он.
И Бродяга, поверьте, деньги взял, улыбнулся и сказал:
- Спасибо пап…
Молча, повернулся и, отойдя всего пару шагов от него, легким движение руки выкинул конверт с криком:
- Мне не нужны твои деньги! Обучи своего сына!
Так он и сделал, и лишь на первом курсе обучения Бродяга, сильно сдружившись с Тохой, узнал что тот, его, якобы, брат.
Что действительно заслуживает уважения, так это то, что Бродяга по-прежнему ненавидел своего отца, но не перестал из-за этого дружить с Тохой, и никогда, ни разу не высказал своего гнева на нем. Они неизменно остались лучшими друзьями.
 Но вернемся к парням.
Бродяга, смутившись, отвернул голову, а Хэнк продолжал:
- Разве стало лучше после того как ты рассказал своей матери, что ее муж – похотливая скотина?!
- Эй! – крикнул Тоха – Полегче! Ты все-таки о моем отце говоришь!
- Да ты своего и не помнишь нихрена.
Тоха, кивнул головой, бурча себе под нос:
- И то, правда…
Задеть оголенные нервы Бродяги на тему его, непутевого отца, как он сам считал, была не самая лучшая идея, но с совестью у Хэнка всегда была большая проблема. Вновь воцарилась тишина и неловкое молчание. Все молча, пили свое, уже, наверное, от давности, горькое пиво и незнали о чем, да и вообще как, заговорить, после непродолжительной ругани Хэнка с Бродягой.
Наконец, откопав где-то в желудке, (про сердце говорить глупо) что-то похожее на чувство вины, Хэнк, метнув взгляд на своего друга, а затем, снова уперев его в бутылку, сказал:
- Извини…
- Ничего… - ответил Бродяга, даже не подняв взгляд на друга.
Этого и стоило ожидать. Какой уважающий себя парень станет ныть о том, что он обиделся на кого-либо, вместо того, чтобы отметелить обидчика или выпустить на него такой словесный понос, что тот и сам пожалеет, что раскрыл свой рот?
Хэнк это понимал и настаивал на своем:
- Извини чувак! Я перегнул палку!
- Я же сказал все в порядке, правда!
И все таки все плохие слова о Хэнке лишь на половину правда. Он действительно был бессовестным ублюдком, лицемером и эгоистом, но сейчас чувствовал крайне надоедливую грусть и не покидающее чувство вины.
Хэнк сделал последний глоток пива, прикончив уже вторую бутылку и, поставив ее, полез на Бродягу.
- Ты что делаешь?! – не на шутку удивившись, закричал Бродяга.
Пол и Тоха засмеялись, видя, как дурачится Хэнк, а он в свою очередь кричал:
- Нет! Ты меня все-таки не простил! Сейчас я тебя заставлю меня простить!
- Эй, Хэнк! Слезь с меня! – уже тоже смеясь кричал Бродяга, отмахиваясь от друга.
Хэнк залез на него верхом и стал в шутку бить друга по почкам и ребрам, смеясь и крича:
- Ну что?! Теперь простил?!
Все смеялись, казалось, все вернулось в былое русло, друзья снова кричали и веселились, а Бродяга, хватая Хэнка за лицо, которое тянулось его поцеловать, кричал:
- Ну, все Хэнк! Отстань!

Дни продолжались. Учеба – квартира, квартира – учеба. Никаких прогулок, клубов и баров, хотя Хэнк через ночь устраивал бары у себя в комнате.Правда, приглашал он в свое алкогольное заведение не много людей, обычно все ограничивалось какой-нибудь глупышкой, поверившей в то, что он раковый больной иможет выйти из дома лишь на пару минут, или в то, что его друг попал в аварию и он не может унять эту боль. Банальная херня, но многие до сих пор клюют на такого замусоленного червяка. Не плохой способ искать спутницу жизни на ночь, да и развлечение хорошее, чем просто так сидеть и зарабатывать геморрой, лучше присунуть своего младшего «Я» в ее младшую «Она».
Да вот только Полу такие ночи не особо нравились. В такие мини-гулянки он обычно не мог выспаться. На половину это было из-за шума в соседней комнате и стука в стену, а на вторую половину из-за зависти, ведь с его довольно таки привлекательной внешностью, он не мог найти себе девушек, даже таких же глупышек как те, что каждую ночь орут и стонут за стеной, и, суки, не дают ему спать, возбуждая его залежавшиеся гениталии…
Пол как обычно по ночам, исключительно по тем, когда Хэнк трахал своих «спутниц жизни», сидел на кухне и пил кефир, периодически поставляемый ему его чрезмерно заботливой мамой, как вдруг увидел, как Хэнк провожает использованную куклу.
Открыв ей, дверь и поцеловав на прощанье, он нежным голосом и с непревзойденной улыбкой сказал:
 - Пока, я тебе обязательно позвоню…
И, закрыв дверь, взял пачку сигарет с тумбы.
- Я тебе перезвоню? – со смехом в голосе, переспросил Пол.
- ****ь! – крикнул Хэнк, испугавшись неожиданного голоса из кухни и уронив сигареты.
Пол не заморачивался на счет света, чтобы найти в холодильнике кефир, а на столе печенье, ему было достаточно небольшого освещения маленького экрана его телефона. А теперь представьте, каково было Хэнку, услышать насмешку из темноты.
- Какого хрена ты не спишь?! – поднимая сигареты, спросил Хэнк
- Наверное, я сделаю тебе комплимент, но твои бабы больно громко орут.
Хэнк, закуривая, засмеялся.
- Это не смешно! Хэнк, я спать не могу!
На что Хэнк засмеялся еще громче.
- Сука!
Хэнк сел рядом с другом и положил свою руку Полу на плечо. Тот скептически покосился на нее и с иронией и легкой неприязнью, произнес:
- Даже боюсь представить, где она была…
- Лучше не представляй… - и, встав, Хэнк добавил – Пошли спать…
Дни шли. Учеба доставала их не меньше чем нас, единственное, что их отличало от нас, так это то, что им и делать было нечего кроме как учиться. И, вдруг, единственное, что стало отличать завтра от сегодня, это давно уже не встречающийся в окружающей среде, Хэнк за ноутбуком. Нет, он, конечно, часто на нем работал, делая то или иное домашнее задание по журналистике, но Боже, сколько его не было видно за своим собственным произведением. После выхода его единственной книги, он не писал около года. И тут произошло чудо, на белом листе Ворда появились строчки его нового произведения «Тень».
Случайно заметив это, Пол очень обрадовался за друга-писателя и, незаметно подойдя к работающему Хэнку, стал читать написанное:
«Кофе и сигареты на столе… Ванильная дрянь… Но что поделать, если я много курю, а спать мне сегодня категорически нельзя? Нирвана в наушниках битс аудио только и спасает мое немного гейское положение. Произошедшее не укладывается в голове. Такое не скроешь обычным расположением вещей. У каждого есть скелет в шкафу. Но почему он, сука, и у меня нашелся!...
Все эти мысли не давали покоя юному Ване и он, периодически протирая глаза, смотрел в закрытое окно, на великолепные картины ночного городского пейзажа, высматривая своего друга который вот-вот должен был приехать и…»
И здесь Пола с криками разогнали из комнаты. Но он совсем не обижался за непристойные слова друга, адресованные в его, воспитанные в хороших манерах, уши, он был рад, что Хэнк снова взялся за то, что у него действительно получается. Ведь последнее время Хэнк только и делал, что толкал на черном рынке то ворованный из баров алкоголь, то киноленту, которую, как он уверял всех, случайно захватил из коморки кинотеатра. А про кинотеатр вообще страшно и не говорить. Он, подобно знаменитому Тайлеру, периодически устраивал там порно премьеры, меняя пленку с «Ну, погоди» на «Развратные шалавушки, снова дают… Жару», и с умилением смотрел на свое бестактное произведение искусства и на обомлевшие лица родителей и их, далеко несовершеннолетних детей. Но многим, безвременно облысевшим отцам, незапланированный фильм нравился даже больше, чем мультфильм их детства.
Стабильность оставалась стабильностью. Дом - универ, универ – дом, дом – ноут, ноут – другой мир, в котором Хэнк зависал часами. И как не было жаль, но стабильность, черт возьми, оставалась и в сексе, если его, конечно, так можно было назвать. По звукам это напоминало, что-то между криком умирающей от ножа свиньи и рожающей инопланетянина женщиной.
Бах, бах, бах, бах, бах, бах… Глаза открыты… Снова Хэнк режет свинью или принимает роды за стенкой, а Пол нервно кусает ногти от недосыпа, лежа в своей кровати…
-Хэнк! Хэнк! Да! ДА! Хэнк!
У Пола начали сдавать нервы…
- Трахни меня! Костик!!! Да!
Пол вскочил с кровати и начал бить в стену.
- Вы охуели! Хэнк, твою мать! Ты что делаешь?!
Стена кричала ему в ответ мужским голосом:
- На сука! Давай!
И…
- Трахай меня!
Пол подошел к двери комнаты Хэнка и уже тогда начал бить в нее.
- Хэнк! Ты идиот?! На такие крики приедут менты! Хэнк, ****ь!
На этот раз ему отвечала дверь, эротически грязными воплями.
- Кто твой папочка?!
- Ты мой папочка!
- Я твой папочка!
-Да что с ним? – бурчал себе под нос Пол, уже немного испугавшись за Хэнка.
-Хэнк! Открой дверь! Хэнк приехали менты, Хэнк!
Но даже лож приправленная страхом власти не заставила «папочку» открыть дверь. Тогда Пол закричал:
- Хэнк! Если не откроешь, я вынесу дверь!
        Но в ответ по-прежнему стоны, предоргазмные вопли и грязные слова, которыми обычно пытаются обидеть человека… Или, как выяснилось, возбудить…
Пол на секунду задумался что делать, выбивать дверь или нет… Но это нужно было остановить… Вадим отошел на пару шагов и подставив плечо побежал на дверь…
Дверной замок с грохотом вылетел из нее, и комнату заполнил пронзительный женский крик, но крик не испуга, а добротного долгожданного оргазма. Пол увидел, Хэнка и какую-то новую девку, стоящих на кровати в позе похотливых собак, все мокрые и с отдышкой спортсмена, пробежавшего кросс.
Около кровати стояла стеклянная тумба с белыми на ней дорожками…
-«Кокаин, - думал Пол - только не это…»
Хэнк повернул голову на нежданного гостя и пьяным, уставшим, под наркотой голосом сказал:
- Привет гитарист! А мы тут… Отдыхаем…
Пол схватился за волосы.
- Ты что творишь! Ты ****улся?! Ты какого черта наркоту употреблял?!
Для Пола это был шок, как и для любого из их компании. Парни никогда не употребляли ничего крепче марихуаны, и всегда были против тяжелых наркотиков. Каждый из них воспитан в порядочной семье, где нет ни алкашей, ни больных, ни наркоманов и такая картина с участием, старого доброго кокса и молодого идиота Хэнка заставила бы любого из их компании набить другу морду.
Через секунду, девчонка упала с кровати. Хэнк засмеялся, но увидев серьезную физиономию друга, стер улыбку с лица.
- Друг, я все объясню – водя указательным пальцем около своего лица, говорил Хэнк
Пол кричал:
- Какой же ты идиот! Хэнк! Что ты наделал!
- Послушай! – крикнул Хэнк, затем, прикрыв рот рукой, прошептал - … Меня сейчас вырвет…
И так и не успев ничего сказать, Хэнка вывернуло прямо на ковер своей комнаты.
Пол схватился руками за лицо и вышел из комнаты, но не долго отсутствовав вернулся с бледным от страха лицом и с горящей сигаретой в руках, которую он не успел раскурить. С его губ срывалось:
- Менты…
Даже Хэнк на секунду стал серьезным, но встав на ноги, снова свалился на кровать. Пол подошел к нему и взяв за руку пригрозил:
- Сиди здесь и не высовывайся… Чтобы ни звука. Ты меня понял?!

- Здравствуйте – с улыбкой встречал Пол полицейский, открывая им дверь – чем могу помочь?
- Помочь? – смеялись они, не спеша, заходя в квартиру и осматривая ее как покупатели, давно ждавшие ее на торге – Боюсь ничем… Жалобы дошли, что кричите вы тут, женские крики, грохот.
Пол притворно засмеялся.
- Грохот? Это какая-то ошибка, мы тихие. Я был на улице, может мой друг и поругался со своей девушкой, оттуда и крики, но чтобы грохот…
Полицейские вяло, и недоверчиво кивали головами, бурча:
- Сейчас все проверим…
Они долго расхаживали по квартире, и Пол уже было надеялся, что их не потянет в комнату к Хэнку. Но их собачий нюх, точно учуял страх Вадима и жесткий перегар Хэнка.
- Что в этой комнате? –указывая пальцем на выбитую, но при этом прикрытую дверь Хэнка, спросил полицейский.
- Там как раз мой друг со своей… К ним лучше не заходить…
- Что значит не заходить? Открывай!
- Но…
- Ты меня не понимаешь?
Вот и все… Пол не спеша отворил дверь… Хэнк, даже пьяный в дюпель оказался не такой дурак, как казалось бы. Он накрыл тумбу с коксом одеждой, затащил девчонку на кровать и, обняв ее, заснул. Представляю, каких усилий ему это стоило, но сделав все, Хэнк отрубился как младенец и, наверное, даже не заморачивался о том, сможет ли Пол договориться, или всех ждет КПЗ.
Пол с облегчением вздохнул.
- Ей есть восемнадцать? – скептически спросил коп (глупо произносить «коп», но раз правительство сменило милицию на полицию, то и называть наших ментов следуют по-американски - копы)
Пол, все еще радостный и улыбающийся, как умственно отсталый, от эйфории того, что их наркопритон не пропалили, жестикулируя и смеясь, говорил:
- Да она старше его!
Вся компания, в лице гитариста-убийцы и трех, явно ждущих меда на лапу, медведополицейских, отправилась на кухню.
- Опа! Выпиваете? – с ухмылкой сказал коп, показывая взглядом на бутылку виски стоящую на столе.
- Да что там выпиваем, так редко и по чуть-чуть
- Даже не знаю, что и делать, надо составлять рапорт о шумном поведении…
Пол взял бутылку и медленно, подойдя к полицейскому, сунул ему ее в руку, с улыбкой говоря:
- Ну, какой рапорт? Дело молодое, переборщили с громкостью центра, простите нас. И вот возьмите, дорогое, выпейте за рейд…
Коп, немного помешкаясь, взял бутылку и гордо, будто бы и не хотел, сказал:
- Вот не будь у меня сына, забрал бы вас обоих. Но хер с вами… Если будет еще один вызов заберу… Ясно?!

На следующий день Пол и Хэнк ехали в такси, в гости к Бродяге и Тохе, которые разрешили им пожить у них пару дней. Съехавши с уже помеченной рвотой квартиры, парни решили пожить у друзей, пока не найдут новую. Нельзя было оставаться. Полиция уже приметила их, еще один вызов, а при таком поведении Хэнка, до него было явно не долго, и они окажутся за решеткой КПЗ, а в дальнейшем могут загреметь и в тюрьму.
Хэнк и Пол сидели на заднем сиденье машины. Хэнк держался за голову с гримасой жуткой головной боли, а Пол с гримасой обиды и чувством предательства со стороны лучшего друга. В глазах явно читался гнев, который и без слов можно было разобрать.
Хэнку было тяжело, похмелье пилило серое вещество в его бестолковой голове, но он все-таки собрался с силами и, лишь раз бросив взгляд на друга, попросил у него прощения.
- Прости…
Пол, даже не посмотрев, показал другу средний палец.
- Чувак, ну извини!
- Извини?!
Конечно, говорить «извини» было самым глупым, что мог придумать его похмельный разум… Сука,чертов Тахле и его текила, чертов… Ну в общем тот, кто открыл кокаин и его белый продукт. Хэнк заблевал комнату, вызвал ментов, пусть и не сознательно, нарушил все правила безопасности, заставил освободить квартиру и, мало того, пришлось приплатить хозяйке за бардак, выслушать ее длинную лекцию на тему ужасного и отсталого поколения и вызвать такси его очередной подружке. Самое глупое, что сейчас можно было сказать так это именно «извини», но благо, что его рот, так ловко заглатывающий одну за другой рюмки текилы, умудрился и это проговорить.
- Извини?! – снова повторил Пол – Да какого черта ты вообще это делал?! Что на тебя нашло?!
Хэнк схватился за голову от вновь вступившей боли, вызванной криком Пола. Но просить, говорить его потише, было бы в край эгоистично.
- Я не знаю, - начал оправдываться Хэнк –она достала пакетик, я сначала отнекивался, а потом решил попробовать, ты знаешь, какой охеренный оргазм получаешь под коксом?!
- Нет! И знать не хочу!
После этих слов на них стал посматривать,в зеркало заднего вида,водитель такси.
- Давно ты уже сидишь на нем?! – кричал Пол на Хэнка.
- Нет! Ты чего?!Вчера первый раз попробовал! Больше такого не повторится.
Пол перестал кричать и отвернул голову от друга.
- Да мне плевать!

- Хэнк! – одновременно смеясь и ругая, говорил Бродяга – Как ты умудрился, так нажраться, что уронил шкаф?!
Именно эту версию рассказал Пол своим друзьям, так милостиво пустивших их к себе пожить. История почти правдивая, она лишь умалчивает некоторые нюансы его разгульного вечера.
Хэнк, стоя на балконе с пачкой Next (его излюбленного Кэмела не оказалось в магазине) и, закуривая первую сигарету, лишь отмахивался рукой, со словами:
- Да отвали ты.
И закрыв за собой дверь, продолжил курить.
Бродяга взял за плечо Пола и с улыбкой сказал:
- Не беспокойся, все будет хорошо. Поживете у нас, а мы вам поможешь собственную хату найти… Да, и не обижайся на Костю. Он такой, ты и сам знаешь…
- Да знаю я… Спасибо тебе…
Бродяга похлопал друга по плечу и ушел в другую комнату, а Пол надев, как потом выяснилось, по ошибке не свои кеды ушел на улицу. Его нельзя было винить в рассеянности, на него и так сегодня слишком много легло: Хэнк со своими выходками, полиция, ругань с хозяйкой квартиры, снова вспомнил про ужасную ночь преступления. Конечно он сам был виновен во многом, но друзья и созданы для того что бы поддерживать и не оставлять в беде, « Друг – это одна душа живущая, в двух разных телах», как говорил Аристотель. Но сейчас Полу нужно было именно уединение и тишина и добродушная, пусть даже и поджидающая тебя за каждым углом, ночь премного великодушно могла ему это дать.
        - ****ь! – раздался крик Хэнка, в ту же ночь, во всю квартиру – Где мои кеды, мать вашу!
…Это и был тот самый момент, когда выяснилось, что Пол одел не свои кеды…

Жизнь снова медленно и скучно текла своим чередом. Хэнк и Пол нашли квартиру и ждали, когда ее освободят, чтобы в нее въехать.Хэнк не гудел по ночам, сейчас это было очень некстати. Пол часто играл на гитаре, заперевшись в комнате, и с ручкой в зубах и тетрадью наперевес, напевал себе под нос какие-то ноты. Бродяга все время учился, надеясь, стать хорошим инженером, как и его брат, они вдвоем тянули друг друга за уши и точили учебниками свои зубы, чтобы гранит науки становился древом знаний. Хэнк тоже часто был занят университетскими делами, все время писал какие-то изъявительные статьи, за которые ему каждый раз делали крупный разгон в деканате.
Его «Тень» продвигалось медленно, но каждый новый лист становился все более и более интересным и Пол, любивший подглядывать за работающим Хэнком, начинал уже надеяться, что Хэнк выпустит новую книгу, которая точно, подобно предыдущей, обретет популярность. Правда предыдущая стала бестселлером только в универе, и даже сейчас можно увидеть студентов, которые лижут пальцы и переворачивают страницы его годового труда. А кто-то может и задницу ей подтирает, идиотов полно…
Но, несмотря на это, Хэнк все равно пропадал по ночам, иногда даже по несколько дней не появлялся дома. Однажды Пол, часов в двенадцать ночи, увидел Хэнка в компании провожавшей его, уже печально знакомой девушки.
- Она? – не понимая, ворчал Пол, стоя у окна, как всегда с кружкой кефира (может он в него что-нибудь подмешивал, раз он так ему нравился)
- Ты о ком? – спросил неожиданно появившийся за спиной Бродяга.
Пол немного испугавшись, как в свое время Хэнк, быстро развернулся и начал оправдываться:
- Да Хэнк, с какой-то девкой… Никогда не видел чтобы он с кем то второй раз встречался…
Бродяга натянул улыбку.
- Надейся… Может повзрослел.
- Конечно… Скорее меня посадят…
Улыбка с лица Бродяги пропала. Впервые он услышал как Пол подшучивает над тем, из-за чего еще месяц готов был лезть в петлю стоя на гнилом стуле с хозяйственным мылом, которым его мать еженедельно налывала свою любимую овчарку Линду. Забрав у друга кружку с кефиром, бросив в придачу строгий взгляд, Бродяга ушел в свою комнату.
Через пару минут Хэнк тихо закрывал за собой входную дверь и выкладывая на тумбу, что всегда стояла у двери и служила хранилищем для обувных кремов, щеток, тряпок и дверных ключей, свои сигареты и телефон.
- Ну и как она? – снова из темноты, теперь уже коридора, прозвучал голос Пола.
На этот раз Хэнк не особо испугался, но все же дернулся и выругнулся:
- ****ь! Пол у тебя мания пугать людей? Что это ты без кефирчика сегодня?
Иронию друга Пол пропустил через свои уши и снова повторил:
- Ну как она? Твоя новая подружка? Под коксом, наверное, само совершенство!
-Тише ты! – прошипел Хэнк. – Я же тебе сказал, это был единственный раз!
- Да что ты говоришь! А почему ты тогда снова, гуляешь с этой наркоманкой?!
Хэнк завел Пола на кухню.
- Незнаю, почему, но она мне нравится и… Мы, наверное, встречаемся…
«Наверное»… Хэнк никогда не был за отношения, скорей за свободное разгуливание по приветливо раздвинутым ножкам, но никак не за охомутование слабым полом своей шеи.
- Встречаемся?! Ты сдурел? Да она тебя до иглы доведет!
- Не доведет, успокойся! Я контролирую себя, а заодно ее! – и, помолчав, добавил – Я ее исправлю…
Пол протер лицо руками и прошептал.
- Идиот… Не забудь про обещание.
- Какое обещание?
- Про концерт Хэнк!
Хэнк начал вспоминать:
        - Хэнк, в следующее воскресенье, у нашей группы в баре NightTime выступление, прошу тебя приди, мне очень важно, что бы вы все были там. Прошу не забудь. – просил его когда-то Пол.
Хэнк взял друга за плечо и с улыбкой, внушающей доверие, сказал:
- Конечно, приду, обещаю…

И тут до него дошло, он вспомнил тот вечер.
- А, все, вспомнил, обязательно приду.
Пол с неодобрительным лицом, которым он пытался пристыдить друга, ушел в свою комнату. Через пару минут ушел и сам Хэнк.


17.10.07

-Железными гвоздями в меня вгоняли страх
С разбитыми костями я уползал впотьмах
Но призрак чести вырос, как статуя во мгле
Вернулся я и выгрыз позорный след в земле.
Хэнк читал этот сильный стих перед огромной аудиторией, в которую его загнали провести лекцию, как самого умного и самого малопосещаемого пары, студента. Он не особо этого хотел, но выхода не было, обещали закрыть глаза на многие прогулы, если его молодой образ и стиль обучения, что-то поменяет в ленивых рожах и мозгах первокурсников.
Но произведение в устах Хэнка было нагло перебито темноволосой, стройной и очень привлекательной девушкой, которая, прогуливаясь между рядами где-то наверху (аудитория была каскадной), продолжила стих, крайне удивив молодого преподавателя в лице Кости.
-И стал я набираться железных этих сил
И стал меня бояться, тот, кто меня гвоздил
Но, мне теперь, ей богу, не много чести в том
И радости не много в бесстрашии моём...
Девушка говорила громко, гордо, уверенно, четко гарцуя по деревянным полам старинного университета, своими каблуками. На нее обратили внимание все, даже декан, сидевший в углу, заулыбался, скорее всего, гордясь за умную ученицу, которую безошибочно принял в универ, по общему конкурсу.
- Очень приятно знать, что в вашем стаде, есть еще светлые умы, но тебе не кажется, что перебивать, того, кто читает вам лекцию, не самая лучшая идея? – гордо, чувствую свою доминацию на большой доске пешек, говорил Хэнк.
Девушка улыбнулась с какой-то необычной изюминкой, наверное, это был пафос, так часто встречающийся среди тупой молодежи, но в ее глазах это выглядело как фраза «Ты не умнее меня! Олух…»
- Плохая идея я считаю, это послать к нам преподавателя на год старше нас.
Хэнк ухмыльнулся.
- А меня не посылали и я не преподаватель, я студент и прогуливаю пары. Декан поймал в коридоре и послал меня на ферму молодых умов, которая как, оказалось, была ваша группа.
Декан, сидевший и слушавший выступление молодого студента и заодно писателя, отвел в смущении глаза.
- Тогда чему вы нас можете научить? Если вы сами прогульщик? Не будь здесь Сергея Юрьевича, (декан кафедры журналистики) вы бы уже и закурили здесь!
- Мне глубоко, все равно на ваши прогулы. Повторюсь я не препод. Единственное, что хотел проверить Сергей Юрьевич, это поможет ли мой молодой и трезвый взгляд вашему обучению, и каковы нынешние точки мировоззрения молодежи и способы их обучения. Я лишь хочу научить вас выкинуть гвозди, которыми вы забиваете крышку гроба русского языка, из рук и уметь выражаться красивым настоящим, мощным языком, хотя бы на листе, не говоря уже об обычной беседе, как, например, сейчас.
Где-то вдалеке с задней парты послышалось грубое и неприятное уху:
- Э ты, полегче! Мы умеем выражаться!
Такого скептически глупого взгляда, направленного на кого-либо у Хэнка еще никогда не было.
- Вот яркий пример теории Дарвина! – громко, на всю аудиторию говорил Хэнк – Только это его ранние работы, когда обезьяна начала обучаться прямохождению и речи, отличной от «У, а, бага, бага», и пытаться сказать что-то вроде «Моя, твоя, пещера, секс»
Аудитория засмеялась, а декан пригрозил Хэнку пальцем за такие слова и изъявительную шутку в сторону студента.
- А вы, что лучший студент, раз вам разрешили провести лекцию? – снова включилась девушка, такая наглая и бесстрашная и… Заводящая…
- Нет, я самый доставучий… Для них счастье выгнать меня с пары…
После окончания лекции, Хэнк поймал у выхода из аудитории, ту самую наглую девушку.
- Какие-то проблемы профессор? – явно заигрывая, иронизировала девушка.
- Я не ожидал, что смогу найти в универе, такого наглого, умного, и в тоже время такого симпатичного студента. Какое хорошее познание литературы.
- Профессор, - все еще иронизировала девушка – вы со мной заигрываете?
- А ты не хочешь получить зачет? – подыгрывая ее глупой, но в тоже время заводящей игре, говорил Хэнк.
- Я и сама смогу.
- Но есть и другой, более простой выход.
Девушка взяла Хэнка за пуговицу рубашки и тихо спросила:
- Какой?
Хэнк взял ее запястье.
- Сходить со мной на свидание.
- Когда?
- После пар. У выхода. А потом найдем куда пойти.
Девушка резко убрала от него и руки и сделав шаг назад, громко сказала:
- Хорошо, значит после третьей пары у выхода.
И даже не услышав ответа, развернувшись, быстро пошла вдоль коридора.
Хэнк стоял и молча восхищался ее наглостью, дерзостью и непредсказуемостью. Девушка-вулкан, никогда не угадаешь, когда она рванет, никогда не угадаешь куда она выстрелит.
«Хороша, наверное, в постели, чертовка» - думал Хэнк, а затем, вспомнив, что не спросил ее имени, крикнул ей вслед – Ей! Как тебя зовут?
На что она, даже не обернувшись, махнула рукой и крикнула:
- Лина!
- Лина, Лина… - повторял он – это Ангелина что ли?
И в раздумьях пошел на следующую пару, которую нельзя было прогуливать… 


24.06.08.

- Тоха, Бродяга, – с улыбкой кричал Пол своим друзьям еще издалека, как только увидел их в ночном баре – Вы все таки пришли! А где Хэнк?
- Он скоро подойдет. Как мы могли пропустить выступление друга! – обнимая его, говорил Бродяга.
- Спасибо! – ей Богу как ребенок радовался Пол – я для вас уже занял места, вон там, видите столик? Это ваш. Проходите!
Тут Пол заметил, скромную девушку за спиной Бродяги, которую Бродяга и поспешил представить.
- Познакомься Вадим, это моя девушка…
Вдруг в дверь вошел Хэнк и перебил Бродягу громким:
- Я ничего не пропустил?! 
Хэнк, разглядывал всех глазами и вдруг, встретив взглядом девушку Бродяги, остолбеневши, произнес:
- Лина?
Бродяга был в замешательстве.
         - Вы знакомы?
    Хэнк не знал что ответить, но знала девушка:
    - Да, он вел у нас одну лекцию… Глупее преподавателя я не видела ни разу…
    - Не пастух плохой, а овцы тупы…
 - Хэнк! – прикрикнул Бродяга – Это моя девушка!
 - Поздравляю! Я, чур, крестный, если что.
Все уселись за столики. Хэнк сел рядом с Линой, явно для того, что бы с ней поговорить, но у Бродяги возникли совсем иные мысли. Он взял друга за руку и, извинившись отвел в туалет.
- Мы что девушки, выходить в туалет парой?
- Только попробуй у меня ее увести! Я тебе ноги переломаю! – тыча в грудную клетку Хэнка пальцем угрожал Бродяга.
- А почему ты раньше молчал о ваших отношениях?
- Хотел удостовериться, что у нас все серьезно.
- Ну и как, – расстегивая ширинку и подходя к писсуару, спросил Хэнк – удостоверился?
- Вполне… У тебя есть девушка, вот и держись поближе к ней, и подальше от моей.
Вышли они как ни в чем не бывало и с улыбкой сели на свои места.
Начался концерт. Парни на сцене красиво играли и не очень красиво пели, на что Хэнк в свойственной ему манере прокомментировал:
 - Не понимаю, зачем они взяли на вокал, этого яйцеобрезанного быка, который и мычит как-то по гейски, не говоря уже нормальных внятных словах… Взяли бы лучше Пола, у меня от его пения в дУше хотя бы мурашки по коже не бегут…
Лина тихо смеялась, а Хэнк с улыбкой смотрел на, то, что ему всегда хорошо удавалось – веселить.
«Она любит мои шутки… Всегда их любила» - думал Хэнк, а Бродяга похоже начинал ревновать.
На сцене звучали приятные сердцу и ушам, а кому-то и кишечнику песни Битлов, Цоя, Люмена, даже Кобейн со своей «My Girl» побывал на сцена в олицетворении молодых музыкантов.
- Лина это, наверное, сокращенное от Алина? – саркастически на что-то намекая, говорил Хэнк.
- Да. И как же ты догадался? – с таким же сарказмом отвечала Лина
- Ну я же все таки профессор!
- Тихо, - явно ревнуя, перебил их голубиный разговор Бродяга, а в компании Лины, исключительно Рома – давайте уважать Пола, он нас всех здесь собрал, не чтобы мы болтали об учебе…
- Да, да – понимающе кивал Хэнк.
И он действительно замолчал, но, правда, ненадолго.
- И давно вы с Бр… С Ромой вместе?
- Месяц. – уверенно и резко ответила Лина.
Концерт шел успешно, люди визжали, аплодировали и подпевали знаменитым трекам. Кто действительно мог похвастаться тем, что их руки чисты от ржавчины гвоздей, которые другие идиоты, так безразмерно, вбивают их в гроб языка, так это те великие авторы, чьи песни и исполняли парни.
 Кишки на изнанку от одного названия Guf, которое не хочет писать ни один Ворд в своем тексте, как в принципе и само слово «Ворд» Ак-47 и прочая ересь, имя которой не музыка, а убийца, убийца литературы, таким трудом и потом составляемая веками. Сколько слов, эмоций, чувств, да черт возьми, все сердце можно выложить по кусочкам на клетчатую бумагу благодаря огромному словарному запасу литературы, нежели загрязнять столь ценную бумагу всяческой херью, под которую мне так легко сидеть в туалете и под каждый выкрик несознательной речи, выпускать так долго таившееся во мне зло…
- Месяц значит, - кивал головой Хэнк – А как вы…
Но он не успел ничего сказать, его речь перебил дико пьяный возглас еще одного гробовщика, который явно не понимал толк в музыке и смысл в песнях.
- Заткнулись! Быстро заткнулись! – кричал он, со своим приятелем, таким же обоссанным отморозком как и он, Полу и его  фанатеющей от Битлов группе.
Но парни продолжали играть, не обращая внимания на тех, кого и так Солнце обделило своими живительными лучами. Оба были лысые, наверное, плесень покрыла мозг, а под грибами человек и не такое может сказать.
- Э! Вы чего не поняли?! Я же сказал, заткнулись блять!
Люди вокруг начали успокаивать и даже ругаться на, как потом выяснилось, демобилизованных ВДВшников. Но в ответ они слышали не менее грубое и,  до диареи неприятное:
- Я, блять, хочу отдохнуть, а не слушать эту ***ню! 
   Но снова они были игнорированы, как и самими музыкантами, так и всеми людьми, так пристально слушающими, знакомые слова и до боли приятные ноты. Они даже были игнорированы охраной, которая обычно должна выкидывать за шкирку непослушных и, через чур, перебивших свое волосатое пузо продуктом брожения хмеля и злобного эксперимента Менделеева, посетителей, если их еще так можно назвать.
Бойцам это не понравилось и они встали. Хэнк натянул злобную улыбку.
- Ооо, сейчас будет драка… Ставлю сотку на лысого со шрамом!
Хэнк был прав, завязалась драка, но не с посетителями как он надеялся, а с ним самим и с его друзьями. Но перед этим, один ВДВшников залез на сцену и скинул Пола с нее прямо под ноги зрителям, после чего и закипела кровь в венах эксцентричного писателя.
Бой был не равный, лысые военные оказались намного сильнее бойких парней, но при продолжении драки где-то на рельсах за клубом, Хэнк явно дал понять, что не служат они лишь по причине учебы, а не немощности или трусости!
Свалив мужика со шрамом на землю, Хэнк, пинал его лицо, делая его еще более страшным для следующих жертв их быдлянской натуры, оставляя с каждым ударом новый и новый шрам. Бродяга бил второго палкой, которая в щепки разлеталась о его спину. Тем же занимались и Пол с Тохой, то держа, то пиная ВДВшников. Пронзительный крик Бродяги прервал уже почти выигранную драку.
- Менты! Сваливаем!
И парни бросив все палки и камни ломанулись в рассыпную от блюстителей порядка…


25.06.08

Дверной звонок… Первый раз, второй, третий… Наконец дверь открылась. На пороге стоял Бродяга, немного помятый и с застывшей на брови кровью.
- Прости – говорил он
- Прости?! – возмущалась Лина – Мало того, что на моих глазах тебе начали давать по морде, так ты и не соизволил за мной вернуться! Ты просто ушел за угол… Ты знаешь как я переживала? Ты не представляешь!
- Прости… Я должен был помочь друзьям. За нами была погоня и я не мог вернуться...
- Погоня?! Ты пересмотрел боевики!
Минуту они молчали, Бродяга понимал, что нельзя было просто оставлять Лину в клубе и не позаботиться о ней и ее безопасности.
- Я вернулась домой около двух… И я переживала не за себя. Не за то что на меня могут напасть, я за тебя переживала! Не позвонил, ни написал, ни слова! Твою мать, Ром!
- Прости! – закричал Бродяга – Я идиот! Знаю! Прости, больше такого не повторится!
Лина подтянула его за руку и, поцеловав, сказала:
- Дурак! Я же переживаю за тебя… О себе не думаешь подумай обо мне, о родителях, о маме, папе…
Бродяга при слове «папа» отвел глаза в сторону и тоже поцеловал свою девушку.
- Я не привык о ком то переживать, но теперь понимаю как это важно…
Лина впустила его в дом.
- Уроды! Что они с тобой сделали – гладя Бродягу по лицу, шептала она…

- Ну что трахнул? – допытывал друга Хэнк.
- Отвали! – огрызался Бродяга.
- Да колись! Трахнул?
- Отвали!
- Да говори ты уже!
- Отвали Хэнк! Ты ни слова не услышишь о нашей личной жизни! И нет, я не скажу какой у нее размер груди!
Хэнк и Бродяга сидели на полу, в квартире, напротив друг друга на коленях и по очереди шипели от жгучей боли йода, которым они замазывали ссадины и раны на лице друг друга, после былой ночи. Пол натягивал порванные большими руками лысых мужиков струны на гитаре, а Тоха готовил обед для всей их, большой однополой семьи.
- Черт! – вскрикнул Хэнк – Я должен признаться!
- Тебя возбуждают мои прикосновения? – засмеялся Бродяга.
- Нет. – на полном серьезе, будто бы не понимая шутки, ответил Хэнк – Я встречался с Линой!
Бродяга убрал руки от его лица.
- Ты с ней спал?
Хэнк удивился.
- Нет! В смысле, да, но не как с какой-нибудь шалавой. Мы с ней встречались, по-настоящему. Даже в любви признавались друг другу…
- Твою мать, Хэнк! Почему ты раньше молчал?
Хэнк вскочил с пола в возмущении.
- Когда бы?! Я только вчера узнал о ваших чувствах! Ты же, блять, не рассказываешь не о чем! «Всерьез ли» только и думаешь!
Хэнк взял пачку и закурил сигарету, но вряд ли это было на нервной почве, просто уже такие наркоманы как его легкие, все время требуют подпитки тем легким наркотиком, которые мы называем сигареты.
- При всем моем уважении Хэнк, я не буду с ней расставаться… Я ее люблю…
Хэнк засмеялся.
- Ты меня не понял, – говорил с полным ртом дыма Хэнк – я этого и не прошу, я даже не ревную. Ты знаешь мое отношение к девушкам. Просто хотел, чтобы не было никаких недоговорок. Мы были, мы спали, мы расстались. Точка…
Бродяга подошел к другу, взял сигарету сделал одну большую затяжку, выдохнул ее в Хэнка и с улыбкой победителя сказал:
-Ну, вот и прекрасно…


17.10.08.

- Лина… Лина… - все гадал Хэнк сидя в кафе со свой новой знакомой – Это Ангелина?
Девушка отрицательно махала головой.
- Анжелина?
По прежнему «нет»
- Альбина? Вилора? – вдруг воскликнув - Галина?!
- Алина.
Хэнк вскрикнул:
- Черт! И как я мог не догадаться!
В тот же вечер Хэнк и Лина пошли в кафе, как вы думаете какое, NightTime был популярен в их городке, и вся молодежь стекалась в это, в дневное время кафе, а в ночное – бар заведение, с наступление вечера, не говоря уже о ночи. Вот и эта парочка решила здесь разукрасить свой скучный серый вечер, что им прекрасно удалось. Лина уже потом благодарила Хэнка, за такое приятное времяпровождения, как этот день. По ее словам парни пытались затащить ее прямо в универе в мужской туалет и там засунуть своего зверька, который, зачастую, правда, оказывался лишь маленьким зверьком. Они смеялись, выпивали, но все время что-то легкое, Хэнк бокал пива, она вино и шампанское, но в этот вечер и с этой спутницей Хэнк хотел не грязного спаривания, а затем и такого, же разрыва, а действительно приятного общения и возможно продолжения ужина, плавно перетекающего в завтрак.
Романтика, твою мать, Хэнк заводился от одного ее голоса. И я говорю не о любви, а о чисто мужской потребности, которая у него просто орала вкушая аромат ее волос, вид аккуратной, не огромной и не маленькой груди, у нее была именно грудь, а не титьки, и ее ножки которые иногда касались его ног, зашкаливая тестостерон до максимума.
- Я вообще люблю читать, – призналась она – и этим горжусь.
- Лично я, – подхватил ее Хэнк – после фразы человека «Я не люблю читать», слышу все остальные его слова как «Алалалаяумственноотсталыйлалалала».
Лина засмеялась.
- А знаешь ли ты, – снова начала она, сделав глоток вина – что  в нашем институте еще есть не потерянные люди? Ты слышал про Хэнка Мендеса?
Как странно было слышать это… Это все равно что спросить «Ты слышал про Костю Вишневского?», ведь Хэнк Мэндес и был сам Костя, точнее его псевдоним взятый у своего любимого актера имя и отличного режиссера фамилию. Хэнк улыбнулся, но промолчал, заставив тем самым Лину продолжить свой рассказ.
- Так вот, это наш ВУЗовский писатель, молодой, но очень талантливый. Я читала его книгу…
Ее перебил Хэнк:
- «Пролетая нал нами»…
- О! – обрадовалась она – Ты тоже ее читал?
Хэнк улыбался.
- Я ее писал… Я и есть Хэнк Мэндес…
- Ты врешь, - не верила она – ты же…
Хэнк взял ее за руку и тихо начал говорить.
- …Над нами столько лет пролетали дни, минуты, люди, птицы, как они еще живы в этом бренном и прокуренном мире, мы столько пережили вместе. Мы подсели на наркоту, завязали, снова подсели и вот снова в завязке. Я был избит твоим отцом за то, что рассказал ему, какова ты в постели. Мы вместе прыгали с обрыва, после чего я месяц лежал в больнице с переломом руки. Я сочинял тебе песни и стихи, орал их ночью в тридцатиградусный мороз под сорокоградусной водкой, под твоим окном в одном свитере и трусах. Мы купались в фонтане, воровали шоколад, который потом раздавали беднякам, расписывали стены в матах, кричали на Красной площади бранные слова на правительство. Мы, черт возьми, просидели пятнадцать суток в КПЗ и нюхали вонючие носки огромного потного мужлана потеющего как горилла на велосипеде, и пытались сымитировать твои роды, чтобы нас выпустили! Ты не можешь меня так просто бросить.… Над нами столько лет пролетали дни, минуты, люди, птицы, если ты уйдешь, над тобой пролечу и я, ровно с седьмого этажа расставив руки, прямиком в мусорный бак…
Лина раскрыла рот от удивления.
- Так это твоя книга?! Ты Хэнк?! Господи, я даже не ожидала такого! Как же я рада!
По-свински, наверное, пользоваться кумирами, но Хэнк с ней переспал в эту ночь. Но было это из благих побуждений, и это было вечером, а сейчас Лина нахваливала его роман и его самого.
- Тебе действительно нравится?
- Ты шутишь? – возмущалась девушка – Я не понимаю, почему так мало людей знает о тебе.
- Наверное, потому что люди мало читают, тем более неизвестных авторов…
Лина снова начала наглеть и без какой-либо задней мысли и оттенком на издевательство сказала:
- Хотя есть у тебя один большой недочет… В твоем романе слишком много ошибок, клише как вы их называете, которые стоило бы исправить.
Хэнк засмеялся.
- У меня не было денег на проверку, я отдал его таким, каким сам написал.
- Зря… Великолепное произведение, но некоторые ошибки искажают его и могут неправильно повлиять на, без того не умеющих думать и размышлять, людей.
Хэнк долго смотрел на нее, придумывая какую-нибудь пошлую шутку, чтобы избавиться от наплывшей с ее стороны тучи непрофессионализма Хэнка, но согласившись с самим собой в том, что действительно клише резко ухудшает его роман, сказал:
- Я хотя бы книгу написал…
Через час они уже раздевали друг друга в такси, под громкое чавканье поцелуев, и на крики водителя машины, смеялись и, так и не заплатив, убежали в съемную квартиру Лины, Хэнк без рубашки, а его подруга с расстегнутым бюстгальтером под плотным свитером.
Никто уже не кричал на них в квартире. От самых дверей до большой пушистой кровати тянулась дорога из белья наполненная возбуждением, порывами и сексом. В воздухе витали эмоции и полный пах тестостерона. Крики и стук соседей каждый раз были игнорированы. Jane Air, громко кричали в колонки про секс, наркотики и ***вый рок-н-ролл, а Лина, своими стонами которые никак не давали Хэнку младшему покоя, скакала на старшем как на коне после чего у него болела спина, да и вообще ныло тело. Но вместе с телом ныла и душа и, черт возьми, член, который скучал по своей партнерше, больше чем первоклашка скучает по родителям, уехавшим в командировку в другой город на неделю.
Лина дышала ему с лицо тяжелыми вдохами и, вцепившись в спину Хэнка, кричала как резаная свинья. Длинные темные волосы свисали с ее плеч до голого тела Хэнка и при каждом прыжке Лины на Хэнке гладили его, еще сильнее возбуждая молодого Казанову.
Секс под ритм рока… Чего еще можно желать? Под сумасшедший бит Алина прыгала на нем, выбивая из него последние силы, а как только наступал момент тишины или проигрыша, она, словно чувствуя, словно они занимались сексом прямо на сцене, где Курт разбивал свою очередную гитару и поливал фэнов водой из бутылки, замедлялась и нежно целовала Хэнка…
А вы бы удержались после такого? После поездки на каком-нибудь двухсот пятидесятом лексусе, со стольким же количеством лошадей под капотом, не купить его? Ну конечно при наличии такой возможности или денег. Конечно, нет! И Хэнк не исключение, его лексусом стала Лина, в которую он влюбился после той сумасшедшей ночи. Кто-то влюбляется после первого свидания, у кого-то любовь с первого взгляда, у кого-то с первого поцелуя, а у кого-то с первого секса…
Хэнк и Лина стали встречаться… Но тихо и, не то что бы тайно, но они старались не кому не говорить об этом, просто быть вместе и дарить друг другу тепло, любовь и… Безудержный секс…


                Дремлющий демон Хэнка.

26.06.08.

-Солнышко мое! – стучал в дверь Хэнк – Открывай! У меня есть то, что ты так любишь: бутылка вина, презервативы и мой член!
Но в ответ он не услышал приятных слов.
- Черт – ругался он не переставая стучать в запертую дверь… А нет, не запертую. Хэнк ударил кулаком посильней и дверь показала маленькую щель.
- Оль! Ты где?! – кричал Хэнк, идя, не разувшись, по вечно неубранной квартире.
Из какой-то комнаты послышались хрипы.
- Твою мать… - испугался Хэнк.
Но в комнате, в которую он забежал, не было ничего страшного, на что его уже наталкивали безупречно плохие мысли о смерти. Она как будто постоянно кидала в них монетки, заставляя постоянно вздрагивать. В комнате, посреди бутылок и презервативов лежала Оля, пьяная и пытающаяся сказать что-то вроде: «Привет любимый».
- Оль! Ты что творишь?! Какого черта тут было?
Пьяная, но уже почти все осознающая и понимающая Оля, оглядела комнату и сказала:
- Ой, Солнышко, это не то, что ты подумал. Я ни с кем тебе не изменяла. Здесь вчера была вечеринка и кто-то с кем-то трахался, но не я! Клянусь!
Еще месяц назад Хэнк бы закричал «А какого хера никто не позвал меня на пати?!», но сегодня он уже имел какие-то чувства к этой ничего не умеющей, кроме как качественно заниматься сексом, наркоманке. И шприцы лежащие на полу рядом с ее тушей, еще раз подтверждали это.
Хэнк схватил ее за плечи и поднял.
- В кого ты превращаешься?! -  кричал он. – У тебя уже синяки под глазами. Ты похожа на наркоманку!
Похожа? Почему он сказал, похожа? Да она уже самая настоящая наркоманка. Шприцы, окурки сигарет,  которые были забиты явно не табаком, а какой-нибудь дешевой марихуаной половина коробка, которой была набита шелухой от семечек, бутылка текилы, разбитая бутылка.
Она принялась его безудержно целовать и рассыпаться в извинениях.
- Прости зайчик! Я, правда, исправлюсь! Ты же меня знаешь, ты знаешь себя. Ради тебя брошу шприц!
- Господи! Ты героинщица! Куда я качусь, зачем я вообще с тобой все еще?! Пошла ты… Пошла ты. Пошла ты!
Хэнк оторвался от ее губ и кинул на пол.
- Костя! – кричала Оля – Прости! Не смей так уходить!
У двери Хэнк остановился.
- Подумай о себе дура! Ты же ****ь наркоманка?!
Наркоманка… Наркоманка… Наркоманка…

Зачетные недели. Урок российской литературы. Единственный урок, который любил Хэнк, хотя учителя высмеивали его, говоря, что его посещения обусловлены лишь его желанием узнать новых глупых и бесталантливых авторов, чьи имена занесены в книги лишь из-за пиара или везенья. Как считал сам Хэнк, им было плевать. Программа. Стереотипы. Устои.
Хэнк, как и вся его группа, сидел в большой каскадной аудитории и писал сочинение по произведению «Фауст». Он понимал, что он один из тем немногих кто его вообще читал, не говоря уже о том, кто его понял.
«В то время, во времена инквизиции и жесткой монархии, темная магия была популярна как Sex Pistols у американских панков семидесятых годов и произведение «Фауст» затронуло именно эту тему. Главный герой Гете - врач…». Хэнка прервал бросок комком бумаги в его затылок. Он медленно повернул голову назад и увидел там одногруппника Сашу, тихо шептавшего ему:
- Костян, пошли сегодня в клуб.
Только не это… Хэнк ненавидел Сашу больше, чем Бродяга своего отца. Наглый, богатенький, напыщенный мажор думающий что его гавно пахнет приятнее чем у других. Гоняет на тайоте, купленной ему его отцом, который собирает миллионы за счет крови и боли таких рабочих как отец Хэнка и таких же как он. Но при этом сын боготворит отца, который стоя на коленях перед иконой клянется, что его бизнес почище колумбийского снега или еврейской порнухи. У обоих маленькие члены которыми они, как рассказывает каждый день сам Сашка, трахают нереально крутых моделей с подиумов.
У Саши есть машина, деньги, клубы, но у него нет языка, как для умного разведения разговора, так и для удовлетворения шаловливых и порой грязных мыслей девушек. Всех его подруг трахает Хэнк, возможно, чисто из ненависти, чтобы насолить одногруппнику.
Саша и сам понимал, что Хэнк не ровно к нему дышит и зачастую издевался над ним звав его с собой в клуб, в который один вход стоил больших денег или в стрип-бар в котором выступала какая-нибудь порнозвезда всех времен и народов.
Ничего не ответив Хэнк продолжил писать… Но не долго, в него снова прилетела бумажка.
- Да ладно Хэнк, я серьезно, пошли, там сегодня выступает бла-бла-бла – именно так, за ненадобностью, его слышал Хэнк.
Саша обязательно сказал бы про цену, чтобы еще сильнее подзадорить и оскорбить, но не успел, Хэнк показал ему средний палец и вновь отвернулся.
Гребанный мажорчик быстрее всех сделал сочинение и вышел из аудитории… Шучу, ничего он не сделал, за него все делали деньги. Он вкладывал в зачетку по пять тысяч рублей, в то время как все вкладывали по тысяче. Его мозг, если таковой вообще имелся, поперек был перешит купюрами его отца. Это только Хэнк умудрялся получить зачетку по русскому, переспав с учительницей и проплатить философию за то, что бросил дочь профессора в ее день рождения.
Выходя из аудитории Саша прошептал Хэнку с злорадной ухмылкой:
- А я пойду… И не один…
И не один… Эля, Элеонора… Девушка с соседней группы, которая безумно нравиться Саше, но уже в который раз отказывает ему в его предложении стать его девушкой. Какой же свиньей надо быть чтобы отомстить переспав с девушкой друга… Но ведь он и не друг…
Как обычно Хэнк прогулял пару, но на этот раз по уважительной причине: он утирал сопливый нос, педиковатому, эгоистичному и думающему, что весь этот херов мир крутится лишь вокруг него, мажорчику с ярко выраженной импотенцией, которой он хоть и стесняется, но о которой все знают, и возможно ставят зачет из жалости, думая, что у такого умственно отсталого паренька вряд ли что-то получится в своей никчемной жизни! Одним словом - Хэнк трахал Элю в туалете…
Потом он, конечно же, рассказал мажору, подмигнув Эле в коридоре, и в завязавшейся драке сломал Саше нос, но эта история не требует глубоко рассмотрения. Просто следует знать, что Хэнк не упал лицом в грязь, которую намешал для него ебучий мажор.
Выходя из туалета он застегнул ширинку и, достав сигарету, засунул фильтр в рот, но не успел выйти на улицу где все курили. Его страстно и жестко одновременно, как бы это странно не звучало, но попытайтесь себе это представить (ведь это было именно так) схватила за ворот рубашки девушка и потащила обратно в туалет.
- Здесь не курят Вишневский! – шептала она.
- Да я и не собирался… Вик, что ты делаешь?
Она затащила его в обоссанный, тупоголовыми, в своем большинстве, студентами, и даже, если говорить честно, некоторыми преподавателями, туалет и, прижавши в угол, схватила за пах своими крепкими, как оказалось, и с длинными ногтями руками.
- Вот мы снова вместе Костик! – шептала на ухо ему девушка, расстёгивая ремень и заедавшую ширинку Хэнка.
- Не могу не радоваться, – скептически, с неохотой, но при этом не трогая девушку, мол, пусть сосет да слушает, говорил Хэнк – но туалет не лучшее для этого место.
Девушка оторвалась от его губ, которые нежно покусывала и, быстро дыша, имитируя возбуждение, сказала:
- От чего же? Раньше тебе и здесь нравилось!
- «Раньше… Как будто мы часто здесь трахались, – думал Хэнк, при этом не отрываясь от поцелуев девушки – Было то один раз… Но как я тебя… А! Что за черт?!»
-А! Что за черт?! – повторил Хэнк, но уже вслух.
- Прости – говорила девушка, сильно прикусившая его губу.
Она достала его член, все целуя и целуя губы Хэнка. Он полез к ней под свитер… Грудь… Голая грудь… Его рука переходит на спину и спускается все ниже и ниже… О, да у нее стриги… Хэнк держит в своих сильных руках ее, поистине великолепную, задницу. Напряжение растет пропорционально сексуальному возбуждению и вдруг… Девушка бьет Хэнка по яйцам…
Хэнк на половину от боли на половину от шока раскрыл рот и не мог сказать ни слова. Будто бомба взорвалась в его шарах. Он сдерживал крик, чувствуя, как Хэнк младший орет во все горло матершинное «Какого ***?!». Но беда не приходит одна. Хэнк, подобно солдатам раненным в ногу и сжимавшим палку в зубах, дабы уменьшить, хотя бы на подсознательном уровне, боль, схватился за трубу, которая оказалась наколенная проходящей по ней водой.
*****! Да какого, вообще, хера труба оказалась горячей?! На дворе июнь заканчивается, а они транжирят людские деньги, пуская по трубам, никому не нужную, в это время года, горячую воду! Как потом оказалось, вода текла лишь в туалете и лишь для уборщицы, которой не хочется мыть весь универ ледяной водой… Сучка…
Схватившись за трубу, Хэнк уже не смог сдержаться и закричал. На руке легкое покраснение, но, сука, боль была совершенна, не легкой…
Все это происходило не больше трех секунд, но как выяснилось, эти секунды Хэнк заслужил по праву.
- ****ь! – кряхтел Хэнк – Что ты творишь?
- Это тебе «привет» Хэнк от моего влагалища, которое ты посетил и которому так нагло не перезвонил! – кричала девушка – Мудило! Я всю трубку порвала, названивая тебе! Какая же ты все-таки тварь Вишневский!
И громко хлопнув дверью выбежала из туалета.
- Бляаааааа – протянул Хэнк, массируя свою мошонку.
В этот момент в туалет зашла девушка и Хэнк понял, что все это время Вика продержала его в женском туалете. Так вот почему здесь не пахло так мерзко и отвратительно как обычно…
- Прошу прощения, – кланяясь говорил Хэнк – удаляюсь…
Выходя он достал сигарету и закурил направляясь к выходу, проигнорировав крики охраны, которые сулили ему новый поход в деканат.
Хэнк никогда не сближался со своими одногруппниками, не считая женскую сторону коллектива, с ними он сближался по особенному, поэтому на переменках курил один, вечером гулял только со своими друзьями, да и на самих занятиях сидел один, слушая на своем затертом плеере Нирвану, Ганс-эс-Розен, получая двойку или, пытаясь, заглушись нудную трепотню окружающих, включал пост-хардкор, и мог даже закричать в ухо надоевшему своей болтовней соседу, после чего получал еще одну двойку.  Пары для него были лишь парами, а не местом, где все весело общаются, шутят, играют в карты, бухают, на задних партах, как кричат нам все блоги, создатели которых зачастую еще школьники, грезящие о студжизни, и постеры «Веселый студент», которые рисуют ПТУшники, пытаясь , влияя на нашу зависимость к интернету и разгульной жизни, заставить нас прогуливать пары.
И вот Хэнк, стоял и курил около парадного входа. Изредка потирая свою мошонку, он потягивал, предоставленный ему сигаретой, табак, как вдруг зазвонил телефон.
- Да ****ь! – снова протянул он – Ну кому я еще понадобился? Суки!
Он схватился за лицо, протер глаза и посмотрел на экран свой Нокиа.
 «Входящий вызов……Оля»
Хэнк, понимая какая сцена сейчас будет разыграна, сделал глубокую затяжку и выкинул сигарету.
- Да…
- Хэнк! ****ь, Хэнк!  - раздавался крик из трубки, такой, что слышать разговор можно было и не поднося аппарат к уху.
- Ты чего орешь?! Ты опять пьяна?
- Хэнк! Антон умер!
У Хэнка побледнело лицо. Руки онемели. Дыхание участилось. Телефон выпал из руки и при ударе отключился…

Через час он уже вломился в открытую квартиру своей девушки и кричал:
- Оль! Оль! Где он?!
Но на его крики прибежал совершенно неизвестный ему парень, на вид в хлам убитый и начал объяснять:
- Костя! Костя, мы не хотели, пойми он сам…
Но Хэнк не собирался слушать какого-то уебка у которого и руки на руки не были похожи, они скорее походили на автостраду с кучей кровяных дорожек, по которым, не зная знаков ограничения скорости, гоняет, на пару с кровью, героин. Хэнк схватил парня за грудки и закричал:
- Где Антон?!
Парень, опешив от страха, лишь показал пальцем в соседнюю комнату и упал, как только сильные и взбешенные руки Хэнка ослабили свою хватку.
Вся квартира была похожа на большую свалку, но в комнате, в которую пошел Хэнк, было еще хуже. Осколки, окурки, шприцы стеклянный столик, на котором лихо красовались дорожки кокаина, пакеты от продуктов, пластмассовые бутылки, блевотина, черт возьми, и посреди всего это лежал Тоха. Хэнк подбежал к друга и упав на колени рядом с ним, схватился за его рубашку и порвав ее прислонил ухо к груди… Тук… Тук… Тук…
Господи, он жив… Хэнк схватился за лицо и начал медленно дышать, пытаясь хоть как-то себя успокоить. Он протер глаза и полез за сигаретами.
- Оль! ****ь! Что ты с ним сделала?! – кричал, все еще не отошедший от шока Хэнк.
Это было понятно и без объяснений. Они его напичкали коксом (кокаин), вторым наркотиком после опиата (опиум), и переборщили с дозой. Доза, слава Богу, оказалась не смертельной, но вполне убойной чтобы Тоха полностью отключился и долго не приходив в сознанье, не реагировал ни на крики, ни на удары, даже нашатырь нюхал как одеколон, сам того не понимая.
Подбежала Оля, вся размазанная в туше, помаде и хер знает в чем еще, (может на ее лице оставила свой след и рвота, надеюсь, что хотя бы ее) все еще думающая, что Тоха покинул наш бренный мир.
- Солнышко прости! Прошу прости меня! Мы пили и он сам захотел попробовать кокс, мы не давали, он не умел! Прости!
- Заткнись! - кричал Хэнк
В комнату забежал еще какой-то парень.
- Прости! – все еще распиналась Ольга.
Хэнк схватил ее за волосы.
- Он жив, дура! Жив! – закричал он ей прямо в лицо и откинув ее от себя, кинув в нее сигарету, которую так и не смог поджечь из-за сильной тряски рук.
Ольга замерла, затем, стала глубоко дышать, радуясь и улыбаясь счастливому финалу этой нелепой истории, зажгла сигарету, даже не закуривая, а просто подпалив ее и начала смеяться… Но Хэнку было не до смеха…
Он схватил друга, водрузил его руку, да и вообще большую часть тела на себя и направился к выходу.
- Хэнк! Хэнк!  - кричала вдогонку взбешенному, теперь уже, наверное, бывшему, парню, Оля.
Но Хэнк не обращал на нее внимания, выйти из комнаты ему мешал лишь наркоша, стоявший в дверях и не понимающий что вообще происходит в этом бардаке.
- Наркоманы ебучие… - рычал Хэнк.
Костя дабы избавиться от шизика, одним махом руки разрушил магистраль белых дорог на стеклянном столике, что стоял у дверей. Парень кинулся собирать остатки чудотворного порошка со стола и половину сразу пытался поместить в себя через нос. Воспользовавшись моментом, Хэнк, все еще в сильнейшей ярости, схватил парня за затылок и кинул его лбом в стол. Короткий крик боли, сопровождавшийся характерно громким звуком треснувшего стекла, заставил парня потерять сознание.
Оля побежала за Хэнком через теперь уже лежавшего парня и столик, на котором он оставил большую стеклянную паутину, своей безмозглой головой.
Уже в дверях Оля упала на колени схватилась за его куртку и закричала, утираясь и захлебываясь слезами:
- Костя! Прости меня Костя!
Хэнк наставил на нее свой указательный палец и почти шепотом, с надрывом, с невероятной злостью прошипел ей:
- Не смей прикасаться ни ко мне, ни к моим друзьям! И если твои дружки еще хоть раз попытаются засунуть дурь моим близким, я засуну ее им жопу! Ты меня поняла?!
Но Оля не отпускала Хэнка, тогда он выхватил из ее руки сигарету, затянулся, и почти уткнувшись в ее нос своим носом, все так же, как змея и выплевывая при каждом слове дым изо рта ей в глаза, направил на нее горящий конец сигареты и прошипел
- Отойди от меня! Не то я тебе глаз выжгу!
Оля заплакала еще громче, но в страхе остаться без одного глаза, который с синяком от наркотиков и алкоголя выглядел настолько ужасно, что его потеря не составила бы большой беды, все же отпустила Хэнка. Тот в свою очередь спустился вниз на лифте и, поймав первое попавшееся такси, поехал на квартиру откачивать друга…

- Пей! – кричал Хэнк Тохе, который только-только стал понемногу отходить – Пей, придурок!
Хэнк, в отличие от Оли, да и в новизну самому себе, спаивал друга зеленым чаем.
Тоха не сопротивлялся, он просто был не в состоянии, что-либо делать самостоятельно, поэтому Хэнк насильно заливал ему в рот крепкий напиток. Хэнк и сам не знал, поможет ли это, но, в крайнем случае, надеялся, что если кокаин не отпустит Тоху, то сработает старый, добрый рвотный рефлекс, которой вдруг и поможет… Но он не помог. После пятнадцати стаканов чая, Тоха проблевался в тазик, который ему поставил Хэнк, но кокаин все еще не отпускал. Звонить кому-либо нельзя, ведь тогда все узнают не только о случившемся, но еще и о том кто все это устроил. Да и Хэнка ведь в свое время не выдал Пол, когда тот по своей дурости тоже решил попробовать этот злополучный порошок. Скорая тоже была не выход – Хэнк боялся, что Тоху привлекут к ответственности. Пришлось просто ждать и снова и снова поить его чаем и хлопать по щекам
Живи Антон, живи, по большой дружбе и преданности Хэнка, если бы не он, тебя бы до смерти загрызли друзья…
Прошел час, может два…
Хэнк с Тохой сидели на полу. Да, Тохе стало лучше и он немного стал приходить в себя и первое что он сказал было:
- Не говори ни кому…
- Да заткнись ты!
Хэнк звонил кому-то но трубку никто не брал.
Тоха, решив, что Хэнк звонит чтобы сообщить о случившемся остальным, начал умолять Хэнка:
- Прошу тебя не говори никому!
- Да никому я не скажу! Как ты вообще мог до такого додуматься?!
Звучало странно из уст того кто оправдывался после употребления той же дури, обычным: «Ты  бы знал, какой оргазм под коксом!»
Тоха курил. Поникший, мокрый (он несколько раз приминал душ, в котором пару раз его вырвало), дрожащий и с невероятно больной головой.
Хэнк снова принялся звонить и на этот раз дозвонился, но как оказалось не тому кто ему был нужен.
- Алло, Ром, – говорил в трубку Хэнк – привет…
Из трубки донесся шепот:
- Хэнк, я на паре, не могу говорить препод, сука, злой…
И вдруг из трубки послышалось:
- Лисов, вы почему разговариваете по телефону?
Через секунду Бродяга снова поднес телефон к уху и сказал:
- А нет, могу я говорить... Меня выгнали…
Хэнк посмотрел на Тоху, в последний раз подумав, рассказать о нем Бродяге или нет, продолжил разговор:
- Ты не знаешь где Пол? Я ему не могу дозвониться. Лишь СМСку отправил, да и на ту он не отвечает.
- Нет, не знаю… Ты чего не в универе? Зачетная неделя ведь.
Хэнк вспомнил все, что приключилось с ним за эти пол дня: жесткий секс в сортире, размазанные в унижении яйца, Тоха со своим идиотизмом и, подумав, ответил:
- Да у меня, знаешь ли, мало долгов…

Конечно, Пол не отвечал. Он гулял с Линой, ему было не до этого…
- И давно вы с Бродягой, – вдруг поймав себя на ошибке, резко исправил Пол вои слова – с Ромой вместе?
Лина засмеялась.
- С Бродягой?
- Ромой – настаивал на своем Пол.
- Да ладно, я все слышала… И у вас у каждого есть свои прозвища?
Прозвища вошли в обиход по мере взросления парней и по мере того как часто они совершали глупости за которые могли попасть в милицию. Убегая от ментов нельзя было кричать друг другу что-либо, нельзя было называть друг друга по именам, иначе у закона на них было бы намного больше компроматов. Именно для того чтобы разговаривать друг с другом в любое время и в любой ситуации они и придумали друг другу прозвища.
- Да, у каждого…
- И какая же у тебя? – заигрывающе спросила Лина.
Заигрывающе, но это не значит, что она хотела каких то отношений или банальной одноразовой связи, как сам презерватив, которым эту связь можно и оформить с ним, нет. Лина была верна Бродяге и, похоже, действительно была в него влюблена, может еще не по самые свои симпатичные уши, но по не менее симпатичную шею это точно. Она хитра, своим красивым женским и нереально возбуждающим голоском она хотела просто добиться своего от не особо разговорчивого Пола.
- Пол – неуверенно ответил Вадим.
Лина засмеялась.
- Это из-за игры на гитаре? В смысле, на бас-гитаре… Я не дурочка, и знаю рок музыкантов, – немного помолчав, она добавила – Пол Маккартни…
 Нашего Пола просто распирало от радости. Не каждый день встретишь единомышленника. Представьте себе если бы Вы оказались в каком-нибудь черном квартале Америки и боялись бы даже дышать против ветра дабы не быть застреленным местным народом майя, и вдруг Вы встречаете белого, нет, я, конечно, понимаю, что белых там полно, но Вы встречаете именно русского, который, черт возьми, способен трахнуть бутылку водку и выпить медведя… Тьфу, наоборот…
- Как приятно общаться с человеком, который мало того что обладает невероятной красотой, но еще и понимает тебя во всех отношениях! – восклицал Пол.
«Понимает во всех отношениях…» странно это как-то звучало от парня, чей лучший друг встречается с той особой, которой это только что было адресовано. Хотя это может лишь мое извращенное воображение снова играет со мной злую шутку, а может и не только мое.
- Ты со мной заигрываешь? – с непонимающим, действительно непонимающим, лицом, но снова заигрывающе, прищурившись,  спрашивала Лина слегка запутавшегося Пола.
- Я? Нет! Что ты!
В этот момент зазвонил телефон. Хэнки все еще пытался ему что-то сообщить, но Полу было не до этого дела… У него было кое-то поважнее. Но Хэнк, не переставал надоедать ни Полу, ни ему телефону и прислал сообщение: «Пол, твою мать, научись отвечать на звонки! Мы переезжаем»
Я бы не сказал, что Пол пытался соблазнить Лину, да и уверен она бы и сама ни за что не согласилась бы на то, чтобы ее соблазнял друг ее парня, но во всех словах Пола был какой-то скрытый смысл. И скорее всего, как это не противно было признавать, Пол пытался показать ей, что он лучше Бродяги. Он постоянно подшучивал, иногда, даже у него получалось рассмешить ее, показывал волшебство своего красноречия, и он действительно был веселее и сообразительнее Бродяги и даже медленно и целеустремленно поднимался в карих и бездонных глазах Лины. Но все это не то…
 Когда Вы выполняете, хорошо выполняете работу, Вас хвалит ваш работодатель и может быть даже присматривает Вам должность повыше, и Вы, безусловно, поднимаетесь в его строгих глазах. Но ведь это не означает, что он поставит вас на место своей жены, как бы странно это не звучало. Вот и Лина, как бы не веселил ее Пол, не собиралась прыгать ему на шею и тащить в койку, пусть даже не сразу. Нет. Бродяга возможно и нравился ей, своим ранним взрослением. Он мало шутил, одевал пальто, не курил, в отличие от блудливого Хэнка, плотно занимался уроками по инженерной графике, по алгебре, и по всем тем предметам, которые большинство студентов, не понимали и даже не пытались напрягать свои наполовину пустые головы, чтобы хоть во что-то вникнуть. Возможно Лина, нагулявшись с идиотами и козлами вроде Хэнка, (да и сам Хэнк не стал исключением) и решила завести, не удивлюсь, если она уже подумывает о свадьбе, нормального, по ее мнению, серьезного парня, который любил бы именно ее, а нее третьеразмерную грудь (которая, кстати, была шикарна) и вагину.
Она смеялась, Пол шутил, и все было отлично, пока они не увидели Бродягу.
- Ну кто же гуляет с любовником по «Парку Звезд»? - смеясь из далека кричал Бродяга.
«Парк Звезд», был маленьким, но очень красивым парком в их городке. Вдоль и поперек были насажены деревья, в основном вишня, которая подобно японским паркам весной, засыпает тропинки, лавочки и прохожих, необычайно яркими и красивыми розовыми лепестками, и клен, который укладывал свой новый желтый асфальт поверх старого, и оживлял пушкинские стихи в стиле «золотая осень». Вокруг играют студенты на гитарах, девушки, только и ждущие нового романтика, который сможет не только присунуть, но и понравиться их маме.
 Ночью еще красивее: фонари, горящие различными цветами, освещали парней стоящих, как в банальной любовной истории, под большими часами и ждущих своих вечно опаздывающих девушек. Ларьки, которые пусть уже и не работают по назначению, но очень украшают парк, своими новогодними гирляндами обвивающие их как вьюнок забор около которого посажен корень. Но, черт бы их побрал, есть и наглядный пример необразованности страны, которые подобно рекламщикам, одевающих костюм хот-дога, носят с собой барсетки, автор которого был какой-нибудь армян и на уровне птиц, на мельницы едящие семечки… Попросту их называют гопниками. В этом замечательном и прекрасном парке они не менее противны тех, что сидят в каком-нибудь ****юшнике и, жуя дешевые чипсы, пьют просроченное пиво. Но не стоит зацикливать на них свое внимание.
Это самый настоящий студенческий парк, так как он находился на территории ВУЗа и все студенты каждую пару, которую прогуливали и перемены зависали именно там, а Бродяга каждый день шел через него домой.
У Пола что-то заиграло внутри, хотя с чего бы, ведь ни он, ни Лина не подставляли Бродягу, и как я уверен, даже не собирались, но сердцу не прикажешь. Оно начало биться сильнее и боялось, что кто-нибудь узнает о том, что оно гуляло с Линой. Боюсь, что поговорка обернется для них не шуткой…
- Так что вы здесь делаете? – практически переспросил Бродяга, уже обнимая и целуя Лину, которая якобы (хотя на деле совсем не так) на зло, слегка поморщившемуся Полу, отвечала своему парню восторженной взаимностью.
- Мы встретились в « Магните», и Пол дружелюбно согласился меня проводить меня до дома, - не дождавшись ответа от Пола, так как именно он был затейщиком этой прогулки, начала отвечать Лина - после чего, согласившись и обманув его, мы дошли досюда.
И это была чистая правда, повторюсь, Лина без всякой задней мысли, кроме той, чтобы обманом быть провоженной, гуляла с Полом и, обманув его тем, что дом находится именно за парком, она, как примерная и любящая девушка, встретила своего парня после тяжелого и нудного тяжелого учебного дня.
- «Бля! Как знал, что здесь что-то не чистое…» - категорически думал Пол.
Бродяга засмеялся.
- Спасибо что проводил мою рыбку ко мне.
Пол поджал губы.
- Не за что…

- Rape me
  Rape me, my friends!
Нирвана – пионеры гранжа, одни из основателей современной рок-музыки, и кумиры миллионов. Кобейн, чье имя до сих пор на языке многих, особенно девушек всех возрастов, и национальностей, до сих пор хотящих устроить с ним развратную оргию, под съемкой их бас-мэна – Криста, и поющего на гитаре песню Deep Purple Дэйва Гроула.
Именно сегодня на сцене Нирваной стал сам Пол, ну, точнее, его группа, играющая их песни. Rape me, My girl, Lithium, Sappy – песни, которые знали больше половины зала, прыгающие под качевые треки музыкантов… Именно, прыгали, не буду говорить что они стали популярны, потому что это не так, но после их выступления и экстравагантного ухода, им предложили дать свой концерт, не на акустических Hohner’ах, а на режущих слух электрогитарах, да так чтобы они зажгли толпу, что они в принципе и сделали. Жарить как электросварка им ничто не мешало, и толпа действительно начинала прыгать после недолгих неодобрительных взглядов. Стоит и здесь упомянуть Хэнка, который обманом заманил около двухсот человек на концерт, больше половины, которых решили все же остаться до конца, развесив в институте объявление, что на данном концерте будут бесплатно раздавать пойло… В этом весь Хэнк…
Немного разогрев публику  парни принялись исполнять свои песни, и пусть толпа уже не особо осознавала, чье творчество на сей раз играют парни, было приятно, что люди прыгали под уже русские тексты и показывали рокерам козы.
- Load up on guns and bring your friends
  It's fun to lose and to pretend
  She's over bored and self-assured
  Oh no, I know a dirty word!
На перебой с Нирваной они пропитывали майки и рубашки людей потом ими же производимым.
- Ром! – кричал Хэнк своему другу, который, как и сам Хэнк, из-за громкой музыки очень плохо слышал.
- Что?!
- Смотри! – кричал Хэнк, показывая куда-то в даль пальцем.
А именно он показывал на Тоху, который стоял в неизвестной компании из трех человек. На вид нормальные парни, модно одетые, крупные, но подвох все же был, какой-то, но был. Хэнк не стал говорить, но его «золотая» задница, всегда чувствовала приключение на свой седалищный нерв.
Тоха смеялся, говорил что-то сам, точнее кричал, ведь и ему и его «друзьям» тоже не было что-либо слышно. Но Хэнк не ревновал, если только отчасти, больше его волновал талант Тохи вляпываться в каждое дерьмо, которое было лишь завернуто в цветастый фантик.
Ближе к концу выступления, Хэнк заметил как Тоха направлялся к выходу, у которого, кстати, и стоял Хэнк. Как только он подошел ближе Костя схватил его за руку и на ухо крикнул:
- Покурим?
Троица неизвестных стояла в сторонке и, выкуривая, что-то я явно не дешевое, посматривала на Тоху и Хэнка стоящих в сторонке.
Хэнк, выйдя на улицу, достал две сигареты и, закурив одну и отдав вторую Тохе, взял друга за плечо, и негромко, чтобы не услышала троица, говорил:
- Тошик, что за херня? Кто это?
- Хэнк, ты как мамка, хотя будь у меня такая мама, неизвестно в какой дыре я бы сейчас был.
Тоха засмеялся, у него действительно было приподнято настроение и приподнято оно было не концертом, который давай его лучший друг, а чем еще, будто бы ему пообещали групповуху при том, где доминировать будут девушки.
Хэнк тоже засмеялся, но притворно и, оскалившись секунды на две, резко замолчал, сделав серьезное лицо.
- Ты хоть знаешь их имена? – уже после, снова заговорил Хэнк.
- Конечно, Саня…
Его перебил Хэнк.
- Да мне плевать, Чувак. Вопрос был риторическим. Я имел ввиду – зачем ты с ними связался? Они же тебе никто!
- Хэнк, они мои друзья. Вы мои лучшие друганы, а они новые, я вас познакомлю, пошли!
- Они мне на хер не нужны! – уже в полный голос, засмущав Тоху, огрызнулся Хэнк, и затем снова негромко добавил – Думай куда лезешь. Второй раз я не собираюсь вытаскивать тебя из дерьма…
Но Тоха, напоследок заверив, что знает, что делает, ушел со своими новыми знакомыми на стоянку и, сев в машину, через пару минут удалился из виду за третьим поворотом.
- Идиот!
После концерта последовали обильные овации как друзей, так и совершенно незнакомых зрителей. Пол просто ликовал от переполнявшей его гордости, радости и чувства настоящего рок-н-рольщика. Девчонки кричали, визжали, скольких бы он сейчас мог бы поиметь… Тучу просто. Да такую что и Хэнк бы позавидовал.
Пол выбежал на улицу с гитарой, весь мокрый, возбужденный, кстати, в эту ночь у него и был секс, прыгающий и кричащий:
- Хэнк! Бродяга! Спасибо что пришли! Я так был рад видеть, как вы прыгали!
Undead! Соседний клуб рвет колонки и кошельки мажорных уродов, чье имя ни хера не значит в современном мире, но задницы, так и рвущиеся на член какого-нибудь очередного педика, который может заплатить им больше чем дальнобойщик элитной шлюхе, так и ищут места поприличнее, да поукромнее. Но этот вечер был не их, этот вечер  был Пола, которому вместо денег за концерт,  директор подарил бесплатный абонемент на этот вечер в его же клуб, (и, поверьте, это вышло даже дороже чем простая оплата за выступление. Но директором оказался модой парень, вполне понимающим чего хотят парни в двадцатилетнем возрасте), и его друзьям.
Виски, марихуана, кокс, который, кстати, из нашей компании никто не нюхал, полный бар элитных девочек, только и просящих положить твой пенис в свой, накрашенный ярко красной помадой, пафосный ротик. Видя на твоей руке браслетик «абонемент», мол, все оплачено, они стараются еще больше, заглатывая целый литр твоего эякулята. Парни курят марихуану, при этом целуясь с одной из Эммануэль, выпуская дым через нос, так как рот занят более интересным делом. Сколько же через ее рот прошло парней, но возбуждает и мысль – «Сколько же через него прошло девчонок?».
Зал кипит, кипит шлюхами, блэк Джеком и вискарем, которого там целые реки. Пол уже лезет своими пальчиками в интимные места какой-то съемной девочке и заставляет ее шептать ему:
- Ты лучший басис. Вишес, по сравнению с тобой, ребенок!  - и облизывая его ухо, спускается в штаны и начинает делать минет.
  Ди-джей раскидывает мясо звуков по танцполу и люди, поскальзываясь на нем, делают непонятные движения, которые они называют – танцами.
Парни заняли столик в углу, где им никто не мешает. Да на таких вечеринках и не бывает дыбловских морд и их последствий. Бывает либо драка с охранником, либо с каким-нибудь дагом, чью девушку ты случайно толкнул во время своих танцевальных конвульсий, и чтобы показать всю глубину твоей проблемы она пафосно и гламурно кричит:
- Абдурашит! Он меня толкнул!
Но в этот вечер все обошлось без драк и каких-либо неприятных инцидентов.
Хэнк пил виски, так и не занявшись сексом ни с одной из красавиц (причину он так и не рассказал никому), Бродяга натянул одну красотку, но это была Лина, а Пол, переспав с Изобель, кажется таков был ее сценический образ, начал клеиться к Лине, постоянно пытавшись ее споить или скурить. Но получив сильного леща от Ромы, тут же перестал. Но только спаивать, скуривать кальяном с марихуанной он не перестал и получив еще одного леща, раза в два сильнее предыдущего он отстал он влюбленных и достав у какого-то бармена гашиш стал приставать к Хэнку.
- Чувак! Давай гашик растянем!
Но у Хэнка от чего-то было не самое привычное для него настроение, оно было не то что грустным, но при таком его любимом раскладе, а именно бесплатной вечеринке, его настроение подводило его лицо.
- Твой гашиш на говно похож! – резко и утвердительно ответил Хэнк на предложение друга – Ты пьян, пора домой!
И действительно, еще немного виски, сигарет, музыки, прелестных девушек, которые клялись матерям, что работают в ночную смену в ресторане, и вся компания отправляется домой. Хэнк и Пол на квартиру, пока еще к Бродяге и Тохе, а сам Бродяга к своей любимой, продолжить то, что им не хватило в клубе… И я не про музыку и выпивку…

31.12.08.

- Как здесь красиво! – восхищалась Лина, стоя на крыше двадцатиэтажного здания, на которую ее обманом, но из благих побуждений заманил Хэнк – Ты сюда всех девушек водишь?
- Нет, – держа Лину за руку, и поглаживая ее ладонь своим большим пальцем, говорил Хэнк – мы здесь раньше жили, и я убегал сюда, когда ссорился с родителями…
Лина поцеловала Костю и растрепала его волосы.
- Почему ты не надеваешь шапку? Зима очень холодная… - держа холодные щеки Хэнка шерстяными рукавицами, говорила краснощекая и тоже босоголовая Лина.
- Любовь твоя беспощадно греет… Сама-то не замерзаешь?
Лина сжав руку друга чуть сильнее потянулась к его губам, но на пол пути свернула и направила свои розовые губы к его уху и нежно, будто возбуждая, прошептала:
- Она у меня всегда в кармане…
Оба засмеялись.
На крыше жить текла совсем другим ходом, особенно ночью, за пару минут до Нового года. Чувствуешь что-то среднее между «Сброситься вниз, в океан разноцветных ламп, созданных машинами, пешеходами, и бутиками, в океан, из которого ты только что выбрался сухим и невредимым, на это покрытое духом вольных птиц бетонное небо». И явно не хочется туда где и без того плохо душе и телу. Вот здесь и появляется второй вариант – «Остаться здесь на крыше, с тем кто тебе дорог и приятен во всех отношениях и не рваться туда откуда тебя выплюнуло игривой, но злой волной общественного течения».
Хэнк и Лина стояли на этой крыше, и молча восхищались всей красотой, которую так ненавидели, будучи на двадцать этаже ниже. Тяжело молчать не зная о чем заговорить, и только по-истине влюбленные могут просто наслаждаться даже не друг другом, а простой тишиной, дыханием и рвением сердец, которые венами переплетутся в жарком поцелуе.
- Тебе не жалко пропускать Новый год, родители, наверное, тебя ждут.
- Я его не пропускаю, я его отмечаю с тобой…
Лина засмеялась.
- На крыше? У нас бутылка шампанского и пачка презервативов! О таком празднике ты мечтал?
Все произошло очень быстро и неожиданно: Лина поссорилась с родителями и, поплакавшись об этом Хэнку в рубашку, попросила его остаться с ней хотя бы до одиннадцати. Но Хэнк сделал лучше, он устроил ей великолепный вечер под открытым, пусть и холодным, воздухом.
- Да! Что они мне? Куда важнее мне ты.
И он не врал. Не то чтобы впервые в жизни он не врал девушке, просто ей ему хотелось врать только в том, что он, например, не хочет идти домой в такой холод, а хочет погулять с ней и ее собакой Жулей, мать ее. В том, что он не хочет при ней курить и выкидывает пачку, в том, что он не хочет идти гулять с друзьями, что хочет познакомиться с ее мамой, с ее братом – пидарасом, отцом – алкашом. В том что ее навыки игры на гитаре великолепны, голос точно попадает в ноты, что он не ревнует ее к каждой елке, которая своей лапой трогает ее плечо. В том, что влюбился в нее с первого взгляда, а не секса, как это было на самом деле, в том, что ее сестра страшна, сука, как атомная война, которую он бы даже целовать не согласился (и снова лож!). В том, что она единственная кто когда-либо доводил его до оргазма одними лишь поцелуями!
Но в этот раз он правда не врал. Он хотел остаться с ней. И остался.
- Ты веришь в Бога? – обнимая Хэнка спросила Лина.
- Неоднозначно… Мир огромен. Наш внутренний мир огромен и нельзя ограничиваться терминами «Бог есть - Бога нет». Все гораздо шире и не так предсказуемо. А представь, если Бог живет в каждом из нас, и у большинства умирает еще к двадцати годам. Это ведь ужасно.
Лина еще крепче сжала его руку.
Наступила тишина. Лишь машины внизу визжали, кричали, шумели, бились, моторы вылетали из капотов. Полиция арестовывала наркокурьеров и коллекционеров ночных бабочек. Горели проспекты и авеню, дома и магистрали. Очередной Чикатило караулил свою жертву, четырнадцатилетняя девочка ссорилась с матерью, из-за того, что та не отпускала ее в ****юшный клуб в своей ****юшной мини-юбке. Умер очередной банкир, плачет очередная вдова банкира, впрыскивая себе и дочери в глаза лимонный сок, чтобы слезы были как настоящие. Какой-то нарик бьется в конвульсиях из-за отсутствия героина… Кромешный Ад! Как здесь вообще можно жить? Но где-то на тридцатиметровой высоте стояли двое и терпели все это дерьмо, а может и не терпели, просто не обращали внимания.
- Я проиграл спор – после долго молчания сказал Хэнк.
- Не поняла…
Месяца два назад Хэнк и Лина поспорили, кто из них первый скажет заветные три «Я тебя люблю».
- Я проиграл – снова повторил Хэнк.
- Ясности не прибавилось…
Хэнк поцеловал Лину и сказал:
- Я тебя люблю…
И тут Лина вспомнила злополучный спор, но сейчас было не до издевки над проигравшим.
- Я тоже тебя люблю! – закричала Лина и так прыгнула на Хэнка, что свалила его в сугроб.
Налоги платятся, а сугробы так и протекают в квартиры немощных людей.
Приближалась полночь. Вволю нацеловавшись и промочив свои спины в снегу, Хэнк и Алина снова стоя почти у края смотрели то вдаль, то в небо и ждали долгожданных ударов часов.
- Без пяти – сказала Лина.
Хэнк отпустил ее руку и заметался.
- Так, – начал он – держи бокалы, я сейчас свечки подожгу.
Хэнк поджег фитильки и, вставив их в снег, принялся наполнять бокалы. Салют был наготове и ждал своего.
- Хэнк! – закричала Лина – Начинается!
Начинается… Люди вышли в «Парк Звезд» и с бенгальскими огнями в руках и разрывающей грудь и рвущейся на волю, радостью, кричали во все горло, срывая голос:
- Один!… Два!.. Три!…
- Один… Два… Три… - шептали Хэнк и Лина друг другу.
Вокруг витал даже привкус праздника. Мандарины, торт, елка, всего этого не было, но запах витал где-то рядом. Наверное, Дед Мороз, со своей вечно возбуждающей парней Снегурочкой опрокинул мешок со всей этой ерундой на головы не о чем не подозревающих людей.
Салюты уже бьют. Люди кричат. Снег искрится в бокалах, крики будоражат голову. Ели трясут на всех пропахший чудом снег, кто-то даже в майке, представляя себя олигархом в Майами, выкрикивает долгожданные цифры…
- Десять!... – кричала толпа.
- Одиннадцать… - шептали влюбленные.
И парк взорвался овациями!
- Двенадцать!
Поцелуи, крики, шампанское на брудершафт, кто-то уже играет в снежки, а кто-то, например, Хэнк и Лина, уже раздевают друг друга в сугробе и расцеловывают всевозможные места друг друга.
Под салюты, легкий снежок, под запах счастья, секс был не вровень тому, что бывает по банальным и серым будням в душе, кровати, на столе и под столом, как бы и чем бы они не пытались его разнообразить…
- Ты снова запретила лезть ему в чью-то грязь… - прошептал Хэнк на ухо своей девушке у дверей ее дома. – За что я тебе и благодарен… Если бы не ты я бы уже праздновал этот Новый год пьяным в каком-нибудь баре с завалившейся на меня шлюхой.
Лина хлопнула его по плечу, прикрикнув:
- Эй!
Но Хэнк не обратил на это внимания и прижал ее к своей груди… Вы слышите? Слышите стук его сердца? Странно… Оно разрывается. Оно никогда не выдавало столько ударов за одну минуту. Как бы оно не остановилось. Оно накалено. Вены цепляются за душу и за сердце Лины.
-Моложе чем сегодня вечером нам уже не стать… - тихо процитировала она Паланика.
- Выход есть - каждый день любить… И мы снова и снова будем сначала становиться все моложе и моложе, виски темнеть а затем и вовсе станем детьми, чья любовь непорочна и бескорыстна…
Через секунду не дав губам влюбленных соприкоснуться громким хлопком взорвалась дверь и на пороге показалась мать Лины, которую как ни крути, нельзя было назвать родителем этого прекрасного Ангела.
- Теть Роза! Здравствуйте! С Новый годом!
- Катись к черту Вишневский! Ты даже не представляешь как ты напугал меня украв у меня Алину!
Но Хэнк в отличие от своей спутницы, а по совместительству и дочери этой огромной и не столь красивой женщины, не воспринял это ругательство всерьез и молча улыбался. А вот Лине не понравилось такое отношение матери к Хэнку.
- Мама! Перестань так говорить с ним, он мой парень!
- Все в порядке – успокаивал ее Хэнк.
Лина же, поцеловав Костю, не спеша спиной отправилась домой, не упуская ни мгновения, чтобы увидеть глаза Хэнка.
- Вы прекрасная женщина Роза! – крикнул, возбуждённый миновавшим вечером, Хэнк.
- А ты ужасная компания Вишневский!
Но Хэнк и в этот раз не обратил на это внимания. Согласитесь – не до этого…
- Люблю тебя! – крикнула, уже скрываясь за спиной у матери, Лина.
Хэнк махал ей рукой и кричал смеясь.
- И я тебя!
Дверь снова, таким же хлопком, но уже в обратную сторону взорвалась…
Люди все еще визжали, кричали, плескались в снегу и шампанском. Взрывали салюты и трясли бенгальские огни. Где-то Бродяга обзванивал всех, в том числе и Хэнка, чтобы пойти в клуб праздновать долгожданный праздник, и так и не дозвонившись схватил свою маму и потащил ее на улицу раскидываться поздравлениями и снежками. Пол играл на новом фэндере, подаренном ему его родителями и исполнял Бруно Марса, затем, хорошенько выпив, играл с отцом в карты на щелбаны. Тоха запускал с отчимом салют «Рождество» и весело кидал в снег свою маленькую сестренку и тридцатилетнюю, но очень привлекательную соседку, с которой позже и переспал, чуть ли не на глазах у ее мужа.
Все веселились, и торжество было на лицо, только у Хэнка торжество было в груди. Он, отойдя от порога виновника его превосходного настроения, достал сигарету и закурил.
- …моложе нам не быть никогда… - задумчиво, с улыбкой шептал он самому себе.

17.07.08

- Общага?! – возмущался Пол, – Какого черта Хэнк? Ты сказал, что нашел квартиру.
Да, с квартирой он, конечно, наврал, но жить на шее Бродяги и его братца, было уже невыносимо, и Костя был рад любой халупе лишь бы жить одному, ну и с Полом. Да и неприятно было видеть, то, как Бродяга заводит в свою комнату бывшую девушку Хэнка и трахает ее там до умопомрачения. И при том, что ей это все нравится.
- Пол, твою мать! Ты сам хоть пытался искать?
- Да ты и сам недолго мучился!
И это было правдой.
Хэнк расслабил кисти рук, и сумки с вещами упали на пол комнаты, в которую они вселялись.
- В общем, так чувак, или ты со мной или я здесь буду жить один!
Ну и конечно Пол согласился.
И вот они стоят в комнате на троих и ждут того самого третьего, к которому их послал комендант общежития. Где-то, через полчаса пожаловал и он.
Парень явно был не из числа храбрых, но жутко любящих показать свой ум и озорной язык, за который и получал синяки и шрамы которые были на его прыщавом и очкастом лице. Где-нибудь, даю зуб, в тумбочке можно найти порно с Джеси Джейн или Террой Патрик в главной роли, а где-нибудь в шкафу среди вещей коловую тряпку в которой погибли миллиарды детишек и увидев которую, и без того редкие девчонки, посещавшие эту комнату, визжат и кричат матом: «Извращенец! Выкинь это нахуй!», не понимая что он и так каждый день накидывает эту тряпку именно на него. В углу стоит человек-тренажер как у Кузи из сериала «Универ», но он как новый, даже нос у бедолаги не затертый. Скорее всего у такого парня как… А впрочем и имя-то его еще никто не знает…
- Меня зовут Анатолий – протянул руку общажный паренек.
Хэнк недоверчиво пожал руку и сказал:
- Костя, для друзей Хэнк… - и прищурив глаза, добавил – Для друзей…
Пол был более добр и с улыбкой сказал:
- Вадим, можно Пол.
Теперь немного легче… Так вот, скорее всего у такого парня как у Толи, красный пояс по игре в WOW, и указательными пальцами он может и дверной замок вынести. Но бицепс как у воробья колено. Неудивительно если выяснится, что при покупке «Германа» он подписался на очередной паблик «Здоровая жизнь» или «Спорт в моей крови», при том, подтягиваясь три раза с рывками, а отжимается сотню раз только эльфом в онлайн-игре. Идиотов полно. Но Хэнка очень обрадовала такая обстановка, ведь этот самый «Герман» теперь может стать его, а о такой недешевой игрушке он давно мечтал.
- Куда будете ложиться? – спросил Анатолий – У окна или у шкафа?
- Я у окна – заявил Хэнк.
- У окна занято – вдруг удивил парней общажник.
Но Хэнк, интересуясь, что же будет дальше, сказал:
- Тогда я у шкафа…
- Та кровать сломана – резко ответил Анатолий, он наверняка, знал, что именно будет отвечать.
Хэнк смотрел на него прищуренным взглядом, долго смотрел и, в конце концов, выдавил из себя улыбку. В ответ Толя тоже улыбнулся, но его улыбка как, впрочем, и улыбка самого Хэнка не была ни на секунду откровенной, она была корыстной и скрывающей в себе столько злости, что даже и говорить о том, как они невзлюбили друг друга не стоит.
Вдруг улыбка Хэнка резко сменилась на то, что он скрывал – на злость. Он быстро шагнул в сторону горе-боксера и схватил его за грудки.
- Я понял! – шипел он ему в лицо, иногда даже непроизвольно одаривая его каплями своей слюны – Это проверка! Ну и как прошел я ее?!...
Толя хотел что-то ответить, но Хэнк тряханул его и продолжил, так и не дав что-либо ответить.
- Так вот знай, мне твои проверки в рог не уперлись! Еще раз попытаешься надо мной поиздеваться, я искупаю твою голову в унитазе! По тебе видно - не привыкать…
По нем видно не привыкать, его голова прям, пропитана туалетной водой, в которой еще недавно плавали какашки, и стыдом, который он испытал после.
Отпустив бедолагу, Хэнк с улыбкой цинично произнес:
- Смотри не обоссысь…
Закончив осмотр, они вышли на улицу.
       - Ты в курсе, что на тебя это не похоже? – уже там отчитывал Хэнка Пол.
Это и вправду было не похоже на него. Хэнк из тех, кто незамедлительно дает сдачу, а не первый нападает. Не пользуясь своей силой, Хэнк никогда не издевался над теми, кто слабее его, даже если они были ровесники, наоборот, он даже заступался за некоторых своих одноклассников, которые физически не могли дать отпор, какому-нибудь громиле-идиоту, который просиживал уроки где-нибудь в толчке с бутылкой пива в руке. Но в этот раз он что-то сорвался на бедном пареньке.
- Да он первый начал!
А может, это тоже было сдачей? Хотя нет, вряд ли, все же это что-то неладное с настроением главного затейщика их банды.
Вещи скинуты, они уже точно остаются там, если конечно Гриша не нажалуется коменданту на их непристойное поведение.
- Пошли к Бродяге, последнюю ночь у них переночуем – сказал Хэнк и остановил такси.

- Вопрос дня – где Тоха, черт возьми!? – встав с кресла произнес Костя – Я его не видел со вчерашней ночи…
И никто не видел. Он скрылся в какой-то дорогой машине, марки и номер которой никто не видел, с какими-то ублюдками которые, по мнению Хэнка, а теперь еще и по мнению всех остальных втянули его в какую-нибудь передрягу, которая окончится для всех какой-нибудь проблемой, а что более страшно, каким-нибудь тюремным сроком, ведь вся компания по любому полезет его выручать из этой какой-нибудь проблемы.
- Кто-нибудь ему звонил? – спросил Пол.
- Ты издеваешься? – иронично ответил вопросом на вопрос Бродяга – Я всю трубку порвал.
- Ага, - добавил Хэнк – еще и мою!
О недавних событиях наркотического опьянения Тохи знал лишь Хэнк, поэтому и переживал сильнее остальных. Бродяга и Пол, хоть и волновались, но отправились заниматься своими делами. Хотя какие дела могут быть? Пол пошел играть на гитаре, а Хэнк учить уроки, но вдруг произошло неожиданное и очень страшное явление – в комнату ворвался Тоха, весь красный, запыхавшийся с кровью на губе и слезами на щеках.
- Что с тобой!? Что случилось?! – сразу начали засыпать его вопросами с разных сторон парни.
- Я, я… Я… – заикался Тоха, постоянно глотая слюну – Я им… Но не хотел… Они сказали… Я, я, я дрался!
Хэнк не выдержав ударил Тоху по щеке тыльной стороной руки, и как ни странно это помогло. Тоха замолчал и, схватившись за щеку, прошептал:
- Я проболтался...
Он проболтался… Тоха по пьяни и, наверное, под наркотиками начал рассказывать своим, как потом выяснилось, бывшим одноклассникам, историю их вендетты над немилостивым следователем, царство ему небесное, Громовым.
- Что ты мать твою им сказал?! – орал на друга Хэнк.

Накануне вечером…
- Я однажды отрубил палец одному уроду, – пьяный и накуренный кричал Кто-то (его имя даже Тоха не знал) – за то, что он сука деньги не вернул вовремя, и знаете че он мне говорил? Он ревел: «У меня дети, жена…», а этой суке было двадцать лет, какие на хер дети?! Я ему, ****ь, собственно и занял деньги на то чтобы тот смог отыграться у какого-то жирного бизнесмена!
Все дико смеялись и Тоха в том числе.
- Двадцать лет! – все продолжал свой рассказ Кто-то – Ему двадцать лет, а он в долгах как эта шлюха в венерических!
О, точно… Около дивана на полу лежала грязная, и оттраханная, по всему было видно, девушка. Презервативы наполняли ее рот, а в руке была сжата, когда-то дорогая, ныне пустая бутылка Хеннеси. Даже противно представить в чем были вымазаны ее губы, и это не говоря про помаду, которая, уже размазавшись, словно кровь, была на щеках… Как она красива. Она правда, очень красива, если только бы ее милое личико не украшал весь этот маникюрный бардак, ее можно было выпускать не на трассу, где она и просидела до прихода Тохи и его друзей, а в какой-нибудь менеджмент-офис юристом. Но судьба или отсутствие мозгов распорядились иначе… Жаль…
- Если вы хотите говорить о долгах, - вдруг закричал Тоха – то я расскажу вам как мы грохнули, - на этом слове он особенно акцентировался – Громова!
Все замолчали.
- Мать его Громова! – смеялся Тоха – Все же его знаете? Только тсс… - и он приложил палец к губам.
Парни начали переглядываться и один из них, тот который и был бывшим одноклассником Тохи, достал телефон.
- Мы короче, зашли к нему в дом, ночью, а там сюрприз. Большой сюрприз. НУ я короче достаю ствол и ему мол: «Пошел прочь! Уйди, а то застрелю!», а он ни в какую…

- Примерно так… - цедя водку прямо из горла, плакался Тоха Хэнку, Полу и Бродяге.
- Черт! Твою мать! Как ты мог Антон?! – вцепившись в воротник, кричал Хэнк – У них есть видео?
Тоха опустил голову и промяукал:
- Да… Уроды…
Вдруг Хэнк, отпустив правую руку, при этом еще сильнее натянув ворот Тохиной рубахи левой, с размаху врезал в лицо Антона с криком:
- Это ты урод! Мы все в дерьме из-за тебя! Сам вылась из этой кучи, сука!
Его тут же схватили Пол с Бродягой и усадили на кресло.
Весь этот шум продлился не долго и, на счастье Антону, когда все, особенно Хэнк, успокоились, и огонь гнева погас, в комнате встал самый важный вопрос: «Что делать?»
- Черт… - задумчиво ругался Бродяга
Все, буквально все курили от неистового волнения. У каких-то уродов есть неоспоримое доказательство их вины, чистосердечное признание одного из преступников, который, кстати, даже в доме во время преступления не был.
Вдруг на телефоне Антона появился вызов «Гриша».
- Это он… - испуганно-дрожащим голосом сказал Тоха, протягивая парням трубку.
Конечно, без лишних слов трубку выхватил Хэнк и только потом уже спросил:
- Что ему нужно?
Бродяга попытался выхватить трубку со словами:
- Отдай, ты только усугубишь ситуацию!
Но дабы трубка осталась у победителя этого никому не нужного соревнования, Хэнк ответил на вызов и тут же спрятал свое тело в соседней комнате. Этот разговор мог означать лишь одно – либо Хэнк застрелит Тоху из украденного ими из дома Громова пистолета, либо он разобьет стулом окно, либо лицо Антона. Но он разбил телефон, прямо об стену, ответив вдобавок на крик соседей таким же криком… Но сначала он принялся говорить с Гришей, мать его…
- Да, – сразу грубо, с первых слов начал Хэнк – нет, это не Антон… А мне плевать с кем ты хочешь говорить! Говори со мной!
Разговор с Хэнком обязательно был бы таким, какой он есть – грубым, наглым, злым. А будь этот Гриша в этой самой комнате, Хэнк бы вообще без раздумья налетел на него  своими вечно неугомонными кулаками и разукрасил бы его лицо под вид какой-нибудь ярко-красной перуанской маски.
- Что?! – кричал Хэнк, – Какие еще деньги?! Слушай сюда сука! Алло… Алло… Фак!
Вот после «Фак» и послышался противным треск дорогого телефона, а после и крик соседей. Спустя каких-то нескольких матершинных слов, Хэнк вернулся обратно в комнату, уже с порога раскидывая вещи со столов прокладывая из них себе красную дорожку до нервно курящих друзей и срываясь на крик говорил:
- Они требуют деньги!
Вопрос раздался почти хором.
- Какие деньги?!
- Семьдесят тысяч за молчание и удаление видео… - Хэнк снова схватил Тоху и спросил – ты точно уверен что у них оно есть?!
Тоха уже немного отошел и поэтому на этот раз сам сумел отцепить руку Хэнка, так сильно сжимавшую его рубаху.
- Больше чем! Они на утро мне ее показывали.
Снова водка, которая не была выходом из ситуации, но хоть как то облегчала натянутое как струны гитары молчание и злость. Вдруг над комнатой взорвалось неожиданное, как своим содержанием, так и тем, кто его произнес, предложение, как спасти ситуацию:
- Нам нужно ограбить магазин! – неожиданно для всех сказал Бродяга, будучи самый честный и правосудным человеком из их, вечно притягивающей к своим задницам приключения, компании.
Хэнк натянул улыбку, улыбку одобрения.
- Ты идиот? – задал риторический вопрос Пол, и впервые он сам напомнил всем о том, что убил Громова – Нам одного преступления не хватает? Даже звучит дико! Мы же не преступники.
Но Бродяга взорвался криками:
- А у тебя другие варианты?!
Улыбка Хэнка растянулась до ушей.
- Черт! – воскликнул он – Вот уж от кого не ждал я такого, так это от тебя!
- Нет, нет, нет, нет! – сопротивлялся Пол – Это глупость! Мы не станем этого делать!
Хэнк с улыбкой на лице и ярым энтузиазмом в глазах спросил прикрикивая:
- А где же ты возьмешь семьдесят штук? Ну-ка…
- Господи… - схватился за лицо Пол – Они уже все решили! Господи!
- А вот Господа ты зря упоминаешь – смеялся Хэнк – Гореть тебе в Аду… Или ты не с нами?
Пол вскочил со стула.
- Что?! Конечно, нет!

Через час трое: Хэнк, Бродяга и Тоха, сидели на кухне с сигаретами во ртах и бутылкой водки в руках. Вся кухня была в тумане в мате, и криках о том, как лучше ограбить магазин. Вся обстановка напоминала домашнюю игру в покер, где трое мужиков садятся за круглым столом и заполнив всю комнату густым и тяжелым дымом, обсуждают своих жен, детей, футбол и работу. Картина «Собаки играют в покер».
- А остальное заберем себе! – кричал уже подвыпивший Хэнк.
- Нет! – протестовал Бродяга, снова включив свою ответственность и рассудительность – Мы ничего не возьмем себе! Единственное, почему я согласился на это, так это потому что магазин казенный, а не частный.
 - Согласился? Да ты предложил грабануть его! – добавил Тоха.
Дискуссия продолжилась с новой силой. Только Пол сидел в соседней комнате, и все это лишь слушал, ни слова не внеся в горячие дебаты.
-Хорошо, – сказал Хэнк – остается один очень важный вопрос: «Какой именно магазин мы будем грабить?»
И это был очень весомый и тяжело решаемый вопрос. Во-первых нужно было знать какой именно магазин грабить. Он должен быть не в центре города, а где-нибудь на окраине, он должен быть не особо, а лучше если вообще, не оборудован сигнализацией. Продавцом должна быть женщина, чтобы та сильнее испугалась, весь перестрелки никто не собирался устраивать. Во-вторых, никто не знал такое место, поэтому вопрос был тяжело решаемый…
- Я знаю такой магазин – неожиданно для всех послышались спасительные слова Пола, который уже, наверное, не с первой сигаретой стоял в дверном проеме.
Хэнк ухмыльнулся своей, присуще казалось только ему, коварной улыбкой, за которой кроются очередные идеи, явно не пользуемые успехом в приличном обществе, которое соблюдает порядки и нравы.
- Так ты все-таки решил быть в деле? – спросил он
Пол неожиданно начал извиняться:
- Да… Простите, что я отказывался, все-таки мою задницу спасаем…
Хэнк раскрыл глаза от удивления над самим собой. Черт, даже в своем гневе, он кричал только на Тоху, и спокойно воспринял то, что Пол отказался помогать, мол, и без него руки растут откуда надо. Но только сейчас он понял, что, действительно, главным инициатором должен быть именно Пол, а не Бродяга, как оказалось.
Но сейчас было бы поздно раскрывать рот для очередного крика.
- И что это за магазин? – спросил Бродяга, не понимая возникшей вокруг тишины.
- На углу Ленинского проспекта. Магазин новый и пока не охраняемый, но деньги в нем имеются. Хозяйка старая и пока не взяла на работу молодых продавцов. Я там часто бываю, и поверьте место идеальное для этого.
Хэнк хлопнул по столу.
- Команда в сборе!
Комплексное обсуждение назревших проблем почти решилось, оставался лишь один не решаемый вопрос, который нагло витал по комнате и все время приставал в Хэнку, который яро махав головой, громко твердил:
- Нет! Нет, нет, нет!
- Что «Нет!»,  - говорил Бродяга – а кто, если не ты? Мы не сможем убежать оттуда с деньгами, нам нужна машина! Хэнк, если ты не угонишь у отца тачку, ничего не получится!
- Ну, точно, можно подумать у меня у одного машина есть!
- Смотри правде в глаза, Хэнк – не останавливался Бродяга – Никто из нас не сможет этого сделать, а ты уже угонял, и не раз!
Хэнк долго не соглашался, но потом застыл в раздумье. Налили бокал и, выпив, сказал:
- Меня отец убьет. Я ее брал, чтобы девку отвезти за город и натянуть, но не чтобы на ней магазины грабить… ****ь…
Как говорится «Здравый смысл взял верх», так вот это не в этом случае. Здравый смысл дрочит где-то в туалете, и даже не догадывается, что тут без него творится.
       Хэнк все же согласился угнать машину, и это было идиотской идеей.
       План проработан. Идея на взводе. Так же как и идея, на взводе парни. Страшно, но все уже на старте. Светофор судьбы на желтом. «Ограбление казино», твою мать, вот только деньги не те… Ну да ладно не в деньгах счастье…

Как Хэнк воровал у отца машину лучше не рассказывать, за это ему потом влетело, так что он два дня писал кровью, в прямом смысле этого слова. Отец, узнав о том, что сын угнал его любимую игрушку на четырех колесах с большой надписью на заднем стекле: «Новичок», вдруг разбудил своего свирепого быка и
его тело, которое обычно было спокойнее удава, вдруг схватило Хэнка и нанесло ему два крепких удара по почкам… Даже трудно было сказать что это сделал отец, кто угодно, любая тварь в его теле, но только не он… Он же потом даже своему, немного помятому сыну, купил бутылку Джим Бима, в знак примирения и большой отцовской любви.
        Но все это не стоит плотного, как тот воздух, что наполнял машину Хэнка у магазина, рассмотрения. Гораздо важнее то, что происходило во дворе «Дробинки». Именно так назывался магазин у Ригги, пожилой хиппи, которая разочаровалась во всем мире и стала вместо цветов и бабочек продавать кольты и ружья! Твою мать, какого было удивление парней, когда они узнали, что магазин, который они собираются обчистить, под завязку забит порохом и стволами. На их счастье эта старуха с цыганской хипповской рожей не успела еще провести ни сигнализацию, ни какую-либо другую охранную систему. Наверное, надеялась, что до сего дня ее спасет Бог хиппи, незнаю как его у них зовут, Косяк может быть.
В машину с Хэнком, который был за рулем, и он же был единственный, кто умел водить, с Бродягой, у которого был с собой настоящий ствол Громова (они взяли его, на самый-самый крайний случай, как они выражались, и для того чтобы выстрелить в потолок для пущего эффекта) и Тохой, в руках которого гордо красовался пластмассовый пистолет, отобранный им у какого-то паренька на улице, громко хлопнув дверью ввалился Пол.
- В общем, она сейчас там одна, – рассказывал он всем – были пару посетителей, но они ушли. Я сказал им что сейчас здесь будет обыск и им лучше не быть свидетелями того трупа который здесь уже неделю.
Пол ходил на разведку, и он же должен был стоять на шухере и, при выносе Бродягой и Тохой денег из магазина, быстро закидать их в багажник.
Хэнк нервно достал сигарету.
- Готовы? – спросил Бродяга
Пол и Тоха произнесли негромкие «Да». Хэнк лишь показал средний палец. От него этот жест вполне удовлетворял такой же ответ.
Хэнк курил медленно и до самого фильтра. Насколько медленно вы и сами сейчас поймете.
Ударив друг друга в кулаки, трое вышли на улицу. Бродяга и Тоха, подобно американским триллерам о грабителях, натянули на свои головы черные женские чулки и отправились в магазин через задний вход.
- Что? Говорить: «Ну, с Богом!» глупо, да? – крикнул Хэнк стоявшему у багажника машины Полу.
- Заткнись, Хэнк! Ты щас такую глупость сморозил! – огрызнулся Пол, явно дрожащий всем телом от этой нехорошей истории с ограблением.
Хэнк ничего не ответил, он и сам понимал, что сказал дрянь. А как в таком положении, когда хочется все бросить и уехать куда-нибудь далеко на закат, черт бы побрал все эти романтические фильмы в которых парни сломя головы несутся на своих Фордах на край какой-нибудь скалы, прихватив с собой кого-нибудь красотку. Но нельзя, ни шагу назад. Все решено. Парни уже грабят магазин и, наверное, до тяжелых и вонючих штанов напугали Ригги. Ну только если она сама их не застрелила… Ведь уже в машине Пол обмолвился, что его «подруга» занимала первое место в стрельбе по тарелкам, а потом уже и лучший охотник их города, а затем, потеряв все свои привилегии, застрелив собственного брата, отсидела в тюрьме семь лет.
Выйдем из-за кулис нашего театра, и посмотрим, что происходило в это время на главной сцене, где актеры ТЮЗа маша игрушечными пистолетами, требуют семьдесят тысяч от, не в чем не виновного, продавца смерти с порохом.
Бродяга вбежав в магазин первый закричал Ригги:
- А ну сука, гони деньги! Семьдесят тысяч! Живо!
Тоха дрожа всем телом, прикрикивал:
- Пошевеливайся! Да!
Как же было страшно парням. Пусть это не убийство, но совесть мучала их не меньше, чем если бы они вырывали из пальцев Ригги ногти, даже не ради чего-то, а просто ради забавы. Главное в таком деле мозги не включать. Как только мозг начнет генерировать, тебя сразу сожрут тысячи мыслей, от таких безобидных вроде того: «Зачем же я козел отобрал у парнишки пистолет», до греховных: «Твою мать, что мы творим… Я же буду гореть в Аду!». Поэтому ни за что не задумывайтесь о происходящем. Потом можно обдумать, порассуждать, корить самого себя за это… Но только не во время происходящего… Иначе ничего не получится…
- Я не могу! – вдруг сказал Тоха, видя как Бродяга уже забирает один пакет из рук горе хиппи.
- Что?! – закричал Бродяга – Хорош, пороть ***ню! Хватай мешок!
Тоха убрал руки за спину и твердо сказал:
- Нет!
Тоха это сделал. Он испугался и позволил мыслям проникнуть в его разум и внести в него благую идею, что все происходящее крайне ужасно. Тоха убил сам себя, пусть и правильными, но не уместными сейчас мыслями, идеями, пулями разума. Разрешить ему дальше рассуждать, значит застрелиться самому. Его базовый инстинкт самосохранения так и будет внушать лишь одно: «Это все неправильно, ты делаешь ужасную вещь, беги!». Самое страшное, что эта идея очень заразительна в их состоянии. Если бы он только попытался выбежать на улицу и заорать Хэнку о том, что его сейчас гложет, Хэнк наверное бы заразился этой тварью и сорвался бы с места. Так можно запороть все дело.
Поступок конечно идиотский, но Бродяга понял, что его друг в панике и его мужественность встала в ступор от переизбытка нарушения закона и адреналина который выступает через слезы, и наставил на Тоху пистолет… Другого выхода не было.
- Хватай пакеты, - спокойно сказал Бродяга – не то я тебе мозги вынесу…
Но даже это не испугало Тоху.
- Что мы творим Ром?!
Он назвал его по имени. Недоумок, идиот, придурок! Почему бы сразу не сказать фамилию, отчество, год рождения, номер паспорта, дом, переулок, подъезд, маму, ублюдка папу, брата, сестру, которых у него нет, почтовый индекс, IP адрес, номер мобильного и домашнего, и не нарисовать на карте две линии толстым красным маркером – дорогу от «Дробинки» до полиции и до дома преступника – Ромы, как теперь выяснилось.
- Заткнись сука! Ты что делаешь урод?!
Бродяга схватив второй пакет подбежал к Тохе и, бросив один ему в ноги, отвесил другу крепкую пощечину, после которой Тоха немного оклемался и скорее всего просто по инерции взял пакет.
- Даже не думай звонить в полицию сука! – напоследок, уже у того же черного выхода, крикнул Бродяга Ригги, и вышел на улицу.
Хэнк сидел в машине и докуривал сигарету. Пепел уже начинал касаться фильтра, как вдруг в зеркале заднего вида появились двое парней, которые сломя головы мчались к его машине снимая с голов чулки, которые могли бы оказаться на какой-нибудь стриптизерше или талантливой в минете путане, или что ужасно, на каком-нибудь трансе, которого будет пороть такой же транс или педик. Но эти чулки купили именно, сорванные с петель парни, которые уже и сами запутались в своих размышления и в своих помутненных головах.
Хэнк, выбросив сигарету в окно, поторопился завести машину, в то время как Пол принимал и закидывал в багажник пакеты с деньгами.
- Трогай, трогай, трогай! – закричали почти хором парни, запрыгнув в машину хлопнув дверьми так, что у Хэнка заложило уши.
Хэнк уже включил первую скорость, как вдруг заднее стекло вдребезги разлетелось от меткого и оглушающего выстрела Ригги из восемьсот семидесятого Ремингтона. Второй удар до ушам Хэнка.
- ****ь! – закричал он схватившись на голову руками от испуга.
Обернувшись он увидел полную не только своим подкожным жиром, но и полную злости и гнева и еще хер знает чего, тетку с ружьем в руке и неконтролируемой яростью в глазах. Она уже перезаряжала свое оружие американских пехотинцев времен Первой мировой войны и готовилась нанести второй удар.
- Твою мать, отец меня покалечит за машину!
- Гони! – кричал Бродяга – пока она нас не покалечила! Гони!
Машина со свистом сорвалась с места, и умчалась по переулкам, так и не поймав больше ни одного выстрела чокнутой толстой старухи.

Рассказ Ригги Таун.
- Я родилась в полях Америки, в семье хиппи. Папа алкаш, мама алкашка, брат идиот. Мы жили бедно. Даже для народов хиппи, это было бедно. Там и я стала ребенком цветов. Я знаю, Вам до этого нет дела, но все же, хочу сказать, что на преступление я бы не пошла из-за наших принципов. Мы все гуманны, любим людей и растения. Но на то меня вынудили…
Однажды отец надравшись, очень сильно избил меня и мать, и брат, пожалев меня, предложил сбежать из этого чертового места… Да-да, именно тогда я поняла что брат перестал верить в хорошее завтра, и перестал быть хиппи… И мы сбежали…
В двенадцать лет я покинула свой дом, если конечно поля, где полевые мыши могут обглодать твои уши пока ты спишь на ебучей… Прошу прощения за свои слова… На этой… Да нет, все же на этой ебучей осоке, и отправилась в Мексику в город Эрмосильо и прожила там до пятнадцати.
Жизнь не была сказкой, мы с братом бомжевали, какого это вам не понять, и я не давлю на вашу жалость, я просто хочу, чтобы вы поняли, почему я совершила убийство.
Два года мы выживали, именно выживали, а не жили. Кое-как добывали деньги, в основном конечно кражей, еду, выпивку. Да-да, выпивку, с ней наши годы текли быстрее и как-то более умеренней, нежели без нее. Да и что тут говорить про нас двенадцатилетних, если даже грудничков, в нашем гетто поили текилой, чтобы они скорее заснули, ибо их крик очень надоедал каждому бомжу, и любой из этих пьяных и накуренных идиотов мог убить малыша, за его ранние ораторские способности.
Пожив так три года, нам подвернулась небывалая удача – бомжи поймали и, отлупив, ограбили одного богатенького мужчину. Они идиоты, так как, забрав у него все деньги выкинули кошелек в котором лежали более интересные вещи – два авиабилета. Хотя даже если бы у Джоника Лысого, нашего главного бомжа, оказались бы эти два разноцветных билетика, он все равно не придумал бы что с ними делать, мало знаете ли ума и энтузиазма, не то что у двух мальцов, которые прошли сотни километров своими истоптанными ногами с трехсантиметровыми натоптавшему. Так нам с братом достались два авиабилета на имя Михаила Подольного. Теперь вы понимаете как я оказалась в России?
Прилетев в этот еб… В этот город, мы влились в местную мафию, к солидным и шикарно одетым гангстерам, у которых были свои виллы, особняки, и конечно же коробки от холодильников. Мы снова стали жить с бомжами, которые на полном серьезе твердили нам, что они банда. Главным был Саша Белый, я до сих пор не могу понять почему, они говорили лишь одно: « Это наш российский юмор, тебе, жопе импортной, не понять!».
Но если честно, какими бы шизонутыми эти вшивые, в прямом смысле, люди не были, они помогли нам с братом подняться. Ну как помогли… У Саши, заболела его единственная самая дорогая штучка в его бедном мире… Его член. И уж я незнаю, какая у него была болезнь, но денег на лечение нужно было немало и они решились на преступление. Они, но не мы…
Белый, со своей компанией перехватили «Газель» с продуктами, но практически ничего из нее не взяли. Только деньги на бензин, да и кое-какие тысячи из кошелька водителя.
Самое интересное, что машину угонял и мой брат, и когда всю их шайку перехватили копы, он успел на ней уехать и скрыться под мостом, где мы и жили.
Только сейчас я понимаю, что рассказал он мне про эту машину с продуктами только для того чтобы я помогла ему с деньгами…
Вот так у нас и зародился бизнес. В семнадцать лет мы с братом открыли первую палатку, через год вторую, а через десять лет, магазин.
И как я могла ему не доверять? Он вырос, в двадцать семь лет он стал красавцем – сильным, смелым, гордым. И я согласилась на том, чтобы гендиректором магазина стал именно он. И все шло неплохо, мы продавали еду, химтовары, даже игрушки детям. Затем мы открыли цветочный отдел и наняли продавцов.
И вот однажды, когда я пришла в НАШ магазин, меня не пустили два громилы. Суки, врезали мне пощечину тыльной стороной руки, когда я попыталась силой пропихнуться сквозь их две лысые туши. И как вы думаете что они сделали потом? Они сказали: «Вам запрещено, появляться в магазине нашего хозяина» И как вы думаете, чье гнусное имя они именуют «хозяином»? Это имя моего сученыша! Эта гнида вычеркнуло меня из списка владельцев, а что самое главное, из списка директоров магазина. Сука! Других слов нет! Точнее есть, но если я их начну говорить, пленка вашего магнитофона зажуется и этот ваш аппарат сожрет сам себя со все своим дерьмом, которое вы в него, со всеми своими допросами таких же убийц, как и я, напихали под завязку… Смотрите, оно уже лезет… А нет это пленка…
Конечно же я встретилась с ним. Далеко не сразу. Я его отловила и прижав к стене спросила очень вежливо: «Какого ***, ты твареныш мелкий делаешь? После всего что сделали вместе, ты так просто, без заозерья своей ебучей совести, меня кидаешь?! Ты просто кинул меня на деньги, сука!» Последней фразе меня научил Саша Белый, он так часто говорил своим бездомным психам. И эта сволочь, с улыбкой, через которую коричневой ржавчиной блестят его пожелтевшие зубы, от курева полыни (он только ее и курил, с самого детства, когда ничего другого не было, до конца жизни). Он говорит мне: «Этого добился я, а не мы… Катись к черту. Ты была лишь помощником, я тебе так и платил. Пожалуйста, - говорит он мне – бери свои заработанные деньги и открывай свою палатку!»
Он развернулся и пошел… Мою ярость было просто невозможно передать словами и я, в состоянии аффекта, прошу это учесть, схватила какой-то камень и ударила его по голове… Он рухнул… Намертво… Потом вы меня арестовали…
В общем то и все…
Это было чистосердечное признание Ригги, полицейским, которые арестовали ее и записали все признание на кассету магнитофона.
Ригги действительно учли ее состояние аффекта и дали восемь лет строгого режима. После отсидки она действительно открыла свою палатку и потихоньку развивавшись, открыла и собственный магазин, но продавала она уже не абрикосы с бананами, а Винчестеры и Ремингтоны.

20.07.08.

- Черт! Черт! – кричал Хэнк осматривая заднее стекло, которого в общем-то и не было, и поцарапанный дробью зад отцовской Хонды. – Ну что я скажу отцу!?
Трое сидели в машине и дрожали, не веря в только что случившееся.
Хэнк сел обратно за руль. Рядом с ним сидел Бродяга, стеклянными глазами пробивая лобовое окно, которое, слава Богу было целым. Сзади сидел Пол и Тоха, которые, кажется, звонили родителям, объясняя, почему от них так долго не было новостей.
Хэнк достал две сигареты, зажал их губами, затем, достав зажигалку, прикурил обе одновременно. Одну он вытащил из дрожащих губ и протянул Бродяге, который без слов взял и положил ее в такие же дрожащие и бледные губы, а вторую оставил себе и нервно сделал три глубоких затяжки.
- Хорош ныть, - сказал наконец Бродяга – дело сделано. Пересчитаем деньги и поскорее от них избавимся… Отдадим их этим засранцам и будем жить спокойно. Трогай…
В принципе так все и было – они, приехав на квартиру Бродяги и Тохи, пересчитали деньги, которых, кстати, оказалось на две тысячи больше, положили их в пакет и договорились о встрече с Гришей и его двумя громилами где-то за городом, но не все пошло так гладко как они грезили.
Хэнк еще не отдал машину своему отцу и пока его почки были еще в сохранности. На ней они и приехали в карьер на стрелку, где и договорились совершись обмен записи на деньги.

- Пол, - крикнул Хэнк – хватит дрожать!
Пол действительно очень волновался и даже спросил у Хэнка сигарету, но в ответ получит только оригами из трех пальцев.
Все были потрепаны и очень уставшие, никто даже не переодевался после ограбления. Волосы смотрели в разные стороны, на рукавах пыль, а на ботинках грязь. Не то чтобы они выглядели совсем уж ужасно, но ни один из них не отправился бы гулять в таком помятом виде нетрезвых людей.
Вдалеке показалась красная машина.
- Они… - сказал потерянно Тоха.
- Главное не бойтесь, – успокаивал Хэнк – деньги при нас, значит, все закончится быстро и без инцидентов.
Шины выплевывали песок, который мешал им быстрее крутиться в песчаном карьере, и наконец, уставши пересиливать тонны желтой грязи, остановились. Из машины вылез Гриша, с такой довольной физиономией, что если бы он не был врагом Хэнка, то Костя, наверное, подшутил бы над ним, сказав: «У тебя такая рожа, будто у тебя высосали мозг через твой маленький член», и два громилы, одетые, кстати, в пиджаки, или они были действительно наемные секьюрити или просто два алкаша, которые сказали: «Кем? Братком побыть? Круто! Только при одном условии… Я хочу солидно выглядеть».
- Деньги привезли? – скептически, голосом подлинного хозяина спросил Гриша.
- Да… - ответил Хэнк, стоящий впереди компании – Но сначала запись…
Гриша показал телефон.
- Кидай деньги в ноги.
Хэнк ухмыльнулся.
- Ты думаешь, мы идиоты?  - сказал он – Одновременно – мы деньги, вы телефон!
Гриша в открытую засмеялся.
- Вы пересмотрели «Бандитский Петербург» ребят… И да, я думаю вы идиоты. Не мне это нужно, а вам. Мы сейчас можем спокойно развернуться и уехать прямиком в полицию. Так что кидайте деньги и получив запись вашего сосунка, уебывайте! Все ясно?
Хэнк кипел. Кулаки сжимались так, что на ладонях остались следы от ногтей. Лицо краснело. Никто, даже его родной отец не заставлял его что-либо делать таким тоном. В глазах бунтовала страсть, а в сердце драка. Бродяга, поняв это, выхватил пакет из его рук и кинул их под ноги Грише.
Тот раскрыл его, посмотрел туда и произнес фразу, от которой детонатор Хэнка сработал и взорвался.
- Я смотрю, деньги-то у вас имеются, наверное мало мы запросили… Давайте так, в следующее воскресенье на этом же месте, в это же время, привезете столько же и телефон ваш.
- Ты че сука, охерел?! – закричал Хэнк, медленно подходя к Грише – Ты думаешь, мы их высрали что ли? Да я отцовскую машину разбил пока доставал эти деньги! Шел бы ты на ***! Забирай деньги и гони телефон!
Гриша тоже сделал пару шагов навстречу и когда они стояли в полуметре друг от друга, Гриша нанес свой последний, сокрушающий Хэнковское терпение, удар, своими гнусными словами:
 - Я-то пойду, но вот ты пойдешь совсем в другое место… В изолятор психов, идиотов, преступников и таких же петухов как и ты!
«Таких же петухов как и ты…». Черт, Костя обомлел… Гриша… Гриша… Григорий Громов – сводный сын Громова старшего, который достался ему вместе со своей второй женой. Дела у них не клеились, и, казалось, они ненавидели друг друга, как оно в принципе и было. Гриша даже не пришел на похороны своего отчима, но, сука, знал все его дела. Он, каждый раз подслушивал его разговор и стоял за дверью в момент ссоры Хэнка с Громовым… Так вот на кого натолкнулся Хэнк, выходя из кабинета следователя.
- Ублюдок! – прошипел Хэнк
В следующую секунду он накинулся на Гришу и начал бить его по лицу.
Хэнк, накинувшись на Гришу, хватал лежащие под ногами камни и бил врага по лицу. Да только карьер был песчаный и такие же песочные камни рассыпались в волосах и глазах Гриши, вырывая из него крик боли. Конечно, сразу же на Хэнка накинулись оба амбала и, скинув его, засадили два удара по почкам (через пару дней эти же почки, получат новый удар). Трое – Пол, Тоха и Бродяга, разбежавшись, раскидали всех руками и, запрыгнув, на двух охранников, полностью перепачкав их дешевые, но как они выдают дорогие костюмы, начали их лупить, с каждым ударом разнося их алкашеские морды.
Песок играл с ними яркими красками крови каждого борца, и разбитые носы были прекрасной акварелью для их Сальводоровского креатизма по полотну песка. Даже глаза уже слезились кровью, так как в них находилось около килограмма песка. Удар, удар… Никто как оказалось не был профессиональным боксером или рукопашником, КМСником боевого самбо, у каждого было только одно спортивное образование, и имя ему – «Подворотная школа невъебических ударов». Слава Богу, что ни одного из Гришиных помощников, как и у самого Гриши, который кстати и подворотную школу драк не окончил, не оказалось кастетов или чего хуже ножей. Каждый дрался в меру своих сил и набитых о стену кулаков.
В такие моменты даже очкарик-ботаник может надавать дюлей боксеру, и это правда. Сердце работает в бешенном ритме, но ты этого не замечаешь, ты не замечаешь прилетающего в твою очкастую морду кулака, не замечаешь то, что ты уже упал, не замечаешь что ты уже и подлетел. Ты не обращаешь внимания на то, куда бы бьешь – в пах, лицо или со всей силы бьешь по воздуху. Ты всего этого не замечаешь, мозг кипит, сердце кипит, вены, руки, да черт возьми все тело кипит и ты ничего не замечешь… Но так же ты не замечаешь и боли, и это главный победный рывок. Тебя бьют, а ты не видишь, ты просто лупишь. Куда? Да плевать куда! Профессиональный боксер привык к дракам и он не испытывает того что испытываешь ты. Он полностью сосредоточен, адреналин где-то в углу сосет леденец… Но твой адреналин кипит на максимуме, вырывая из твоих ботанских уст что-то вроде: «Сука! Сука! Тебе ****ец!». Ты не чувствуешь боли, ты не чувствуешь страха, ты не чувствуешь сосредоточенности, ты просто лупишь кулаками направо и налево, для этого и был придуман адреналин, а еще и эпинефрин, который его увеличивает.
И вот в такие моменты, когда ты думаешь только об «Ударить или бежать», твои удары приобретают такую силу и скорость, что просто при одном удачном ударе в сонную артерию, наш боксер намертво падает и издавая последние хрипы умирает… Вот вам и ботаник…
Хэнк сидел на Грише и с двух рук, по очереди, разукрашивал его личико в темную, почти черную, кровь. Трое парней взяли на себя самый трудный груз – амбалов, которые, кстати, уже потеряли былую силу и сноровку (какими бы сильными они не были, а у молодых парней с недостатком секса, сил явно больше будет… Они и быка торо завалят). Теперь силы явно переходили на сторону парней, яро убегая от педиковатого Гриши и его алкашей.
- Что сука, денег тебе мало было?! – кричал Хэнк, все еще сидя на Грише.
Костя поднял свою правую руку, чтобы вновь нанести сокрушающий удар, как вдруг раздался выстрел. Все крики резко потухли. Все остановились в шоке и недоумении, откуда бы доносился выстрел.
Через секунду раздался истерический крик боли Хэнка, все обернулись в его сторону. Хэнк сидел на Грише и смотрел на свою окровавленную руку, которая дрожала так, как будто ее трясли. Затем все посмотрели на одного из амбалов, который держал в руке пистолет, и эта его рука дрожала ничуть не меньше, чем у самого Хэнка.
- Черт! – закричал Бродяга.
Гриша, пускай им и овладевал шок и страх, скинул с себя Хэнка и, подбирая свои остатки, побежал в машину. Пока он ее заводил, а парни – Бродяга, Тоха и Пол, бежали к раненному Хэнку, оба амбала, запрыгнули в машину, опустив ее подвеску на десять сантиметров, и скрылись в неизвестном направлении.
- Хэнк! Хэнк, что с тобой?! – кричал толи Бродяга, толи Пол.
Но Хэнк не отвечал, ему было не до объяснений, хотя трудно было не догадаться, что именно его тревожит. Хэнк дышал часто, глотая воздух кубометрами и издавая звуки лошади только что пробежавшей километры. Он смотрел не отрываясь на окрашенную кровью руку и не знал что делать. Он боялся прикасаться к ней, хотя первая мысль была именно пальцами вытащить пулю, вошедшую почти в пол руки, где-то между лучевой и локтевой костями.
Что говорил Хэнк, было малопонятно, в основном из его рта вырывался мат и слюна. Бродяга и Тоха взяли друга на руки и оттащили в машину, дверь которой открывал Пол.
- Трогай! – крикнул Бродяга Полу, сидя рядом с Хэнком и пытаясь хоть как-то остановить кровь.
- Я не умею водить!
- Гони!
Стоит снова напомнить про старый добрый адреналин, ведь сейчас он просто переливал у каждого и наверное вытекал из машины, правда никто сейчас этого не видел, все были чем-то заняты. Так наш адреналин помог Полу нормально доехать до квартиры Бродяги (в больницу было ехать страшно в пулевым ранением, обязательно завели бы уголовное дело, с огнестрельным оружием, что было бы крайне опасно), самому Бродяге и Тохе он помог остановить кровотечение Хэнка, ну, а ГАИшникам незнаю уж кто помог, но в этот злополучный день на дороге парням на счастье ни один блюститель дорожного порядка не встретился. Пока Пол матерился, но давил на кушетку газа, Бродяга достал у Хэнка зажигалку и пытался подпалить его рану, что ему так и не удалось. Зато, в конце концов, порвав на себе рубашку, Бродяга туго замотал пулевое ранение и тем самым возможно снова спас жизнь своему лучшему другу.
- Тащи! Тащи быстрее! – кричал Бродяга Тохе, который накинув левую (не простреленную) руку Хэнка себе на плечо помогал ему идти подъезду в квартиру.
К этому моменту Хэнк уже отошел и как только они зашли в квартиру, он убрал свою руку с плеча друга и, забежав на кухню, взял из мини-бара бутылку водки. Затем, отказавшись от помощи друзей, начал вытаскивать и швырять на пол выдвижные полочки шкафа, и найдя в итоге среди всего мусора пассатижи, быстрыми шагами пошел в ванную комнату.
- Хэнк! – кричал Бродяга – Ты идиот! Ты не справишься один!
Пол схватил Хэнка за здоровую руку, пытаясь его остановить.
- Отпусти! – закричал тот в ответ и, выдернув свою руку из его сильного захвата, зашел в ванну.
Бродяга подошел к Хэнку.
- Даже не думай, что я тебе там калечить самого себя!
- Уйди! – кричал все еще в шоке и с сильной болью в руке Хэнк – Я справлюсь сам. Выйди!
Хэнк действительно был всегда силен духом, но что сейчас его дух мог сделать, в самом деле, не вытащит же он ему пулю из руки.
Но Бродяга, немного промешкавшись, дал Хэнку вытолкнуть самого себя из операционной.
Через минуту послышался душераздирающий крик Хэнка.
Сам Хэнк, не снимая одежды забрался в ванную и, облив рану и инструмент водкой, стерпев жжение и, перекрестившись, неправильно кстати, и собравшись с силами, вцепился зубами в какую-то мочалку и воткнул в руку пассатижи. Вот тут и издался крик… Периодически обливая рану водкой, и примерно столько же влив в себя Хэнк, кое-как, уже выплюнув мочалку изо рта, вцепился в пулю и начал тащить ее наружу.
- Я так не могу, - ходя, из стороны в сторону, бурчал Бродяга, слыша стоны друга – лучше отвести его в больницу… Лучше сесть, чем умереть!
Хэнк все тащил пулю, одной рукой упираясь в скользкие стены ванны постоянно соскальзывав на дно, перепачкав все кровью, а зубами тянул эту чертову пулю.
Крик из-за стены набирал децибелы, и, казалось, у Хэнка вот-вот лопнет голова от такой нагрузки.
- Нет! – крикнул Бродяга -  Я так не могу!
- Стой! – успел лишь сказать Пол.
Но Бродяга уже подошел в двери.
- Хэнк!
Но в ответ только крики.
- Хэнк! Если ты не пустишь меня, я вынесу дверь!
И вдруг тишина…
- Хэнк! – напугавшись резкой тишиной, закричал Бродяга.
Тоха и Пол ринулись к двери ванной комнаты.
- Хэнк! – закричал Пол.
Не  долго думая Бродяга сделал пару шагов назад и, приложив немалое усилие, выбил дверь ногой.
Увиденное повергло их в шок, о котором они долго не могли спокойно говорить…
В ванной, поперек лежал Хэнк в предобморочном состоянии. Вся ванна была в крови, все руки Хэнка были в крови, вся его одежда, лицо, бутылка водки, все было в крови. А сам алкогольный напиток был уже не прозрачный, а розовый, наверное, кровь попала туда, когда он пил. На стенках ванны были кровяные разводы и полоски от пальцев, которыми он пытался схватиться за скользкую эмаль. В общем, зрелище напоминало фильм ужасов, и у впечатлительного человека со слабым кишечником эта картина сто пудово вызвала бы рвотный рефлекс.
Но самое интересное, что при всем при этом почти отрубившийся Хэнк, улыбался. Он не мог говорить, только что-то тихо постанывал, но безмятежная и пьяная улыбка на его окровавленном лице сразу успокоила парней.
- Слава Богу… - прошептал Бродяга – Тащите бинты и всю дрянь, что найдете в аптечке. Будем лечить…

- Странно даже что Пол не потерял сознание, когда увидел кровь! – смеялся Хэнк, сидя за столом в кухне и попивая крепкий чай с друзьями.
- Ой, да пошел ты! Мы тебе вообще жизнь спасали, неблагодарная скотина!
Все четверо засмеялись.
Прошло уже пару дней. Рука перестала ныть, а когда и снова давала слабину ей помогали таблетки. Гриша больше не звонил. Оно и понятно – телефон остался у парней, недолго думая они его размозжили камнями, да еще и пулевое ранение за которое можно получить срок. Так что проблемы были решены. Оставалось только верить, что не возникнет новых посягательств на их свободу или жизнь.
         Хэнк вдруг вспомнил их с Гришей короткий разговор, и настроение тут же упало, и смех сменился на необычную, для его друзей грусть.
     - Что с тобой? – поинтересовался Бродяга.
- Гриша…
- Что «Гриша»?
- Это сын Громова… Я потом уже вспомнил, – протирая глаза, из которых сочились не слезы, а стыд, говорил Хэнк – я его видел когда вытаскивал Машку, родную дочь Громова, из дома. Гриша кидался драться на своего отчима, за что получил синяк под глазом. Маша плакала, говорила что уже не может терпеть их стычек, что ее уже тошнит от их ссор. Поэтому я не стал допытывать ее своими вопросами. Мы просто ушли.
Никто не произнес ни слова. Только Бродяга поднял кружку с чаем и сказал:
- Без алкоголя…  Давайте помянем…
Хэнк каким-то потерянный взглядом посмотрел на друга и вновь, повернувшись на свой кофе, кивнул головой и поднял бокал.
Шли недели. Рука заживала на Хэнке как на собаке, как он сам любил шутить.
Все вроде бы налаживалось. Хэнк, сидя в своей общаге, не переставал писал все недели, которые отсиживал на «подстреленном» больничном, свой роман и однажды похвалился, что пишет предпоследнюю главу. Бродяга любил и лелеял Лину, часто с ней гулял, ходил в кино, сводил на хит мультикаплиционных фильмов, на романтическую фантастику о любви роботов – Валли. Часто закрывался с ней в комнате и орал на Хэнка, который просился посмотреть на их, как он выражался, безупречный секс и даже снять его на видео для будущих поколений.
Тоха, пусть с каждым днем все меньше и меньше, но все равно исправлял свою ошибку, из-за которой пострадали все, в особенности Хэнк со своей рукой, и, пытаясь без лишних слов извиниться, носил Хэнку новые бинты и сигареты. Бродяге он помогал с организацией сюрприза в честь дня рождения Лины, а Полу… А Пол все время где-то пропадал.
На самом деле Пол занимался очень непристойной вещью. Нет, нет, он не онанировал в прилюдных местах, он гулял с чужой девушкой – Линой. Конечно, стоило бы сказать: «А какого, простите, хера, она сама с ним гуляет?», но этот вопрос не просит столь глубокого изучения как тот: «А почему он так часто к ней убегает?».
Страшно признавать то, что он в нее влюбился, и более того страшного признавать то, что он пытается ее увести.
- Когда мы встретимся с Ромой? Ты сказал, что он в парке. – без улыбки, серьезно спросила Лина слегка волнующегося Пола, а в ее глазах Вадима.
- Он скоро подойдет. Наверное, пробки… – улыбаясь такой улыбкой, какой улыбается студент на зачетке, говоря «Я обещаю, что в следующем семестре я буду знать вашу алгебру на «отлично»», ответил Пол.
- В голове у тебя пробки Вадим… Я не девочка! Я не глупышка, которую можно запросто затащить в постель! Зачем ты ко мне клеишься?
- Кто я? – засмеялся Пол – Да я даже не думал, я так просто гу…
- Вот и гуляй просто! Один! Я все понимаю, понимаю дружбу и все такое… Но ты предаешь своего друга, обманом вытаскивая меня с собой гулять.
- Алин… - теперь уже жалостливым голосом начал Пол.
- Я ничего не скажу Роме, я никогда не была такой сукой, чтобы разрушать чьи-то отношения, но и ты больше зови меня гулять.
Лина развернулась и начала уходить, но Пол схватил ее за руку.
- Лин! Ну, разве мы плохо гуляли?!
- Ты идиот? Да я думала ты хочешь со мной подружиться! Думала ты такой милый парень что пытаешься со всеми новыми знакомыми быть в тесной связи, а ты…
Пол перебил ее шокирующим.
- Я люблю тебя!
Лина стала заикаться.
- Вадим… Ты… Ты запутался… Прекрати…
Вдруг за спиной Пола послышался грубый мужской голос, явно с быдловским оттенком в предвкушении наживы.
- Че, какие проблемы? Наезжаешь на прекрасную девушку?
«прекрасную девушку»? Господи, неужели он пытается подмазаться к Лине? Даже не стоит говорить о его лице, один голос уже отобьет охотку с ним знакомиться даже у Мэри Вебстер, не говоря уже о красотке Алине. Парней оказалось двое, один страшнее другого.
- Нет. – отрезала она – Все в порядке.
Но парень не успокаивался. Второй стоял молча и улыбался.
- А я вижу, что он тебя обижает. Плохой у тебя друг.
- Я же сказала все в порядке. Никто меня не обижает.
Лина настаивала на своем, но парням не нравилось такое расположение вещей. Конечно, не нравилось: с ними нормально говорили без слов «че» и «да лана?», что тут может понравиться. Никто не бьет морду, не матерится все культурно. Даже какой-то душевный дискомфорт.
 Один из парней, тот, что и начал разговор, схватил Пола за ворот рубахи и приказал извиниться перед Линой.
- Ты охерел?! – закричал Пол, схватив парня за руку, которая натягивала ворот его рубахи - Отпустил!
Парни засмеялись. Один закурил. Лина начала хлопать хулиганов по плечам и кричать:
- Что вы делаете?! Отпустите его! Он меня не обижал!
Издалека послышался спасительный и знакомый голос Хэнка, шедшего за бинтами в аптеку.
- Что здесь происходит? – спросил Хэнк, приближаясь к ним.
- Ты кто такой? Вали отсюда, тебя никто не спрашивал!
Дойдя до них, Хэнк встал между двумя гопниками и Полом с Линой.
- Это мои друзья! Так что либо вы мне все объясняете, и мы решаем, либо уходите.
Доминирующий гопник взял у друга сигарету и, потянув его за собой, приблизился к Хэнку почти как во время поцелуя с девушкой, но как это было противно Хэнку. Какой-то прокуренный, вонючий ублюдок сунул свой нос так близко, что Хэнку приходится дышать его ароматом мочи и «Примы».
Общая неприятная картина выглядела примерно так. Парень и девушка стоят и слегка волнуются, надеясь на счастливый конец без драки и крови, а впереди стоит их защитник, к которому вплотную подошли два гопника и пытаются пробиться к задней паре.
- Свалил уебок! – грубым баритоном говорил главный гопник, затягивая сигарету и выдыхая дым на Хэнка. – Пока я тебе яйца в твой рот и рот твоего дружка не запихал.
- Я тебе эту сигарету в жопу затолкаю, если еще раз попытаешься посягнуть на мои яйца… - как обычно, не крича, а шипя сквозь зубы рычал, как волк, Хэнк.
Гопник затянулся, вытащил сигарету изо рта, выдохнул весь дым Хэнку в лицо, явно показывая свое пренебрежение и отвращение к собеседнику, и вставил сигарету обратно в свои желтые от никотина и мочи, которая скрывается под названием какого-нибудь дешевого пива, зубы.
Второй засмеялся. Хэнку было не до смеха…
Хэнк ухмыльнулся, а затем, не спеша вытащил сигарету из его рта (при том гопник бездействовал, наверное, думал:  «Что же он сделает?») и, почти как и обещал сделал то что было ему свойственно, в таком разъяренном состоянии. Он, вытащив сигарету, воткнул ее, горящим концом, в щеку второго гопника, от чего тот взвыл от боли, схватился за раненное место и отбежал в сторону.
Завязалась драка между Хэнком и гопником, а потом уже и между Полом и вторым бедолагой с пожженной щекой. Лина кричала, просила остановиться, но кто она такая, чтобы прерывать мальчишеское развлечение. Оба гопника оказались слабы, как бы упорно не показывали языком свою силу. Языком вообще мало что покажешь, только если свое сквернословие, которое тоже должно исходить из глубины души, а не как у многих из задницы. Порой для правоты не достаточно кулаков, как бы странно это не звучало, иногда нужно приправить Аля-мордобой, разными специями, такими как оскорбления, циничные и инцестичные высказываниями и люди, почувствуют то блюдо которое вы хотели им преподнести… Драка без искусного оскорбления противника, это как суп без соли… Но заметьте – акцент на «искусного»…
Хэнк швырял своего противника из стороны в сторону прибавляя для ускорения хорошенькие удары по корявому лицу.
- А ну прекратите! Живо прекратите!
Это была полиция. Точнее два толстяка в формах олицетворяющих ее.
- Хэнк! Бежим! – закричал Пол.
Это они и сделали, что было большой ошибкой.

- Какого ***?! – послышался яростный крик Бродяги из коридора его квартиры в которой в это время сидели Хэнк с Полом и замазывали свои раны.
Не трудно догадаться, почему кричал Бродяга. Ворвавшись на кухню, он схватил со стола Хэнковскую пачку сигарет, сжал ее в кулаке, смяв ее тем самым и бросил Хэнку в лицо.
- Какого ***?! – еще сильнее акцентируя свой вопрос закричал Бродяга выкидывая изо рта слюни при каждом громком слове.
Хэнк молча сидел. Подобрал свои сигареты с пола, посмотрел, сильно ли они помялись и, положив их на стол, сказал:
- Прости, мы не хотели…
- Прости!? Ты знаешь, где я был?! Я был в ментовке! Лину взяли за нарушение общественного порядка! За то что она дралась!
Хэнк хихикнул за что получил еще раз своей же пачкой по лицу.
Пол молча сидел и надеялся, что Лина не рассказала все Бродяге.
- Она мне все рассказала! – крикнул Бродяга.
Блять…
- А что я мог сделать? – так же начал кричать Хэнк – На нас напали, мы защищались! А потом к нам кинулись менты! Ты же понимаешь, что нам нельзя было им попадаться!
- Да какого хера вы вообще гуляли с моей девушкой?!
Хэнк посмотрел на Пола, тот с опущенными глазами сидел и не говорил ни слова.
- Мы – начал Хэнк – пошли за бинтами для меня. Рана зажила, а все равно немного сочит, ну и встретили Лину, остановились поболтать…
- Она сказала, вы поссорились и эти пидоры услышали крики и подошли! Чем вы ее обидели?!
- Бля, да может это она нас обидела!
- Хэнк, твою мать! – закричал Бродяга так, что даже Пол дернулся от испуга и посмотрел на него, но затем, испугавшись быть рассекреченным своим всепалящим взглядом, уперся им в пол.
- Да мы просто вспомнили неприятный момент из нашей с ней совместной жизни! – раскаивался Хэнк.
- И какой же?
Хэнк недолго мялся, но затем сказал, стесняясь содеянного:
- Мы занимались сексом…
- И…
Даже Пол повернул голову на Хэнка.
- … Накуренные…
Бродяга взялся за голову правой рукой, медленно потирая виски.
- Хэнк…  Я бы тебе уже давно сломал бы нос, не будь ты моим другом и не спаси ты мою девушку от гопников… Спасибо… Но все равно, пошел ты! Не смейте больше приближаться к Лине!
Бродяга ушел, что-то все равно бурча и, надев куртку, хлопнул дверью.
Хэнк поднял свои сигареты, повернулся корпусом к Полу и, тыча в него указательным пальцем, сказал:
- Не смей больше приближаться к Лине…
И надев куртку, последовал примеру Бродяги, покинув квартиру в сигаретном дыму.
- Ну и херня у вас твориться…
Пол испуганно повернулся к кухонному окну. Около него с кружкой чая стоял Тоха и тихо цедил свой Greenfield.
- Ты давно здесь? – спросил Пол.
- Да я вам вообще-то чай наливал…
Пол протер глаза…

До конца этого нелегкого дня Пол провел в компании новых одноразовых друзей, ну как друзей – бутылка водки, бутылка ликера, пачка сигарет. Он переплетался от лавочки к лавочке, уже не в силах стоять на ногах. Город в принципе был не против такого его состояния и даже предоставлял ему свои апартаменты: звезды, летний речной близ на набережной, где он и считал Солнца чужих галактик, людей жалеющих его, и птиц которые прилетали полакомиться крошками раскиданными им, но он городок не рассчитывал на то, что в пьяном, точнее уже отходящем от алкоголя, мозгу родиться бредовая идея идти к Лине.
Так он и сделал. Это было огромной ошибкой…
Звонок… Звонок… Стук… Крик…
Полусонная Лина открыла дверь.
- Вадим, ты… Ты что…
Пол не дал ей договорить, и достал из-за спины помятый букет цветов.
- Вадим… Ты с ума сошел?
Не сказать чтобы Пол был пьян, его алкоголь уже начал развеиваться и отпускать его, и без того неумный на подвиги, мозг, но все что делал Пол было явно не из самых трезвых намерений.
- Ничего не говори… - просил влюбленный Пол.
 Лина повернулась в поисках домашнего телефона.
- Знаешь, что… Я сейчас позвоню Роме, он тебя заберет…
Из-за спины она услышала невнятное и усталое
- Не надо Бродяге звонить…
Лина повернула голову к Полу и оборвалась на полуслове:
- Бродя…
Но видя как «уставший» Пол смотрит в линолеум порога, она махнула головой и продолжила:
- Хорошо… Я вызову такси… где этот чертов телефон…
Пол медленно (как позволяло состояние) подошел к ее спине и взял за правое плечо, Лина обернулась.
- Что ты делаешь?… Вадим…
Пол молча взял ее за руки. Затем руки быстро перебежали на плечи, а потом и ласково поглаживали щеки.
- Вадим… - шептала Лина.
Пол, смотрел ей прямо в глаза пару секунд. Молча. Ни звука. А затем как голодный кинулся ее целовать.
- Вадим! – кричала Лина, отбиваясь от его губ и рук, так сильно державших ее голову.
Она билась в конвульсиях сопротивления, а Пол все сильнее и сильнее прижимал ее к своим губам. В панике Лина с размаху, который смогла сделать, ударила Пола кулаком в нос и Пол вскрикнул.
- Ты охерел?! – закричала она.
Пол упал колени.
- Господи… Прости меня… Алина, прости… Я люблю тебя!
- Заткнись! И езжай домой! Уезжай!
Пол сидел на коленях, а Лина стояла над ним в ночничке, вся красивая и сексуальная, растрепанная, не накрашенная, злая и с телефонной трубкой в руке, которой могла и убить.
- Я ничего не скажу Роме… Только уходи, и не приближайся ко мне…
- Лина… - прошептал Пол
Лина громко хлопнула дверью перед носом Пола и его волосы колыхнулись.
- Лина! – закричал он – Лина! Я сдохну без тебя!
А Лина стояла за дверью… Все это слышала… И плакала…
Пол встал, ударил по двери и твердыми шагами вышел из подъезда. Он долго шел, не останавливая такси, не звоня друзьям. Он шел не по своей воле, его вела злость, месть, кипящая кислота в голове и в сердце.
«Убойный отдел…». Пол ворвался туда, чуть не получив дубинкой от охранника. Он быстрыми шагами подошел к столу опера и, встав, напротив него, сказал:
- Я хочу дать признание… Я знаю кто убил Громова…
Заинтересовавшись, опер пододвинулся к Полу поближе, забыв про скверный запах.
- Роман Лисов...

Евангелие 27:5

13.08.08.

- Мы благодарим вас за помощь… Мы благодарим вас за помощь… Мы благодарим вас за помощь… Пол… Пол!… Пол, твою мать!
После последней фразу Пол пришел в себя. Все утро ему не дали покоя слова опера: «Мы благодарим вас за помощь».
- Что с тобой? – спросил Тоха, подавая другу банку с рассольным коктейлем из огурцов, помидоров банки пива и сырого яйца, который ему теперь уже не особо был нужен.
Пол совершил ужаснейший поступок в своей жизни – он предал друга, тем более оклеветав его. Из-за перенесенного шока и страха признания того, что он натворил, действие алкоголя как то само улетучилось.
Пол достал из мятой пачки последнюю сигарету.
- Тох… Я совершил ошибку…
Тоха с улыбкой повернулся к человеку которого он все еще считал другом, ведь если он все узнает, дружба будет не только в хлам и кровь избита, но и прервана навсегда. Вряд ли будет полухэппи энд из фильма «Хулиганы» где Пит прощает Бровверу его предательство принесшее их друзьям смерть и горе.
- Пол, – смеялся Тоха – что за бред? Ты не смыл свою какаху в сортире?
Раздался звонок.
Дверь всегда была открыта, а сегодня Пол закрыл ее, чтобы не вошел тот, кого он больше всего боялся.
Но это был именно он.
- Кто закрыл дверь? – ворчал Тоха, дернувшись к выходу из кухни.
- Стой! – схватил его за руку Пол – Не открывай!
Теперь Тоха опешил.
- С тобой все хорошо, Пол? Ты ведешь себя как псих… - И, втянув в ноздри воздух, делая вид что хочет уловить какие-то запахи, добавил – Ты еще выпил что ли?
И снова дернулся открывать дверь. Пол от волнения прикусил указательный палец сжатого кулака.
В коридоре раздался громовой крик Хэнка, готовый разнести все в пух и прах.
- Твою мать! Суки ****ые! Убью! ****и!
Затем раздался голос Тохи, который пытался, наверное, схватить его руки и успокоить, что было крайне нелегко.
- Да ты чего?! Хэнк, что случилось?!
Но Хэнк не унимался и, ворвавшись в кухню, ударил по столу так что с него слетели обе кружки с чаем – Тохи и Пола.
- Суки! Пироды! Я клянусь, разобью морду этого упыря, вдребезги и я не шучу! Хоть он будет самим  Тайсоном!
Пол вспотел от страха и волнения.
- Да твою мать, Хэнк! Что случилось? – все спрашивал Тоха.
И тут Хэнк выдавил все на одном дыхании, даже одним выдохом:
- Бродягу забрали в КПЗ, а сейчас он уже в тюрьме!
Тоха упал на стул. А Пол взял книгу и прикрыл стыдливые глаза.
Бродягу забрали на следующее же утро, после доноса, когда он был в клубе один, после небольшой ссоры с Линой.
Свой единственный звонок он потратил на Хэнка и тот, на огромное счастье, сразу взял трубку.
- Черт, – шепотом протянул Тоха – что делать-то?
- Гнобить суку! – закричал Хэнк, набрав из крана холодной воды.
- Заткнись Хэнк! Затрахал пороть горячку!
Пол не говорил ни слова, он, упершись тупым взглядом, смотрел в книгу.
Хэнк переключился на него.
- Ты действительно думаешь, что сейчас самое время читать книгу?!
Пол понял, что претензия именно в его адрес и посмотрев из под бровей сказал тихо:
- Я… Я… Я незнаю что делать… Я в растерянности…
Потеряв надежду в друзьях, Хэнк сказал:
- Я Богом клянусь, что найду и убью эту гниду! Клянусь!
И вышел из квартиры, громко хлопнув дверью.
Пол прижал книгу к лицу и застонал, затем громко хлопнув ей перед своим носом, закричал:
- Черт! Черт, черт, черт!!!
Тоха воспринял этот его призыв сатаны, как ответную реакцию на ужасную новость, но он не знал самого ужасного, того, что Пола просто разрывало между «признаться» и «молчать в тряпочку», что было крайне тяжело…

Хэнк сидел в тюрьме у огромного стекла и ждал пока к нему подойдет его друг.
В дверь вошел Бродяга в наручниках. Совершенно непривычное зрелище, глаза отказываются верить и ты думаешь что это сон, но когда он поднимает телефонную трубку и говорит хриплым голосом: «Привет», ты осознаешь, что это самое настоящее дерьмо…
Хэнк прислонил руку к стеклу и плевать как это выглядело -  по-гейски или по-бабски, главное что для них это выглядело по-дружески.
- Чувак! Я найду эту гниду! Я тебе обещаю!
- Успокойся, – спокойным голосом говорил Бродяга – ты в таком состоянии что…
- Что могу его убить!
Охранник сделал предупреждение о том, что о таком нельзя говорить.
- Дружище, - прошептал Хэнк – я тебе обещаю, я найду того, кто тебя оклеветал.
Где-то слева громко заревела мать, так же общаясь со своим сыном. Ее пронзительный вопль так громко расходится по залу переговоров что слегка даже отдавало в ушах. Сын что-то говорил, скорее всего, что-то вроде: «Мама, мама успокойся! Я выйду! Ты за детьми моими следи и поцелуй их за меня! Прошу!».
У Бродяги навернусь слезы. Вот так сидишь и спокойно говоришь, что в порядке, а глаза выдают и пытаются закричать: «Не верь ему! Он врет!». Глаза – зеркало души и глаза Бродяги были настолько печальны и черны, что и без лишних слов было понятно, что он держится как может, а душа все равно готова взорваться и забрызгать всех кровью.
Бродяга ударил по столу и закричал в трубку:
- Черт, Хэнк! Я боюсь! Я не хочу тут гнить!
- Время! – крикнул охранник.
- Ром! – крикнул Бродяга в уже отобранную охранником у Бродяги телефонную трубку – Все будет хорошо! Я тебя вытащу!
На бродягу надели наручники и он не сводил мокрых глаз с лучшего друга.
- ****ь! – крикнул Хэнк, так, что даже будучи рыдавшая мать обернулась на его крик.
Посмотрев на людей и охранников, он нервно спросил:
- Ну что?!
И закурив, вышел на улицу.

Он пришел в общагу, Пола не было. В ближайшее время его вообще почти не будет рядом.
- Ты давно не убирался… – нашел к чему придраться его сосед по комнате, надоедливый и ничего непонимающий с первого раза Толя.
Хэнк одним видом заставил своего соседа взглотнуть слюну и заткнуться, но для пущей уверенности Хэнк сказал:
- Ты идиот? У меня посадили друга, я незнаю, какая падла его оклеветала. Друзья в панике, я в панике, что делать, черт его знает. Я откладываю деньги на ремонт батиной машины, которую я поцарапал. Я уже несколько недель не трахался. И ты правда думаешь что мне сейчас до твоей сраной уборки?!
Толя нагнулся и молча продолжил вытирать пыль из под кровати.
Хэнк в илу своей доброты сказал:
- Я не прошу тебя убираться на нашей с Полом территории…
Сказав это, Хэнк направился к друзьям решать вопрос о Бродяге.
Ну как к друзьям, к другу, Пола не было ни дома, ни в общаге, он пропал, что крайне бесило Хэнка.
Хэнк курил и не знал что делать, предлагая совсем глупые идеи такие как снова пойти на преступление, ограбив банк и деньги отдать начальнику тюрьмы, до того чтобы похитить Бродягу из казенного дома, куда его отправили так и не доказав его вину.
В это время Бродягу снова вызвали на свидание.
За стеклом сидел его отец. Бродяга увидев его тут же развернулся, но охранник схватил его за руку и усадил за стул. Отец снял трубку. Бродяга не снимал, проедая родного отца буравящим взглядом. Вновь положение спас большеголовый, но не от ума, а от большого черепа, которым можно проломить стену, охранник и сняв трубку, сунул ее Бродяге в руку, сказав что-то грубое и ударив его взглядом по лицу.
- Ром, - начал отец – Ром, не молчи… Бродяга…
Вот тут Бродяга сорвался.
- Не смей меня так называть! Это прозвище только для моих друзей! И ничто, даже то что я в тюрьме не примерит нас!
- Не будь таким упертым бараном Ром! Я верю тебе, верю что ты этого не делал.
- Не веришь, ты хочешь в это не верить. Ты пришел поддержать меня? Не получится… Здесь еще не было мамы. Хочешь сделать что-то хорошее, не пускай ее сюда… Я не хочу видеть ее слезы.
Позже мать все равно пришла к нему и очень долго ревела в присутствии других матерей и громил-охранников.
Бродяга повесил трубку и встал из-за стола, но проходу не давай толстолоб с опухшей нижней губой от минувшего когда-то рака губ. Горе отец сто пудово знал что сын не захочет с ним общаться и дал взятку булыжнику с глазами чтобы тот не давал ему уйти, пока тот не закончит.
Бродяга, показав охраннику ярко выраженное презрение, медленно повернулся и спустился на твердый стул.
- Пойми, им не важно, виновен ты или нет. Они думали что уже не найдут убийцу Громова, а тут ты… Тебя по любому посадят… Но я дам тебе хорошего адвоката. Я тебе его найму.
- Засунь своего адвоката себе в задницу!
- Заткнись! Я твой отец! – сорвался он, услышав такие грубые слова от своего сына -  И мне плевать что ты скажешь, я все равно найду деньги чтобы тебя вытащить!
Бродяга пододвинулся поближе к стеклу, что было только формальностью, и прошептал ему в трубку:
- Я откажусь от него и не буду с ним работать. Я буду его оскорблять, унижать, я буду плевать ему в лицо, но заставлю его уйти. Я найму себе государственного адвоката и буду выбивать свою свободу… А деньги лучше прибереги для своего второго сына…
Его отец приоткрыл рот от удивления и легкого шока, того что его сын тоже в опасности попасть в тюрьму.
- О чем ты говоришь? Причем тут Антон?
Бродяга встал из-за стола и охранник ничего не мог сделать, так как время уже действительно прижимало и вот-вот закончится.
Отец кричал ему вслед:
- Что с Антоном? Почему он? Это он сделал?!
Но Бродяга уже не слышал.

Темный переулок. Такси стоит и боится наплывающих проблем. А чего еще можно ждать, когда парень уходит за угол и стоит там с другим парнем и о чем-то с ним говорит. Явно не о выходе нового мюзикла в главной роли со Скарлетт Йоханссон или о том, что ему выдала его девушка, будучи под герычем, который он скорее всего и продает своему «другу».
Но мысли не в правильное русло. Один парень был Хэнк, а другой Заклятый. Заклятый? Да именно такое прозвище получил этот бывший зек в колонии строгого режима, куда посадили Бродягу.
- Тридцать… - говорит Заклятый, шепотом…
- Тридцать?! – кричит Хэнк – Тридцать косых?
- Тише! – тоже крикнул его «друг».
Хэнк посмотрел по сторонам и прошептал.
- Что так много-то? У меня стипендия две тысячи…
- Десятку я беру себе, – объясняет Заклятый, снова шепотом – а двадцать раздаю четырем паханам, которые обеспечат ему безопасность… Я даю зуб.
Хэнк посмотрел на его желтые зубы, которых и так уже почти не было.
- Что там отдавать-то?
- Не остри, - грозит пальцем Заклятый.
- А пять тысяч немало будет? – прищурив глаза, спросил неуверенно Хэнк.
- Поверь, я знаю настоящую цену деньгам в тюрьме… Пять тысяч для них большие средства.
Хэнк достал сигарету и предложил партнеру, это слово больше подходит, но тот отказался.
- Бросаешь? – спроси Хэнк.
- Да… Врач сказал, копыта откину, если продолжу курить.
«Копыта откину», еще секунду назад этот некогда зек, говорил: «Большие средства», а теперь сова включил мой быдло режим и переходит на зековский лексикон, откидывая не только себе копыта, но и Хэнку, чей, пропитанный культурной и художественной речью, мозг не может выдержать такого резкого нападка тупой речи.
- Ну, круто…  - сделав первую затяжку, Хэнк продолжил – Я раздобуду денег, а ты пообещай мне безопасность друга.
- Ты не умничай малец… Я свое слово держу.
Хэнк пожал ему руку и, оглядывая по сторонам, быстрым шагом направился в машину, поправив ворот ветровки, быстро докуривая свою сигарету и, ни разу не оглянувшись, он сел и сказал водителю отвезти его домой.
Хэнк старался сделать все для того чтобы хоть как-то облегчить тюремную жизнь своего лучшего друга настолько, насколько это возможно, до того как его освободят… Если это произойдет.
Никто не хотел в это верить. Ну как можно посадить человека, если против него нет никаких улик. Ни отпечатков, ни крови у него на рукавах, коленях… Ничего, за исключением одного – денег у него оже нет, а значит полиция нашла убийцу и сделает все для того, чтобы это доказать.
А что дальше? А если посадят? Даже думать страшно. Лет десять не меньше. А что с ним там сделают. Он же Хэнку как родной брат. У вас есть брат? Знаете каково это? А Хэнк начинает понимать, что так оно и будет, хоть и не хочет сдаваться ужасным и отравляющим разум мыслям, но вирус распространяется быстро, особенно когда Бродяга сообщил другу плохую новость.
- Суд через две недели, - говорил Бродяга любимому другу в трубку – а адвокат говорит, что вроде бы и нет на меня улик, но эти суки, это я от себя, найдут что угодно.
И самое страшное, что он сказал:
- Мне сказали что судья был хорошим знакомым Громова и с радостью засадит того кто его убил…
Затем Бродяга пододвинулся к стеклу поближе, что снова было лишь формальностью, и прошептал:
- Хэнк я боюсь, я боюсь здесь сгнить… Но ты ведь знаешь что не убивал его… Хэнк, брат, что делать?
Глаза Бродяги стали таять и этот блеск увидел Хэнк.
- Все будет хорошо, верь мне, я тебя вытащу отсюда, обещаю…
- Не обещай… Я боюсь не исполнишь…
Хэнк поджал губы.

Недели пошли нереально суетные. Хэнка чуть не выгнали из университета, лишили его стипендии и всех привилегий лучшего студента кафедры журналистики. А все из-за его острого языка вечно жаждущего кровавой правды колющей глаза и соли что так и сыпется на кровоточащие раны конвульсивных правительственных сил, которые он пытается выставить в самом плохом свете, давя своей циничностью и эгоизмом на то, на что другие закрывают свои глаза и уши. Он не пытается их задушить, он пытается раскрыть и показать людям их конвульсии и агонии, когда народ раскрывает рот. Бунтарь живет в каждом из нас.
Его статья называлась так «Грязь на руках мэра».
«Последнее время мне все чаще стало казаться, что нашему мэру недостаточно его честно заработанных, трудом и кровью его вечно черствых рук, денег, и он подрабатывает по ночам в ЖКО, прочищая канализационные трубы честный и законопослушных граждан, ибо его руки все чаще показываются людям в каком-то дерьме. Н их обнимает ими, пожимает ими, гладит ими. Люди чуют запах, но из-за понимания того какие они пешки по сравнению с королем, они молчат так как не хотят быть казненными, не хотят чтобы их головы были нанизаны на пики и безмолвно говорили: «Еще одно слово поперек системы и вы будете одаривать меня своей улыбкой рядом, на окрашенной вашей же кровью пикой».
Город тухнет. Он начинает напоминать вымышленный город Готем со всеми его продажными полицейскими, судьями и прокурорами. А скоро, уверяю вас скоро, начнет походить на Вавилон или Помпею. Вы чуете? Нет, я не про руки мэра, я про гарь и дым, город уже тлеет. Тихо, никому не говоря, никому даже не намекнув, просто тлеет, а скоро загорится зеленым пламенем, тем пламенем, что горят деньги, потому что судя по деньгам которые мы сдаем на дороги, в асфальт вкатывают именно эти красные купюры.
И никто не хочет говорить, что наш город плох, никто не говорит что плох наш мэр, просто если не двигаться или неправильно двигать свои порывы в направлении Гнея Магна то и наши окаменелые трупы будут искать археологи под рвотой неудержимо могущественного Везувия… А кто хочет этого? Ваши дети? Ваши внуки? Что достанется им? Когда они спросят вас «Что ты сделал чтобы спасти наш город?», что вы скажете? Задумайтесь…
Никто не хочет видеть руины и кипевшую на них кровь. Если это вообще кровь…»
 - Ты уже в край охуел Вишневский!
Все, кто был в небольшом кабинете над названием «Деканат», обернулись.
Вот уж чего не ожидал Хэнк от декана его факультета… Что угодно, только не такой благой мат из уст, которые вначале учебы задавали ему кредо: «В твоих статьях не должно быть не цезуры! Увижу - лишу стипендии, а если отдашь в редакцию – выгоню из универа!»
- Но Петр Владимирович! Ни слова матом! – оправдывался Хэнк.
- Ха-ха, почти рассмешил. Ты идиот что ли? Ты думаешь, о ком пишешь такое?!
Перт Владимирович подозвал Хэнка указательным пальцем и, когда тот пододвинулся, схватив его за ворот рубахи обеими руками и, подтянув к себе, так что тот чуть не лег на стол, шепотом прорычал:
- Я знаю, что тебя вообще ничего не волнует. Тебя не волнует твоя учеба, твоя карьера, но я не собираюсь ставить крест на своей карьере. Если это увидит мэр, в какой-нибудь газете, меня уволят за такое воспитание студентов. Ты меня понял?! Вишневский!?
Хэнк взглотнул.
- Петр Владимирович, вы плюетесь…
Декан отпустил студента.
- Свободен!
Хэнк вышел из кабинета.
Тоха сам ничего не делал. Он в основном выполнял поручения Хэнка в вытаскивании Бродяги из тюрьмы. Подворовывал деньги у отца и покупал вкусную еду другу в тюрьму. Правда, получив от него письмо о том, что местная баланда больше похожа на объедки свиней, а ту еду, что посылает ему Тоха, отбирает пахан и съедает в компании охеревших и не раз уже траханных сокамерников, посылать перестал. Так что лучше посылать обычные печенья и сигареты, так как они здесь главная волюта, курс которой неуклонно растет и, поверьте, становиться ничуть не меньше евро по другую сторону решетки.
Правда стало тяжелее воровать у своего родителя купюры после того как он переселился в снятый им на неделю отельный номер. Он сильно поругался со своей женой - матерью Тохи, и со своей бывшей – матерью Бродяги, из-за того что отказался предоставлять своему сыну хорошего платного адвоката и, оставив его на растерзание бюджетного государственного судебного защитника, у которого было около четырех судебных процессий, три из которых он проиграл, а четвертое оправдал сам прокурор, отрекся от дела Бродяги, пахнущего строгачом.
На самом деле виноват был Бродяга, который как мог, отказывался идти на встречу с отцом и, наконец, достав его окончательно своими гневными и изъявительными криками и обзывательствами, добился того, что его единственны кошелек плюнул на пол, огрызнулся на крик уборщицы, которой потом вытирать его харчу, и громко хлопнув дверью ушел…
Хэнк долго кричал на друга из-за того что тот отказался от помощи отца, каким бы он ни был плохим.
У Хэнка сдавали нервы. В свои девятнадцать он стал часто пить из-за проблемы с другом, и эта самая проблема решалась с каждым глотком все тяжелее и тяжелее. Еще и Пол вечно пропадал… То его находили пьяным в баре, то накуренным на лавочке, то в компании неизвестных парней, которые не то что его не помнили, они и себя толком незнали. Хэнк часто ругался на него из-за того что тот не принимает никаких усилий в помощи Бродяге. Но при одном лишь его прозвище Пола бросало в дрожь, лицо краснело, а слезы текли сами собой.
- Я понимаю тебя, – говорил Хэнк плачущему Полу – но мы не должны так раскисать… Ты представь, что было если бы ты попал вместо него? Да он бы жилы рвал, и свои и чужие, только чтобы вытащить тебя из вонючей камеры. А если мы раскиснем, кто сделает для него тоже самое?
При этих словах Пол кинулся к другу и обняв его зарыдал как дитя.
- Ну что ты? Дружище… - успокаивал Хэнк.
«Дружище» имеет ли право Пол носить такое звание? После того что он сделал он и сам с собой совладать не может и уже пару раз в тайне от всех пытался покончить с собой, но подойдя к краю крыши, пугался и уходил в тень, снова не с кем не общаясь.
- Бродяга не виноват… - всхлипывал Пол на плече друга.
- Я знаю… Знаю…
- Виноват я! Я виноват! – кричал он.
Хэнк сильнее прижал друга, не понимая, что на самом деле имеет в виду Пол. Если бы узнал – задушил бы, наверное.
Потом уже Тоха увидел сидящего в углу Хэнка, вытирающего одинокую слезу и шепчущего самому себе под нос:
- Господи за что? Прости меня… Я идиот, но он то всегда был отличным парнем… Помоги…

- Лисов, к тебе пришли! – раздался грубый голос охранника камер.
- Я не пойду, я сказал, что не хочу его видеть!
Охранник добавил:
- Ее… К тебе пришла какая-то девушка.
Бродяга вскочил прошептав:
- Лина…
Он не ошибся, за стеклом стояла именно Лина. Она ни разу не приходила к нему на свидание за все время его заключения, но благодаря Хэнку, Бродяга знал, что с ней все в порядке.
Увидев ее, Бродяга бросился к ней, прижался к стеклу и, схватив трубку, закричал:
- Лина, Солнышко, это я не я! Клянусь, я его не убивал! Лина!
Сейчас он гладит стекло, будто бы оно было щекой его возлюбленной, а через секунду, видя слезы текущие по трубке и слыша дикие всхлипы, начинает лупить в бронебойную прозрачную стену, будто на милю ограждающую его от Лины, игнорируя крики охранников.
Бродягу усадили. Лина на все это безумие смотрела молча, не издав ни звука. Стояла и только рыдала, посыла в трубку вздохи, всхлипы и тяжелое дыхание. Потом и она медленно опустилась на стул.
- Алин, Солнышко, прошу, пойми и поверь мне… Я его не убивал, меня подставили…
Лина, дрожа, вздохнула.
- Это уже не важно Ром… Прости меня…
Бродяга онемел от шока.
- Что? – шептал он – Нет… Нет! Черт! Меня оклеветали, бросили гнить сюда, а ты меня бросаешь?!
Бродяга снова встал и припал к стеклу как резко, что испугал Лину.
- Прошу тебя Солнышко, не делай этого. Ты одна кто держит меня. – и закричал – Я только ради тебя держусь!
Минутная пауза, и тут Лина бросается к стеклу, Бродяга делает тоже самое, они прижимают ладони, пускай и через стекло, и клянутся, что не бросят друг друга в беде… Бедный Бродяга, если он мечтал в этот момент о таком финале, ведь Лина, через минуту раздумья, повесила трубку и закрыла лицо руками. На этот раз он не слышал ни всхлипов, ни вздохов, ничего, но все это было, просто скрывалось, нагло и бессовестно, за толстым стеклом, не давая понять Бродяге, чего ожидать от своей девушки.
Но Лина встала. Бродяга начал крутить головой мол «Нет, не делай этого!», не веря своим глазам.
- Это предательство! – закричал Бродяга и вскочил.
- Время! – закричал охранник и двинулся к Бродяге.
- Прости! – закричала Лина и направилась к двери.
- Нет! – кричал Бродяга стеклу.
Лина его уже не слышала. Наверное, потому они и ускорила шаг к двери, чтобы не только не слышать, но и случайно не увидеть его обремененное шоком, ужасом и разочарованием лицо, которое каждой своей частицей просит ее не уходить.
- Нет! – истерически кричал Бродяга, лупив в стекло со всей силой.
Время будто бы остановилось, явно не на руку Бродяге, потому что каждую секунду его сердце было под риском быть разорванным, своей же разыгравшейся от такого разочарования аритмией.
- Лина! Не уходи! Черт!
Стекло дрожало, пугая всех, кто был в зале переговоров. Охранники бросились на Бродягу, пытаясь его скрутить, но тот не давался и, закричав: «Отвалите!» ударил одного из охранников по лицу, за что получил ударов пять в нос и по голове.
Уже даже лежа на полу, под натиском стокилограммовой гориллы в серой куртке, он продолжал кричать:
- Лина! Нет!
Он ревел. Что было крайне редко. Он ревел как ребенок. Истерически сквозь слезы разгрызая воздух одним и тем же именем. И только один раз он закричал:
- Мама!
Но мама его не слышит, его не слышит уже никто. Его лицо разбито в кровь.

- Где Пол? – надевая куртку, спрашивал у Тохи Хэнк.
- Да мне, откуда знать? – что-то ища на кухне, отвечал впопыхах Антон – Небось, опять бухает сука, ни разу не был у Бродяги, даже друга не навестил. А ты что? Где твои корни воспитателя? Где тот Хэнк, что так любит промывать людям мозги криками и трясками?
- Блять, да мне щас до него в последнюю очередь! – проверяя наличие сигарет, кричал Хэнк другу так, чтобы докричаться до его ушей, которые были в соседней комнате – Без обид, конечно, но у него в семье все в порядке, все живы, чего он так убивается я не пойму. Может с девкой не получилось – не встал, может еще что, но у меня есть дела поважнее… Уже через неделю суд, а у нас нет ничего в помощь Бродяге… И я, мать его, незнаю что делать!
Раздался звонок Хэнковского телефона. Не успел он ответить, как сразу начал кричать.
- Что?! Что тебе надо?!... Ты дура?!... Да мне плевать что ты изменилась!
Немного подержав у уха трубку, наверное, выслушивая, что говорит ему телефон, он нажал «Сбросить».
- Кто? – уже обуваясь, спросил Тоха.
Хэнк был немного ошеломлен и, таким же помутненным от неожиданности, голосом ответил:
- Оля… Черт бы ее побрал… Просила прощения, звала к себе…
От ее имени даже Тохе стало не по себе, вспоминая все проблемы, что их связывали крепкими, невидимыми нитями на всю жизнь.
- Пора! – скомандовал Тоха, и Хэнк открыл дверь.
На пороге стоял Пол уже готовый позвонить.
- Царь пожаловал! – прилетело циническое Хэнка.
- Вы к Бродяге? – таким уставшим и охрипшим голосом спросил Пол, будто он уже и не студент факультета информационных технологий, а пропитый БОМЖ, только еще неплохо одетый и не воняющий мочой, аммиаком и растворимой лапшой.
- Да и ты едешь с нами! – пронзил друга громовой голос Хэнка.
- Я… Я – начал заикаться Пол.
- Заткнись! – уставив в него указательный палец – Не говори ничего, пока не сказал какую-нибудь глупость! Ты не был у Бродяги ни разу… И мне если честно сейчас наплевать почему. Потом я возможно тебя достану с этими вопросами, но сейчас мне плевать, просто навести друга… - и, опустив взгляд в пол, стараясь как можно хладнокровнее сказал – Пока его не посадили…
Пол не мог ничего возразить. Друг, другом, а получить в глаз он мог.
В комнате переговоров Пол вел себя крайне не естественно. Он сел в самый край, докуда даже вряд ли дотянулась бы трубка телефона, отводил взгляд от друзей, а когда вышел Бродяга, вовсе пустил слезу. Нет, серьезно, он покраснел и стал вытирать опухшие глаза и нос. Он старался как можно меньше даже смотреть на Бродягу, что крайне расстраивало его. Но уже после, когда Хэнк вывел Пола на улицу и оставил ему пачку сигарет, Бродяге объяснили, что Пол, по непонятным кому-либо причинам, больше всех страдает от одной лишь мысли, что его друг в тюрьме, неприспособленный, не прибитый (в смысле не умеющий как следует драться), да и вообще добрый, не вровень остальным упитым мужланам.
- Черт… - говорил Бродяга.
Телефон как назло был настолько дерьмовым, что даже голос передавал не истинный, а немного искаженный, поэтому становилось немного не по себе. Парни уже больше месяца не слышали настоящий голос друга. Наслаждались только тем, который им предоставлял убоги телефон.
- Черт… - повторял он. – Даже я так не волнуюсь что ли?
Хэнк улыбнулся.
- Ну, а как ты думал дружище? У тебя только самые верные друзья!
Бродяга натянул улыбку. Иногда натягивают лживую улыбку, хотя за ней кроется самая противная и омерзительная ложь. Хочется сказать человеку: «Как ты меня заебал! Уберись с моих глаз!». А на лице Бродяге все было именно наоборот. Он хотел сдержать добрую улыбку, и оставить прежнее, серьезное хладнокровное лицо, мол, я мужик и мне ничего не страшно, я все выдержу. Но с душой не поспоришь. Улыбка сама вырвалась и показалась Хэнку и Тохе.
- Не волнуйся брат, все будешь хорошо. – сказал кто-то из друзей по свободную от тюрьмы, сторону стекла.
Бродяга прикоснулся к стеклу, широко расставив пальцы. Хэнк встал и приложил свою ладонь к стеклу, симулируя прикосновение к настоящей теплой ладони. За ним последовал и Тоха.
Пусть трубка была повешена, но Хэнк все равно сказал в полный голос:
- Мы тебя не бросим…
Бродяга явно понял, что сказал друг по движению губ и кивнул.
Хэнк сжал ту руку, которой прикасался к стеклу в кулак, и слегка ударил в него. Улыбка с лица Бродяги спала, теперь он понимал, что должен держаться до конца, чего бы это не стоило. Друзья в него верят…
Вас когда-нибудь лапал стокилограммовый мужик вооруженный холодным и огнестрельным оружием? Нет? А вот Бродягу такие мужики каждый раз проверяют на наличие посторонних предметов, до переговоров и после.
И вот сейчас, пока Хэнк и Бродяга, смотрят друг другу в глаза, а того кто по ту сторону стекла, связывают наручниками, у Бродяги неприятная дрожь в теле, у Хэнка в душе зуб, а в кулаках желание разбить вдребезги нос, этому нетесаному охраннику, чтобы тот не трогал лучшего друга. Но порядок, есть порядок. Один раз Бродяга уже пошел против правил и за это неделю ходил и сиял своим глазом, освещая книгу, темной ночью в камере.
Выйдя, парни не сразу заметили курящего Пола, он стоял в сторонке и сам подошел к ним.
- Ты сколько выкурил? – спросил Хэнк.
- Три…
- Идиот. Отдавай пачку.
Пол протянул полупустую пачку сигарет и отправился вслед за друзьями тихо, молча, шагая, как в принципе шел каждый из них.

В доме Лисовых раздался звонок. Трубку взяла мать Бродяги - Анастасия Игоревна.
- Да… Да, конечно узнала Костик… Нет, я у него не была… Да это правда… Спасибо. И спасибо что не бросаете его…
На другом конце провода был Хэнк.
- Анастасия Игоревна, ну как мы можем его бросить? Он нам очень дорог… Не переживайте, его оправдают…
И положив трубку, сказал Тохе и Полу:
- Это правда… Завтра суд…
Те опустили головы. Пол встал и ушел в другую комнату.
Тем временем в доме Лисовых, Анастасия Григорьевна повесила трубку.
- Надо было послать его! – раздался грубый голос отца Бродяги.
- Что? Почему? – удивилась мать.
Сергей Павлович, так звали его отца. Он подошел и показал пальцем на трубку телефона.
- Да по тому что именно этот мудак довел его до убийства!
- Сереж! Какого черта?! Рома никого не убивал!
Тут Сергей понял, что сказал дикую глупость, расстраивающую мать единственного ребенка в семье, который вот-вот окажется под замком и решеткой тюрьмы, в которую лишь три посещения в год.
Он подошел, обнял ее и попросил прощения.
- Прости, конечно же, не убивал, просто меня это тоже очень беспокоит…
Анастасия Григорьевна оттолкнула его и закричала:
- Тогда какого черта ты отказался выплачивать ему адвоката?!
- Он его не захотел, а парню уже двадцатник стукнул, его законный выбор, я бы ничего не решил!
Мать Бродяги снова заплакала, и Сергей Павлович прижал ее к своей груди.
- Посмотри на меня, – прошептал он – посмотри…
Она подняла голову и посмотрела в глаза своему бывшему мужу.
- Пошли… - все шептал он.
И вдруг они начали целоваться. Вот так после стольких лет разлуки они снова целуются как раньше, а может даже с большей и более активной страстью. Но на самом деле это произошло не только что. Настя уже давно любовница Сергея, примерно с того дня как схватили Бродягу. Он пришел ее успокаивать и они не удержались, снова занялись сексом как шесть лет назад, а может даже с большей и более активной страстью. На самом деле – да, страсти действительно стало больше. Наверное, из-за того что запретный плод всегда сладок или из-за долгой разлуки в сексуальном плане, возможно из-за того что Анастасии нужна была поддержка близкого. Как ребенку, который заболел  и мама гладит его грудь своими нежными родными руками, так и уже тридцатилетнему отцу двоих детей, необходимо чтобы уже пожилая мама провела своей, теперь уже шершавой рукой, по его волосатой груди. Понимаете, какого это?
Ирония судьбы. Сначала Сергей был женат на Насте и бегал от нее к любовнице, ища новые приключения на свою задницу и член, ища потухшую страсть, а теперь он женат на своей бывшей любовнице и из своей когда-то любимой жены сделал чучело новой любовной игрушки… Хотя кто мы чтобы судить, может быть он и в правду вновь влюбился в ту что любил… Вот так любовница стала женой, а жена – любовницей.
Они, целуясь и раздеваясь, пошли в спальню использовать новую найденную, обоими страсть.

Не стоит долго тянуть.
Настал день суда. Пришли все трое друзей Бродяги и его родители. Посторонние люди собирались медленно, что жутко бесило и оттягивало и без того тяжелое бремя все дальше и дальше. Каким бы ни был вердикт, каждый хочет узнать его как можно быстрее.
Казалось бы, Лина не придет, но она была, причем пришла одна из самых первых, правда ее никто не увидел, она села в самом дальнем углу, только чтобы слышать, видеть своего возлюбленного она явно не хотела.
- Всем встать, суд идет!
Анастасия Григорьевна постоянно протирает нос платком, а Сергей, держась за руку со своей настоящей женой, нежно прижимает бывшую к груди.
Бродяга за решеткой, старался не смотреть ни на кого, дабы не проронить слез, которые уже, подобно поту щипали глаза, и прорывались наружу… Черт, потекли, и их видят… Мать, отец, друзья, девушка пусть он ее и не видит, его слезы видят все, а что дальше? Он заревет, а когда огласят приговор и вовсе упадет на колени, и попросит прощения, за то чего даже не делал? Кинется к матери и закричит: «Мамочка! Я не хочу в тюрьму!», а когда на него наденут браслеты дружбы заключенных, он завопит: «Хочу к маме!»?
Нет! Не будет такого! Бродяга быстро вытер глаза и, шмыгнув один раз носом, снова принял гордое положение тела, холодным взглядом смотря то на судью, то на пол, и лишь изредка улыбаясь Хэнку, давая понять другу что он спокоен.
Суд тянулся долго. И честно говоря, никто не ожидал, что бесплатный адвокат предоставленный «преступнику» государством, будет так усердно защищать своего подопечного. Он кричал, ходил по залу, и если честно, зря, он вывел судью своей чрезмерной импульсивностью.
Прокурор был краток и не говорил никаких заумных вещей, мол: «Наш мир, и без того полон всевозможной дрянью, своей добротой мы будем плодить преступность. Безнаказанность для преступника как овация для актера! Наш долг усмирять разбушевавшихся безбожников, ибо так мы спасем мир! И не стоит смотреть на его положительное прошлое и возраст, преступность не имеет ограничений ни по возрасту, ни по положению, даже мертвого преступника стоит так опозорить, чтобы его имя, подобно имени Иуды стало названием для павших людей».
Нет, он лишь говорил:
- Тут все ясно! По программе анонимной защиты свидетелей, мы не скажем имени того, донес нам о виновнике страшной трагедии. Но в деле указаны все данные, и… И из них видно что подсудимый виновен…
Какие данные? Что из них видно? Ничего этого не оглашалось по этой гребанной анонимной защите свидетелей!
И вот самое страшное что пришлось услышать Бродяге… Нет это не приговор, даже его было не так страшно внимать как ожидать этого приговора.
- Суд удаляется для постановления решения! – громко сказал судья.
- Всем встать! - громко приказал секретарь.
Он был пидаром – по всему видно. Ровно уложенные волосы, слишком ровно для мужчины, ни единого волоска на щеках. Ногти. Они были выточены, бархатистые руки, рядом корзинка влажных салфеток. А запах, да от него так несло паленным Локостом, что судья несколько раз, якобы от жары, отмахивался от его зловонья веером, что, кстати, тоже не самый мужественный поступок. И, конечно же, голос. Этот его пафосный оттенок, его женственно командный голос… Вот интересно со своим половым партнером он актив или пассив?
Когда все встали, Хэнк прошептал:
- Нахуй…
… Все в тревожном ожидании… А знаете что там делает судья? Вы думаете, он усердно думает над тем посадить засранца или нет? Ха, он заходит в свой кабинет, а по пути говорит своей секретарше: « Солнышко, мне кофе и твою задницу на стол, голую и уже готовую прыгать на мне… И захвати пятак, мне надо решить что делать с этим» и указывает в сторону зала суда… Там он ее трахает пол часа, затем по пути обратно в зал кидает монету и уже после слов пидора секретаря: «Всем встать…», говорит: «Я долго размышлял над тем, что здесь было сказано…» и в добавок несет много чуши подобно той, что должен был нести прокурор.
«Судьи холоднокровны как акулы»… Как бы не так – стоит подсудимому сказать что от судьи воняет потными носками, как он тут же получит срок превыше даже того который просил прокурор… А тут дело невероятно сложное - судья – близкий друг Громова и его заядлый собутыльник.
- Всем встать, суд идет!
- Да все насрать… - прошептал Хэнк самому себе.
…Аритмия… У Хэнка вдруг жутко быстро заколотилось сердце, а через секунду почти остановилось, так сильно заболев, что он схватился правой рукой за сердце, а левой хотел поймать поручень кресла, но, промазав, схватил руку Тохи и сжал ее так, что тот открыл рот от боли.
- Ты как? – взяв руку друга, поинтересовался Тоха, явно испугавшись, неожиданного приступа.
- Суд постановил…
И вот тут сердце каждой твари в этом зале екнуло. Тоха отвернулся от Хэнка и замер в ожидании…
Судья громко продолжил, периодически поглядывая за Бродягу, на его мать и к себе в листок:
 - Признать Лисова Романа Сергеевича виновным по статье сто пятой УК РФ, а именно  в умышленном причинении смерти другому человеку… И назначить наказание в виде шестнадцати лет лишения свободы в колонии строгого режима!
- Ааа! – раздался с передних рядов крик матери.
Анастасия Игоревна, бросила своего бывшего мужа, который так сильно ее держал и кинусь к решетке с сыном, но паника, истерика и ужас, полностью охвативший ее тело, забрал, сука, все силы и она упала на колени, моля судью:
- Что вы делаете?! Он не виновен!
Муж бросился ее поднимать, а она рыдала и с криком, будто ей в сердце вонзили нож, и постоянно его там крутят то по часов стрелке, то против, кричала, жадно хватая воздух перед собой:
- Сыночек! Рома!
Истерика пронзила своей искренностью всех… Глаза стали стеклянными… Безумными…
Бродяга начал вырываться из рук охранников и кричал:
- Мама! Мама!
За что получил удар дубинкой и наручники на обе руки.
В дальнем углу послышалось всхлипывание и девушка, которой была Лина, громко хлопнув дверью убежала…
Хэнк стоял и молчал… А что в таких ситуациях делать? Что бы сделали Вы?!
Ужас вроде бы и разъедал изнутри, всех, но не Хэнка. Над ним он просто посмеялся и оставил стоять в смятении.
Единственное, что оторвало от пустой стены опустошенный взгляд Хэнка, это крик Бродяги.
- Хэнк! Хэнк!
Хэнк оклемался мгновенно и закричал в ответ, забыв обо всех договорах об конспирации:
- Бродяга!
Не долго думая, он схватил Тоху и ломанулся к другу, сам не понимая чего добиваясь этим. Хэнк перепрыгнул первый ряд кресел, так как сам сидел на первом и не успел сделать и шага как в нос ему прилетел до оглушения сильный удар охранника… Хэнк рухнул спиной на кресла, разгромив их…
- Хэнк… - слышалось что-то отдаленное… - Хэнк…

02.02.08

     - Лин! – кричал голый Хэнк, стоя на улице – Лина! Здесь холодно!
- Да мне плевать! – остановившись на крик, кричала разъяренная Лина, под большими хлопьями снега – Пусть отморозятся твои яйца и отвалятся!
- Лин!
Хэнк в одних трусах и чужом женском пальто  стоял на улице ночью в пятнадцатиградусный мороз у подъезда. Выскочив вслед за любимой, он просил Лину не уходить и остаться для разговора.
- Пошел ты Кость… - уже спокойно говорила Лина – Я уже влюбилась в тебя, а ты сука… Ты мразь, что ты сделал?
- Прости Лин! – кричал Хэнк – Я замерз…
Для голого человека холод действительно невыносимый, а Хэнк стоял еще и босиком и постоянно переминался с ноги на ногу.
- Да мне плевать!
- Лин, ну прости, – молил Хэнк – я сам незнаю что на меня нашло… Я с ней… Я не хотел с ней спать…
Лина быстро смяла снежок и кинула в Хэнка.
- Блять! – завопил тот.
- Заткнись! Заткнись! Как ты смеешь напоминать мне о ней?! Она наверное там соскучилась без твоего огромного члена!
«Огромного» она специально выделила сарказмом, дабы хоть как-то унизить того кто ее предал переспав с другой.
В этот момент произошло самое неудачное, что могло произойти в этот момент. Вышло то самое яблоко раздора из-за которого Хэнк и поссорился с Линой. Лицо Алины исказилось злостью и презрением.
- Ну какого *** тебя вынесло на улицу?! – закричал Костя на свою любовницу.
- Я ухожу…
Девушка была действительно очень симпатична. Нельзя сказать что эта Шалава, именно такое имя ей дала преданная Ева, была красивее Алины, Хэнку просто захотелось разнообразия, что конечно же ужасно сочетается в картине с красками его уже бывшей девушки.
Любовница забрала у Хэнка пальто и, (она уже была одета) натянув его, быстрым шагом удалилась.
Трудно передать тот взгляд с которым Лина провожала Шалаву, но, без сгущения красок, если так посмотрели на вас, у вас, наверное бы, сжались яйца… Даже если вы девушка…
- Все кончено Кость… - закурив сигарету, сказала Лина.
Она не курила, никогда, курила ее мать, наверное, для нее и была предназначена эта пачка, но затянувшись, она не кашлянула, ни разу.
- Прости меня… Я такой, я не постоянный, но я люблю тебя всей душой!
Хэнк никогда не говорил ей, что любит ее, хотя она часто говорила это сама и еще чаще добивалась заветных слов от него. Но он молчал. И вот сейчас, в самый, что не наесть уродский момент их отношений он признается ей в любви…
Лина сделала затяжку и сказала:
- Пошел ты…
- Лин! Лин я повешусь!
- Мыло подарю!

30.08.08

На улице моросил дождь…
Весь следующий день Хэнк вообще не выходил на связь. Он курил, пил, трахал Олю, которая пришла его успокаивать и употреблял на пару со свой героиновой обезьянкой кокс.
Стены. Обои. Плита. Бычок сигареты. Разбитые бутылки. Рассыпанный порошок. Полуголая «убитая» подруга. Герман соседа по комнате. Его же книги, скинутые на пол чей-то голой задницей во время секса. Ноут, сложенный в другую сторону, за который потом придется заплатить. Рвотные массы, уже и не вспомнишь кого. Сломанный стул. Полка. Шкаф. Сосед. Сосет. Гондоны. Трусы! Все казалось интересным, лишь бы не думать о Бродяге!
При одной лишь мысли о друге севшем в тюрьму, у самого мужественного парня в их небольшой компании из четырех человек, наворачивались слезы, которые он не в силах был сдержать.
На второй день в комнату общежития постучались. Хэнк не хотел открывать, а Толя уже второй день, как приехал Хэнк, живет у друга в соседней комнате, так как с Хэнком жить было просто невозможно!
- К ***м! К хуям моим иди незваный гость! – орал пьяный Хэнк. – Если не принес, водку или сидр! Я блюю, а в горле боком кость! Я, блять, надеюсь что ты не пид…
Дверь распахнулась, на пороге стояла Лина, мокрая, в красном легком тряпичном пальто, в черных сапогах и с невероятно злой гримасой на лице.
Увидев весь этот ужас и бардак, Лина возмутилась:
- Что ты здесь устроил?!
- Тебе-то какая разница?! – в ответ ей возмутился Хэнк.
Лина схватилась на лицо.
- Ты идиот… Ты идиот и слабак! Не успели посадить Рому, как ты впал в депрессию, рыдаешь, бухаешь и трахаешь эту нарколыгу.
-Эээ, - завозмущалась в хлам пьяная и обнюханная Оля, лежащая на полу рядом с Хэнком и обнявши своего суженного, затягивала сигарету.
Среди всего этого мусора, хлама и бардака, среди двух немытых, обкуренных и пьяных людей, среди опрокинутого телевизора и использованных презервативов в которых бултыхались не состоявшиеся дети наркоманов, Лина выглядела как царица. Красива, чиста и стройна, смотрела на них с презрением и с высоким своим стилем. На Хэнке болталась клетчатая рубашка, под ней безрукавка, у Оли все было проще – лифчик и трусики.
- Зачем ты пришла? – спросил Хэнк.
- По старой дружбе… Думала ты тут страдаешь, мучаешься, хотела помочь… Но тебе по моему уже помогли… Так ты чтишь своего друга? Наркотиками и тупой шлюхой?
- Эээ – снова завозмущалась Оля.
-Да заткнись ты! – крикнул Хэнк своей собутыльнице и дрожащей рукой затянулся дымом сигареты, что держал в руке.
 - Ты бы со своими друзьями встретился, они тоже страдают, но в отличие от тебя, не таким ****утым способом…
Она репетировала речь. Она думала о том, что будет говорить, когда придет успокаивать Хэнка. Она представляла как заходит в комнату, а на кровати с бутылкой рома или виски сидит Хэнк и нервно курит. Она подсаживается к нему и говорит: «Успокойся… Подумай о своих друзьях они тоже переживают и им нужен ты…»… Но получилось все не так как она себе нагрезила, поэтому приходится просто иногда вытаскивать из своей специально приготовленной речи некоторые фразы и толкать их этому лежащему на полу посреди говна и порошка телу, которое не особо хочет что-либо воспринимать.
- Ты не понимаешь… Мне нужна помощь… Я потерял его…
И дальше он сказал фразу, которую и сам от себя не ожидал:
- Мне нужна помощь… Останься…
- Нет. – отрезала Лина – Иди к друзьям, не будь сукой.
Хэнк закричал:
- Блять! Я не могу! Я не могу один! Останься! Ты кинула меня! Я люблю тебя!
- Я тебя кинула?! – вспылила Лина, так что даже взмахом руки скинула что-то плохо пахнущее с полки где по идее должны были стоять книги.
- Прости…
-Я тебя кинула?! – продолжала Лина – Да ты сволочь! Если бы ты держал свой хер при себе, а не тыкал бы им в любую попавшуюся дырку, мы были бы вместе!
Воцарилась тишина… Секунды… Минута… Затем Хэнк, возможно не специально, теперь об этом только можно догадываться, сказал фразу из той самой зимней ночи, когда унизил Лину.
- Прости, я такой… Я ветреный, мне нужно разнообразие…
Лина это вспомнила. Вспомнила ту ночь, когда увидела голую бабу, прыгающую на единственном любимом для нее мужчине, вспомнила свои слезы которые на сильном морозе обветрили ее прекрасное лицо, вспомнила Хэнковское оправдание «Прости… я такой». Вспомнила всю боль, и то что хотела сделать с его яйцами, что кстати очень подошло бы для одной из сцен новый «Пилы».
Лина сжала зубы, но промолчала.
- Посмотри на себя, – сказала она перед тем как уйти – на кого ты похож… На гребанного наркомана… Мне тебя жаль…
Дверь сама тихонько закрылась, тихо так поскрипывая, будто прося Лину вернуться. Хэнк этого хотел, но не закричал, понимал что даже не глупо… Тупо.
- Костик… - полезла целовать Оля.
Но Хэнк попятился от ее губ.
- Отстань…
Хэнка гложила совесть. За все, за что он сделал. За то что вместо того чтобы пойди к друзьям, он остался ублажать свое эго и грусть с шалавой, и упароваться кокаином. За то что, когда то изменил единственной девушке, к которой имел чувства, а не только крепкий стояк по утрам. За то, что сейчас изменяет своим принципам настоящего друга, жестко изменяет, прямо анал какой-то… За то что употреблял наркотики, хотя сам всегда был против них, пусть он и курил, но никогда не считал себя рабом привычки.
Оля снова полезла к его губам.
-Костик…
- Отвали, я сказал! – словно с цепи сорвался Хэнк.
- Кость, ну я же твоя героиновая зайка…
- Пошла вон! – так орал Хэнк что иногда слюна вылетала на нее и она моргала.
Хэнк указал пальцем на дверь.
Оля поджала губы, но испугалась что-либо сказать, она схватила свитер и только у двери проговорила:
- Пошел ты!
Хэнк сидел потерянный. Он закрыл лицо руками и, казалось, вот-вот закричит, заплачет, станет разносить все вокруг! Но нет… Он встал. Налил себе водки или что там было у него, он уже и сам не знал и, залпом выпив, сел назад и вцепился в волосы… Он держится, но на последнем издыхании… Держа себя в кулаках, думая  о мужестве… Кулаки сжаты так, что пальцы начинают болеть… Сердце матери екнуло…
Вдруг раздался телефонный звонок, взорвав всю накалившуюся тишину. Хэнк испугавшись, отдернул голову от рук и посмотрел на экран телефона.
«Тоха».
- Да. – кое как выдавил Хэнк, собравшись силами.
Но в ответ раздался дикий вопль друга:
- Хэнк! Хэнк! Пол!
- Ты чего орешь? – оживился Хэнк, услышав такой крик. – Что  случилось?
- Хэнк! Пол собирается спрыгнуть с моста! Хэнк он уже на краю! Хэнк, что делать??!!
Хэнк молчал, он потерял дар речи от наплывшей на него беды. Даже такому грешному и не почитающему законы человеку, тяжело смирится, а уж тем более справится, со всем тем дерьмом, что на него наплыло!
-Хэнк! Хэнк! – раздавалось из трубки.
Но Хэнк уже не слышал… Телефон выпала из руки. У Хэнка навернулись слезы, он схватился за волосы начал их выдирать и кричать. Затем он со всей силы дал себе пощечину и снова стал драть на себе волосы. Силы держаться иссякли, все то что копилось выплеснулось наружу, и гневно разъебывало все на своем пути, при том, что Хэнк все забрызгал кровью со своей руки, сам Хэнк боли не чувствовал, и этой самой же рукой бил стены и полки что на них весели. Бедный шкаф, которому он разбил дверку и руку себе. Он бил кулаками по полу и кричал что есть сил. Он схватил телефон и кинул его в стену! Черт!!! В комнату, на крики, ворвался его сосед по комнате и начал на него ругаться за страшный беспорядок, что бы было крайне идиотским поступком на поле морально-идеологической войны Хэнка. Он встал, все еще разъярённый схватил Толю, и прибив к стене замахнулся на него…

Через пять минут он уже ехал на такси. Весь помятый и в крови, он пустым взглядом смотрел в окно, пропуская все, что только что перед ним пробежало. Все, кроме одного. На мосту, по которому они ехали, он высматривал Пола и его тайно жаждущую суицидального окончания толпу, которая ни за что не пропустит такого зрелища. И вот он увидел пару машин и красно-синию мигалку.
- Стой! – крикнул Хэнк таксисту, протягивая ему мятую пятисотку.
Он выбежал из такси и побежал к месту, где шел весь этот страшный спектакль актеров пьесы «Преступления и наказания». Шел проливной дождь. Такой сильный что Хэнк даже не успев дойди Пола, уже промок до нитки.
Хоть он и увидел Тоху, который даже с сумасшедшими глазами побежал к нему, он направился мимо, прямиком к краю моста, где по ту сторону перил стоял Пол.
Конечно же его попыталась остановить полиция, наверное, боясь того что Хэнк один из тех мудаков, которые не спасают, а наоборот, усугубляют ситуацию такими словами как: «Ты че собрался делать?! Ты че как баба-то, ну?!».
- Вы кто? – спросил полицейский щуря глаза от сильно дождя, который буквально заливался в глаза.
- Психиатр! – наполовину со злобой, а на вторую половину с жестоким сарказмом, кратко ответил Хэнк, и не дождавшись разрешения пройти, направился к перилам.
- Пол! – крикнул Хэнк – Пол!
Пол так крепко вцепился в перила, стоя на стороне реки, что даже повернуться был не в состоянии. А Хэнк и подойти-то толком не мог, ведь ситуация не была чрезвычайно опасной и дорогу перекрывать не стали, да и поток машин настолько огромен что перекрывание дороги устроило бы просто невероятную пробку, и сотни аварий. Одна жизнь ценой сотни.
И вот Хэнк стоял на середине моста там где две полосы отгораживали встречных водителей от тех которые въезжали в город.
Под сильным дождем, он кричал другу выплевывая дождь с губ:
- Пол! Посмотри на меня!
Как уже я сказал, Пол очень крепко держался на поручни, что сильно выдавало его страх самоубийства.
Но тем не менее Пол повернул голову и посмотрел на друга.
- Пол какого ***?!
Полицейский закричал:
- Пошел прочь! Ты не психиатр!
- Я его брат!
- Оставьте его! – закричал Пол и, подумав, добавил – Не то я прыгну!
Полицейский отошел.
- Прости Хэнк! Но так правда будет лучше! Ты не понимаешь!
- Знаешь, что я понимаю? Что ты ***в задрот, который скомуниздил идею суицида через прыжок с моста, у американских панков! Может ты еще и накачался чем-нибудь помимо алкоголя?
- Хэнк ты не понимаешь! Это я виноват в том что Бродяга сидит!
- Нет! Не ты! Никто не виноват! Не строй из себя шестнадцатилетнюю девственную девочку, которая плачет о том, что у нее никогда будет настоящей любви! Пол, мы все виноваты, перед ним, хотя бы за то, что он сидит за каждого из нас. Но ты не виноват больше всех и не стоит брать на себя тяжелое бремя самоубийства! Ты с самого начала просил одуматься, но кто ты такой чтобы тебя слушать? Маменькин сынок, прости, что я игнорировал тебя все это время. Глупая невинная доброта и совесть с гвоздями в руке, то что всегда тебя преследовало, а меня вечно обходило стороной! Поэтому ты должен быть с нами рядом! Иначе мы тоже пойдем за тобой!
- Нет Хэнк! Нет! Ты не знаешь всей сути!
- Так расскажи, расскажи, кому как не мне тебе доверится?!
Пол отвернулся и вновь посмотрел на гладь воды, которая скоро станет его могилой.
И тут он отцепил  одну руку.
Хэнк ринулся вперед и его чуть не задавила машина.
- Пол! Пол нет! Блять, я даже незнаю что сказать! Пол, люди за право жить зубами рвут, а ты так вот просто сдаешься! Пол!
Пол вытер нос и красные от слез глаза, и вновь повернулся в Хэнку.
- Пол… - уже негромко от пережитого страха, говорил Хэнк – Чувак, я люблю тебя, и Тоха тебя любит, и Бродяга, ты сам подумай что ты сделаешь своим поступком? Бродяге и так херово, а тут еще и весть о самоубийстве лучшего друга!
- «Господи, только не прыгай… Я курить брошу, я все сделаю, Господи только не дай ему прыгнуть» - думал Хэнк, когда увидел насколько плохо обстоят дела. Мужик мужиком, а страшно так что хочется самому в петлю лезть.
- Нет, Хэнк, – захлебываясь слезами, говорил Пол – Так будет лучше! Для всех! Мне тоже нечего сказать…
Хэнк закричал:
- Да пошел ты в жопу Пол! Пошел ты!
Пол обернулся на его неожиданную речь. Тоха тоже попятился вперед. А полицейский, медленно подходивший сбоку, что бы схватить суицидника, наоборот остановился, решив что после таких слов он точно прыгнет.
- Хэнк! – умоляющим голосом крикнул Пол.
- Что Хэнк?! Что? Ты урод Вадим! В тот самый момент, когда нам всем троим, нужна помощь и поддержка, когда нам нужны плечи друг друга, когда и подыхать-то не хочется, потому что там нету Бродяги, он здесь на земле, ты как последний трус уходишь! Ты единственный кто мне сейчас нужен! Тоха затащил нас в такую задницу со своей записью чистосердечного признания, что ему страшно что-то говорить, а ты сука куда лезешь? Ты как последняя скотина кидаешь нас именно тогда, когда ты нам нужен!
Хэнк так обозлился на Пола, из-за своих же слов, что выплеснул все что накипело,  что даже на секунду захотел его смерти, захотел сам его толкнуть, за то, что тот, целый месяц бухал, где-то пропадал, в то время как Хэнк и Тоха, делали все возможное, чтобы хоть как то помочь другу, а теперь когда все законченно, пусть и не с счастливым концом, он собрался прыгать… Ну не сука ли?
Пол повернулся и уже лицом к дороге схватился за поручни.
- Хэнк…
Хэнк дрожащими руками достал сигарету, и сказал:
- Не будь последней сукой Пол, не уходи и ты…
И тут произошло самое счастливое, что могло произойти – Пол перелез через бордюр и, на счастье всем, стал далек от самоубийства.
- Хэнк, прости… - вытирая слезы, сказал Пол.
Сигарета Хэнка промокла и развалилась, половину, что была во рту, он выплюнул и сказал:
- Иди ко мне…
Ей Богу их могли сбить около десятка машин, потому что Пол и Хэнк пошли на встречу друг другу и, встретившись на середине проезжей части, обнялись. Крепко сжимая друг друга, они положили головы на плечи друг другу. Дождь промочил их до нитки. Такой силы дождь не лил все лето, а тут решил отыграться за все свои прогулы.
Сигналили машины. Их объезжали, но не матерились, потому что это было невозможно. Если кто-либо открыл окно своей колымаги и попытался бы сказать хоть слово, то промочил бы не только себя, но и панель, и кресло.
Хотя один все же решил.
Остановилась машина, из машины вылезла такая тюремная морда, что если бы ее увидели зеки, то сразу приняли бы паханом, и начала орать на друзей, обнявшихся под дождем.
- Эй, голубки! Пшли прочь!
Хэнк ничего не ответил, даже не посмотрел в сторону водителя, он просто протянул левую руку в сторону машины, в то время как правой обнимал друга, и выставил средний палец.
Дождь… Хэнк… Пол…
Спустя время подошел и Тоха…

Хэнк сидел в пустой комнате. На кровати. Раздался звонок. Хэнк встал и пошел открывать дверь. Он очень сильно нервничал и чего-то боялся. Посмотрев в дверной глазок, он быстро открыл дверь и впустил гостя… Это был Бродяга.
- Бродяга, слава Богу ты пришел… Они скоро придут мне ****ец, они меня утопят.
Бродяга схватил его за плечи и уверенно и твердо сказал:
- Успокойся, они тоже люди… Дай лучше мне чаю…
- Пошли в комнату – нервно говорил Хэнк.
И вот они заходят в комнату, а на кровати сидит Хэнк. Настоящий Хэнк, а не тот, что пошел открывать дверь.
Нет, никто не говорит, что Хэнк спятил, просто немного выпив, да и на нервной почве, он все воспринимает слишком близко к сердцу, и буквально видит свои воспоминания. Некоторые поэты видят своих муз, рок музыканты своих кумиров, обдолбанных, обделанных кумиров, которые подкидывают им какую-нибудь фразу в духе «Трахаться надоело, буду писать метал!», а некоторые, в плохие периоды своей жизни видят умерших или живых, но тех кого давно не видели, родственников или близких людей.
Хэнк очень паниковал, казался таким слабым, маменькиным сынком, руки дрожали, а голос вечно заикался, очень не привычно видеть такого Хэнка из прошлого, зная Хэнка настоящего. Но таким как сейчас он был не всегда.
Истрия то, конечно не тянет на сюжет слезливого романа, больше на какую-нибудь черную комедию, но все же проблемы из-за нее были крупные…
Хэнк обрюхатил одну девятнадцатилетнюю девчонку, в свои пятнадцать лет, а ей никак нельзя было этого рассказывать родителям, так как они были осетинами… Осетинами! Да о чем он думал?! Девчонке, пришлось сделать аборт, что случайно просочилось и попало в острые уши кровожадных родителей.
Не долго она ломалось под натиском родных тиранов, и спустя какое-то время рассказала родителям кто был папашей их несостоявшегося внука… А у них с этим не то что строго, у них это называется вендеттой, кровь за кровь. Он пролил ее кровь на сиденье отцовской Хонды, под дикие крики Мика Джаггера вперемешку с ее криками, а они прольют его. Нет, серьезно, сами родители послали двух братьев этой девчонки, для того чтобы они промыли его мозги. И они промыли, и вдобавок сильно его избили. Но этого им показалось мало, и они решили стрясти с него еще какую-то сумму.
Хэнк сидел на кровати и смотрел на тот спектакль в котором сам когда-то играл.
- Хэнк перестань! – говорил Бродяга – Мы с ними разберемся. Но как ты вообще умудрился лишиться девственности с осетинкой?
Настоящий Хэнк улыбнулся и прошептал:
- Она выщипала брови на переносице…
И тут же Хэнк из воспоминаний с улыбкой произнес:
- Она выщипала брови на переносице…
- И стала очень даже ничего. – продолжил настоящий Хэнк
Хэнк из прошлого повторил все дословно.
В дверь постучались Хэнк, сидя на кровати лишь слегка повернул голову, но Хэнк стоявший вместе с Бродягой, перепугался не на шутку. Улыбка спала, заикание вновь пришло.
- Это… Это они Ром! Блять, они меня утопят!
Бродяга взял со стола бутыль и сказал:
- Открывай.
- Что ты…
- Открывай, сказал! – закричал Бродяга.
Хэнк встал с кровати и, пока второй Хэнк открывал дверь, подошел к спрятавшемуся за шкафом Бродяге.
- Дурак… - сказал Хэнк вымышленному другу – Ведь именно из-за этого ты не попадешь в академию ФСБ, куда ты так хочешь… Но я тебе по гроб жизни буду обязан тем, что ты не дал им меня убить… И за то чтоты изменил меня навсегда…
Да… Именно после этого дня Хэнк стал таким какой он есть сейчас – смелым, сильным, циничным, эгоистичным, хотя два последних пункта образовались не из-за драки, а из-за того что он всадил девчонке, которой по их обычаю нельзя было совокупляться с кем-либо до свадьбы, и стал такой опорой в их компании, которой до этого не был даже Бродяга.

Хэнк ворвался в съемную квартиру Тохи и сурово закричал:
- Я знаю, кто настучал на Бродягу!
Пол чуть не сполз со стула…
- Хэнк, даже если тебе сказали кто это, возможно это клевета. – сказал Тоха, предостерегаясь импульсивности друга.
- Нет, никто не говорил! Это мы идиоты! Почему мы не подумали на Громова? На младшего? Гришу!
- Мы же уже все обсудили, да и запись у нас… Была
Они ее сожгли в тот же день.
- Ты думаешь, его бы это остановило? – саркастически заметил Хэнк.
Идея о том, что Бродягу косвенно засадили за решетку кучка тупоголовых, напыщенных, и не учащихся на собственных ошибках идиотов пришлась Тохе по вкусу.
После происшествия на мосту, Пола не трогали, но на этот раз решили его втянуть в авантюру расплаты за содеянные ошибки, ведь все думали, что именно из-за того что сам Пол не смог спасти Бродягу от тюрьмы, его как трупный яд разъедает мышей под землей, разъедала совесть. Но ни одна душа не знала правды.
Парни решили мстить… Вендетта, как любил говорить Хэнк, страшная штука.
- Вендеттой все началось… Ей все и закончится… - сказал Хэнк и кинул Полу пистолет.
- Я его не возьму!
- Господи, ну отдай Тохе! – в возмущении крикнул Хэнк.
- Зачем нам вообще его брать? – так же не соглашаясь брать оружие, спросил Антон.
- Черт возьми! На всякий случай, чтобы пригрозить! Вы чего вообще? Ну ладно Пол, но ты то что?! – показал пальцем на Тоху – Вы хоть подумайте. Вы подумайте, что мы ничего не сделали ради Бродяги! Да он бы за нас жизнь отдал, а что делаем мы?! Лежим, напиваемся и плачем о том, как нам без него плохо?? Очень, блять, по-дружески!
Парни наклонили головы, понимая как прав их предводитель.
- Из нас всех он самый лучший человек. Он справедливый и честный, совестный, но не как вы - трусы. Неизвестно в какой бы жопе мы были, если бы каждого из нас он не вытаскивал! Да, я говорю отдельно о себе, но уверен, что и вас выручала эта сволочь!
Поэтому, говорю единожды – либо кто-то из вас берет пушку, и мы забиваем стрелку ублюдкам, либо пушку беру я, уезжаю, и больше никогда не вспомню ваши имена, ибо предателей мне уже хватило…
Пол сжал пистолет, но в этот же момент за него взялся Тоха.
- Лучше я… - сказал он.
И Пол, кивнув, ослабил руку.
Пол все еще вел себя очень странно, как казалось парням из-за всего пережитого, но на деле его никак не могло отпустить разжигающее чувство вины. Он понимал что друзьям это нельзя рассказывать, никому нельзя… Придется прожить всю жизнь с этой тайной. Встретить Бродягу, когда тот выйдет и молчать. Хоронить друзей и молчать. Умирать самому и тоже молчать, потому что даже тогда, посмертно, его будут ненавидеть дети Хэнка, дети Тохи и Бродяги, что еще хуже, чем его ненавидели бы при жизни, когда можно хотя бы застрелиться в искупление вины.

Хэнк курит. Тоха в волнении мнется на месте и щелкает пальцами. Пол стоит в стороне от всех (пугая, кстати, Хэнка шаловливой мыслью о том, что собирается сбежать) и уткнувши свой потерянный взгляд в землю, тоже курит…
Далеко. Они далеко от города. Где-то в том же карьере, откуда город выглядит, как небольшая полоска. Хэнк всей душой надеется, что в этот раз все будут целы, тем более, что сегодня он вытащил всех на опасную стрелку, в которой действительно можно погибнуть. И если вы думаете, что я не серьезно, мол, я слишком легко говорю о смерти, то хотел бы спросить, а как бы вы говорили о чужой смерти? Рыдали и кричали бы? Нет… Парни испытывали одно из самых страшных ощущений в своей жизни. Каждый из них понимал, что сегодня можно как минимум лишиться зубов и носа, а можно лишиться и жизни…
- Хмм… Черт… - потирая глаза, бормотал Хэнк – Простите меня…
Тоха и Пол обернулись.
- Нет, правда, - продолжал он – простите… Я втянул вас в это дерьмо под дурацкой угрозой того, что я перестану считать вас друзьями… Это глупость. Я никогда так не сделаю… - тут он улыбнулся и сказал – И если мне выбьют зубы или перебьют трахею, пока я здоров и могу говорить, хочу вам сказать… Я люблю вас… Вы те, кто подарили мне жизнь. Не ту, которую я начал, за ту, спасибо матери, а ту в которую я вошел. Все мои падения, взлеты, все раны и дыры, все девушки и драки, да даже если бы я сдох, за все это я благодарю только вас! Наверное, все считают, что друзья, которые окружают этих самых «всех» самые лучшие и достойны их, я же считаю, что это я достоин вас. Я скорее поверю в несуществующую религию «Брат за брата», чем в существование Бога, уж простит он меня. Вы самое лучшее, что случилось со мной в моей жизни. Если бы не вы, я не стал бы таким какой я есть… Этот день изменит все. Изменит меня… Я стану больше времени уделять вам и семье, нежели раздвинутым ногам первых встречных шалав…
Выслушав все это, парни просто молчали. Никто не говорил: «Да брось ты, мы ведь все друзья. Мы за Бродягу»… Все просто молчали и переваривали все сказанное Хэнком. Но Боже как он был прав, сказав, что сегодня все изменится…
Не выдержав, Пол закричал:
- Черт! Я так не могу! Черт!
- Вот об этом я и говорю, - будто бы понял друга, сказал Хэнк – это слишком тяжело, уходи если хочешь…
- Нет! – закричал Пол так, что это походило на истерику – Я не могу держать в себе это дерьмо! Блять!
- Что с тобой? – спросил Тоха.
Пол рвал на себе волосы.
- Я знаю, кто рассказал про Бродягу!
Глаза Хэнка и Тохи раскрылись от удивления, от любопытства, и замешательства.
- Какого черта?! – закричал возмущенно Хэнк, – Какого черта ты молчал?! Кто?! Кто Пол?!
Пол мялся, и друзья это видели, но молчали, нервно пожирая его глаза.
-Кто?! – крикнул Тоха, не выдержав.
Пол дернулся от испуга и сказал:
- Это я…
Я поставил бы около тысячи красных строк, чтобы хоть как-то передать вам ту пустоту, не молчание, а именно пустоту, которая  возникла между ними, но мне жалко бумаги тратить на описание чувств раскаяния, вины и чувств потери самого себя, на такого предателя как Пол… Молчание это одно, но там воцарилась пустота. Хэнк закрыл глаза. Он молчал и глубоко дышал. Тоха потерянным взглядом смотрел перед собой, но не на кого-то, он смотрел в ту самую пустоту, которая сидела на троне их дружбы. Тоха был шокирован до ужаса, до оцепенения – его лучший друг предал его брата – человека, который, даже узнав, кто такой Антон, не отвернулся и не перестал с ним дружить.
Пол с жалостливыми глазами невнятно сказал:
- Хэнк…
- Заткнись… – тихо ответил Хэнк, все еще надеясь, что это была шутка – Пол… - и тут Хэнк заорал – Так не шутят! Скажи, что ты соврал! Сука скажи мне это! Скажи, что это была плохая шутка!
Пол быстро вытер слезу с правого глаза.
- Прости, не могу…
Хэнк сжал челюсть и прошипел:
- Ах ты сука… - чуть помолчав он закричал – Сука! Ты подставил своего друга! Сука, тебя любили, тебя уважали, ты ж, блять, наш друг!
Пол подбежал и схватил Хэнка за плечо:
- Прости, я возьму вину на себя!
Хэнк развернулся и схватил руку Пола левой рукой, а правой ударил его по лицу. Пол упал, Хэнк сел на него сверху и стал бить по лицу. Тоха стоял в стороне и молчал, как в принципе молчал и Пол, понимая, что заслуживает не то что избиения, а даже смерти.
- Сука! Сука! – кричал Хэнк, при каждом своем ударе.
Затем Хэнк вскочил с друга предавшего его и закричал:
- Конечно, возьмешь! И кроме этого будешь каждый раз брать *** своих сокамерников!
Хэнк схватился за лицо и кричал:
- Фак! Фак! Ну как так?!
- Хэнк… - отплевывая кровь, сидя на песке, молил Пол.
Но Хэнк отправился в строну вновь украденной у отца машины и, хлопнув Тоху по правому плечу, молча сказав ему: «Приди в себя, и поехали», прошел мимо него.
Но Тоха не собирался уходить не пролив достаточно крови, и черт возьми, я говорю не о том, что он тоже хотел начистить ему рожу… Тоха достал доверенный ему, как самому вменяемому человеку пистолет…
Уже подойдя к машине, Хэнк услышал слова Тохи:
- Нет… Этот ублюдок не достоин того, чтобы его прощали…
Хэнк обернулся и увидел, как Тоха нацелился на невидящего этой страшной картины Пола. Тот в свою очередь держал нос рукой, уже полной багровой жидкости. Сквозь его пальцы текла кровь, рука была наполнена ею.
Хэнк встал в ступор. Он не верил своим глазам.
- Тох! Тоха! Ты чего? – закричал Хэнк – Ты этого не сделаешь!
На крик, глаза поднял Пол, и они передавали такое искреннее извинение, такое признание своей ошибки. Передавали глубину его души и боль, что так рвала на ее дне. Она бы разорвала его. В его глазах была любовь. Он ведь и вправду так почувствовал свою вину, что пытался покончить с собой. В глаза Тохи уперся не жалостливый взгляд его друга, а целая его жизнь, которую он ей Богу отдал бы за прощение его Иудовского греха. Увидев этот кровавый, в прямом смысле этого слова, глаза, Хэнк, наверное, попытался бы даже простить Пола, если бы тот взял вину на себя… Но Тоха не дал Хэнку даже поразмыслить над этим…
Пол лишь на пару секунд взглянул сначала на Тоху, потом на секунду на Хэнка, а затем раздался громкий выстрел…
- Пол! – закричал Хэнк.
Пол рухнул на землю…
Хэнк, подбежав к нему, упал на колени, обнял его и начал пытаться сдержать его рану в груди. Пол молчал, он еще был жив, но издавал какие-то не понятные всхлипы и кряхтение.
- Пол! Черт, Пол! – кричал Хэнк в истерике, весь в слезах и в поту.
Тоха уронил пистолет и упал на колени.
Хэнк целует Пола в лоб и кричит:
- Пол прости меня! Пол! Твою мать!
Но теперь Пол уже не слышит… Он мертв и руки Хэнка по локти в крови от его глупой попытки остановить кровь…
Тоха что-то бормочет, кажется: «Прости меня Господи…». Хэнк вытирает правой рукой свои слезы и сопли, которые уже на губах, от чего лицо тоже становится в крови, он все еще целует Пола и теперь уже шепчет:
- Прости меня… Прошу прости…
В случившееся не верится. Кажется будто это страшный сон, из которого невозможно выйти в реальный мир, потому что это и есть самый, что не на есть, сука, настоящий мир! С мертвым другом на руках, в чей крови все руки Хэнка, с обезумившим другом, который ругает Бога, с лучшим другом к которому пристают петухи-сокамерники. С тяжким бременем того, что это Хэнк притащил друзей сюда, с пониманием того, что Тоху посадят, что родители во всем обвинят Хэнка и вся та ненависть, которую боялся Пол, перейдет по наследству к Хэнку. Что его будут ненавидеть родители каждого друга, а потом дети, а потом награждение сукиного сына по смертно клеймом ублюдка, который убил каждого своего лучшего друга… И Хэнку тащить гроб с Полом… Лучше сдохнуть…
Хэнк, уткнувшись лбом в окровавленную грудь Пола, ревел… Для него это был конец… И для Тохи тоже…


Кровавыми следами

16.09.08

- Неделя Хэнк… Неделя! – ругался бармен на Костю – Ты не вылезаешь отсюда уже неделю. Да я больше знаю о тебе, чем твоя мать с отцом. Хэнк иди уже домой…
После похорон Пола, и судебного правосудия над Тохой, которому дали четырнадцать лет строгого режима, Хэнк поселился в баре, в том самом баре, в котором они сидели после убийства Громова. Хэнк пропил все деньги, которые у него были, и примерно столько же пропил занятых у бармена, у случайных посетителей и у того самого громилы, который их выгнал из бара прошлый раз. Бар был круглосуточный, поэтому Хэнк не вылезал из него и спал прямо на барной стойке. Он рассказал каждому бармену, сменившемуся за то долгое время о своем горе, и все время просил одну только водку. Приходили родители и пытались его забрать, но Хэнк пообещал набить отцу морду, если тот попытается силой его вытащить из бара. И Хэнк сидел… Прямо за стойкой, пил и пил…
- Мне некуда идти… - сказал Хэнк, опрокинув очередной бокал, но на этот раз он был первым. – Тебе знакомо это? Когда у тебя были друзья, девушка, семья. А теперь одних нет, девушку предал, семья… Ты сам видел…
Хэнк, конечно, был прав. У него были лучшие друзья, которые могли и шли за ним куда угодно. Один даже шел на смерть и получил ее. Бродяга – человек, которому он мог бы все это рассказать, поплакаться о смерти Пола, рассказать о том, какой идиот Тоха, о том, что он хочет сдохнуть, обо всем… Но черт возьми Бродяга в тюрьме, среди ублюдков, наркоманов и еще Бог знает кого…
Старые бокалы водки дали о себе знать и Хэнк пошел в туалет.
Справив нужду, он подошел к зеркалу и, вымыв руки потерянно посмотрел на свое отражение.
- Фак… - сказал Хэнк самому себе в зеркале.
- Что? – спросило отражение Хэнка.
- Что?! – удивился настоящий Хэнк - Да ты посмотри на себя! На кого ты похож?! На слабака, ужравшегося в такое дерьмо, какое ты сам по своей натуре. Да ты сидишь в этом баре, только до тех пор, пока бармен не увидит ту засохшую рвотную массу, что ты извлек из желудка ему на бокалы, в которые должны были наливаться напитки!
Хэнк что был заперт в зеркало, не выдержав натиска собственного хозяина, ударил по стеклу и закричал:
- Пошел ты! Мне плевать, как я выгляжу! Плевать! Пошел ты! Пошел каждый вас на ***! Бродяга, который настолько гордый, что не пожелал брать деньги у собственного отца, и так и не сумев доказать свою невиновность, сел за ебучую решетку, к ебучим петухам, которые теперь будут его ****ь! Такой сильный и гордый, такой справедливый и мужественный, а когда на него надели наручники, разревелся, увидев мамочку! Пошел он! Пол, который не умеет думать головой, что на шее и под властью головы на члене, начал ухаживать за любимой девушкой, своего любимого и, черт возьми, единственного кто на него не орал, друга! Пошел он на хуй! Надеюсь для предателей, как бы сильно он не раскаивался в своем грехе, в Аду, с бурлящим маслом, припасена специальная сковорода! Пошел он на хуй! Пошел он! Пошел Тоха, который и той головой что на шее и той что на члене, не думал о том, что нельзя стрелять в людей, тем более если он был твоим другом! Блять! Пошел мой отец, который, не зная успокоения своим гормонам, трахает ****ей налево и направо, изменяя той, что изменила его жизнь! Я ненавижу каждого! Да и пошел бы сам Громов, со своей эгоистичностью, цинизмом, со своим крохотным членом, из-за которого его жена изменяла ему с каждой собакой, со своей злобой, что и довела его до смерти! Пошел бы он со своей бессмысленной смертью! Бармен, что умеет лишь кивать головой в ответ на мои проблемы, а на деле плюющий мне в водку! Пошел бы и этот вышибала, что трахает лишь свою руку в коморке, а затем приходит в зал и, хватая всех этой засаленной рукой, выкидывает на улицу тех, кто лишь сказал: «Все будет хорошо! За нас!». Пошла на хуй каждая *****, которая со мной переспала, а потом думает, что она Жанна Д’Арк своего поколения, которая что-то изменит во мне, а не думает о том, что она будущая мать, возможно и моих детей, если я умудрился в нее… Пошла Оля, которая только и делает, что колется и нюхает! Когда она сдохнет от передоза, я приду к ней в дом и расскажу ее родителям, о том какую наркоманку воспитали и в каких позах она любила! Пошел этот дистрофик и нытик Толя, который не видел ни разу голую женщины и до корня своих слюнявых мозгов уверен в том, что его дрочба – точная копия секса, только безопаснее! Пошел он! Fuck you!! Пошел на хуй Петр Владимирович, который не знает чести, а знаешь лишь вонючую фразу «Лизать зад», и так и не давший мне опубликовать статью, которая раскрыла бы глаза отупевших от мониторов компьютеров горожан, если виндоувс их мозга вообще подлежит какому-либо восстановлению! Пошла на хуй Алина, которая кинула Бродягу в его самый тяжелый момент жизни. Пошли все чурки, от которых пахнет гребанным дешевым Локостом, от которого хочется блевануть на их красные мокасины и, после пятиминутного смеха, кое-как выдавить из себя: «Прости». Пошли продавцы рыбы, что стоят около общаги, из-за запаха которых невозможно уснуть полночи! На хуй гопников, которым я выжигаю щеки сигаретами! На хуй, ментов, которые только берут взятки и смеются над горем тех, кто сам не в силах наказать преступника! На хуй гребанных мэров, которые воруют как гребанные свиньи, гребанный навоз, от таких же гребанных коров! На хуй, на хуй!! На хуй дибилов уподобляющимся неграм с гетто с пленки американских кинофильмов и пытающихся так же отжимать деньги криками: «Еу, гони бобло»! На хуй этих альтернативных фашистов – скинов, из-за которых любой поход по парку Горького, ночью с девушкой оборачивается дракой! На хуй бодибилдиров, на хуй пидоров, на хуй гребанных иностранцев – гостей, на хуй уличных музыкантов, на хуй вообще всю улицу! На хуй директоров зоопарка, на хуй, моих бывших, на хуй тех кто разбивает сердца, на хуй на хуй, на хуй!
На *** тебя Хэнк, такого немощного и готового отсосать у самого себя за то, что бы кто-нибудь выслушал о его потере, и не думающий о том, что двум другим друзьям это будет поважнее! Пошел ты! Прожигающий впустую время, отрекающийся от всех чувств, отталкивающих всех кто тебя любил, предавший самого себя, вот кто действительно должен пойти на хуй!!! Это ты Хэнк ТЫ!!!
Зеркало орало так, что если бы это было действительно, то стекло, наверное, уже лопнуло бы.
Хэнк зажал уши и кричал:
- Заткнись! Ты не прав!
- С вами все в порядке? – взорвал вымышленный мир Хэнка, посторонний не на шутку испугавшийся его поведения.
Хэнк быстро отдернулся на человека, затем посмотрел на зеркало, в котором уже отражался настоящий Хэнк и с таким же испуганным взглядом смотрел на него. Немного подумав, Хэнк кивнул головой и сказал:
- Да…Да… Все хорошо…

Буквально часа три назад, дождь беспощадно избивал асфальт, и крыши, на одной из которых стоял Хэнк, своими слезами. Ему было плевать на каждого, на тех, кому нужно было домой – он промочил их ботинки, так что на следующий день их владельцы заболевали. На водителей, которым нужно было в больницу, а огромный озоновый водопад лил на их лобовые стекла. На продавцов, что стоят под открытым небом. И на Хэнка, который пусть и забрался на крышу собственного общежития, чтобы оттуда спрыгнуть, боялся упасть с края раньше времени из-за скользкого после дождя покрытия…
Хэнк стоял на краю, курил и думал о том прыгать сейчас или когда пепел коснется основания сигареты…
Жизнь провалена… Три жизни провалены… Три жизни из-за одной… Нести в себе такое, все равно что взбираться на Эверест с лошадью на спине… Только сложнее…
Сигарета закончилась. Хэнк сделал шаг, который еще приблизил его к смерти, к порогу, порогу дома из которого не выйти никогда… И вот… Хэнк делает шаг, последний шаг… Нога зависает в воздухе, при том что вторая скользит по битуму. Хэнк ставит свою ногу назад и кричит:
- Черт! Сука! Ты трус!! Блять!!
И в истерике хватается за голову…
Хэнк решил выкурить еще одну, последнюю сигарету. Он достал зажигалку, свой Кэмел и начал поджигать… Зажигалка не производила огонь… Снова, снова и снова Хэнк пытается ее зажечь, но тщетно…
- Фак! Блять! – закричал Хэнк и кинул зажигалку со всей силы в крышу. Та разлетелась…
Хэнк сделал много ужасного за свою жизнь и, черт возьми, Бродяга, Тоха и Пол погибли по его вине, погибли своими душами, своими принципами, своей любовью, телом! Все жизнь сгорела в ярком пламени гордости и предубеждений Хэнка, который слишком много ставил из своей натуры короля. В смерти Пола виноват Хэнк, в наказании Тохи и Бродяги виноват Хэнк, но что-то, какая-то высшая сила в которую он никогда не верил, не хотела его смерти, не давала ему выкурить последнюю сигарету.
После инцидента на крыше Хэнк бросил курить. Он стал замкнутым. Он изменил себя и жизнь, свою жизнь, ни в чью другую он больше не лез. Хэнк не стал примерным семьянином, не стал великим журналистом или критиком, он так же не стал чьим-то лучшим другом, хотя это, наверное, была только его награда, за все…
Спуская по длинной лестнице в парке, Хэнк молча думал только о том, как изменится, как все изменить. Он не говорил ни слова. После всего этого он вообще станет не многословным и зачастую шутки будут лишь прикрытием того что его каждый, каждую ночь сжирает чувство вины. Он плохо спит, плохо ест и вообще не радуется жизни… Если ему осталось чему радоваться…
     Он лишился друзей… Всех до единого… Вы скажете Тоха и Бродяга выйдут и все вернется на круги своя? Нет. Уже ничего не вернется, ничто не станет таким, каким было раньше.
Так и было. Когда через шестнадцать лет выйдет Бродяга, он уедет в другой город, лишь один раз написав Хэнку, письмо в котором попросит прощения и скажет, что годы, проведенные в компании Хэнка – это лучшие годы, но пора все менять, предательство и смерть Пола, он так просто не может пережить вот уже шестнадцать лет. Тоха спустя свои четырнадцать затеряется где-то в их же городе, но уже никогда не встретится с Хэнком, не выпьет с ним, не посмеется, не погладит по голове его детей. И Тохе и Бродяге, пусть они и были в разных тюрьмах, давали лишь два свидания в год, которые занимали родители, поэтому Хэнк с ними увидеться не мог и после нескольких месяцев переписки и Бродяга и Тоха, перестали отвечать на письма друг друга и Хэнка… Все изменится… Спустя годы все изменится… Друзья перестанут быть друзьями… И даже забудут голос друг друга…
- Моя жизнь – бред… – думал Хэнк гуляя по паркам ночью, чтобы никто не видел его обгоревшее страхом лицо – Бред мальчишки мечтающего стать генералом в вымышленной армии с вымышленными врагами, и это его эгоистичное желание, со временем, и его друзей-союзников так же сделало вымышленными… Они ушли… Моя жизнь, как моя книга… Лина была права… В моей жизни как и в моей книге слишком много клише, которые даже хороший рассказ делают тяжелым и неприятным для восприятия… Если бы я только мог исправить свои клише…
Внезапно начавшийся дождь, залил Хэнку все лицо… Он был рад тому, что хоть он обнимает его без притворства и стыда… Что небо некогда не покинет его…