рассказ В поезде

                В ПОЕЗДЕ

      Вагон, в котором мне предстояло ехать, оказался самым последним в составе поезда. Я шел по черному от копоти и протоптанному тысячами ног перрону. Желтовато светили окна вокзальных буфетов. Неопытные пассажиры с билетами в руках суетились вдоль состава. Не доверяя своей памяти, они часто заглядывали в билет, смотрели на номера вагонов, сравнивали их, как сравнивают ботаники живое растение с определителем.
Я шел в приподнятом настроении и с мечтой встретить интересных людей, послушать их рассказы, как у Л. Толстого в «Крейцеровой сонате», или у Н. Лескова в «Очарованном страннике», или...
      В проходе было людно и шумно. Провожающие заботились об отъезжающих, громко разговаривали, целовались, и, махнув рукой, уходили в клубы морозного пара на перрон. Возле  нужного мне купе стояли две женщины и мужчина.
      - Ах, хоть бы не к нам, - воскликнула одна из них, одетая в драповое пальто с шикарным лисьим воротником. Ее тонкие губы сжались, глаза сузились.
      - Здравствуйте, - приветствовал я их.
На приветствие ответили только мужчина и женщина, которая уже приготовилась к дальней дороге. А та, что была в пальто, проворчала: «Так я и знала: придется ехать с мужиками».
Я посмотрел на нее. Женщина лет сорока, чуть румяная от мороза кожа лица, правильный нос. Высокая прическа, шаль, сдвинутая на затылок, подчеркивали черты приятного лица.
     - За что вы нас так? - спросил я ее. Улыбнулся, чтобы как-то сгладить неприятный осадок от встречи.
     - Да так, - ответила она и капризно подернула плечами.
     - Вы, знаете, - начала говорить другая женщина, - в женском обществе как-то проще, знаете, и переодеться, и спать лечь, знаете, и поговорить даже.
     - Я с вами согласен. Почему бы ей или мне не поменяться местами в вашем купе?
     - Да вы, знаете, - сказала она с улыбкой, - у нас тоже мужское общество и...  все места заняты.
     - И вы не жалуетесь?
     - А чего жаловаться. Ведь мы в дороге - и снова улыбнулась.
Прошло, наверное, с час. Проводники вагона собрали билеты, принесли белье. Мы с соседом накрыли постели. Наша попутчица все еще стояла в пальто спиной к окну и смотрела на нас в пройму открытых дверей. На лице у нее осталось выражение застывшего недовольства. Глаза раздраженного человека смотрели в открытую дверь как в пустоту. Тонкие губы так и застыли в подозрительно-недоверчивой улыбке.
      Устроив себе ложе, мы с соседом вышли в коридор. Поговорили о хоккее, об особенностях нынешней зимы, о погоде. Нам не хотелось возвращаться на свои места. Атмосфера недоверия и чувство, что мы в чем-то виноваты перед человеком, которого видим в первый раз - угнетала. Петр Михайлович, так звали моего попутчика, ушел в купе к своему знакомому.
      Я смотрел в темноту, стараясь увидеть пейзаж через черное стекло в пределах, выхваченных светом мчавшегося поезда. Картины заснеженный полей, леса, блики быстро проносящихся освещенных станций мелькали, рассеченные волнами провисших телеграфных проводов.
      Наша попутчица сидела одна,  опустошенный взгляд направлен в черный квадрат окна. Разговаривать с таким человеком не хотелось. Невидимый барьер отчуждения разделил людей. Я поднялся на вторую полку и занялся книгой.
      Женщина все еще сидела в пальто в теплом помещении с обиженным видом. Наконец она сняла пальто и стала заправлять постель. Матрац ей предварительно снял сосед с верхней полки, я уступил место внизу. Когда она взялась за белье, лицо ее исказилось вновь, как будто она съела зеленую вишню. Затем легла спать. В напряженной тишине купе мягко потрескивали лампы дневного света, скрипели перегородки, молчали люди, слушая перестук колес.
      Утром Петр Михайлович сразу ушел к знакомым. Соседка по купе навестила нашу попутчицу. На первый же её вопрос: «Как вы отдыхали?», попутчица начала жаловаться на дорожную постель, качку и стук колес, на пищу, которую она взяла с собой, но мимика и интонация были выразительнее слов. Каждая фраза высказывалась с претензией к кому-то, на лице менялись выражения, оскорбленного кем-то человека. Казалось, вот-вот она назовет имя того, кто ее обидел. Но этого имени она не назвала, она не могла назвать его, так как это было её собственное имя.
      Гостья слушала с веселой улыбкой. Утешала - все это от дороги - пройдет.
      Я вышел в коридор. За окном был пасмурный зимний день. В разговорах быстро познакомился с другими пассажирами. За игрой в «подкидного» незаметно прошло время.      
      Вечером, когда я пришел в купе, чтобы взять свои вещи, женщина сидела одна, обиженный взгляд был направлен в черный квадрат окна.
                1975 г.