После юбилея

ПОСЛЕ ЮБИЛЕЯ  / ретро /


Молодая девушка не может запретить
порядочному человеку относиться
к ней с уважением.
Бомарше «Севильский цирюльник»


Есть роковые даты. Например, сорок лет.


С одной стороны, полный расцвет, мысль пенится, тело способно к оздоровительной гимнастике, глаза не устают наслаждаться радостями жизни.


С другой — пик, после которого идёшь под укос походкой усталого альпиниста. Стынут мечты, а запах трав одурманивает лекарственными свойствами. Пенсия уже не повод для анекдотов, а цель, которую предстоит достичь.


Другими словами, в сорок мы на переломе.


На следующий, после юбилея, день меня подстерегала на работе новость: в отделе появилась новенькая. Стоя за кульманом, я обмакнул карандаш в пузырёк с тушью. Новенькая стояла рядом, напоминая услышанную в детстве сказку. К ней беспрерывно подходили: подсказывали, советовали, спрашивали. Она была улыбчива, терпелива и возражала так грациозно, что не признать её правоту было бы нетактично.


В обеденный перерыв, в столовой, у её столика, толпились сотрудники. Наши кислые ребята преобразились. Они излучали энергию атома, используемую, к счастью, в мирных целях.


– Вы далеко живёте? – подпрыгнул я выше окружающих её голов.


Она насторожилась. Но то, что омрачило на мгновение тайную её мысль, повидимому, исчезло, и снова улыбка вернулась на прежнее место, успокаивающая и тёплая, как солнечный зайчик.


– Далеко, – сказала она. И я догадался, что награждён за храбрость её тайной.

– Если не возражаете, я могу подвести. У меня машина.

– Буду вам очень признательна.


Конкуренты тоже были с машинами, но не успели об этом сообщить. Разочарованные, они вернулись к кульманам. Им стали ненавистны собственные усилия, потраченные столь непроизводительно. Многие, вероятно, сожалели, что не подсыпали мне снотворного во время вчерашней пирушки.


Часы, оставшиеся до конца рабочего дня, растягивались в бесконечном пространстве ожидания, как резиновый обруч. Ах, как впорхнула она в мой «Запорожец»! Груда металла, напоминающая незакрывающийся саквояж, неожиданно обрела жажду движения и непоказную молодецкую удаль.


Мы попали в «пробку», и я блаженствовал. Она приблизилась к моему уху, коснувшись его дыханием:


– Придумайте что-нибудь... Я страшно тороплюсь.


Благословляя судьбу, возложившую на меня её надежды, я целиком доверился безотказным лошадиным силам, устремившись сквозь узкое, словно бутылочное горлышко, пространство между рядами сгрудившихся машин. Потом  прибавил газ и на глазах обезумевших водителей, прикипевших от нервного напряжения к сидениям, «Запорожец» стал покорно набирать высоту.


Земной хаос сменился нерукотворным покоем. Всё, что осталось под нами, представлялось картонной несообразностью по сравнению со спокойным и величавым Млечным путём.


– Красиво! – вздохнула она.


Чтобы удержать её восторг, я стал подумывать о фигурах высшего пилотажа, и потому не сразу разглядел машину ГАИ. Она парила рядом, угрожающе заваливаясь на правый фальшборт. Инспектор строго качал головой, требуя, чтобы я шёл на снижение. «Никогда, – мысленно возразил я.– Со мной дама»!


– Приехали, – её рука указала направление, и я спокойно, как если бы проделывал это всю жизнь, совершил мягкую посадку. Преследователь проделал ту же эволюцию, и я, прижатый к обочине, заученно полез в карман за документами. Но она опередила меня. Серебряная мелодия её голоса парализовало могучую волю оберегателя дорожной нравственности.


– Будьте добры, капитан...


Физиономия инспектора сделалась ярко-пунцовой, как запрещающий знак светофора.


– Сержант...

– Значит, непременно им станете. А пока простите нас, если можете. Мы нарушили, не отрицаю. Но папа / она указала на меня, и в тот же миг я окончательно вернулся на землю / почувствовал недомогание и нам необходимо, как можно быстрее добраться до дома. Надеюсь, мы ещё встретимся, капитан...

– Мы понимаем... – Инспектор меланхолически поднёс руку к фуражке. – Только, чтобы в последний раз...

– Клянусь! – пылко заверил я, не без удивления прислушиваясь к искренности высказанного чувства.


– Что с тобой? – разволновалась жена. – На тебе лица нет.


Я поглядел в зеркало и отвернулся. Лицо никуда не делось. Но лучше, если бы его не было.


– Вчера, видать, не рассчитал свои силы. – Жена вздохнула. – В твоём возрасте следует быть осторожным. Отлетался, отец.

Борис Иоселевич