Глава 18

Церковь в Рош Лабейле была старая, еще романской постройки и с тех пор ни разу серьезно не обновлялась.
Грубая кладка, строгие линии, никаких излишеств. Люди невольно приглушали там голоса и сдерживали шаги.
Кюре не зря гордился своей аккуратностью – все, что необходимо для крещения, было под рукой и в полном порядке, так что ему не потребовалось много времени на приготовление. Однако он медлил.
- Что-то не так? – поинтересовался граф.
- Видите ли, сударь, ребенку надо дать имя.
- Да, - граф чуть нахмурился. – Но мы не знаем даты его рождения и святцы тут не помогут.
- Не совсем так, - кюре гордо поглядел на графа. – Кормилица твердо уверена, что мальчику не менее трех месяцев, а значит, он рожден в июне-июле. Это точно. Июнь-июль.
Кюре ждал, что на это скажет граф, но тот молчал. Кюре воспринял это за проявление сомнения и принялся горячо уверять графа, что кормилица хоть женщина и простая, неграмотная, но о детях знает едва ли не все, что можно. И уже если она сказала…
Священник торопливо пересказывал доводы кормилицы, стараясь убедить незнакомого господина и заслужить похвалу за свою догадливость. Но господин почему-то молчал.
Гримо видел, что граф просто не может говорить. Он сам был ошеломлен: «Июнь-июль… Это же надо! Как нарочно».
Он искоса глянул на бледное лицо графа и повернулся к кюре:
- Кто святой?
- Так я к тому и веду, - кюре довольно улыбался, - если июнь-июль, значит, самый значительный святой  это Рауль, епископ Буржский из Берри.
Гримо охнул:
- Берри?
- Да! – кюре обвел гордым взглядом своих собеседников. – Прекрасный святой! Епископ! А Рауль – замечательное имя, очень благородное. Как Вы считаете?
Гримо беспомощно поглядел на графа. Кюре тоже смотрел на него и ждал ответа.
- Что скажете?
- Да, - выдохнул граф. – Замечательное имя. Во многих благородных фамилиях оно было родовым. Вы прекрасно все рассчитали, Ваше преподобие.
Кюре не смог сдержать довольной улыбки:
- Благодарю Вас. Теперь вопрос с восприемником. Вы проявили такое участие в этом ребенке, не откажите…
- Нет!
Звук взмыл вверх, до самых сводов, заполнив собой все пространство церкви.
- Нет, - понизив голос, повторил граф, - это исключено.
- Сударь, - несколько растерялся кюре, - если Вы сомневаетесь – напрасно. Вы вполне можете быть восприемником. Это невозможно только для монашествующих и для родителей ребенка.  Например, для отца…
Кюре резко умолк и несколько мгновений обескуражено смотрел в лицо графу, а потом поспешно отвел взгляд:
- Да… да… Хорошо. Тогда я сам. Вы… не возражаете?
- Пожалуйста.
- Вы не откажетесь засвидетельствовать запись?
- Я подпишу. Может, приступим?
- Вы возьмете ребенка?
- Обязательно.
Граф дал знак Гримо передать ему младенца. Малыш по-прежнему спал, только щечки немного порозовели от холода.
Граф осторожно отогнул кружево, чтоб была видна головка:
- Так будет довольно? Его не стоит окунать – слишком холодно.
- Довольно.
Кюре помолчал и заговорил уже другим тоном – торжественным и важным:
- Какое имя Вы выбрали для ребёнка?
- Рауль.
- Чего вы просите у Церкви Божией для Рауля?
- Благодати Христовой.

Кюре не раз совершал этот обряд, и все движения были отточенными, а интонации четкими. Его голос, многократно усиленный гулкими сводами, звучал очень внушительно.
Малыш, разбуженный шумом, сонно таращил глазенки, но не заплакал даже тогда, когда ему на головку упали холодные капли:
- Я крещу тебя во имя Отца… и Сына… и Святого Духа… Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.
- Отче наш… - граф не сводил глаз с малыша, которого уже уверенно держал на руках, - сущий на небесах! Да святится имя Твоё…
Молитву повторяли все трое, но голос графа – глубокий, выразительный – легко перекрывал невнятное бормотание Гримо и спокойное вычитывание кюре.
Завершив церемонию, кюре осенил крестным знамением ребенка, потом, едва заметно улыбнувшись – графа.
Малыш воспользовался тишиной и завозился, недовольно покряхтывая.
- Ему холодно. – Граф поплотнее укутал младенца. – Если можно – быстрее.
- Сейчас все запишем и можно идти.
Кюре взял загодя приготовленную книгу и склонился над ней.
- «17 октября 1634 года крещен младенец трех месяцев от роду. Наречен – Раулем».
Он замолчал и дальше писал, не произнося ни слова.
- Если Вам угодно засвидетельствовать…
- Да, - граф взял перо и несколько мгновений читал то, что написал кюре.
Потом поглядел ему в глаза и четко сказал:
- Не совсем так, Ваше преподобие. Я исправлю.
Гримо показалось, что граф писал очень долго. Он терялся в догадках – что там можно выписывать? Подпиши имя, что ты свидетель, и все. Он бы за одно мгновение написал - «Гримо». Вообще Гримо подумал об этом просто так, но неожиданно кюре обратился к нему:
- Одного свидетельства недостаточно, Вы не откажете? – Кюре перевел взгляд на графа. – Он может подписать?
- Да, - граф рассеянно кивнул головой. – Может.
Гримо растерялся:
- Писать?
- Да, - граф улыбнулся. – Подпиши.
Гримо уставился в книгу:
«17 октября 1634 года … Наречен – Раулем. Обряд совершил… В чем свидетельствую – кюре церкви…  Родители младенца – неизвестны».
Последняя фраза была перечеркнута и ниже четким почерком графа: «Отец – Арман-Огюст-Оливье де Ла Фер и де Бражелон. Свидетельствую – граф де Ла Фер и де Бражелон».
Гримо перечитывал снова и снова и никак не мог понять смысла написанного.
- Гримо, – услышал он над ухом тихий голос графа, - подпиши.
Гримо понадобилось гораздо больше одного мгновения, чтоб дрожащей рукой вывести: «Свидетельствую – Гримо, управляющий графа де Ла Фер и де Бражелон».
- Теперь – все правильно. – Граф говорил спокойно и уверенно.
Так же спокойно и уверенно он распорядился:
- Малыша я понесу сам. Идите в дом к кормилице. Я пойду следом.
Пока они шли по улице, Гримо несколько раз украдкой оглядывался назад, но лица графа он не увидел. Тот нес младенца, низко склонив голову, и Гримо видел только черные волосы, которые перебирал осенний ветер.


Художник - Стелла Мосонжник.
Иллюстрация размещена с ее разрешения.