Из цикла Ночи Пшеничнянские 2

О том, как дед Сергей и дядя Гриша на рыбалку ходили и о сложностях субъективного восприятия в минуты алкогольного опьянения.

Совсем недавно – лет пятнадцать тому назад, когда летние месяцы ещё не были столь засушливы и изнурительны как сейчас – рыбалка в нашем хуторе представляла собой явление повсеместное и для многих – если не желанное, то уж, во всяком случае, возможное. В хуторе было предостаточно озёр и ставков, в которых водилась самая простая наша русская рыба, и в которых при огромном желании можно было утонуть. Сейчас есть ещё такие озёра – не высохли. Взять, к примеру, наше Девичье озеро. Говорят когда-то давно, при царе ещё, несколько девушек пошли в озере покупаться и не вернулись – утонули, значит. Девушек тех так и не нашли тогдашние жители хуторские. Может и не утонули они вовсе? Но только с тех самых времён озеро назвали в честь пропавших без вести девиц. Историю сию мне бабушка моя, ныне покойная, рассказывала.
А я вам другую поведаю – историю о некоторых особенностях рыболовства в нашем замечательном хуторе.
В те самые полноводные времена, с которых я начал повествование своё, жили в хуторе, недалеко от нашего дома дед Сергей и дядя Гриша. Соседствовали они через дорогу. Дядя Гриша жил со своей женой – тётей Валей. Дети их уже давно разъехались кто куда, так что заменою им стало небольшое хозяйство, состоящее из коз, гусей, кур и собаки. Домик у них был маленький по сравнению с окружающими домами местных жителей, и стоял он на возвышенном месте. Я очень любил ходить к ним в гости, потому, что со двора их открывался вид на весь хутор Пшеничное и окрестные леса. Дядя Гриша был работяга ещё тот, но пил безбожно и по чёрному, так что соловьи в соседней балке замирали от удивления. Тощий, маленький и с острым носом как у Гришки Распутина – тут и имена совпали чудным образом. Бывало, смотришь, а он спозаранку из лесу тащит на плече бревно огромное, да так, что к земле весь склонился от тяжести. В руке сигарету держит и покуривает, вызывая изумление у редких свидетелей этого добровольного мученичества. Ну а в том, что он был не трезв даже в эту непростую для него минуту, никто и не сомневался.
Никто не сомневался и в том, что частые визиты к нам друга его – деда Сергея, были обусловлены той же потребностью, которая так часто одолевала дядю Гришу. Иными словами любил дед Сергей выпить в компании моего отца. Кстати сказать, был он родственником нашим – младшим братом моего покойного деда по материнской линии. Прейдёт, сядет, закурит и ну байки травить одну за другой. Любили мы его все. Баба Надя – жена его, после смерти своего Сергея часто плакала, приговаривая: «лучше бы пил да живым был. Какой ни какой, а всё же живой лучше, чем мёртвый». Мне иногда после этих её слов казалось, что жизнь, взятая просто и сама по себе, важнее, чем её качество. А иногда я поправлял себя и думал, что жизнь и её качественное наполнение неразделимы вовсе. В общем, зелен ещё был я, чтобы о жизни философствовать. Однако не настолько я был мал, чтобы запомнить то, что приключилось с моими персонажами.
Решили дядя Гриша и дед Сергей порыбачить – бубырей бреднем наловить. Дядя Гриша вкусно их солил с растительным маслом – он даже когда-то мне рецепт рассказывал.
Рыбаки они, надо сказать, не профессиональные, неискушённые в методах, я бы сказал, даже, вовсе не рыбаки они. Да и что такое пшеничнянский бредень, как не большой кусок марли, по обеим сторонам которого закреплены палки для удобства в процессе.
Собрались, значит, употребили, закусили (эти и все остальные подробности они моему отцу потом поведали). Денёк был жарким, но на кануне лил, не переставая, ливень и оставил после себя огромные зеркала шоколадных луж на грунтовых дорогах, а так же везде, где могла поместиться небесная хлябь. Эта картина мне знакома, поэтому я так высокохудожественно её и описываю. Всё остальное – со слов переданных мне моим отцом.
Пришли к озеру наши рыбаки. Как водится, выпили, потом снова выпили и решили, что оставлять начатое на берегу опасно в виду того, что конкуренция в хуторе на этот счёт имелась и весьма многочисленная. Моё воображение представляло всё более и более высоко поднимающийся боевой дух рыбаков, в то время как натянутая марля погружалась в тёмные воды озера. Не знаю точно, ходили ли они по-над берегом или вдоль и поперёк озера, но только состояние их вряд ли способствовало долгой рыболовле. Уснули на берегу и проспали до самого вечера.
Удивлению деда Сергея не было предела, когда, проснувшись первым, он увидел бредень воткнутый двумя палками в большущую лужу посреди заливного луга. Рядом под вечерним солнцем загорал такой же, как и он рыбак-курортник дядя Гриша. Естественно, о рыбе и речи быть не могло. Но зато главное осталось от этой рыбалки – ощущение безграничного удовольствия от самого процесса рыболовли. Главное, ведь, процесс, а не результат – так, кажется, говорят все охотники и рыбаки.
Отец, передавая мне эту историю, высказывал своё недоумение по поводу того, каким образом лужа оказалась рыбным озером одновременно для двоих мужиков. Возможно, думал потом я, алкоголь уводит разных людей в одно и то же место, из которого потом открывается один для всех вид на нашу грешную землю. Возможно, по примеру дураков, пьяные тоже взяли привычку сходится в мыслях и субъективных восприятиях? Загадка для пытливого ума и только.
Через несколько лет после этого случая умер от сердечного приступа дед Сергей, а через пару лет помер и дядя Гриша. За год до смерти последнего уехала тётя Валя в далёкое село, где в тот же год и умерла.
Скучно без них стало в хуторе. Опустел наш маленький мир. Дом дяди Гриши покосился совсем, без окон, без дверей. Сарай глиняный рассыпался, двор бурьянами порос – страшное зрелище, когда люди уходят безвозвратно.
Осталась баба Надя сама. Одиноко ей, хоть и дети навещают частенько. Но о бабе Наде отдельный разговор.