Маленький Вавилон

Мы живем в центре бесконечности. Вокруг нас вечность времени и безмерность пространства. Внутри нас бездонность чувств, веры и наивности.

   Вибрирующие невидимые струны бесконечности пронизывают нашу жизнь, давая нам удивительную возможность чувствовать себя единым целым с бескрайним вечным миром. Смахнув пылинку со своей обуви, мы прикоснемся к праху динозавра. А в каждой капле слезинок умиления небес, всплакнувших по поводу наивной уверенности человека в своём могуществе, можем увидеть синь глубин океана. 

   Припоминаю притчу о том, как старая мудрая лягушка, прожившая всю свою жизнь на дне колодца, просвещает глупых лягушат.

“ Вы спрашиваете меня, что такое Океан? - задумчиво говорит она, глубоко закатывая свои выпуклые глазки в поисках умных мыслей, как всегда искусно прячущихся  в глубине мозговых извилин. - Это что-то колоссальное, огромное-преогромное. Ну, представьте себе наш колодец в десять,.. Нет! В тысячу раз крупнее!”

   Вот так и мы, дорогие мои лягушата, бесконечный мир измеряем своими колодцами. Нам привычнее мыслить знакомыми шаблонами. И потому мы вторим Экклезиасту:

                “Всё – суета, и нового под солнцем нет.
                Всё видел, но забыл об этом человек.”

   Уж не судите строго и меня за мои, возможно нелепые, сравнения.

                * * *
   Минуло несколько поколений, как ушедшая вода Всемирного потопа обнажила песчинки, покоившиеся на дне, и те, подхваченные ветрами Междуречья, стали слепить глаза единому народу, приобрётшему веру в свое всесилие и величие. И решили они ”сделать себе имя”, построив башню высотой до небес - доносит до нас печальную историю древнего города Вавилона книга Бытие.

   Минуло несколько лет, как очередной разрушительный потоп опустошил шестую часть Земли, ранее называвшуюся Советским Союзом. Работал я в то время в одном американском проекте с амбициозным названием, обещавшим процветание Центральной Азии. Не стану Вас разочаровывать печальной участью этой “башни”, но отмечу, что мне порой казалось, что национальностей в нашем маленьком коллективе было больше, чем людей. Впрочем, это не стало причиной разобщения и непонимания, подобно описанному в сказании о народе Вавилона.

   Отъезжавший на родину директор устроил прощальное ”пати” в своей съёмной квартире. На это знаковое событие были приглашены все сотрудники. Человек он был энергичный, невысокого роста, с упругой походкой Наполеона Бонапарта. Двери местного банка, с его слов, открывались настежь пред ним от легкого пинка. Словом человек был достойный, чтоб прийти на его проводы. Впрочем, стоит ли об этом вообще говорить, ведь приготовленные по поводу вечеринки значительные запасы халявного баночного пива просто не оставляли нам другого выбора.

   Тяжесть предстоящей утраты, растворенная в изрядном количестве выпитого спиртного, настолько утомила нашего лидера, что продолжение памятного мероприятия было лишено его руководящей роли, и каждый из присутствующих развлекался согласно своей интуиции и притупленному восприятию реальности.

   Постепенно приняв, будто хамелеон, сине-зеленую окраску в соответствии с дизайном банок пива “Bavaria”, уже немолоденькая дама синайских корней, находясь  на кухне, впала в гипнотический ступор. Её взгляд был прикован к маленькой, изумительной красоты копчёной колбаске, безмятежно лежавшей за стеклом одной из полок. И пока соблазнительница бесстыдно демонстрировала свои прелести, словно мулатка на витрине Квартала Красных Фонарей, губы застывшей дамы фанатично твердили об овладевшем ею непреодолимом желании.

   Из галантных джентельменов, находившихся рядом, самым сердобольным оказался выходец из пуштунского племени, Мухаммед. Разговаривал он на англо-русской версии международного языка, что для образованных афганцев тех времен казалось вполне объяснимым, и ему не составило труда понять причину женского вожделения.

   Для пуштуна гостеприимство – святая и почетная обязанность. Видимо это не зависит от того на чьей кухне развиваются события.  Попросив даму потерпеть еще одно мгновение, он стремглав выскочил за пределы кухни. Обещанное мгновение продолжалось ровно столько, сколько понадобилось опьяненному афганскому воину, перемещавшемуся синусоидой, появиться в проёме двери с обнажённым клинком.

   Дело в том, что наш американский босс был увлечен сбором холодного оружия со всех стран мира, которые ему удалось дотоле посетить. И уехать в далекие Штаты, не прихватив бухарской сабли, он просто не мог себе позволить. На мой дилетантский взгляд, сабля скорее напоминала меч Александра Невского, выкованный бухарскими умельцами из старой рессоры советского грузового автомобиля по заказу великого князя за сто зеленых долларов.

   Непокинувшая меня в тот момент осторожность не позволила мне процитировать знакомые с детства слова:  “Кто с мечом к нам придет…”. В воздухе запахло надвигающейся трагедией.

   Обреченная на заклание баварская колбаска безропотно легла на стол. Междометия непонятного назначения, озвучиваемые женским голосом, только разогревали и без того вскипающую горскую кровь.

“Осторожно! Ты перерубишь стол пополам”, - пытался я вразумить Мухаммеда, взмахнувшего клинком.

   Идеально выверенное рубящее движение лезвия, казалось станет последним, что застынет в остекленевших жиринках приговоренной к экзекуции жертвы. Звук рассекаемого воздуха, выдох из пришедших в движение грудных диафрагм зрителей,  склонившихся над непострадавшим столом…

   Колбаска, причудливо изогнувшись, приняла форму напоминающую  букву “V”. Оставшись невредимой, она проявила незаурядное чувство юмора в стрессовой ситуации. Намекая своей формой на символ победы, либо отрабатывая рекламные деньги, вложенные в неё кампанией “Nike”, она продемонстрировала своим противникам настоящий спортивный характер.

   Западный юмор оказался совершенно непонятным для вооружённого азиата. Следуя кодексу чести – пуштунвалай, оскорблённый повторно взметнул свой клинок. Еще удар…

   Уже привычным движением, все присутствующие молча склоняются к телу колбаски для констатации её безвременной кончины. Упрямство – не лучшее из встречающихся качеств, но в этот момент оно вызвало у нас искреннее восхищение.

   Ни единого следа пореза на плотно обтягивающем стройное тело одеянии. Мясопродукт, изогнувшись ещё в одном месте, превратился в букву ”W”, либо в уменьшенную копию созвездия Кассиопеи. 

   Полностью потеряв доверие к бухарским оружейникам, афганец выхватил неизвестно откуда взявшийся нож, и ловким заученным движением полоснул по слегка приподнятой шее жертвы. Неготовая к такому проявлению азиатского коварства, многострадальная колбаска тут же испустила свой дух. И дух этот был настолько невыносим, что все зажали свои носы. Разумеется, ни о какой трапезе уже никто не грезил. ”О женщины, вам имя – вероломство!”

   В поисках свежего воздуха я приблизился к окну. На занавеси отдыхала от мирской суеты маленькая стрекозка. В ее красивых неимоверно больших фасеточных глазах постепенно складывалась мозаичная картина мира, собранная из многотысячных шестигранных фрагментов, запечатлевших события, произошедшие здесь и сейчас, равно как и, происходившие на другом конце бесконечности.

   Гордый пуштун в паколе – национальной шапке из верблюжьей шерсти. Александр Невский, вколачивающий словно гвозди  ударами бухарской сабли стойкие баварские колбаски в лед Чудского озера. Хвастливая красавица Кассиопея на вращающемся вокруг Полюса троне. Моя бледная физиономия с немым вопросом в глазах: “Зачем же я так напился?” И многое-многое другое. Иными словами все то, что мы называем многогранным миром.

   Чем же закончилась моя история? Думаю, Вы догадались. Вавилон восстановлен не был. Злополучную башню до небес мы не построили. Все разбрелись по разным концам света. Слава Богу, что никто при этом не потерял здравомыслия.

   Впрочем, заново прочтя свои наспех изложенные строчки, я потерял уверенность в этом. Да и стоит ли по такому поводу беспокоиться. Ведь известно, что “всё - суета и томление духа”…