Unnamed

Первая книга. Обещаю, что она будет жутко не интересной, поэтому даже не стоит ее читать. Даже скучнее, чем мои стихи.
03.02.2013 18:44

Глава Первая. Милая мисс.

Сегодня в этом городе бушевал ветер, я совсем к этому не привык. Разбитая форточка то и дело стучала о старую кирпичную стену. Тух - тух. Тух - тух. В какой - то момент мое сердце стало биться ровно так же, отчего и становилось особенно страшно. "когда же это прекратится " с томной надеждой я шептал себе под свой сломанный нос. На моем месте было бы верно занять свое время какими - нибудь делами: почитать книгу, написать письмо в родные края, в которых я не бывал вот уже пятнадцать лет или, в конце концов, доделать работу, которую по своей глупости я взял у неизвестного мне человека, увидев известные мне купюры. Дела мои были ни к черту. Уже целую неделю я ем черный хлеб, запивая его черным чаем. Видимо, и жизнь оттого сталась такой черной и черствой. Но тем не менее я благодарю Бога за то, что по прежнему живу и могу как никак улыбаться.

Лунный свет пробивался сквозь окно и нежно обнимал всю комнату своими полупрозрачными голубыми руками. Когда ветер менял положение форточки, мне казалось, что я нахожусь вовсе не в комнате, а на море, в ожидании очередной волны. Давненько я не видал ничего подобного. Все как - то забывалось в бытовой суматохе, а мне лишь оставалось стыдить себя за то, что я ничего не видел. Но сегодня, подобно птице, я смотрел на весь мир с высока, но в тоже время меня ни на секунду не отпускало чувство падения. Что я вот-вот шлепнусь и некому будет соскребсти мой труп с раскаленного асфальта. Это и была та самая плата за бытие - чтобы видеть больше, чем видят другие - надо платить. Тревога и бесконечное сожаление о былом - таков мой ценник. Все общество по раздельности, а особенно целиком, напоминает мне некий культ грабовщиков, где каждый хоронил свои идеи и мечты под толстым слоем недоверия и материальных ценностей. Кстати, появилось такое выражение "граб", что означало человека, лишенного всяческой цели и прочих важностей. Возникает такое ощущение, ежели отнять у каждого граба слезы - то хочешь, не хочешь он начнет плакать деньгами, драгоценностями и, возможно, мебелью, веря в то, что богатым слезы не нужны. Ибо, по их сужения , статус состоятельного гражданина позволяет тебе быть абсолютно счастливым. А ведь горестно думать о том, что еще пару недель назад я был до безобразия такой же. Сколько, черт возьми, надо пройти и увидеть, чтобы хоть немного приблизиться к библейскому идеалу настоящего человека. Но вся соль в том, что зачастую эти "настоящие люди" , дабы прийти к своему нынешнему состоянию, сперва нарушили те самые заповеди, чтобы сейчас рассказывать какому - нибудь жулику о том, что жизнь его обесценена, а он теребя свои золотые часы , изредка поправляя свое дорогое пальто, будет говорить об обратном. Замкнутый круг, в котором мне совершенно не хотелось участвовать.

Помнится, говорили мне, мол, если чего - то хочешь, то это обязательно будет. Со всем трепетом, со слезами на глазах и с расканием в груди, молю лишь об одном - увидеть еще раз свою милую Лили. Наверное, стоит признаться - мысль о нашей встрече единственное, что греет меня в эти лунные и тосковые вечера. Эта женщина была моим всем. Я знаю, что подобными словами можно вдоволь насытиться встретив, к примеру, только что познакомившуюся парочку, но они-то забудут друг о друге на следущее  утро и пусть даже проснутся в одной постели. А я всегда помнил о Лили и всегда о ней думал. Она была высшей формой женского обаяния и красоты. Эти до боли милые и острые плечи на которых всегда лежали ее замечательные ухоженные волосы. Сегодня они бы неприменно окрасились в темно-красный, закрывая еще более утонченную шею. Непонятно почему, я никогда не говорил, что у Лили карие глаза, я всегда описывал их как древесные. Мне казалось, что есть в этом какая - то доля романтики, которой, к сожалению, нам не хватало в последние дни наших странствий. О, если бы вы увидели ее пальцы - вы бы тут же в нее влюбились! Она была именно той самой женщиной о которой поэты пишут стихи, а художники стоят за холстами. Она и была тем самым смыслом, который я так небрежно искал на пепелище своей духовной зрелости.  Лишь одной и всегда искренней улыбки было достаточно , чтобы осветить навсегда, казалось бы, темные катакомбы моей груди и при этом подобного заряда хватало на несколько дней. За это время я успевал делать по настоящему важные и нужные дела на которые до Лили сил бы попросту не хватило. Под вечер, когда солнце обычно еле-еле виднется за статными плечами города, я приходил домой. Лили всегда сидела на одном и том же месте, но только мне удавалось ступить за порог, она подобно пчеле летала по всей комнате, так легко и приятно жаля меня поцелуями. А теперь, не знающий нормального сна, я влачу свое поистине жалкое существование в четырех стенах, которые мне с огромной любезностью предоставил товарищ. "любимая Лили, я всегда рядом" - тоскливо повторял я.

Мои воспоминания прервал крик битого стекла. Ветер разошелся не на шутку. Закутавшись в плед, я пытался как - то отвлечься от всех этих размышлений, что разъедали меня и почему - то в ту же секунду наполняли надеждой и трезвыми мыслями, которых мне так не хватало, но от которых я так ужасно устал. "надо бы чего-нибудь выпить" - как по мне это отличная мысль, но отчего - то разбавлять мое общество она стала слишком часто. Приподнявшись со старой скрипучей кровати, я лениво, даже нехотя, потянулся за бутылкой. Она стояла в центре комнаты на вполне себе приятном ковре, скорее все-таки синем, нежели голубом. И пробираясь сквозь терновый хомут всех своих сомнений, бутылка оказалась у меня в руке. Алкоголь всегда навевал мне образ Лили - такой же теплой и понимающей. Она могла проронить всего одно слово, а я из этого слова строил целые миры. "да и не так уж я и одинок" - вывалилось из моего рта, сделавшего очередной глоток. Глоток за глотком,  бутылка совсем опустела. "водки, как и любви - после первой мало" - по слогам выговорить удалось. Уже и не было так холодно, меня, подобно любящей Лили согревал алкоголь. Мое любимое занятие - напиваться и разговаривать с самим собой, глядя при этом в свое отражение. "ну здравствуй, Артур! Доволен? Доволен! " -  гроздьем возмущенных расспросов с моего языка срывалось безобидное слово. Я верил в то, что подобными самотерзаниями я делал себя лучше, срезая под корень все не живое, чего было слишком много в моем все еще живом сердце. И мне действительно становилось легче. А ведь о такой жизни я никогда не мечтал, но принимал ее насколько это было возможно ибо знал, что другие живут намного хуже, выпрашивая у Всевышнего вместо каши на завтрак спокойствие смерти. Мои глаза медленно и пьяно закрывались. Все темнело с каждым вздохом, но от этого становилось как - то особенно светло. "ничего, скоро и на нашей улице построят бордель".

Утреннее солнце так старательно пыталось открыть мои полуопухшие глаза, что на какое - то время я уверовал в отсутвие штор. Простираясь на том самом ковре меня больше не мучили вопросы мировоздания и духовной этики, напротив, я был озабочен лишь физической частью своей натуры: как бы найти воды, добраться до туалета и как открыть склеинные бессоницей глаза. Я не знаю почему в такие моменты время тянется словно мед, стекающий в старую подаренную кружку. Еще немного и мои биологические часы будут куда более точны, чем песочные. Каждая упавшая секунда резала мое самолюбие тем, что я до сих пор лежу на этом проклятом ковре. Но любая минута имеет свойство заканчиваться. Момент моего становления на ноги напоминал сцену из греческого эпоса, по окончанию которой все были спасены, а главный злодей повержен. Противоречие, вот я о чем. Для злодея бравые войны были куда хуже, чем он сам. Извечная тема, что хорошо, а что не очень. Все же я стоял, а значит, тот, плохой, пал. А вчера, когда я сделал первый глоток, видимо, пал хороший. А вот и вода! Старый замызганный чайник, едва выполняющий свое предназначение, справился с ним на ура. Вот о чем я всегда твердил зашедшим - довольствуйся малым. Помню, как один из моих преподавателей повторял в сотый раз одну единственную фразу - "когда ты открываешь холодильник и там нет еды, говори себе - так будет не всегда, но и когда он будет полон не забудь произнести - так будет не всегда. " Такая философия отлично вписывалась в мою жизнь. Не зная почему на меня нахлынул приступ веселья, я бегал по кухне и кричал - "не всегда, не всегда будет грязная вода". Чеширский кот, наверное, просто бы обзавидовался моей улыбке. Настроение часто менялось и Бог его знает с чем это было связано - то ли с погодой, то ли с невыносимой пустотой в груди.

Резко и бессовестно громко на мои плечи свалился тяжкий груз не выполненой работы. Самое время приниматься за дело, если не сделать все сейчас, то можно уже начинать оплакивать свой гонорар. Вся загвоздка была в том, что на деньги мне было плевать,  попросту не было некого стимула, который  за уши вытащил бы меня из дерьма . Я, как человек, считающий себя духовно правильным, искал вдохновение в прекрасном и из этого нередко получались достаточно интересные вещицы, но кому какое дело, если у тебя нет громкого имени, о котором трубили бы все известные издания. Всем плевать на настоящее искусство, потребителю нужен бренд, а мне просто необходим хороший бренди. Именно поэтому я взялся за эту  ерунду. Выполню - получу деньги, не выполню - буду должен за задержку. Как бы это противно не звучало, но сегодня моей целью будет выпивка. Осталось лишь раздобыть инструмент для воплощения желаемого в осязаемое, а именно деньги. После всех душераздирающих умозаключений я, наконец, принялся за работу. На столе лежало пятьдесят бумажных листов формата "а4". Моя задача заключалась в том, что эти самые листы обязаны превратится в замечательные плакаты, которые в дальнейшем будут расклеины на заборы. Все вы видели такие объявления - куплю, продам, обменяю. Мой случай - реклама. "Самое дешевое в городе пиво! Только у Эрни. Всего сорок центов за пинту . Спешите! ". Вот я и спешил. Рисовать я научился в английской школе живописи. Попал я туда совершенно случайно - кто - то из моих учителей, увидев мои рисунки, впал в восторг: "Артур! Это же прекрасно! Боги мои, ты творец! Я просто обязан показать ваши работы профессору Бэйлю". В чем именно Бэйль был профессором я не знаю, но в тогдашних сороковых, его слово по части художественной культуры стоило очень многого. После того, как он заявил о моем таланте в своей газетной колонке, предложения стали сыпаться снегом на голову. Из всего полученного, я выбрал школу живописи. Моя семья была не в силах обеспечить обучение и лишь в этой школе оно было бесплатным. Деньги приходили из какого-то фонда одаренных детей, откуда к тому же, мне выплачивали стипендию. О лучшем детстве можно было бы и не мечтать. Но началась война и непонятно по какой причине мою семью департировали в Америку. На этом все хорошее закончилось. Закончились и плакаты. Я всегда удивлялся, как легко может пройти время, если вспомнить хотя бы маленькую деталь из своего прошлого. А память ведь такая штука - если вспомнил деталь, будь добр, построй механизм.

На улице разгоралась осень. Город полыхал в преддверии приближающейся тоски. Деревья точно спички заполонили мой взор своими огнями,которые лавой растекались по бледнеющим от скорби улицам. Такова была натура осени. Я шагал по дороге напевая смешные песенки, которым меня научили в детстве, глазея на еще более смешных прохожих. В то время, как я наблюдал за тлеющим городом, вдохновение обнимало меня все крепче и крепче. Не было ничего прекраснее, чем осознание того, что я могу творить. Душа вырывалась из груди, ошутив приятный и до боли сладкий аромат бытия. Творчество, процесс абсолютно бессознательный и непонятный, но я совершенно точно знал о его необходимости в своей жизни. В момент создания чего - либо, я приближался к Творцу, ибо душу, инструмент, которым я творил, создал Бог. Каждому свое и голова у всех болит по своему, но отпереться от того факта, что есть что-то большее, чем человек - невозможно. Однажды, быть может и я, смогу создать что-нибудь действительно стоящее. Пройдя пару кварталов, я наткнулся на скукоженную от времени забегаловку - "У Эрни". Внутри было довольно уютно, но голова кабана, весящая у выхода, несколько настораживала своим присутсвием. "Что вам? Виски, кола, пиво? Водки нет. " - раздался тоненький голосочек из под барной стойки. "Нет, благодарю. Мне нужен Эрни." "Эрни нет. Если ты по поводу плакатов, то меня предупредили. " - все так же тонко вылетало из под стойки."Да, плакаты. Вот, возьмите, пятьдесят штук, как мы и условились. " Ожидание являлось предвкушением, ведь вот-вот я увижу обладательницу приятного голоса. Уже очень давно я не общался с девушками,так как после Лили все представительницы женского пола, казались пустыми и совершенно бездумными. За прошедшее время я и не старался ни с кем сблизиться - моя голова была доверху забита лишь приятной мне Лили. Воспоминания не всегда были желанными, но они всегда были, отчего мне частенько становилось тошно. Нельзя жить прошлым без надежды на будущее, а у меня с чего - то был именно такой расклад. Завидев идущую по улице красотку, в моем сердце всплывал образ красноволосой и не серьезной девчонки с которой я проводил свои самые счастливые дни. Хорошего было немного, но все же во мне оставался легкий осадок грусти, а грусть, как известно, это остывшая радость. Это был тупик, из которого мне не удавалось выбраться. Мое минутное затмение растворила рука, которая опустилась на мои широкие плечи. Лили всегда так делала, когда ей было одиноко. "Эй! Я тебе! Долго мне еще ждать? ". Обернувшись, я увидел перед собой привлекательную девушку. Ее лицо было забавно нахмурено, а длинная белая челка, неряшливыми волнами сползала на правый глаз. Почему - то я сразу вспомнил о правиле цвета : если ты пьешь красное вино и темное пиво, значит тебе нравятся все, кроме блондинок. Я как раз и относился к тем самым ценителям темного. Но было в ней что-то такое, что притягивало и не просто притягивало, а завараживало. "Мисс, вот, возьмите. " - без всякой робости проговорил я. "Ой, фу! Не называй меня мисс. Вот твои деньги. ". "Благодарю. Надеюсь, мы с вами еще увидимся. " "Надейся, мне пора работать. " Пускай ее слова звучали довольно просто и немного грубо, я находил в этой грубости удивительную для нашего времени черту - искренность. От этой маленькой и, все же, милой мисс,  сквозило добротой и редкостью. Всего лишь пару ее слов, заставили окунуться в нежные воспоминания. Я вспоминал Лили, которая ровно так же пресекала попытки моего знакомства, а я, как упертый идиот, пытался снова и снова. Под моими ногами ветвился путь домой, в кармане лежала двадцатка, а милая мисс была позади.

Придя домой, я приготовил поесть из того, что купил по дороге. Готовил я, мягко говоря, плохо, но сам процесс приносил мне огромное удовольствие и совсем не важно вкусно это было или нет. Я наслаждался каждым съеденным кусочком, а то, что оставалось на столе вдохновляло на создание чего - нибудь более весомого. Я даже стал ощущать себя на несколько сантиметров выше. Пока я сидел за столом, мою голову не покидал голос девушки. Я не мог припомнить другого случая, когда в моей голове было что-то или кто- то, помимо Лили. Я прекрасно понимал, что чувство, которое заполняло меня называлось влюбленность, иначе - страсть. Но, как бы мне не было больно признавать - это было именно то, что мне сейчас необходимо. Я должен пылать, я просто обязан творить, видя перед собой идеал, который я могу чувствовать. Меня выворачивало наизнанку от собственных желаний. Я бесконечно предан и верен Лили. Но, опять же, я не видел ее два года, я не знал, что с ней и кто с ней, она ни разу не попыталась со мной связаться, а милая мисс разливала самое дешевое пиво в двадцати минутах ходьбы. Мне паршиво от самого себя - я не в силах оставить Лили в прошлом и не в состоянии не думать о девушке, которая лишь единственным словом заставила меня дышать полной грудью. Отлично понимая тот факт, что Лили плевать на меня - я продолжал ждать ее. Но, сегодня я хотел выпить и поэтому я одеваю свой лучший пиджак и иду к Эрни. Я слишком глуп и упрям, чтобы остаться сегодня трезвым и не целованным.