Армейские истории. 30 лет спустя...

И ЗАСТЫЛ БАТАЛЬОН В СТРОЮ, СНОВА СТАРЫХ ДРУЗЕЙ УЗНАЮ...
В этом году исполнится 30 лет с того дня, как я обулся в кирзовые солдатские сапоги и «застегнул на молодость ремень». Невероятно, но недавно на сайте «Одноклассники» состоялась встреча с нашим ротным командиром Александром Кутеповым (на фото). Оказалось, он узнал обо мне найдя в интернете «Армейские истории», которые я ежегодно писал к 23 февраля для нашей газеты.
- Молодец, все правдиво написал, как есть! Надеюсь, помнишь меня? - с лаконичной осторожностью написал ротный в первом сообщении на «Одноклассниках». - А то, разве его забудешь!!!
До Кутепова командиром 1-ой роты был капитан Григорий Емченко. Когда я впервые попал в расположение роты, ротный Емченко пребывал на долгосрочном больничном. Старослужащие заботливо стращали: Гриша — это кошмар 1-ой роты, вернется... сразу вешайтесь!  Его имя, даже упомянутое всуе,  наводило ужас на самых отмороженных казарменных хулиганов. Появление Гриши с трепетом ожидали, но возвращение ротного все равно произвело эффект разорвавшейся бомбы.
Он не снимая шинели, долго стоял молча, перед замершим в гробовой тишине строем. Во внешности Емченко было что-то вампирическое: бледное, как мел лицо, черные отросшие на неуставную длину волосы, пронзительные глаза и зловещая улыбка. Насладившись произведенным впечатлением, Гриша, уведя взгляд в потолок начал орать. Признаюсь, за всю свою жизнь больше не довелось встретить человека, умеющего столь же талантливо нагонять жуть! Когда он впадал в истеричный раж, было реально страшно...
Гриша продемонстрировав, кто в роте хозяин, обрушил показательный гнев на писаря, изгнав его с должности. Изучив личные данные вновь прибывших Емченко назначил писарем меня.
 - Обещаю, ты сойдешь с ума! - обнадежил он, и велел тут же писать приказ о присвоении мне очередного звания — ефрейтор. Моя робкая просьба не делать этого, осталась без внимания. Гриша не отказал себе в удовольствии пояснить мотивы своего решения.
- Во-первых, через пару месяцев присвою тебе звание младшего сержанта — у капитана Емченко писарь не может быть рядовым по определению! А во-вторых, каждый вторник ты будешь умирать на сержантских днях, - радостно засмеявшись подытожил он. По вторникам, свободных от караульной службы сержантов, гоняли на 25-ти километровый марш бросок в пустыню, где они занимались тактической подготовкой. Возвращались сержанты едва живые, просоленые потом гимнастерки на них стояли колом. Увы, такова была плата за статус и привилегии младшего командного состава.
К счастью, вскоре командир части пожалев солдатиков, от греха подальше перевел Емченко на штабную должность. В память о нем, на моих погонах до конца службы остались одинокие ефрейторские лычки, и пожизненная «прививка» на стрессоустойчивость.
Нового командира роты Александра Кутепова солдаты уважали и обожали одновременно. Казалось в нем воплотились все лучшие качества русского офицерства - «слуга царю, отец солдатам». Солдаты из других рот нам завидовали: повезло-то вам, нам бы такого! Старший лейтенант Кутепов не самодурствовал, никогда ни словом ни делом не унижал младших по званию, но его приказы выполнялись наилучшим образом. Подвести или огорчить Кутепова, расценивалось, как плевок в лицо солдатскому ангелу-хранителю.

Самострел
Весть о том, что застрелился «салабон» Валерка Кайданов из нашего батальона, мгновенно облетела часть. В это не верилось! Валерка был очень домашний, скромный и добрый паренек. Несмотря на все тяготы службы, с его  румяного, как пирожок лица, никогда не сходила счастливая улыбка. Валера не стесняясь, взахлеб рассказывал о его любви к девушке, с которой он мечтал пожениться и нарожать кучу маленьких «кайданчиков». Он жил этим...
Перед тем, как заступить в караул, ему вручили письмо, в котором  любимая сообщала, что вышла замуж. Придя на вышку, он приставил дуло автомата под левый сосок, и нажал на курок .... Говорили, что пуля прошла мимо сердца,но повредила какие-то важные сосуды. Валерка прожил еще два часа, находясь в сознании, жаловался что очень больно и так не хочется умирать.
Вечером комбат Ильченко, прозванный «Прорабом» за страсть к строительству разных арыков, бассейнов и цветников на территории батальона, произнес перед строем пламенную полуторачасовую речь. Вдохновенный спич майора Ильченко запомнился до мельчайших подробностей.
- Я не поэт, но скажу стихами! Сынки, жизнь — удивительна и прекрасна! И если ваша девушка где-то там, перед кем-то «расшоперилась», то надо радоваться! Она не выдержала испытания разлукой, проявив свою гнилую сущность, а значит - не достойна вас! В вашей жизни будет очень много баб, говорю это вам, как ваш командир и старший товарищ. Стоит ли из-за каждой стреляться?!
Комбат говорил дельно, образно и в целом интересно. Но затекшие от долгого стояния ноги подкашивались. Наконец, из глубины строя, кто-то с сильным чеченским акцентом произнес: «Борис Иваныч, хорош базарить! Не будем стреляться! Мы их сами застрелим!».
Правда!? - обрадовался комбат, не обращая внимание на фамильярность. - Правда, застрелим!- подтвердило батальонное многоголосье.
- Вот славно, вот и хорошо! - успокоился батяня комбат. Батальон, слушай мою команду: Вольно! Разойдись!

Минин и Пожарский
С тех пор, солдатам идущим в караул письма не выдавались. Но однажды во время помывки в бане произошел забавный случай. Служили в нашей роте два друга — не разлей вода. Фамилия одного из них была Минин, а к другому накрепко прилипла кликуха Пожарский. Он уже и сам наверное забыл свою настоящую фамилию, даже на вечерних поверках откликался только на Пожарского. Когда Пожарский вышел из парилки, кто-то вручил ему письмецо.
Прочитав письмо Пожарский, уронил листок на мокрый пол, и выдал: - Чуваки, у меня невеста вышла замуж!
- Ну все, теперь от службы освободят, оружие не получишь! - завистливо вздохнул Минин. А Пожарский, в чем мать родила, вышел в центр раздевалки и стал танцевать лезгинку. Кавказцы, потом с нотками зависти рассказывали, что никогда не видели столь зажигательного исполнения их национального танца голым человеком. Когда Пожарский вдоволь наплясался, то рассказал, что жениться после армии ему до смерти не хотелось, зато теперь проблема решилась чудесным образом. Радость-то какая!
- И никто! - Пожарский артистично поднял палец вверх, - никто не сможет упрекнуть меня, что я обманул девушку, которая прождала меня 2 года. Ура-а-а, товарищи!

Гауптвахта
Говорят, что солдат ни разу не посидевшей на губе — не настоящий солдат. Через полтора года службы мне предоставилась возможность испытать это удовольствие. Говорю это без иронии, ибо пребывание на гауптвахте оказалось сродни отдыху на курортах Турции.
Однажды заступив дежурным по роте, я вооружал караулы, выдавая под запись автоматы и боеприпасы. Один из сержантов не сумел найти в канцелярии постовую ведомость. Пришлось выйти из оружейного парка и показать сыну солнечной Молдавии, где лежит-дожидается его заветная бумажка. В это время, в роту вихрем ворвался дежурный по части майор Жуковский и увидев не запертый на замок ружпарк поднял крик.
Я объяснил, что оружейная комната находилась под охраной дневального, а я покинул ее ровно настолько, чтобы лично вручить постовую ведомость замечательному, но слепому молдаванину. Казалось, что мои объяснения удовлетворили майора Жуковского, но на вечернем построении части меня ждал редкий сюрприз.
Перед всей частью объявили, что за оставление оружейной комнаты без надзора мне полагается столько-то суток ареста от командира части, от комбата, от командира роты... Получалось, что больше 15-ти суток! Из колонок в клубе лилась песня Пугачевой «По секрету всему свету, вы раздайте песню эту». С тех пор эта песня примадонны ассоциируется у меня исключительно с гауптвахтой.
Курировал гауптвахту майор Пыльцов, который ввел негласный закон, делать «губарям» дикую  стрижку: оставлять на макушке головы казацкий оселедец — все остальное состригать наголо. Многих солдат,  перспевтива лишения шевелюры, пугала больше, чем отсидка на гауптвахте. Чтобы не доставлять ему такого удовольствия, я попросил дневального обрить мне голову под Котовского. Оформил сам себе записку об арестовании, насовал в в голенища сапог несколько пачек сигарет, и пошел сдаваться.
Охранял губу мой одногруппник Димка Ряховский, который гостеприимно предложил мне одиночную камеру, мол выспишься всласть! Но тут же выяснилось, что в одной камере сидят 8 земляков из Хвалынска и Балакова — вот уж, где Бог дал свидеться!!! Оказалось, что за курение в камере всем добавляют по трое суток... да пофигу! Когда дым стал валить из дверных щелей, как во время пожара, нас вывели во внутренний дворик, попросив иметь совесть. Три дня мы провели в сладостных воспоминаниях о гражданке, а на третий день на губу пожаловал сам комбриг Мадалов.
- Что вы им тут устроили санаторий?! На свинарник их, пусть навоз убирают!- распорядился полковник И нас повели на свинарник, который находился где-то на задворках территории части. Я, наверное как и командир части никогда не был на свинарнике. Оказавшись там был приятно удивлен. Этот райский уголок казался частичкой Украины: кругом зеленели виноградники и цветники. На приусадебном участке под щедрым узбекским солнцем наливались помидоры, огурцы, крупноголовые подсолнухи. Братья хохлы встретили нас приветливо: вот бассейн, купайтесь, отдыхайте! Принесли пахнущего чесночком полосатого сала, овощей, бутыли самогонки и ушли, пообещав к вечеру сделать какой-то особенный шашлык. На вопрос, а где же свиньи, они рассмеялись! Свиней всех перерезали и засолили, остались только свиноматки с приплодом. Так что кайфуйте! Нашим охранникам, как и нам понравился "свинский курорт"  и нас водили туда каждый день. Мы загорели, набрали вес и отоспались за все бессонные ночи. Через неделю комбат лично пришел на губу и прервал замечательный отдых. - Отдохнул, пора и честь знать! Службу нести некому, людей не хватает, - так аргументировал Борис Иваныч свое вероломное решение. Ну надо, так надо...

P. S. Как сообщил в переписке ротный Кутепов, из офицеров нашей роты почти никого не осталось в живых. Кто-то разбился на машине, кто-то умер от сердца... Зато, благодаря ему на «Одноклассниках» нашел сообщество однополчан в/ч 6642. Было очень трогательно находить и узнавать тех, с кем два года делили печали и радости. Постарели, поседели, а ведь тогда мы были совсем еще мальчишками...