Цена вопроса. Глава 17. Перевернутый мир

Понедельник был не просто тяжелым днем, он еще имел обыкновение тянуться утомительно долго.
Микаил, машинально поглядывая на часы и думая о своем, рассеянно слушал скучные доклады депутатов. Его раздражало, выводило из себя то, что он вынужден был так бездарно терять время, которого и так было в обрез. Его личные планы требовали безотлагательных действий, но пренебречь заседанием Думы в канун выборов он не решился. Интересы Чечни, которые были превыше всего, требовали его присутствия во власти. И он всегда помнил об ответственности перед своим народом.
Нужно ли ему это было самому? Отвлекаясь от докладов, он начинал вдруг с удивлением прислушиваться к себе, что-то не так было с ним сегодня. Но что? Он будто бы не так сидит, дышит, думает, смотрит на все какими-то другими глазами. Софи?.. Он вызвал в себе образ, но ответа не получил. Не то, не то… и вдруг нащупал причину.
Теперь он сказочно богат! Не кто иной, как он - Ажаев Микаил Догаевич владелец капиталов Горюнова. Это открывало новые перспективы, возможности, и заседания Думы, даже выборы при таких деньгах казались мелкими и незначительными эпизодами.
Отыскав причину своих внутренних обновлений, Микаил немного расслабился и только тогда позволил себе снова подумать о Софи. Несмотря на почти физическую боль, которую он испытывал при мысли о ней, и которая, казалось, навсегда и прочно поселилась где-то в подреберье, это было упоительно приятное занятие. Боль становилась сладостной и желанной. Она изматывала, как ноющий нерв, то бледнея, отпуская, то набирая силу, безжалостно терзала каждую клеточку его тела, а он тянулся к ней, как к наркотику, тосковал, если та долго не наступала, и точно мазохист вызывал ее в себе снова и снова. И только тогда чувствовал, что живой, только тогда почти осязал свою девочку и наслаждался в сладостных муках.
Какая-то тень, промелькнув в сознании, встала между ним и трепетным образом, слегка утишив жгучую боль. Жена! Она мешала, она не отпускала его к девочке…
Наутро Милана, встав раньше обычного и стараясь не показывать виду, что плохо себя чувствует, приготовила и молча подала завтрак. От Микаила не укрылось, как она украдкой, словно случайно заглядывает ему в глаза. Что она пыталась прочесть в них? Что можно увидеть за закрытыми шторами?
Уже в дверях он задержался, привычно привлек ее к себе, и словно боясь причинить новые, еще большие страдания, не поцеловал, а лишь коснулся губами макушки. Она словно ожила, вспыхнула, в проснувшихся темных глазах-вишнях, устремленных на него, блеснула надежда. Он виновато отстранился и, отпуская, увидел еще и боль, и покорность. Милана любила его.
Микаил стыдливо задвинул ее образ на задворки сознания.

- Хочу напомнить! - взволнованный голос коллеги по партии Олега Беляева внезапно привлек внимание Микаила.
- Я внес свой законопроект на рассмотрение ранее президентского.
Интуитивно почувствовав, что Олег затронул важную тему, которая каким-то образом касается его лично и судьбы всей фракции эсеров, членом которой он был, Микаил напрягся и постарался вникнуть в смысл слов.
- Согласно регламенту оба документа, как альтернативные, должны рассматриваться одновременно.
Микаил понял, что речь шла о набившем оскомину, хорошо заезженном, но так и не принятом законе об ужесточении наказания для педофилов.
- Это лобби в недрах фракции «Единой России», - следом за Беляевым резко заявила тоже депутат от партии «Справедливая Россия» Алена Мазурина, вызвав недовольный гул голосов в зале, но, перекрикивая шум, закончила, - если судить по тому, кто и как оказывает противодействие антипедофильскому проекту.
Страсти накалились.
- Цинично и бессердечно использовать тему преступлений против детей для защиты политических интересов «Справедливой России»! – моментально парировала ей депутат фракции единороссов Лидия Агальцова, - требую лишить Мазурину права высказываться на заседаниях Госдумы на месяц!
- Можете лишить меня этого права, но сейчас я выскажусь до конца, - не отступалась Мазурина, - для наглядности предлагаю сравнить скорость принятия законопроекта Плигина-Москальца*, которая составляет пять суток и антипедофильского проекта, которая уже достигла шестисот пятидесяти семи суток! Что в сто тридцать раз медленнее.
«Вот и началось предвыборное обострение, - подумал Микаил, - теперь Госдума на два месяца станет пиар-площадкой».
Он знал, что всвязи с приближением предвыборной кампании изменятся приоритеты работы Госдумы. Думцы в целях пиара набросятся на оппозиционные партии с разоблачающей критикой и немилосердно начнут поливать друг друга грязью. Будут меняться акценты в рассмотрении законопроектов, что уже и начинало происходить.
Его откровенно забавляли эти словесные перепалки, которые напоминали хорошо срежиссированные спектакли. Что же скажет Мазурина дальше?
- За то время, пока законопроект мусолится в недрах Госдумы, - Алена не заставила себя долго ждать, - по несложным статистическим подсчетам жертвами педофилов стали тридцать одна тысяча российских детей. Это без учета таких преступлений, как вовлечение детей в занятия проституцией, детское порно, торговля детьми в целях сексуальной эксплуатации.
Она многозначительно замолчала.
Микаил невольно увлекся, да и было чем. За что он уважал депутатов, так это за то, что они в большинстве своем умели говорить, говорить красиво, убедительно, блистая своими ораторскими способностями, словно циркачи, жонглируя правильными и нужными словами. А самое главное, вся эта говорильня создавала иллюзию, что большая бурлящая куча, прорвавшихся правдами и неправдами к власти людей, трудится, решая важные задачи на благо общества.
На самом же деле одни слуги народа давно смирились, понимая, что они - просто мелкие винтики в системе, которые, если выпадут, их легко заменить, другие, ставя свои интересы превыше всего, откровенно игнорировали проблемы избирателей. Были и третьи, к которым относил себя Микаил.
В Госдуму России Микаил Ажаев прошел от Чеченского округа, но никогда не представлял себе Чечню в составе России. Он страстно желал распада Федерации, и готов был сделать для этого все, даже помогать американцам. Разумеется, потом им следовало убраться восвояси, ибо нет, и не было на Земле еще того, кто подчинил бы вольных горцев.
Несмотря на то, что был выходцем из Союза и прошел все этапы становления коммунистической личности, от октябренка до члена партии, Ажаев ненавидел все, что было связано с Советами. Ослабшая Россия казалась ему милей.
То, что Москва стала за последнее время дойной коровой для Чечни, было, конечно, хорошо, но мало. Россия была в неоплатном долгу перед ним, а самое главное, его народом, и должна была не только заплатить, но и прекратить свое существование, как целое и неделимое.
Его радовало, когда принимались в каком-то тридесятом чтении глупые невыполнимые законы, загоняющие страну в тупик, что коррупция, которой якобы объявили войну, только крепнет, процветает, становясь более откровенной.
Он торжествовал, когда видел, как развращена молодежь, что она легкомысленно подсаживается на наркотики и охотно, запуганная советским диктатом, продает душу прозападникам за якобы свободное общество. Туда им всем и дорога!
И теперь, слушая обсуждение закона о педофилах, он внутренне ликовал, потому что понимал, что не так уж трудно разваливать государство, жители которого сами добровольно его уничтожают. Ибо, какое будущее может быть у народа, который насилует, уродует и убивает собственное потомство? Микаил преднамеренно думал о русских детях как о потомстве, так он думал бы, например, о крысах или свиньях.- Госпожа Мазурина! – раздался голос со стороны фракции единороссов, - а почему Вы трусливо молчите о самом известном случае по поимке педофила? – Микаил снова превратился в слух.
- Мазурина разыгрывает тут перед нами спектакль, прикрывая своего коллегу-эсера, который, как известно, недавно сбежал из-под следствия и до сих пор не сдал удостоверение помощника депутата. - Это взял слово Егор Баранов, зампредседателя Комитета Госдумы.
Микаила неприятно царапнуло обвинение в адрес Мазуриной. Справедливороссы за последние дни и без того получили два чувствительных удара, с треском уступив в ряде регионов, где во главе списка шел сам лидер эсеров - Сергей Миронов.
- Не секрет, - продолжал свою обличительную речь Егор Баранов, - что в своем выступлении Мазурина не напрасно упомянула именно законопроект Плигина-Москальца, ограничивающий волюнтаризм лидеров эсеров, как спикера Совета Федерации, принятый Госдумой сразу в трех чтениях. У Мазуриной на руках нет никаких фактов, а лишь домыслы и эмоции. Это называется «запудрить мозги гражданам», обвиняя оппонентов в страшных грехах. Думаю, что это одна из уловок эсеров выбиться в лидеры на выборах.
Микаилу не нравилось такое развитие дискуссии, это касалось его личных интересов, и он более не мог оставаться в стороне. От того пройдет ли его партия в Госдуму, и с какими результатами, зависело слишком многое.
- Господа! Господа! – вмешался в перепалку вице-спикер, единоросс Олег Морозов, - прошу не бузить и быть сдержаннее в комментариях.
- Господа! – Ажаев встал с места, туманно осмотрелся, - В США, например, только за фотографию подобного содержания осуждают на 10 лет. В Англии знаменитого певца пресса и закон буквально растерзали только за то, что он два раза зашел на детский порно сайт. Ему не помогли ни известность, ни большие деньги. В России проще. Почему, господа депутаты?
На него смотрели с интересом и уважением, он внушал почтение, ему верили. Микаил почувствовал на себе восхищенные взгляды и удовлетворенно закончил:
- Давайте хоть что-то сделаем! И не надо путать защиту детей с политикой.
Ему сдержанно, но захлопали. Солидный красивый человек, с твердой справедливой позицией, хороший семьянин, отец - такому человеку не страшно доверить решение судьбы детей.
После слов Микаила, воспользовавшись минутной тишиной, Олег Морозов предложил перейти к голосованию.
Когда законопроект все же приняли, Микаил решил домой не ехать, а пообедать в депутатской столовой. Во-первых, ему невыносимо было видеть глаза Миланы, а во-вторых, у него на сегодня еще была назначена встреча с прокурором. И это было сейчас важней всего. Горюнов мог предпринять ответные меры, время работало против Микаила.

Честно отсидев на лекциях до обеда, Дени с тяжелым сердцем вышел на улицу. Он так и не получил ответа от Софии, и теперь его мучила полная неизвестность. Дени без дела шатался по проспекту Вернадского, рассеяно читая рекламу витрин. Был полдень, в университет возвращаться не хотелось, домой, впрочем, хотелось еще меньше. Он вспомнил почерневшее лицо матери, ее неживой взгляд, и чтобы не закричать сильно сжал зубы. Вероятно страшная гримаса исказила его лицо, потому что какая-то обезумевшая бабка суеверно отшатнулась, трижды осенив себя крестом.
- Ведьма старая! – процедил сквозь зубы вслед ей. Его все бесило. Он готов был все крушить на своем пути, выместить на встречных груз необъяснимых событий, которые вторглись в его всегда понятную и размеренную жизнь и давили, изматывали. Отец, похоже, просто забыл о нем и не собирался ни о чем говорить.
- Ден, - услышал он голос своего водителя, - до лекций три минуты осталось.
- Черт! – от неожиданности Дени вздрогнул, - я могу сам? Сам решать, что делать! Хватит меня караулить! – сжатые до боли, кулаки побелевшими костяшками уперлись в грудь перепуганного Расу.
- Но... - растерялся парень, он никогда еще не видел Дени таким злым.
- Поехали, - скомандовал Дени.
- Куда, - уже в машине робко спросил Расу.
- В офис, на работу.
Он уже года два как числился директором небольшой фирмы «Ялсамани», которая занималась гостиничным бизнесом. К трудоголикам Дени себя не относил, поэтому на работе появлялся крайне редко, а всеми делами занимался его заместитель из диаспоры.
Тимура на месте не оказалось, дверь в его кабинет была закрыта на ключ. На месте были только две девушки-администраторши.
- Дени Микаилович, - засуетилась одна из них, вскочив с места, - кофе сварить?
Дени посмотрел на нее непонимающим взглядом, с трудом припоминая:
- Эээ…, Ооо…?
- Ольга Витальевна, - напомнила она. Он холодно, оценивающе смерил ее взглядом, на мгновение задержал его на краешке подола до неприличия короткой юбки:
- Ольга Витальевна, меня не беспокоить, - распорядился начальственным тоном, доставая ключи от кабинета.
Вот что сейчас ему было нужно - компьютер! Непослушными от волнения пальцами Дени включил его и стал ждать, пока тот загрузится. Компьютер медлил, и Дени решил позвонить заму.
- Алло, - услышал он удивленный голос Тимура, - Ден? Не ожидал. Ты на работе? Что-то случилось? – словно застуканный за каким-то пакостным делом, виновато мямлил он.
- Я-то на работе. А ты чем занимаешься?
- Да я тут как раз осваиваю новое направление в бизнесе. Понимаешь, хочу ввести дополнительную услугу в гостиничное обслуживание.
- Что именно? – рассеянно спросил Дени, поглядывая на зависший монитор.
- Знаешь, разговор не телефонный. Сейчас как раз пробую на себе. Кучу бабок отвалил, но телочка того стоит.
- Тебе офисных шлюшек мало? – начиная соображать, разозлился Дени. - Кстати, немедленно уволь их или одень.
- Ден, ты не понял! В натуре блиин… – Тимур мялся, раздумывая, как сказать, - это ж речь не о старушенциях двадцатилетних, а о пироженках со взбитыми сливками. Приезжай, и тебя угощу, - причмокнул он,   но разговор, уж поверь мне, не телефонный. А бизнес хороший, прибыльный.
- Темнишь что-то. – Дени щелкнул мышкой и на экране, как в волшебном сне, в почтовом ящике высветилось «одно новое письмо». Он бросил трубку и в нетерпении впился глазами в монитор.
Есть! Буквы прыгали в глазах, текст расплывался, и одно лишь слово «люблю» вонзалось в сознание, сводило с ума. Ехать! Немедленно ехать к ней!
Дени больше не думал, нужно ли говорить с отцом. Сейчас он понимал только одно, тот отгородился от него, а может быть и от всего мира, какой-то непроницаемой стеной. Поэтому он самостоятельно, как и подобает мужчине, должен принять решение. И он принял. Теперь никто не посмеет помешать ему! Дени всегда был прав. И он никогда не проигрывал.

Анне оставалось забрать сумку и одежду. Она потихоньку приоткрыла дверь и заглянула. В приемной стояла какая-то необычная напряженная тишина. В одну секунду схватив свои вещи и выскочив на лестницу, она опрометью бегом пронеслась мимо удивленного охранника.
Уже спускаясь в метро, Анна вдруг осознала, что поддалась панике и в порыве смятения сама позвонила Сергею. Мало этого, она еще и напросилась на встречу. И теперь совершенно не знала, что будет говорить ему, на что собственно может рассчитывать, и, самое главное, что он может для нее сделать?
Сбывались худшие предчувствия, она без работы, без денег и, по сути - бомж. Через месяц ей нечем будет заплатить даже за эту облезлую комнату в коммуналке. Реальность показалась настолько ошеломляющей и безысходной, что немедленно захотелось поехать домой и просто выплакаться.
Впервые болезненное сомнение закралось в душу, правильно ли она живет, и возможно ли выжить даже такой молодой, сильной и образованной женщине в мире, где все продается и покупается. Слова Крючевского о том, что она «ублажала Горюнова» резали душу, и Анна несчастная, располосованная на лоскутки, вопрошала себя: «Сколько же? Сколько я стою?».

Прим.
* В законопроекте, внесенном председателем комитета Госдумы по конституционному законодательству Владимиром Плигиным и его первым заместителем Александром Москальцом, речь шла об изменениях и дополнениях к закону об основных гарантиях избирательных прав граждан.