Et si ghoster m etait conte. Эссе-нция

Поезд. Дребезг старых колёс. Ночь. Домики в маленькой литовской деревушке стоят один к одному. На каждый домик по одному фонарю, жёлтому фонарю. Они как домики лесных эльфов, тех, что пьют эль и живут в лесу. Немного жутко.
   Она немного боится. Всего вокруг. Даже те эльфы, населяющие литовские фонари, наводят на неё смутный ужас. Слева от неё люди, такие счастливые. Они думают, она их не видит. Нет. Такие счастливые, особенно вот эти двое. Он и она, сказать больше. Люди играют в карты, смеются. Но она не слышит их голосов, только шелест карт. Червовая дама, крестовый король (такой же червовый, в общем-то, ведь крестовые точечки всегда принимали в её глазах очертания того самого сердца, … червивого). Валет треф: а вот и она – сердце, пронзенное клинком. Ноги окоченели, ладони горят, пика в ребре – она исчезает, всё громче становится смех. ..Нет, нет! Она – Бубновый Валет, добрый и честный, но не такой спокойный. Люди… И под и над присели. Это суд. Они уже вынесли приговор, поставлена запятая, отрублен её хвост. Точка. За то, что есть, прощена не будет: нельзя. Нож всажен в спину, она – Пиковый Валет (до Дамы не хватило злобы). Вечно вынуждена скитаться в тени других. Умерших. Непонятая, словно птица с человеческой головой. Её жизнь – это куб. Куб-Руб. Такой, как лежит перед  на столе перед ней, предлагая ей свою неровную тень: в ней она как раз сокроется, такая изрезанная. «А что будет, если я умру?» Оторвав спину от куртки, сзади висящей, уходит в конец  вагона, перешагивая через их ноги, словно Неринга чрез шестиглавое чудище. Щелчок – открылась одна дверь, ещё один – закрылась другая. Визг!..  Ах, нет. это поезд вдруг затормозил. Никто не обращает внимания. И правда: как часто мы внимаем предметам? Лужа крови за закрытой дверью никому не интересна. …И что же стало? Прижавшись правым плечом к окну и опустив левое далеко вниз, перекособоченный, сидит плащ, являющий изгиб её тела. Пересдача. Козыри – пики. А за окном всё та же деревня. Вся Литва, наверно, такая: одноэтажная и пугающе красивая. Но уже с рекой, как-то неспокойно текущей в ночи. Первый ход: семёрка, семёрка, и ещё одна – три карты крыты козырем-шестёркой, десяткой и бубновым тузом. Поезд проносится мимо тихой, укрытой снегом рощи. Зима – она везде – зима. И снова ход: пара десяток кроет восьмёрки, ещё одна крыта червовым вольтом. Дорога, колодец и пара целующихся в темноте людей. Слава Богу, она этого не видит. Поздно. Из-за яркого света паршиво-жёлтых ламп в купе звёзд совсем не видно. Только одна, несмотря на все петляния полотна, держится по правое плечо холщово-чёрного плаща. Ход, ход, и ещё – двое вышли: колода кончилась. Щелчок, и свет погас. Видны звёзды, особенно та, что правее Холщового. Они, что сидели рядом, теперь друг против друга. Поезд стал, в окно бьёт свет мерцающего фонаря, качающегося на шатающемся столбе за окном там, где-то в Литве. Ход – на столе три шестёрки, ход – девятки ложатся масть в масть. Бито. Ложатся на стол три туза. Взял. Крестовый валет – король, ещё валет – король бубей, трефовый король и козырь-туз. Атака отбита, вызов принят. Настала ночь, и пробил час: отбой. Игра продолжается, люди спят. Тихонько шурша, появляется из-под одеяла и отправляется в крестовый поход туз, но… Бесконечною  пикой сражён, поражён. Крестовый туз и восемь пик уходят с поля брани. Ход, конец. Преклонив прекрасную главу перед червовым мудрым королём, на столе лежит Дама.
   Все карты собраны. Только двое на столе: король с червовым сердцем на даме сердца своего. Все карты сосчитаны (лишь блажь. Никто не верит в Знаки!): за вычетом двух их тридцать… три из четырёх положенных. Быстрая рука мелькнула над столом – и все карты вновь раскиданы. Намётанный глаз моментально вычисляет волета треф, лежавшего вкрест. Быть может, кто-то смухлевал – неважно. Тридцать три карты собраны опять.
   Все люди спят, им всем плевать.
   …игра   идёт  опять.
   Закачавшийся фонарь судорожно кивает. Его прощание как танец. Состав тронулся, поезд, обдуваемый холодным литовским ветром, двинулся в темноту. Из мелких щёлочек в окнах стало заметно поддувать, и люди, теснящиеся на своих полках, покрепче закутались в клетчатые пледы, непременный атрибут любого поезда. (Клетчатый из непонятной материи плед – одна из тех вещей, какие никогда не назовут пережитком времён: сквозь давно обвалившиеся туннели первых паровозов и стеклянные трубки аэроэкспрессов пледы пройдут с человеком весь его путь, укутывая его на протяжении всего путешествия.)
   А Дама Червей задыхалась, биение её сердца, неистово клокочущего под напором Короля, было ясно слышно во всём вагоне. Тому, кто не противился его услышать, естественно. (Как часто мы прислушиваемся к сердцебиению карт?) Слышали этот пронзительный стук и приглушённое дыханье Короля лежащие в коробке, старательно перемотанной скотчем, 33 карты. Тридцать… три…
   ..А она? Она слышала? Где она? У-мер-ла. Они её убили, но она, разумеется, их не винит (вини вини! рики-факи!!!..) Её не поняли, как не поймут птицу с головой человека, поэтому эту голову она снесла бритвой в том самом конце вагона. Её тело до сих пор там, но душа её улетела. Это был просто эксперимент. И вот теперь она знает, что произойдёт, когда она умрёт: то, что случилось, когда она умерла. Она одухотворилась, она так метафизична, так малейшие вздохи её
фантасмагоричны…
   …Сверхреалистичны. Сверхреальные они, эти вздохи сдавленной Сердечной Дамы. Это боль, и муки, и сплин, разъедающий мозг. Вот где теперь все страдания, ею пережитые… Нет! Здесь нет и половины того, что терпела она! Это лишь часть, это момент!
   …Момент, и окно распахнулось. Ветки деревьев с обочины на ходу цеплялись и лезли, лезли в поезд! Звезда, та самая звезда, становилась всё больше, больше! Всё ближе, всё тяжелее становился её холодный свет – нет: Звезда не мерцала….. Плащ со странными очертаниями её тени поднят был ветвями и ветром – встал Плащ! Затряслись карты, задребезжали стёкла. Холщёвый стал, повис, будто надет на кого-то мощного и полного решимости, лицом, подразумевающимся под капюшоном, обернулся к роковой двери, расправив руки-рукава: правую к окну, а левую сделав продолжением правой.
   …Момент – блеснула и погасла Звезда, став Чёрной Дырой, разом вобравшей в себя весь Свет, когда-либо существовавший на свете, и, вдруг, огненным горящим … платиновым шаром влетел в правый рука Плаща. …Коллапс, Взрыв, рождение Вселенной – и свет, бьющий отовсюду из Плаща. Диастола. Под напором Неведомого Что-то вылетает из рукава. Сердце биться устало, Плащ падает в проход.
   Окно закрывается, отступают деревья. Сверху шорох: кто-то втянул свои пятки глубже под тарнтанный плед. На столе задыхается Дама под гнётом короля её сердца. Их сердца.
   Ах!.. За окном мелькнул фонарь, тут же исчезнув во мраке.
   ..Вш! Со скоростью Света что-то пронеслось сквозь туманное окно, упав в проход. Тук-тук, тук-тук... Сердце Дамы на пределе. Тук-тук, тук-тук…! Встало Пальто. Тук-тук-тук!.. У стола, рукав из кармана вынув уже… Ах! Т-тук!.. …Стук. Руки о стол. Снова упал Плащ. Карт теперь тридцать шесть:
            бьёт Короля Валет Треф,
                Из своего сердца пику вынув,
                Виною вонзив в него!..
   
   Ночь. Поезд. Тишина. Литва.
   Дама Червей
   мертва:
   Валет лишь приблизил к ней Смерть.
   Он никого не спас.
Не-е-е-т…