Шкаф. ч. 6

     В пьесе "Иванов" есть ремарка: "Письменный стол, на котором в беспорядке лежат бумаги, книги, казенные пакеты, безделушки, револьверы; возле бумаг лампа,  графин с водкой, тарелка с селедкой, куски хлеба и огурцы. На стенах ландкарты, картины, ружья, пистолеты, серпы, на¬гайки и проч."
Живописный список. Странно только, что взят из пьесы, а не мелкопоместной повести.  Не  то,  чтобы Чехов не доверял режиссеру самому заполнить сценическое пространство; для Чехова каждая вещь значима, будто она - действующее лицо: у каждой своя физиономия, свое место в интерьере, свое настроение. Может, человек - не просто биологическое тело? Симбиоз? Человек-рой? Человек-Сатурн с кольцом сателлитов?
Вещи - рыбы-лоцманы, наводящие акулу воображения.
Взгляд на огурец наводит мысль на водку; водка - на ружье; ружье на охоту и самоубийство. Цепочки сцеплений превращают человека в Лаокоона, опутанного удавками взаимосвязей. О каждой вещи можно написать повесть. Или рассказ. Чехов в купальне: хотите о пепельнице?
Строчил как на перекладных..
Но писать о вещах непросто. Человек - если не молчит - раскрывает себя быстро: лексика, интонация, темп речи - все красноречиво, все ¬улика. А стол - стол стоит и молчит.  "Описать ...стол гораздо труднее, чем написать историю европейской культуры",- говаривал Чехов. Если иметь в виду собственно-чеховский стол, за которым писатель вел непрерывный эпистолярный  диалог со всей Россией,- это действительно задача. Вот,  к примеру,  стоит китайский божок.  Привезен якобы  из Гонконга. А что дальше? Какие силы и свойства он олицетворяет? О чем думал Чехов,  выбирая на лотке именно этого божка? А ведь на столе десятка два разных вещей, и каждая - по-своему божок. Не родился еще человек, который написал бы роман о чеховском письменном столе. Без него Чехов - как бы и не Чехов.
Просто Антон Павлович.
Гоголь очень тонко подметил  насчет  канарейки-собакевича.  Наука и тут имеет свои соображения. Однажды в Чеховский музей пришел доктор наук и изобретатель Геннадий Александрович Сергеев. Он принес аппарат, который обнаружил в мемориальном доме места, где энергия как бы поглощается: энергетическая яма. "Астральное тело Чехова",- сказал Сергеев. Но это - как бы мистика. А наука такова: человеческий мозг похож на жидкий кристалл - вроде тех, которые показывают циферки в на¬ручных часах.  Под воздействием  биоэлектрического  потенциала  мозг ежесекундно меняет структуру и структурирует окружающее пространство.
Если бы увидеть: из головы прорастает крона мыслительного древа... Это поле, эта аура проникает во все, что нас окружает. Перестраивает вещи "под хозяина". Творческое поле художника застывает в красках, в чернилах поэта, в глине ваятеля. Соприкасаясь с подлинными шедеврами, с вещным миром гения - невольно испытываешь воздействие запечатленной ауры. Потому Чеховский дом в Ялте, где тысячи мелочей, как мозаика, воссоздают добрую ауру давно ушедшего хозяина, так притягивает человека.
Ну, а шкаф...Шкаф - автобиография героя. Декоративная рама мыслительного древа.
. . .
Долго размышлял, каким подзаголовком снабдить свой "Шкаф"."Шкаф"¬просто заглавие. Подзаголовок обыкновенно указывает на жанр. Гоголь, к примеру, определил "Мертвые души" как поэму. Было в этом что-то от гордыни - хотелось поставить себя рядом с творцом бессмертной "Илиады". Но было и большое желание исполнить русский провинциальный эпос так, чтобы  уже  цветом  своим краски возвещали о возвышенном идеале автора... Пушкин, впротивовес, при назывании своего "Бориса Годунова" вовсе не обозначил жанра.  То ли трагедия, то ли историческая драма, то ли сцены из народной жизни. Читатель волен сам определить масштабы народного бедствия и примерить жанровые одежки.
Чехов, видимо, совсем не разбирался в драматургии: даже "Гамбург¬скую драматургию" Лессинга не читал... Потому и "Чайка" у него - комедия, и "Вишневый сад" - комедия... Какая уж тут комедия, коли один герой застрелился, другие остались без крыши над головой. Может, его понимание комедии восходит к "Божественной комедии" Данте или к "Человеческой комедии" Бальзака?
Жизнь и смерть человека достойны грустной улыбки...
Наверное, заметки о шкафе можно определить как-нибудь с выпендром. По примеру Зощенко: "Пусть эта книга называется... культурфильм". Или по-Битовски: "стихопроза".
Или более того: "голография".
Голограмма. Дескать, в каждом осколке содержится объемный образ всего предмета.  Или портрета. Замах неплох. Есть теория голографического строения  Вселенной: в каждом миниатюрном фрагменте - атоме или, к примеру, лягушачьей икринке,- отражены свойства всего мира. Нет нужды в гигантских радиотелескопах или хитроумных "Вояджерах". Заглянул себе в душу - а там отражение всего и вся. Прекрасное обо¬снование для увлечения мистической медитацией.
Постигая себя - постигаешь мир.
Увы, слово "голография" плохо вяжется с такой изысканностью, как шкаф. Хотя,  если быть честным,  в моем шкафу есть и голографический снимок. Когда поставишь пластину на свет, то видна фигура сидящей богини с высокой прической в виде гребня.  В руке держит что-то  вроде яблока... А может, вовсе и не богиня, а прекрасная Елена: размышляет о Парисе, наградившем ее - яблоком, Трою - войной...
Да, жанр словесной голографии - совсем не глупо. Осветил предмет светом воспоминания - и прошлое предстало во всей  выпуклой красе.
Вот, сейчас разглядел: богиня снята на фоне херсонесских колонн; следовательно, это  действительно  богиня,  и имя ее - Парфенос. Я, кстати, тоже Дева. По гороскопу. Но не лежит-таки душа к слову "голография". Что-то внушает - а не то. Наверное, корень "голо" вносит нечто порнографическое.  Живописуя шкаф, я вовсе не склонен к саморазоблачению. Напротив! Хорошо бы воспользоваться случаем да прихорошиться, причесаться, приобуться. Куда там! Эпоха не та. Ныне одежку попроще бы, поскромнее.
Тем более - без зарплаты по четыре месяца.
Так, наступив собственным каблуком на собственное горло, приходишь к мысли: жанр шкафописания должен быть скромен, лапидарен. Определим его как-нибудь по-деловому, строго: инвентарная книга.
Инвентаризация как творческий метод.
Ах, какой простор для натуры скрупулезной и обстоятельной! Можно, конечно, пойти дальше, размахнуться пошире: амбарная книга!  Амбар как символ достатка, идеал зажиточности! Впрочем, где она - зажиточность? Разве десяток грошовых сувениров, поделивших полки  шкафа  с давно нечитанной беллетристикой, разве коровка с отломанным крылом хоть как-то напоминают о достатке?  Полно! В институте и редакции газеты я пробавлялся заработком в 125 рублей, в аспирантуре платили по 100,  приходилось подрабатывать ночным сторожем.  Поменьше года, после утверждения в ученой степени,  я "купался" в деньгах, потом ¬музей, должность зам. директора с окладом на сто рублей ниже...И в Ялте - не моя ли жена по причине задержек зарплаты ушла из музея в Дом ребенка?  Короче: инвентарная книга.  Нейтрально. Обстоятельно.
С ценниками и ярлыками.