Несостоявшаяся дуэль с Руссо

В Кишиневе  Пушкин обычно  обедал у генерала Бологовского. У Дмитрия Николаевича был игривый ум; он собирал у себя общество самое разнообразное и Пушкина сюда влекло. Разговоры здесь вызывали у него большой интерес.
 
В числе лиц, иногда приглашавшихся к генералу, были два брата - Дмитрий и Иван Руссо. Пушкин встречал их еще у Крупянского, Земфираки, или Стамо, и, реже, у Липранди.

Братьев обычно звали Дино и Янко - оба довольно оригинальные люди, с хорошим состоянием.

Старший, Дмитрий Яковлевич, был женат и  постоянно жил в деревне, а зимой иногда являлся в Кишинев. Только здесь он, начиная носить европейское платье, забывал оставить деревенские привычки. И, кроме молдавского языка, не знал никакого другого. В общем, был  в обществе - медведь медведем.
 
Пушкин, наблюдая за ним с особым интересом, потом говорил, что вновь завоеванные народы должны благоговеть, каждый по своему разуму, перед царем, припоминая случай, рассказанный ему, как Руссо однажды переколотил приготовленные для мельницы дубовые дрова, чтобы обогреть царя особыми дровами, а не обыкновенными…

Младший брат Дмитрия, Янко Руссо, местный писатель, говорил по-французски – не зря ведь провел пятнадцать лет за границей,и, в основном, в Париже! Земляки  гордились им.
 
Ивану Яковлевичу  было  около  тридцати лет, был он тучен, одевался, хоть и  не модно, но  опрятно. Ходил всегда с тростью - под предлогом раны в ноге, будто бы полученной им на поединке во Франции.

 Лицо его было широкое и самодовольное. Разговаривал тихо, с расстановкой. Он не был начитан, но, вытвердив имена нескольких французских авторов, умел пускать местным вельможам пыль в глаза.

 Янко обычно  избегал застольные разговоры - боялся попасть впросак, но любезничал с женщинами. В карты не играл и вина не пил.

Пушкин сразу почувствовал к нему антипатию за лицемерие и, как человек, открытый нараспашку, скрывать этого не умел. И чем он больше встречался с Янко, тем больше не мог переносить равнодушно его присутствия рядом.

Однажды Бологовский в очередной раз пригласил к себе местного поэта Стамати, когда там должны были  находиться  и Пушкин с Руссо. Генерал за столом специально принялся расточать похвалы Янко, что очень нравилось Стамати и его двум-трем тут бывшим молдаванам.

Александр Пушкин, хоть и видел, что Бологовский все это произносит с долей шутки, понял, что хочет, чтоб и он выразил свое мнение и уже вертелся от нетерпения на стуле. И чем дальше Дмитрий Николаевич расточал комплименты Руссо, тем больше Александр  пунцовел. А когда генерал, обратясь к Стамати, произнес:

 -Я с большим удовольствием прочитал рукопись Янко о впечатлении, сделанном на него в первое время приезда в Париж. Прекрасно он написал и о сравнении его с венским обществом. Должен сказать, что в рукописи я нашел очень много глубокой философии…

 Стамати все принял  за чистую монету и с гордостью самодовольно отвечал: «Да-c – это наш Жан-Жак Руссо».
 
Здесь Пушкин вскочил, и не в силах более сдерживать себя, выкрикнул:
 - Это правда, что он Иван, что он Яковлевич, что он Руссо, но не Жан-Жак, а просто рыжий дурак! - Руссо, действительно, был рыжеват.
 
Вскочив с выпученными глазами и красным лицом, Янко потребовал сатисфакции.

Пушкин бросил:
- Хоть сейчас готов к вашим услугам!
 
Но их примирили присутствующие.