Убийца среди нас

 
УБИЙЦА СРЕДИ НАС   

Под таким претенциозным названием продается роман неизвестного писателя, скрывающегося под псевдонимом Диссидентов. На прошлой неделе он бесследно исчез. Настоящая его фамилия в интересах следствия не сообщается.
"Убийца..." - скучный, ничем не примечательный роман, холодно принятый читателями. Продано всего несколько экземпляров. Появилась лишь единственная рецензия в газете "Литератор и жизнь", не оставившая от книги камня на камне.
Издатель "Убийцы..." на вопрос нашего корреспондента, возможно ли убийство писателя из-за его коммерческой деятельности, ответил: "Он никогда не занимался предпринимательством, вел скромный, почти отшельнический образ жизни, у него нет ни врагов, ни друзей. Мотивы для убийства автора романа отсутствуют.
В связи с исчезновением писателя, по настоянию его жены, заведено уголовное дело. К нему, пока в качестве свидетелей, привлечены люди, имеющие отношение к публикации романа. В частности, по одной из версий, в деле фигурирует издатель романа, имевший близкие отношения не только с Диссидентовым, но и с его супругой.
Мы будем следить за прохождением данного дела, которое только на первый взгляд представляется обычным...
 Газета "Криминальные ведомости"

МОНОЛОГ КНИГОИЗДАТЕЛЯ

Совершеннейший абсурд! Меня вынудили дать подписку о невыезде и неразглашении, что негативно скажется на моем бизнесе. Говорить о лишении человека одного из важнейших его гражданских прав излишне. Следователь цинично заявил: " Вы еще дешево отделались, разгуливая на свободе". И добавил с усмешкой: "До поры, до времени - пока будет продолжаться следствие. По делу проходит несколько человек. И не исключено: писателя никто не убивал, отыщется сам, или его найдут органы". Как вам это нравится?! Будто мы не живем в демократическом государстве! И презумпция невиновности - пустой звук!
Друзья советовали мне заплатить. Оборотням с погонами. Но где гарантия, что они не честные госслужащие? Кто их разберет? На их физиономиях не написано, who есть who. Возможно, исчезновение писателя они сами и подстроили. Скоро очередные выборы в Великое Собрание. Их министр с экранов всех телевизионных каналов говорит о новых фактах снижения роста преступлений благодаря увеличению их раскрытия. Показывает это на графиках. Но причем тут я?
В конце концов, у меня алиби. В день исчезновения писателя, моего друга, я находился в столице. Сохранил копии билетов - туда и обратно. Но следователь нагло заявил, купить билеты раз плюнуть, чтобы впоследствии использовать их как прикрытие. Алиби проверили: проводник вагона, в котором я ехал, меня не признал.
Я разыскал его. По словам этого типа, в его обязанности не входит запоминать физиономии пассажиров. Отверг деньги. Он, видите ли, на редкость порядочный человек. К тому же дача взятки официальному лицу, как для взяткодателя, так и для взяткополучателя тянет на более приличное количество лет, чем предложенная сумма. Что, впрочем, не помешало ему за сто американских долларов сохранить в тайне нашу беседу. Это все, чего я от него добился.
Теперь по существу дела. Мой друг написал роман и заключил со мной эксклюзивный договор на его издание за мой счет. Я целиком взял на себя весь коммерческий риск и опубликовал книгу, которую до исчезновения автора купило всего два десятка человек. Этого следовало ожидать. Меня подвело не чутье, а характер: хотелось угодить другу. Я предлагал ему выпустить менее масштабное произведение. Краткость - сестра таланта, как известно со времен Чехова. "Убийца..." слишком многословен, пятьсот страниц многовато для детектива.
Мы - приятели с детства. Учились в одном классе, жили в одном доме, дружили с одной девчонкой. Позже он на ней женился. Оба писали прозу, но прежние издательства, что журнальные, что книжные нас не публиковали. Краткое знакомство с редактором одного толстого литературного журнала его не спасло. Он с огромным трудом издал несколько рассказов, но они ни на кого не произвели впечатления. Но всю дальнейшую жизнь он продолжал строчить, зарабатывая на жизнь, как придется.
Я - прагматик, занялся другим делом. Работал инженером, чтобы как-то прокормить себя. Когда наступила новая эпоха, и для меня начались иные времена. Мой здоровый практицизм пошел мне на пользу.
Мой друг никогда не сомневался в правильности выбора жизненного пути. Он искренне считал, что раньше его не печатали по политическим соображениям, теперь не публиковали по экономическим причинам.
Когда мои дела пошли в гору, я заодно занялся издательским бизнесом. Как-то жена писателя (  мы дружили семьями) попросила меня заключить с мужем тот самый договор, о котором шла речь впереди. Я не предполагал тогда, что он настоит на публикации "Убийцы..." в пятьсот страниц (и это уже после сокращений его редактором!). Ничто мне не помогло. Ни ссылки на скверный читательский вкус и огромную конкуренцию со стороны других авторов, как ныне живущих на планете, так и почивших. Ни указание на низкую покупательную способность тех, кто читает и лишь потому покупает книги, а не ставит их на книжные полки, как прежде. К сожалению, мой товарищ был мнительным и обидчивым человеком. С детства. Суровая действительность усугубила его пороки, если данное слово допустимо приписывать другу, к тому же, по мнению следствия, возможно, погибшему. Пока еще при невыясненных обстоятельствах... А я совершенно нелепо угодил в мясорубку следствия (делай после этого добрые дела).
По закону подлости, писатель бережно хранил не только свои рукописи - все до единой, даже черновики, - но и любые записи, письма, как входящие, так и исходящие. Очевидно, для будущих поколений, способных оценить его талант. И надо ж такому случиться, я вступил с ним в обожаемую им переписку. Обмен посланиями начался после нашей ссоры. Перед этим я безуспешно пытался убедить его в целесообразности публикации не столь крупного произведения - тоже достойного. Я не слишком лукавил, но он набросился на меня с упреками. По его мнению, я просто завидовал ему. Пусть он и не состоялся для читателей вследствие объективных причин (тут он запутался, так как побоялся остаться неправильно понятым мной), зато остался верен Профессии, Призванию, Долгу (перед кем, простите?). Смешно звучит, но несправедливость задела меня. Я стараюсь ему помочь, а он... И ответил в том смысле, что писать следует только тогда, когда не можешь не писать, я, к примеру, смог...Тогда он, слово за слово, припомнил мне, какие чувства я питал и продолжаю, он уверен, питать к его жене. Даже способен войти в сговор с ней и убить его, дабы потом жениться на вдове. Явно сдвинулся на своей писанине! ...
Оказалось, его жена сохранила мои письма, написанные ей в ветхозаветные времена. Он много лет держал в тайне от меня то, что прочел их. Более того, не сомневался в адюльтере (его слова) между нами. Все это он выпалил мне при нашей размолвке в тот злополучный день. Письма, разумеется, он обнаружил совершенно случайно. Начал читать, не подозревая того, кем и кому они написаны. Он же - писатель. Читал не из праздного любопытства. Он ждал моих объяснений. Хотел убедиться в безосновательности своих подозрений, отвергнутых, полагаю, его женой много раньше. Я зачем-то стал оправдываться.
- Для тебя не секрет, мы оба любили ее когда-то. С тех пор много воды утекло. Ничего, кроме дружеских отношений, между нами не было, и нет. К тому же я почти сразу после тебя женился по любви...
- Оставь! Ты давно уже в разводе, холост, твои дети выросли. Богат, удачлив... Седина в бороду, бес в ребро. Слышал о твоих любовных похождениях. Я не слепой, вижу, какими взглядами вы обмениваетесь до сих пор. Дыма без огня не бывает...
- Помилуй! Какие взгляды? У тебя, верно, крыша поехала на старости лет.
- До сих пор сохнешь по ней.
- Ты, верно, бредишь. Забыл, сколько всем нам лет?!
- Любви все возрасты покорны. Не я это придумал.
- Не смеши меня. Мне никто не нужен. Я не намерен ни жениться, ни тем более волочиться за чьими-либо женами...
- Так я тебе и поверил! Признайся, это моя жена стояла за твоим предложением напечатать меня?
- Глупец! Причем тут твоя жена? Ты не чужой мне человек. И я верю в наш успех...
Вскоре я получил от него письмо. Он пошел мне навстречу - согласился напечатать свой роман в моем издательстве, даже в своей манере извинился за недавнюю размолвку. Извини, я поставил тебя в неловкое положение и вынудил тем самым лгать мне. Разумеется, мои слова о твоем намерении убить меня в некотором роде преувеличение. Хотя при известных обстоятельствах ты наверняка воспользовался бы благим поводом. Последнее письмо к моей супруге - лишнее тому свидетельство. Это письмо я написал из Лондона. И адресовал его им -своим друзьям. В нем я по глупости вспоминал о нашей с другом конкурентной борьбе, в которой я потерпел фиаско, что нисколько не отразилось на отношениях между нами - хватило сил и ума сохранить дружеские чувства...
Что тут скажешь? Я позвонил ему, желая объясниться, но он сразу же прервал меня, извинился, что очень занят, и попросил ответить письмом. Что написано пером, то не вырубишь топором - услышал я нервный смешок приятеля, за которым последовали короткие гудки.
Пришлось мне писать ему. Ненавижу письма, а написал. Во имя пресловутой дружбы. Что на меня нашло, не знаю. Уверял, что никогда не стремился вмешиваться в личную жизнь друзей, не вступал с его женой даже в подобие близких отношений, даже мыслей таких не имел. Моя скорая - после написания того письма - женитьба - лишнее свидетельство добрых намерений... А из нынешнего развода вовсе не вытекает желание подвергать испытаниям его семейное положение. Тем более - желать ему смерти.
Видимо, после исчезновения писателя его супруга сочла полезным дать в руки следствия все материалы, которые оказались тому полезны. В первую очередь, мои письма к ней. Я не в обиде. Она никому не желала зла, думала лишь о муже.
Уверен, он жив. Кому выгодна его смерть? Ему никто не угрожал. Взять у него и с него нечего. Ни собственности, ни денег. Мало ли куда может исчезнуть у нас человек?
На мой вопрос относительно злостной заметки в газете "Криминальные ведомости" следователь неохотно ответил: "Газетчики предупреждены, в случае повторной публикации подобного рода они по обращению соответствующих органов в определенные инстанции могут лишиться лицензии. Вы же знаете, что у нас диктатура закона".
Не исключено, сами правоохранительные органы могли затеять всю эту возню: спрятать писателя, чтобы через пару недель найти его и показать всей стране, какого очередного успеха добились. (Жена писателя на следующий день после пропажи мужа подняла на ноги милицию, морги, писателей, общественность - всех, кого могла.) Это еще полбеды, если органы хотят показать себя с самой лучшей стороны. Но вдруг они убрали моего друга для того, чтобы под таким благовидным предлогом завести дело против меня. Богатые люди ныне не в моде. По мнению властей, я - противник существующего строя и желаю с другими врагами страны, чуть ли не свергнуть его насильственным путем...
Верно, говорю следователю, я причастен. К публикации "Убийцы...", но не к убийству. Но что ему до моего доброго имени?! За мной охотятся журналисты, пытаясь разузнать подробности дела. Акции моей основной компании упали в цене на десять процентов. В то же самое время после исчезновения писателя и заведения дела об исчезновении автора "Убийцы..." начался книжный бум. "Убийца..." подскочил в цене. Я приказал: все, что лежит на складе, продать магазинам на двадцать процентов дороже. Всего лишь, так как не желал спекулировать на добром имени писателя. Мы объявили подписку на издание второго тиража. Писатель или его вдова получит то, что причитается им по праву. Впрочем, я забегаю вперед...
После неожиданного успеха" Убийцы..." и беседы со следователем я наконец-то удосужился прочесть роман. Именно "Убийца...", очевидно, навел следователя на мой след как возможного заказчика убийства писателя.
 В романе, жанр которого лишь с огромной натяжкой можно определить как детективный, главными героями, естественно, под другими именами, являемся все мы - писатель и я с женами и домочадцами. Писатель, нетрудно догадаться, гибнет. Самоубийство следствию на ум не приходит по той простой причине, что убийца нанес своей жертве три смертельных ножевых ранения в область грудной клетки и сделал контрольный выстрел в голову. Под подозрение следствия, начатого с большим запозданием, попал бывший графоман Тополевский. (Моя фамилия - Сосновский.) Мечтая в молодости прослыть знаменитым писателем, он все же осознает собственную бездарность. Пользуясь неразберихой переходной эпохи и поддержкой теневого бизнеса, Тополевский становится весьма преуспевающим бизнесменом. Естественно, этот тип не самая приятная личность, хотя обладает всеми необходимыми для успеха качествами, как в деле, так и в частной жизни. Он уходит от налогов, переводит капиталы за рубеж, заводит многочисленных любовниц самого разного калибра - от светских львиц до обыкновенных шлюх... Женат, у него трое детей, обучающихся в Англии. Тополевский сохранил приятельские отношения с другом детства, Шининым. В молодости они писали короткие рассказы. Шинин продолжил славное и многотрудное писательское дело, так как не хотел изменять своему дару. Кроме того, он добился взаимности в любви с девушкой, в которую с самого раннего детства были влюблены друзья. Шинина не печатали, он подвергался гонениям, хотя никогда не интересовался политикой. Но в прежние годы кто-то из знакомцев взял с собой одну из его рукописей за рубеж, и его поймали. Когда писателя вызвали на очную ставку, он не отрицал свое авторство. Этот инцидент усложнил и без того тяжкое положение Шинина... В новые времена он продолжал писать в "стол", не имея денег для публикаций своих произведений, известных лишь друзьям и знакомым. Все они, без исключения, отмечали в авторе индивидуальный стиль и огромный талант. Семья писателя жила почти впроголодь, существовала на скромную зарплату жены и его случайные заработки. Но супруги жили в любви и счастливо до той поры, пока в их жизнь не вторгся Тополевский. Он посчитал себя обделенным в любви и затаил в сердце обиду на бывшего друга. Время от времени он навещал семью Шинина, приносил подарки детям, цветы жене... Все это он делал умело и ловко, не вызывая неприятных ощущений у супругов. Бесхитростный и прямодушный Шинин во время не увидел в визитах Тополевского желание совратить жену Лизу. Лиза любила мужа, никогда не попрекала за бедность, на которую была обречена их семья из-за его литературной деятельности. Но постепенно между супругами начала рушиться стена взаимопонимания. Бытовые неурядицы стали оказывать воздействие на ее характер. Возникли первые разногласия - сначала по пустякам, а затем и по существу. Это значительно омрачило их жизнь и сказалось на детях, которые первыми заметили неладное в их когда-то полном любви и дружбы доме. Раздражение нарастало. А хитрый Тополевский делал вид, что не замечает перемен в их доме. Он зачастил к ним, начал делать дорогие подарки всем членам семьи, да так, что Шинин, боясь обидеть приятеля, не считал себя вправе отказываться от них. Однако писатель почувствовал беспокойство и впервые задумался над мотивами поведения человека, который вносил смуту в его дом. Обстановка еще больше накалилась, когда приятель пригласил чету Шининых на светский прием в своем особняке. Писатель отказался под предлогом того, что им не в чем явиться на званый ужин. Однако на следующий день из дорогого магазина они получили уже оплаченную дорогую одежду и обувь. Точное соответствие их размерам навело писателя на мысль: его жена вступила в тайный сговор с Тополевским. Когда Шинин осторожно намекнул на неблаговидные намерения их общего друга, Лиза ничуть не смутилась и заявила ему, что они и раньше не брезговали его подаркам: бизнесмен может себе их позволить и делает это от души, без всяких задних мыслей, в конце концов, писатели в нашей стране всегда жили бедно, бедность - не порок и т.д. Она выразила уверенность в том, что они никак не могут шокировать гостей Тополевского, так как по своему интеллекту ничуть не уступают им. Уж тут писателю возразить было нечего, он не стал вступать в дальнейшую полемику с женой. Она так радовалась красивой одежде, стоимость которой составляла ежегодный годовой доход их семьи. Он был вынужден проглотить обиду - согласился явиться на прием, где уже его самого ждал приятный сюрприз. Тополевский познакомил писателя с крупным издателем. Последний предложил ему опубликовать " Убийцу...", один из экземпляров которого сравнительно недавно Лиза дала Тополевскому в присутствии мужа. Тогда супруг и рта не успел раскрыть, чтобы воспрепятствовать этому, как рукопись оказалась в руках гостя. Шинину только одно и оставалось, что лишь легко пожурить жену .
Писатель не смог отказаться от предложения издателя. Вскоре он подписал договор на публикацию романа, в честь чего Тополевский устроил очередной прием. Лиза на нем выглядела самой счастливой женщиной на свете, самим совершенством, и блистала. Женщины с трудом скрывали зависть к ней, наблюдая за своими мужьями. Они не сводили с нее глаз. Тополевский скромно стоял рядом с Лизой, о чем-то беседуя. А за столом его лучшие друзья (так он представил их другим гостям) оказались рядом с ним (он - в середине, между ними).
После такого, на первый взгляд, радостного события семейная жизнь супругов окончательно пошла под откос. Лиза оказалась падка на любые приглашения, визиты, приемы, концерты, театральные премьеры, щедро предлагаемые Тополевским. Писатель, получив хороший гонорар, расплатился с долгами. Кое-что осталось, но предложенный образ жизни Шинины могли вести только за счет приятеля, что совершенно не устраивало писателя. А бедная Лиза будто не замечала роскоши, которая нежданно-негаданно валилась на их головы. И, смеясь, говорила мужу, что он круглый дурак, если вместо благодарности без всяких на то оснований откажется от помощи друга. Их бедность вполне окупается огромным талантом писателя. По ее мнению, они оказывают честь другу, соглашаясь бывать в обществе людей его круга, ведь кроме богатства, ничем другим они похвастать не могут. Почти все жены и любовницы богачей - нищие духом и мозгами... Шинину (с недавних пор жена стала называть мужа по фамилии) на такой веский аргумент возразить нечего - сам не раз имел возможность убедиться в ее правоте.
Последнюю точку поставило приглашение, полученное писателем из Парижа. Ему предлагался грант на двухнедельную поездку для участия в международном симпозиуме писателей. Один из бывших эмигрантов первой волны прочел "Убийцу..." и пришел в такой восторг от него, что организовал поездку Шинина. Писатель решительно отказывался ехать, тем более что его захватил новый сюжет, и он не мог прерваться даже на день. Оформление визы, вся эта суета вокруг поездки была ему ни к чему. Лиза категорически заявила, что она не простит мужу отказ от симпозиума, открывающего перед ним новые горизонты. Он допустил выпад против жены. Она якобы только того и ждет - не дождется, чтобы пойти куда-нибудь без него, когда он окажется вне дома, во Франции. Слово за слово, фамилия приятеля не прозвучала, но ясно, что муж имел в виду... Он все же уехал в Париж. Лиза осталась одна. И, само собой разумеется, не устояла против настойчивых сексуальных домогательств Тополевского. Но когда супруг вернулся домой, она, испытывая раскаяние, призналась ему в измене. Все контакты между семьями приятелей прекратились. Но бизнесмен, вкусивший вкус победы, не хотел остановиться. Страсть требовала выхода. Он замыслил и осуществил заказное убийство писателя, только-только начавшего познавать огромный успех. Произведение Шинина вышло на его родине, а вскоре и за рубежом. С огромным запозданием к нему пришла заслуженная слава и известность.
Естественно, убийство большого писателя не могло остаться без внимания властей. Они вынуждены были, хотя и не сразу, завести уголовное дело. Генеральная прокуратура взяла его под свой контроль. И - чудо! - убийцу нашли. Далеко не сразу, но поймали... Он получил срок пожизненного заключения в тюрьме строгого режима. Однако заказчик убийства (читатель не сомневается, кто он) ушел от наказания. Лиза не только не вышла замуж за бизнесмена, она повела беспощадную борьбу с разными олигархическими и мафиозными структурами и оборотнями. Но ничто не помогало - ни взывание к мировой общественности, ни публикация в прессе многих фактов, в частности, писем Тополевского Лизе.  В одном из них бизнесмен, уже добившийся взаимности, убеждал Лизу порвать с писателем и предлагал ей себя в качестве супруга. "Только смерть разлучит меня с тобой, любовь моя". (Нетрудно догадаться, чья смерть.) Следователь, который вел дело, нашел в этих фактах криминал и готовился завершить следствие, но его досрочно отправили на пенсию. Дело закрыли. Лиза, осознавшая свою вину, до самого финала романа всеми правдами и неправдами стремится отомстить бывшему любовнику за смерть мужа, не оставляя в покое властные структуры и СМИ... Так завершается роман "Убийца среди нас" - роман, удививший меня своей банальностью. И как это я допустил такой промах - напечатал его?!!
Судебное дело, в которое втянули меня, ни для кого не явилось большей сенсацией, нежели самое убийство или исчезновение автора " Убийцы.." Вот уж поистине, неисповедимы пути Господни! Я недооценил масштаб то ли личности писателя, то ли менталитет жителей нашей страны .
Судьба доселе неизвестного писателя стала последним индикатором намерения властей еще лучше и быстрей раскрывать многочисленные громкие исчезновения и убийства. Таким громким событием исчезновение писателя явилось и благодаря стараниям его жены, направившей всю свою неуемную энергию на то, чтобы взбудоражить общественное мнение страны. СМИ - четвертая власть - оказалась тут как тут, выборы завели их на полные обороты. Но у следователя (его даже можно по-своему пожалеть) нет ничего серьезного, за что можно ухватиться, чтобы выйти на след то ли убийцы, то ли похитителя писателя. Некоторые оппозиционные круги не исключают возможности его побега из дома из-за обыкновенных житейских неурядиц. Достаточно вспомнить Льва Толстого... Велика наша страна, ищи-свищи в ней затерявшуюся пылинку ...
Что ж. В подобной ситуации я вынужден смириться со своей участью то ли обвиняемого, то ли свидетеля, то ли непонятно кого, кто нужен следователю для того, чтобы он сохранил свое место хотя бы до того времени, пока не отыщется то ли сам писатель, то ли его труп. Тогда что-то прояснится. Будет что доложить мировой общественности, которая недоуменно пожимает плечами, взирая на тот взрыв Демократии и Порядка, которые неведомы другим народам и государствам. В какой еще стране Генеральная Прокуратура возьмет под личный контроль подобное дело?!

МОНОЛОГ ЧИТАТЕЛЯ

Я - большой ценитель детективов. Постоянно слежу за новинками детективной литературы, особенно отечественной. Естественно, не мог пройти мимо романа "Убийцы среди нас". Самое название книги привлекло мое внимание, хотя странная фамилия автора - Диссидентов мне ни о чем не говорила. Весьма ограниченный в средствах, но заинтригованный названием книги, я рискнул и купил "Убийцу..." за немалые деньги. И едва вернулся домой, как тут же приступил к чтению. С первых страниц понял, автор  просто одурачил меня. Это был не детектив, настоящая мура. Не столько было жаль выброшенных на помойку денег, сколько обидно оказаться среди немногих дураков, запавших на броское название так называемого романа Диссидентова. Мое возмущение оказалось столь велико, что я решил непременно встретиться с автором и поговорить с ним начистоту. В конце концов, он просто обязан принести мне свои извинения и вернуть потраченные деньги. Я связался с издательством, чтобы выйти на обманщика, но мне вежливо ответили, что писатель просил не беспокоить его, так как привык к тишине и крайне недоволен шумихой, поднятой вокруг "Убийцы..." многочисленными почитателями его таланта. Мне только то и оставалось, как послать лжецов подальше. Я понял, все они - одна шайка - лейка. На другой день я другим голосом позвонил туда же с просьбой сообщить, в каком книжном магазине назначена встреча с автором нашумевшего романа. Мне любезно ответили, что пожелания и предложения можно направлять по адресу издательства. Писателю обязательно передадут их, и, когда он будет свободен, постарается ответить адресату. Если сочтет целесообразным, даже назначит время и место встречи для обсуждения книги. Что касается массовых встреч с читателями, то они планируются не раньше, чем через месяц. Эта информация меня устроила. Я написал Диссидентову хвалебное письмо. Поблагодарил за то удовольствие, которое доставила мне его замечательная книга, написанная живым языком. Указал адрес своей электронной почты, куда автор, несмотря на огромную занятость, мог ответить мне на ряд моих вопросов. Пришлось хотя бы мельком прочесть роман. Сформулировать вопросы, которые вызовут интерес писателя, чтобы он заинтересовался мной как читателем. Я спросил, в частности, могу ли через него купить сто экземпляров книги за наличный расчет (с целью их распространения), минуя посредников - книжные магазины, чтобы не платить лишние деньги, и в какую сумму мне  это обойдется. Кроме того, меня интересовали творческие планы писателя, какие еще книги он написал, в каких еще жанрах работает и т.д. Честно говоря, я не слишком рассчитывал на ответ, но, как говорится, где наша ни была. Однако Диссидентов ответил, больше того, назначил мне встречу в кафе в центре города, куда мы оба и прибыли. Разумеется, я отверг всякие намерения замечательного писателя заплатить за себя. Это приятно поразило его, после чего он окончательно удостоверился в искренности моих слов. Выяснилось, Диссидентову не составит большого труда забрать с книжной базы издательства сто экземпляров книги и продать их мне за вполне приемлемую для нас обоих цену. Незадача состояла лишь в отсутствии у Писателя своего транспортного средства, которое предложил я - свой старенький автомобиль.
Я хотел легкой мести: он не увидит меня, как своих ушей, останется со своими убийцами в ста экземплярах, за которые заплатит издательству до нашей с ним встречи. Диссидентов оказался еще большим простофилей, чем я. Он поверил первому встречному читателю. Очевидно, таких дуралеев, как я, купивших его книгу, было с гулькин нос. Он обрадовался возможности поживиться за мой счет, коль скоро никто другой не сделал ему подобного предложения. Он заслуживал большего наказания, так как при нашей встрече беспардонно врал мне, называя трехзначные цифры распроданных книг. Конечно, я усомнился в подлинности его слов. Стало еще тяжелей признаться себе в том, что я едва ли не единственный глупец, клюнувший на заглавие его "произведения". Я решил, что мой первоначальный план легкой мести нуждается в некоторой корректировке. Тем более что Диссидентов мог договориться с базой и взять книги в счет будущего платежа, вернув их назад, если наша сделка по каким-нибудь причинам не состоится. Никогда не следует считать других большими кретинами, чем ты сам. Это правило следует знать, и особенно тем, кто считает, что они умнее всех. И хотя я не в их числе, руководствовался этим правилом в своей жизни и еще ни разу не прогадал. Чтобы сыграть наверняка, следовало пойти дальше намеченного плана, совершить нечто такое, чтобы те, кто наживается на читателях, подсовывая им всякую туфту вместо настоящей литературы, непременно остались с носом. Я решил... похитить Диссидентова с его ста "Убийцами...", показать им и ему, в первую очередь, на живом примере, что такое детективный жанр. Как известно, учиться жизни можно только на своих ошибках, чужие - впрок никому не идут.
Я находился в отпуске, он только начался. Погода, по закону подлости, перешла из одного качества - летнего (прекрасного) в другое - осеннее (мерзопакостное). Никаких развлечений не предвиделось. Почему бы ни повеселиться за счет надувшего меня писателя? До конца отпуска упрятать его на моей дачке - сарае, построенном в лучшие времена на отшибе глухой деревеньки, которую уже давно покинули в иной мир последние ее старики и старухи. Я оказался последним из могикан (наследники прежних владельцев заколотили свои халупы и не появлялись, местная власть забросила и деревню, и ее угодья, так как не могла добраться до них по бездорожью, особенно в хлябь). Я практически ничем не рисковал, вывозя Диссидентова в свои "Пенаты". Но должен сделать это так, чтобы ни единая душа не увидела нас. Поэтому договорился с писателем, что он выкупит книги, вынесет их за пределы проходной базы издательства, к которой я и подъеду на своей тачке.
Все сложилось для нас как нельзя лучше. Я все равно со дня на день собирался отбыть на "кадиллаке" в "зарубежную виллу". Что может быть лучше, чем отпуск в деревне?! Я заранее запасся необходимым, погрузил его в машину с тем расчетом, чтобы поместить в ней также всех "убийц", включая себя с Диссидентовым. Небо в этот замечательный день было грязно-серым, выл сильный ветер, словно на дворе стоял не июль, а октябрь или ноябрь, болдинская осень, одним словом, для нашего писателя... Вот я и решил создать ему все условия для творчества. Чтобы ни один поклонник его могучего таланта не посягал на уединение великого Мастера.
Когда я, груженый скарбом, на своей колымаге подъехал к месту нашей встречи, Диссидентов, закутанный в теплую одежду, возможно, и в подштанниках, поджидал меня, предвкушая огромный куш, который сорвет в результате нашей сделки. Я, в свою очередь, не столько из-за непогоды, сколько из боязни оказаться замеченным посторонними, которые вечно пялят свои глаза по всем сторонам, когда их никто об этом не просит, оделся так, что можно было разглядеть только мои глаза и длинный нос. Писатель узнал меня по дружескому взмаху руки, указующий перст которой подсказал ему, что я это я, и он может смело грузить свой товар в тачку. Я помог ему уложить хорошо упакованные пачки книг в машину на свободное место позади нас. ( Это несколько противоречило замыслу романиста, "Убийца" оказался не среди, а позади нас, но писатель пошел на все ради денег.) Я предложил ему, что расплачусь с ним в машине, без посторонних глаз, хотя ни единая душа не могла нас побеспокоить ввиду их отсутствия. Писатель так обрадовался моему приезду, что никого и ничего вокруг нас не замечал. Он с благодарностью откликнулся на мое предложение подвезти его до дома, так как от базы до ближайшей станции метро ходил лишь один автобус. Он недавно ушел, следующего - в соответствии с расписанием - пришлось бы ждать полтора часа. А ему, нетрудно догадаться, жаль своего драгоценного времени на такой простой, хотя мысли никогда не оставляли его. ( Продолжал творить даже во сне. В кафе писатель поделился сокровенным. Финал "Убийцы...", который "произвел на меня самое сильное впечатление", пришел ему ночью, перед пробуждением. Он, как ошпаренный, в одних трусах выскочил из постели. И, боясь забыть хотя бы одно слово, поспешил занести все куда надо. Никогда в прежней своей жизни он не испытывал такого вдохновения.) Творческая лихорадка буквально снедала Писателя. Продолжение нового произведения, которое он начал сразу же после создания "Убийцы...", и без того долго ждало своего часа. Лишь жалкие деньги, которые можно было выручить благодаря нашей сделке, заставили его выйти из дома, покинуть тот мир, в который он погружен.
Находясь в прекрасном расположении духа и самых радостных ожиданиях, Диссидентов не заметил, как к его носу вместо пачки денежных купюр я поднес ватку, смоченную эфиром. Она погрузила писателя в еще более приятный мир. Ехать до моей деревеньки было достаточно долго, учитывая наши расстояния и дороги (к тому же в машине не самого последнего года выпуска ехали дураки, будем самокритичны, коль скоро один из нас создал белиберду, а другой ее купил). Пришлось по мере того, как Диссидентов мог вернуться в худший мир, пришлось не раз возвращать его к жизни в лучшем мире все тем же испытанным на нем способом. Боясь переусердствовать при этом. Ни при каких условиях я не желал пополнять ряды убийц среди нас. Меня вполне устраивала скромная роль похитителя, решившего позабавиться за чужой счет. Имея не самые худшие намерения относительно этого чужого. Ведь и Диссидентова, живущего в условиях мегаполиса и в обществе пусть любимых, но изрядно надоевших, надо думать, жены и детей, должна обрадовать деревня с ее просторами, свежим воздухом и одиночеством. Все расходы по содержанию писателя я изначально взял на себя, коль скоро не поставил его заранее в известность, какой роскошный отдых - творить в деревне разве не отдых?! - ему предстоит.
Я доставил гостя по месту назначения целым и невредимым, чего никак нельзя было сказать о тачке. К счастью, лишь перед въездом в деревню она начала чихать так сильно, что Диссидентов почувствовал некоторый диссонанс и проснулся. Обнаружив себя на новом месте, далеко-далеко, где кочуют туманы, а не его родная гарь и дым заводов, фабрик и автомобилей, он с недоумением уставился на меня. Я предложил ему размять ноги, и распахнул, если можно так сказать о моем авто, его скрипучие дверцы. Чтобы он в полной мере осознал, какое неслыханное счастье ждет его впереди. Впрочем, он не сразу это понял и в достаточно грубой форме выказал свое неудовольствие. Ему, видите ли, некогда шутки шутить. Пусть погода не на шутку разгулялась в самую лучшую сторону (здесь литератор улыбнулся, я не мог не почувствовать, что и в необычной обстановке ему не изменяет чувство юмора, которое я раньше не замечал), его ждут дела. Он попросил меня как можно скорее вернуться из этого замечательного пригородного местечка в город. И не забыть расплатиться за товар, коль скоро мы вступили с ним в товарно-денежные отношения. Я ответил, что негоже обзывать таким скабрезным словом великое творение, оно выше презренных денег. А что касается "убийц", спокойно развалившихся на заднем сидении машины, они, как может заметить писатель, не возражают против того, чтобы получить не формальное, а реальное право на отдых вместе со своим заказчиком. Увы, лишь на короткое время - меньше месяца - подышать вольным воздухом и одновременно создать или продолжить новое, еще более гениальное творение, которое своей мощью затмит все то, что известно миру. Я успокоил писателя, что прихватил с собой вдоволь писчей бумаги и карандашей, ручек с вечным пером и простых, смертных ручек, дабы он мог работать. Правда, за отсутствием пишущей машинки и компьютера, придется писать от руки. Зато я, со своей стороны, обещал всяческое ему содействие во всем том, что касается бытовых вопросов. Никаких обязательств с его стороны по приобретению продуктов питания (здесь все равно купить нечего, ближайший магазин в нескольких км. отсюда, и в нем можно приобрести разве что хлеб, но все необходимое для двух мужских душ я захватил с собой, хотя особый разносол не обещаю). Никто не станет беспокоить его приготовлением первых, вторых и тем более третьих (последнее и не понадобится, так как будем пользоваться молочной и кисломолочной продукцией буренок из дальних мест) блюд. Даже помойное ведро и воду из колодца стану выносить и приносить я. Да, туалет, к сожалению, во дворе, но идти до него близко и одно удовольствие. Так как в ночной, дневной, не говоря об утренней, тиши желудок работает, как часы Буре, а мочевой пузырь так радуется жизни в деревне, что может позволить себе роскошь опорожнять все свое содержимое, выйдя из дома, не добегая до туалета. Есть одно неудобство - и во дворе, и в деревне - отсутствие женщины. Но воздержание, говорят, очень полезно сказывается на воображении, много лучше работает тогда, когда оно сталкивается с отсутствием слабого пола. Проверено на себе. Хотя я не писатель, а читатель.
Во время произнесения своей пламенной речи я увидел на лице писателя улыбку, не так уж отдаленно напоминающую идиотскую. Только того и не хватало, чтобы я связался с настоящим психом! К счастью, Писатель, очевидно, прочел в моих глазах некоторый укор в свой адрес и поспешил успокоить меня. Он спросил, каким образом может связаться с женой, если я заранее не оповестил ее об его исчезновении. Или в мои планы входит такой вариант похищения, когда любая связь с ближними исключена? На выкуп я могу не рассчитывать, он беден, как церковная крыса. И если б даже был богат, все равно бы мне ничего не откололось, я не на того напал. Если я читал не только шпионские романы и слышал об американском писателе Генри (так и сказал), то я еще должен прилично заплатить ему, чтобы он согласился вернуться домой, где ничего хорошего его не ждет. Если я внимательно прочел "Убийцу...", то мог понять, в каких он отношениях с женой и детьми, которые для него почти всегда одна обуза. Вечно мешали ему заниматься творчеством, ждали от него денег, хотя и молча. А после измены жены с книгоиздателем супруги спят отдельно, ей не помогли принесенные извинения с уверениями в том, что она верна мужу с первой их брачной ночи по последнюю включительно. Так что я могу не беспокоиться относительно женщин, если сам обхожусь без них. Мне, на его взгляд, воздержание должно даваться несколько труднее, ведь я моложе его ни на один десяток лет. Или - тут он подозрительно уставился на меня - я люблю мужчин? Мне ничего другого не оставалось, как горячо заверить писателя в своей нормальной сексуальной ориентации. Никакого отношения к голубым и никаких связей с ними не имел и иметь не собираюсь - и это истинная правда. Я почувствовал, сказал нечто обидное для него, так как он смутился. Видимо, писатель решил, будто у меня возникли задние мысли относительно него самого. Я тут же сказал писателю, никаких таких мыслей у меня нет. Каждый живет, как хочет и с кем хочет. У нас в стране демократия. Писатель облегченно вздохнул. Подумал и сказал, есть еще одна нерешенная проблема. Книги, его сто "убийц". Или я похитил их вместе с ним? И услышал мой легкомысленный ответ, что "убийцы" мне даром не нужны, я и от своего "Убийцы" не знаю, как избавиться. Диссидентов посмотрел на меня нехорошо. Я поторопился снять возникшее между нами напряжение, сказал ему, что имел в виду лишь одно: "Убийцами" я воспользовался с целью умыкнуть его самого ему же во благо. Мы можем провести совместный эксперимент по определению зависимости между спросом и предложением на прижизненную литературу. При жизни современного писателя (писатель вздрогнул, я доброжелательно похлопал его по плечу) и при внезапном его исчезновении. Кроме того, полезно нанести небольшой финансовый урон издательству, позволившему в предисловии назвать роман детективом, хотя автор (он сам подтвердил мне это в кафе) отводит своему произведению более высокое место при определении его жанра. "Убийца..."- психологически - реалистический роман. Ведь и у великого Достоевского большинство его произведений, так или иначе связанных с убийцами и их жертвами, не детективы. Я изо всех сил постарался выглядеть искренним. Диссидентов хотел мне поверить и поверил.
После нашей несколько нервной беседы писатель окончательно пришел, вернее, вернулся в себя и согласился не препятствовать проведению нашего эксперимента. Поверил в лучший результат при распродаже "Убийц...", чем до нашего с ним испарения из города. В конце концов, его совесть чиста: он взял книги на реализацию в течение месяца под расписку. Оставшись живым (шутка), может по возвращении продать их даже дороже, чем рассчитывал (в случае, если читатели услышат о том, что его похитили или, что еще лучше, убили). Лучше, разумеется, для них, не для него. Такую незначительную поправку внес писатель, чтобы я правильно его понял. А если он не успеет (времени останется в обрез) продать книги, вернет их на базу без всякого для себя ущерба - в полном соответствии с прежней договоренностью. Правда, о нем могут не слишком хорошо подумать, но в любом деле приходится рассчитывать на определенные издержки. Единственное, что по-настоящему беспокоило писателя, так это невозможность во время   "ссылки в деревню" заплатить за хлеб-соль, так как я застиг его врасплох, и он совершенно случайно оказался не при деньгах (в доказательство вывернул все карманы, я посмотрел на него с укоризной). Он извинился передо мной и предложил мне свою дружбу, если я сочту возможным ее принять. Я чуть было не разрыдался на его плече и заключил писателя в свои объятья. И это было таким искренним шагом с обеих сторон, что никто из нас не расценил наше мужское объятье, как нечто чужеродное, неподобающее, неприличное. Я от всей души предложил ему стать моим лучшим гостем (писатель стал первым моим посетителем в деревне, не считая милиционера, навещавшего меня наездами из дальнего соседнего поселка, где он жил и служил одновременно). Диссидентов с благодарностью принял мое лестное для него предложение. Не каждый читатель проявляет свои добрые чувства к не слишком полюбившемуся им писателю.
Неполный, к сожалению, месяц в деревне протекал прекрасно. Стояла солнечная теплая погода. Писатель не мешал мне, я - ему. Он был счастлив оттого, что лишен всяких связей с внешним миром, находился в полном ладу со своим внутренним - он творил и днем, и ночью. В редкие моменты своего деревенского бытия, вынужденный отрываться от писания, находился в задумчивости, что-то нашептывал сам себе и время от времени делал короткие заметки в записной книжке, которая всегда оставалась при нем. Он не расставался с ней даже тогда, когда выходил во двор по своим естественным надобностям, так как писание для него являлось важнейшим из них, как для Ленина кино - важнейшим из искусств. Писатель оказался добрейшим человеком, много лучше, чем его главный персонаж Шинин. Он был немногословен, даже молчун, неразборчив в еде. Предлагал мне помощь, выказывал желание, например, набрать воды из колодца, помыть за собой посуду, сходить неподалеку в лес за хворостом, чтобы истопить по черному баньку, которую так полюбил, что едва ни спалил ее дотла, стоило мне отлучиться по грибы - ягоды. (Оправдывался, хотя я ни единым словом не попрекнул его.) Он исписал тьму бумаги. Когда я попросил его почитать мне вновь написанное, он извинился. Прежде должен отшлифовать каждую фразу, каждое слово и только тогда представит на суд читателя готовое произведение, а не полуфабрикат. Быть может, у него возникло ощущение, будто я не удовлетворен его" Убийцей..." и лгал ему для того, чтобы похитить его? Я уже забыл о прежних своих чувствах, выраженных ему напрямую, и тем более о решении отомстить писателю за обман.
Общество Диссидентова, хотя мы больше молчали, чем говорили друг с другом даже тогда, когда он отдыхал от нахлынувших на него мыслей, радовало меня. Как бы ни была прекрасна глухомань, какие бы трели ни выводили местные птички, какая бы благословенная тишина ни обволакивала тебя со всех сторон, не допуская никаких чужеродных звуков, все же иногда ты испытываешь потребность поделиться всем этим с кем-то еще, желательно с человеком, человеком еще не успевшим надоесть, стать чужим, а то и недругом, врагом. Писатель, в свою очередь, не привык оставаться наедине с природой, даже собственной, так как постоянно находился среди других людей. Близкие отдалились, жили собственной жизнью, одиночество оттого было еще невыносимее. Я сумел это понять. Даже бездарь может в какой-то момент стать талантом, если целиком, без помех, бескорыстно отдается любимому детищу...
У нас даже радио не было. Приемник, который я прихватил с собой из города, спрятал подальше, чтобы ничто не мешало нам наслаждаться деревенской жизнью. Зачем иначе уезжать в глушь?! К сожалению, при всем желании нельзя оградиться от реальной действительности. Да, жизнь в себе существует, что нашло полное отражение в нашем с писателем деревенском бытии. Но верно и то, что существует жизнь вне нас. Она, увы, не всегда проходит мимо...
Я несколько раз ездил за продуктами. Не хлебом единым жив человек. А без хлеба ему еще труднее жить, хотя я запасся разными консервами, крупами, сахарным песком и пр. Но мне так хотелось угодить писателю, создать ему все необходимые предпосылки для создания нового произведения, никак не хуже "Убийцы...", что я забыл о безопасности. Нельзя беспрепятственно уходить в себя, следует помнить о внешних угрозах. Особенно тогда, когда создаешь угрозы другим, пусть неосознанно. Приехав в очередной раз за хлебом, я услышал в магазине очередные новости дня и местные пересуды на тему, близко касающиеся писателя и его "Убийцы..." Писатель чуть ли не на следующий день после его исчезновения привлек к себе внимание общественности и, что еще хуже, - наших властей, обеспокоенных очередным преступлением. Оно, такое обыденное, встало в ряд многочисленно - безнаказанных, но, по совершенно немыслимым причинам, подняло на уши всю страну. То ли предстоящие выборы, то ли звезды встали в те дни как-то не так, то ли педагогический и психологический талант жены писателя, как вулкан, ранее спящий, вдруг взорвал всю нашу державу, но писательское дело стало Делом всей страны. Я мог попасть под его жернова, если что-нибудь этакое не придумаю. Но больше всего я испытывал сострадание к самому писателю - жертве моих гнусных происков. Вдруг, когда обнаружится истина, человечество не простит ему того, что оно так сильно переживало и молилось за его чудодейственное спасение? Как это я раньше не подумал о подобных для нас с писателем последствиях?! Он-то что, витал в своих эмпиреях. Но как я мог допустить такой грех - похитить этого простодушного человека, не способного понять, какая угроза может исходить от людей, раньше его не знавших, но потом внезапно полюбивших. Оставшись живым и невредимым, писатель мог разочаровать их в самых лучших ожиданиях! Нет, нам нельзя ждать милости от природы Государства. Взять ее - наша задача. Нет, не наша. Моя. Нечего подставлять под очередной удар писателя. И так власти, сначала городские, а затем всей страны, мягко выражаясь, проявили такой же интерес к его исчезновению, как к смерти чуть ли не целого взвода солдат, попавшего в засаду боевиков - террористов. Информация о солдатах держала всю нашу страну на взводе пару дней, о ней быстро забыли, так как пришла новая, ничуть не менее важная новость, и ее уже ждали. Население привыкло к постоянным жертвам заказных и простых убийств, наводнений, землетрясений, катастроф с самолетами, вертолетами, на железной и прочих дорогах. Сейчас же сложилась иная, еще более опасная для всех ситуация. Новейшая весть, вернее, отсутствие вестей о пропавшем писателе непрерывно будоражило воображение людей (не просто взбудоражило). Отсутствие новостей - худшая новость. Следствие по заведенному делу работало вхолостую, задержать преступников по свежим следам не удавалось, не удалось найти и сами следы. Писателя стали считать жертвой похожего преступления, от которого пал смертью храбрых его главный герой Шинин. Но одно дело считать, другое - знать наверняка. Незнание не делает человека не только умным, но и добрым. Следователя вынудили считаться с человеческой природой и взять под подозрение невинных людей. Поползли слухи - даже в наших глухих краях, - что арестовали и уже дают показания, по меньшей мере, трое возможных подозреваемых в убийстве писателя человека. А именно, издатель романа "Убийца среди нас", пошедший на преступление из-за любви к жене первого (не убийцы же на самом деле, сами понимаете). Редактор - это тот в массовом сознании, кто из одних профессиональных соображений сделает все для того, чтобы укоротить жизнь писателя, а, значит, способен и на самое страшное - убийство. Критик - что это за фрукт, сам черт не разберет, скорее всего, негодяй, который из зависти к успеху писателя может сожрать его без остатка, никто и костей его не соберет. Вот и не находят, хотя ищут все, кому лень и не лень...
Мне стало жаль их всех - скопом - жертв моего невольного преступления века. Даже если им удастся выйти сухими из воды после моей явки с повинной, им не отмыться добела, как черным кобелям. Но больше всего я сочувствовал писателю. Он слишком высоко взлетел. Неизбежно должен упасть. И не только в глазах читателей - всей общественности. Не стану повторяться... Издатель - тот, по крайней мере, если и пострадает, то соберет неплохую жатву с тиражей "Убийцы..." Редактор приобретет известность и не останется без куска хлеба. А критик прославится своей объективностью. Хотя и не простят ему того, что он оказался единственным, кто сказал правду об "Убийце..." Впрочем, мы предполагаем, а власть располагает. Все может оказаться совсем иначе. Мой прогноз ничуть не вернее предсказаний погоды гидрометеорологическими службами...
Дальше оставлять писателя в неведении - нашей смерти подобно. Я собрался с духом и попытался ввести его в курс дел. Но он в этот момент занимался своим новым детищем и заявил мне, чтобы я отвязался от него. Когда ж опомнился, что сказал своему единственному другу, опустился передо мной на колени и стал просить пощады за хамство. Он не хотел и т.д. Весь мой пыл пришлось направить на то, чтобы поднять его с колен: и так из-за меня он потерял много времени и мыслей впустую, а, если они убегут слишком далеко, их не догонишь.
До последнего дня я скрывал от писателя, какой бум вызвало в стране похищение его скромной фигуры. Старухи в магазине уже говорили о том, что со дня на день дело передадут в суд, так как обвиняемые признали свою вину в неумышленном убийстве. Будто бы все - писатель, издатель, редактор и критик обмывали "Убийцу...", и у них возник спор. Обычные разногласия во время пьянки, с кем не бывает. Якобы издатель схватил пустую из-под водки бутылку и занес над головой критика, но промахнулся и угодил в писателя, желавшего предотвратить драку. Редактор спьяну ничего не понял, встал на защиту издателя, попытался вырвать бутылку, перехваченную писателем. Редактор побоялся, что Писатель ударит издателя, попытался отнять у него бутылку, но в момент завязавшейся с ним борьбы смертельно ранил писателя. Писатель естественно умер, не приходя в сознание, на руках оставшейся в живых троицы. Они разом протрезвели, а что может быть хуже, когда пьяные приходят в себя, а опохмелиться нечем. Вот они и решили всем коллективом, не сходя с места, вывезти труп из города и утопить в озере. Забрались с покойником в чью-то плохо укрепленную лодку, да чуть сами вместе с ним не утопли, но случайно остались живы - живехоньки...
В этой легенде нет ни грана правды, но известна сила молвы. Она может все. От меня не останется мокрого места, люди - и справедливо - размажут меня по стене, узнав о своем заблуждении. Каждый может стать моим убийцей. Я уже начал бояться раздвоения своей личности, так как видел себя Джеком Потрошителем или Чекотило, хотя в своей жизни даже комара и того не убил (впрочем, это некоторое преувеличение). А писатель находился в апогее своего творческого транса. Свежий деревенский воздух, экологически чистые деревенские продукты (не забывайте об овощах, ягодах, грибах, молоке и пр.), растущие, как булки на деревьях у генералов Салтыкова-Щедрина, уединение в деревенской тиши сказалось на творце самым благотворным образом. Он поправился. Брюки, недавно спадавшие с него так, что он постоянно поддерживал их левой рукой, когда правая занималась другим делом, куда более важным, теперь едва застегивались и не нуждались в ремне. Он забыл их дома по чистой рассеянности. Писатель загорел, так как днем творил под липами, и все было рядом - обеденный стол, рукомойник, туалет. Он физически окреп, делал зарядку по утрам, купался голым в реке, что протекала вблизи от нашего дома, отжимался несколько раз от земли и подтягивался на перекладине после натуралистических наблюдений за мной, своим лучшим другом, не желая уступать мне, молодому. И хотя я с тех пор, как узнал о беде, перестал купаться, отжиматься и подтягиваться, он с утроенной энергией продолжал всем этим заниматься в свободное от писания время. Говорил, физические упражнения дают ему новую энергию вдохновения и созидания. Если б он только знал, что эта энергия по закону диалектики может в один прекрасный день перейти в другую энергию?! Писатель настолько ушел в природу, что забыл о нашем эксперименте, не интересовался ничем. Он не сомневался, его исчезновение заметят лишь жена и дети. Но быстро забудут мужа и отца, так как они не первые и не последние, кто столкнулся с аналогичной ситуацией - пропажей или смертью близких... Он имел все основания считать, что никому ничего не должен и никто не должен ему. Дети выросли, зарабатывали сами себе на пропитание и жили с родителями лишь по причине холостой жизни и невозможности купить свое собственное жилье. Он не знал о том, что его изменница жена подняла на ноги всю страну. Такого подвига не совершала ни одна женщина планеты. Ее имя должно было бы стать нарицательным, если б его на самом деле убили...
Находясь в полном отчаянии, не смея беспокоить друга, я решил предать себя правосудию в лице знакомого поселкового милиционера, курировавшего мою деревню. Пару лет назад он проезжал мимо нее. На свое удивление увидел живущего здесь человека. Заглянул ко мне. Испытал чувство удовлетворения от встречи с горожанином, с которым нашлось о чем поболтать. Был рад собеседнику и я. Мы хорошо гульнули, прежде чем расстались. После той памятной встречи еще несколько раз встречались у меня не хуже, чем в первый раз. Виделись и в поселке, если мне удавалось заставать его дома. Именно к нему я и выехал. Повезло, застал дома, попросил аудиенции и выложил ему всю правду, как на духу. Но он вместо того, чтобы заковать меня в кандалы и отправить по этапу в город к следователю, прихватив по пути мою жертву в качестве вещдока, расхохотался. Да как! Схватился за свой полный живот и не мог вымолвить ни слова. Решил, я разыгрываю его. Он наслушался всяких баек о деле, но чтобы его лучший приятель мог докатиться до такого... Нет, воспринимать мои хохмы всерьез - все равно, что выглядеть в глазах всей поселковой общественности полным недоумком. Я приводил факты, но он лишь мотал лысой головой и еще больше заливался смехом, тыча в меня пальцем. Вот, рассмешил да рассмешил меня негодник! И тогда я показал ему фото писателя, сделанное мной незаметно, когда тот находился в творческом экстазе и ничего вокруг не замечал. Служивый вмиг схватился за пустую кобуру, уразумев, наконец, какого государственного преступника поймал, чуть ли не на месте преступления (во всяком случае, не столь далеко от моей деревенской хибары). Видимо, подумал о близком повышении по службе, которое ему обещали много лет; теперь они не отвертятся... Но ничто человеческое никому из нас не чуждо, даже убийцам. Что ж тогда говорить о милиционерах. Он вспомнил о том, что в недавнем прошлом мы были собутыльниками (а ничто так не сближает людей, как вино и вина). С серьезным (явно напускным) видом пожелал лишний раз удостовериться в правильности моих показаний. Быть может, я раздобыл это фото в своем городе у другого служивого (всем милиционерам страны, даже постовым раздали разные фотографии потерпевшего). И потому с наведенным на меня дулом пистолета, извлеченным из широких штанин, стал рыться в столе и вытащил оттуда фото писателя и людей весьма интеллигентного вида, уж, не издателя ли, редактора и критика, о которых ходила людская молва, докатившаяся до нашей глухомани. Не обнаружив никакого сходства между всеми нами, он успокоился, убрал свою пушку и вынул из стола непочатую бутыль самогона. Сколько я ни убеждал его, что мне сейчас не до выпивки и не до шуток, он мне не верил. И только после долгих разговоров и моего согласия выпить рюмку-другую (пей до дна, пей до дна), когда мы оба слегка окосели, так как пили горькую без всякой закуски, вслед за мной и он выехал на своем драндулете, чтобы на месте убедиться в моей невиновности. Чтобы я впредь не врал официальному представителю власти, находящемуся к тому же при исполнении...
Писателя заставили оторваться от своего любимого занятия, когда я представил ему в погонах и навеселе человека, неведомо откуда появившегося вместе со мной. Хотя и не сразу, писатель почувствовал некоторое беспокойство, когда увидел вытянувшееся лицо милиционера, сверяющего разом свою и мою фотографию потерпевшего с оригиналом. Крыть писателю нечем, он с побледневшим лицом, заикаясь от волнения, чего я за ним сроду не наблюдал, стал утверждать, что сам, по собственной инициативе, добровольно поехал со мной в деревню. Чтобы вдохнуть струю свежего воздуха, отдохнуть от шума городского и набраться новых сил для большой работы, которую не смог прервать даже здесь. И если он в чем-то виноват, если кто-то невинно пострадал из-за его разгильдяйства, он отдаст себя в руки правосудия (еще один придурок, отразило лицо мильтона) и по законному праву понесет заслуженное наказание. Но у него есть одна небольшая просьба к представителю власти, он хочет задержаться здесь до конца месяца, чтобы не утратить вдохновение. Чего бы это ни стоило. Служивый заподозрил в последних словах писателя признаки дачи взятки и насупился. Он сомневался во всем сразу. Поди знай этих городских, может быть, сообща разыгрывают его. Никак не вязался наш облик с теми, кто фигурировал в деле, прогремевшем на всю страну. Я понял его состояние. Попытался внушить ему мысль, что все же он ведать не ведает, знать не знает, какой резонанс вызвал наш отъезд из города. Я решил, термин "похищение", на котором раньше настаивал, меньше убеждает моего приятеля из органов, чем слово "отъезд". Мильтон внимательно посмотрел на нас и вынес соломоново решение. Он видит нас обоих вместе впервые, т. е. не видел никогда, не видел и не слышал. И чтобы мы оба катились к чертовой матери. Он слишком хорошо знает меня (откуда, Господи?!), чтобы подводить нас под монастырь или, что еще хуже, под тюрягу. Мы оба болваны, каких еще свет не видывал. Как не понимаем, что нам грозит, вся страна на ушах и т. д. Если же мы, чокнутые, станем настаивать на своем, то он видел нас в гробу. После таких напутственных и не совсем логичных слов он пожелал нам всех благ - выпутывайтесь сами - и отбыл на своем драндулете, пожав нам обоим руки на прощание. Писатель долго не мог унять рыдания. Как большевики у Маяковского...
После того, как мы остались одни, мне удалось привести Писателя в душевное равновесие (он еще долго не унимался оттого, что есть такие замечательные люди...), я снова поведал ему все. Теперь, наконец, до него дошло: он стал героем, а я - преступником века. Хотя бы ненадолго. Выслушав меня, почти не прерывая, лишь уточняя некоторые детали, он окончательно и бесповоротно пришел к выводу о моей полной непричастности к его похищению. Он взял себе псевдоним Диссидентов вовсе не для того, чтобы красоваться перед читателями  своей оппозиционностью любой власти. Он не станет мне ничего доказывать. Лишь просит одолжить ему пару сотен. Довезти на автомобиле до ближайшей железнодорожной станции. Там он заберется в какой-нибудь вагон товарного состава - найдет его открытым или плохо закрытым (не зря же мы живем в нашей стране), доедет до какого-нибудь городка - подальше отсюда, чтобы никто ни в чем не мог заподозрить нашего доброго милиционера. А затем явится в тамошнее отделение милиции отнюдь не с повинной. Не зря же он писатель, фантазия нашла простейший выход из нашего положения. Его похитили с целью получения выкупа, но ему удалось бежать. Его вывезли с завязанными глазами, сковали наручниками и кандалами, усыпили. Кто его похитил, он не знает. Его держали в подвале, а затем дали драную одежду и заставили рыть котлован. Место, откуда он бежал, - та самая станция, где я усадил писателя в вагон товарного поезда. В нем без особого труда нашли его закрытым на засов и открыли одной левой.
За те две недели, что Диссидентов находился в деревне, он весьма кстати не брился и оброс бородой. Я выдал ему нужную одежду, которая хоть в какой-то степени скрадывала его здоровый вид (тут нам пришлось немного пожалеть о том, какой кондиции он достиг в деревне на свежем воздухе). Мы надеялись, ему все же поверят, так как все заинтересованы в закрытии дела - большой кости, застрявшей в горле власти. Я сообщил другу, трижды расцеловавшись с ним перед расставанием, свой городской телефон. Он не стал его записывать, сказал, запомнит, чтобы избежать ненужных недоразумений....
Я потерял его из вида. Через несколько дней услышал от селян, что писателя захватила банда до зубов вооруженных боевиков, но его вызволили из плена, в котором заставляли заниматься рабским трудом. Наша замечательная группа "Омега" вышла на нужный след, провела операцию без потерь и захватила преступника. Его ожидает суд. Проверить информацию по приемнику, который я извлек из небытия, увы, не смог, т. к. батарейки питания сели, а купить их негде.
Наверное, не все так, как говорят селяне. Они вечно что-нибудь путают. Но я уверен, писатель выйдет сухим из воды, хотя скоро перестанет быть героем. Его забудут. Но дело сделано, мой эксперимент удался. "Убийца..." вышел на широкую дорогу, стал романом года, пользуется большим успехом у народа. Что еще может пожелать себе человек, приравнявший перо к штыку своей мечты?
Я же решил пробыть в деревне до самого конца, хотя меня тянуло в город. Хотелось узнать царящую в нем обстановку, связанную с писательским делом. Но мне предстоял тяжелый год работы, я не хотел омрачать свой отдых преждевременным отъездом из вольной деревни. Вечера коротал не один. Со мной был "Убийца..." Мы нашли с ним общий язык. Близкое знакомство с писателем помогло мне проникнуться духом его произведения. Я внимательно прочел каждую строчку романа. Не так уж он плох, "Убийца..." Есть в нем нечто такое, что берет за душу. И детектив, и не детектив. Исповедь сына века, своего века, так бы я охарактеризовал роман друга. Никогда не следует доверяться первому впечатлению. Вот главный вывод, который я извлек из всей этой эпопеи, связанной с враждой - дружбой с писателем, подлинная фамилия которого мне неизвестна. Я и не интересовался ею...
Оставшись один, без писателя, прочтя его роман, я загрустил и задумался над загадками бытия, одну из которых помог разрешить Милан Кундера. Я захватил с собой из города его роман "Книга смеха и забвения". Всего лишь одна цитата из него объяснит ту метаморфозу, которую, по большому счету, претерпело мое отношение к писателю (по малому счету, довольно и того, что я уже рассказал):
"Тот, кто пишет книги, либо все (он - единственная вселенная для самого себя и для всех других), либо ничто. А так как никому другому не дано быть всем, мы все, пишущие книги, являем собой ничто. Непризнанные, ревнивые, озлобленные, мы все желаем друг другу смерти. Тут мы все равны: Банака, Биби (герои книги), я и Гете.
Неудержимый рост массовой графомании среди политиков, таксистов, рожениц, любовниц, убийц, воров, проституток, префектов, врачей и пациентов убеждает меня в том, что каждый носит в себе писателя как некую возможность, и потому человечество по праву могло бы высыпать на улицу и кричать: мы все писатели!
Ибо каждый человек страдает при мысли, что он исчезнет в равнодушной вселенной неуслышанным и незамеченным, а посему сам хочет вовремя превратиться во всю вселенную слов. Но когда однажды (и это будет скоро) во всех людях проснется писатель, настанут времена всеобщей глухоты и непонимания".
Добавлю от себя: и это будут далеко не новые времена! Писатель заслуживает самых добрых слов со всех точек зрения. А проявленное им великодушие, когда он принял на себя всю ответственность за похищение, делает его (хотя бы в моих глазах) Человеком с большой буквы. Кто знает, каким боком отзовется ему пребывание в моей деревне. Остается надеяться на то, что власть помилует писателя и воздаст ему должное, поскольку это в ее собственных интересах...

УБИЙЦЫ ПОНЕСУТ ЗАСЛУЖЕННОЕ НАКАЗАНИЕ

Дело писателя Диссидентова, подлинная фамилия которого Вершинин, не сообщалась раньше в интересах следствия, уже близится к концу. Писатель найден, его похититель и потенциальный убийца вовремя пойман и обезврежен. Сейчас бандиты дают показания, которые должны подтвердить материалы следствия по заказчикам похищения.
Спецслужбам в результате кропотливой и напряженной работы своевременно удалось внедрить своего агента в окружение видного полевого командира одного из бандитских формирований. Именно боевики около трех недель тому назад посреди белого дня выкрали писателя и вывезли его в горный район страны. Господин Вершинин находился на волосок от смерти, когда группа "Омега", рискуя жизнями своих сотрудников, не только вызволила его из плена, но и захватила самого главаря банды вместе с его молодчиками.
У нашей газеты, ведущей собственное независимое журналистское расследование, есть все основания считать, что заказчиком похищения Вершинина был проходящий по его делу издатель, чья фамилия уже не является секретом Полишинеля. Это известный не только в нашей стране олигарх Сосновский. Он с самого начала находился в разработке следствия. Из эксклюзивного, строго секретного источника информации газете стало известно, что издатель одновременно проходит и по другому крупному делу, связанному с финансированием боевиков, похитивших писателя Вершинина.
Похищение и убийство автора известного романа " Убийца среди нас", по замыслу олигарха, должно было привлечь внимание лидеров других государств. Операция, цинично названная  Сосновским "Убийца среди нас", заключалась в том, чтобы обвинить в похищении и убийстве писателя власти страны. В некоторых недружественных странах уже стали циркулировать инспирированные Сосновским и некоторыми другими олигархами слухи о провокации наших спецслужб, организовавших и осуществивших это грязное дело.
Теперь нет сомнений в том, что очная встреча между Сосновским, с одной стороны, и бандитом - исполнителем его преступного заказа, с другой, поставит все точки над "и". Прав писатель Вершинин - убийцы среди нас, они затесались в наши ряды и пытаются изо всех сил расшатать единство нашей правящей  партии  и народа.
Из источников, близких к правительственным кругам, стало известно о том, что за проявленное мужество и смелость господин Вершинин удостоится высокого Ордена, а его супруга посетит одно из высших учебных заведений столицы, где прочтет лекцию на тему "Воспитание подрастающего поколения - залог всех наших успехов". Там же  ожидается вручение жене писателя диплома и медали доктора педагогических наук...
А потенциальный убийца и заказчик, чей коварный замысел не прошел благодаря нашим доблестным спецслужбам, понесут заслуженное наказание.

Газета "Криминальные ведомости"