Цена вопроса. Глава 18. В Сундуке

В метро было людно. Толпа, как единый запрограммированный каким-то высшим разумом организм, непрерывным потоком передвигалась в заданном направлении. Всё, казалось, было однажды предрешено и теперь непреклонно соблюдалось.
Анна почувствовала, что ее вместе со всеми неотвратимо затягивает в узкое пространство - туннель, едва освещенный тусклыми фонарями балюстрады и ограниченный низкими сферическими стенами.
Лента эскалатора предсказуемо неизбежно устремилась вниз. Некая обреченность и предопределенность была во всем этом.
Вот также и этот крутящийся механизм - жизнь, в которую она, ничтожная пылинка, по воле случая была втянута, неслась в неизвестность темных лабиринтов судьбы-метрополитена. И выбраться из этого адова механизма можно только одним способом - умереть. Бессмысленно было желать и бороться.
Сопротивляться, значило подниматься вверх по лестнице, едущей вниз.
Змеей шевельнулась крамольная мысль:
«И если я всего лишь частичка этого подлого и продажного мира, то зачем противостоять ему?»
Вспомнилось потное лицо Крючевского с лоснящимися залысинами, мутными похотливыми глазками, по-животному ощупывающими ее, оценивающими как вещь, товар, «секретутку».
Где-то там наверху была тоненькая нить надежды по имени Сергей, но она была так тонка и призрачна, а боль от унижения ощутима и реальна…
«Сколько же я стою?» Она попыталась представить себя с Крючевским в постели. Тошнотворный комок немедленно подкатил к горлу, в ногах появилась слабость. Анна покрепче ухватилась за поручень.
- Девушка, вам плохо? – кто-то участливо заглядывал в глаза.
Анна потупилась, словно ее застукали за чем-то непристойным.
- Нет ничего, спасибо, - промямлила она.
- Вы так побледнели. Я испугалась, что в обморок упадете, – женщина без тени смущения разглядывала Анну. - Сейчас молодые все слабые. Наше поколение, по крайней мере, на натуральных продуктах выросло.
Анна уже вошла в электричку, а та все не отставала и под размеренное покачивание вагона что-то монотонно говорила. Анна рассеянно кивала.
Олег… Она так хотела быть с ним, пьянея при одной только мысли возможного счастья. Сейчас та недолгая радость их отношений представлялась очень большим, туго надутым красивым воздушным шариком, на котором, наслаждаясь, она взлетала все выше, даже не подозревая, что однажды он может лопнуть.
А требовалось-то всего лишь куда-нибудь пристроить Ваську. Именно его безвинной кошачьей жизнью она должна была заплатить, чтобы быть вместе с Олегом. Обида, давно выплаканная, снова ехидной прокралась в душу. А может быть, и не было любви?..
- Девушка, - Анна почувствовала, что ее рука оказалась в прохладной руке попутчицы, - приходите к нам, дорогая, - незнакомка смотрела участливо и проникновенно, - вам надо чакры почистить.
Анне стало не по себе, казалось, женщина видит насквозь, читая в душе самую суть, она суеверно отстранилась и спрятала руку в карман.
Неужто кому-то еще не безразлична ее судьба?
Сергей? О нем она и думать боялась. То предчувствие, которое подсказывало, что он не случайный человек в ее жизни, слабым импульсом надежды пульсировало глубоко в подсознании.
Внутри нее словно находилась некая маленькая магнитная стрелочка, которая, притягиваясь мощной энергетикой, безошибочно поворачивалась в его сторону. Это не поддавалось никакому здравому объяснению, и если бы Анна задумалась всерьез, то пришла бы в ужас. Она не смела любить этого мужчину.
Сергей был из другого мира и тогда, в пятницу, подтвердил это. Он никогда ее не полюбит...
Еще не поздно позвонить, отменить встречу, поехать домой, обняться с подушкой и просто выплакаться.
- Милая, есть хорошие тренинги. Вам надо подкорректировать судьбу, карму, на Вас венец безбрачия, - навязчивая попутчица начинала напрягать, - не шутите с этим. Вот, возьмите! – в руке Анны оказалась визитка.
Женщина, к счастью, попрощалась и стала пробираться к выходу.
«Откуда она знает, что я не замужем?» - с легким удивлением пронеслось в голове. Анна машинально положила карточку в карман и включила слух:
- Двери закрываются. Следующая станция Чернышевская.
Все, отступать некуда…

На улице заметно похолодало. Поток пронизывающего насквозь ледяного воздуха моментально проник за воротник, забрался в рукава пальто. Анна зябко передернула плечами.
Согревало одно, что скоро она окажется в уютном интерьере любимого кафе. И хотя до назначенной встречи оставалось еще минут сорок, Аня решительно направилась в сторону «Сундука».
Обычно, как только переступала порог этого небольшого, немного тесноватого, стилизованного под сундук помещения, она словно погружалась в другой мир, где царила другая реальность.
Все здесь дышало милой доброй стариной прошлого столетия. Трогательно смотрелись, нашедшие себе приют самовары, прялки, граммофон, пластинки, пишущая и швейная машинки, и многие другие, согревающие душу вещички.
Атрибуты советской эпохи: вымпелы, плакаты с лозунгами также гармонично вписались в интерьер.
- Здравствуйте, - администратор, приветливая блондинка, подошла к Анне, - у вас заказан столик?
- Нет, - тотчас же испугалась Анна. Как же она не подумала, что со времени прошлого посещения, когда более полугода назад они с Олегом были здесь, могло что-то измениться.
- Не волнуйтесь, - почувствовав заминку, сразу отреагировала девушка, - у нас сегодня есть свободные места, - Вам какой зал, для курящих или нет?
Когда, наконец, Анна определилась со столиком, она открыла меню и сделала вид, что внимательно его изучает. Несмотря на то, что с утра она ничего не ела, перечисленные блюда аппетита не вызвали.
Зато есть время просто подумать. Она осмотрелась. Почти каждая вещь была ей знакома.
Вот старинные часы, остановившиеся еще в тысяча девятьсот... затертом году. Чьи же годы жизни они отсчитывали? А этот настенный телефон, по которому можно позвонить разве что в прошлое.
Былое, которым здесь был заполнен каждый уголок, бережно хранилось и пополнялось самими горожанами. Однажды и Олег как-то принес сюда старинный утюг.
В этом кафе-сундуке хранится и их личное. Тоже прошлое… Анна отыскала глазами столик. Там Олег когда-то сделал ей предложение... Тогда опьяняюще звучала джазовая музыка. Пел и плакал саксофон легендарного питерца – «Дяди Миши», Михаила Чернова, бывшего участника группы "ДДТ".
Анна с грустью подумала, что давно не могла себе позволить пойти на концерт послушать хорошую музыку или в театр. Жизнь замкнулась в узких рамках дом-работа-больница, а все светлое действительно осталось в прошлом, там, когда еще мама была здорова, и верилось в счастье.
- Нюточка! - донеслось до нее из-за «их с Олегом» стола, - вилку надо взять в левую руку, вот так.
Девочка лет пяти старательно училась пользоваться столовыми приборами, изо всех сил подражая взрослым, немолодой интеллигентной паре.
«Какие милые», - подумала Анна, невольно улыбнувшись.
- Анна Дмитриевна, - Сергей вырос перед ней как из-под земли, - добрый день! Давно здесь?
Она испуганно моргнула и мгновенно превратилась в робеющую до ужаса секретаршу.
- Сергей Иванович!..
Громыхая на весь зал креслом, привлекая к себе внимание, Анна неуклюже вскочила.
- Я… меня… - лепетала она, страшно при этом злясь и негодуя на себя за неловкость.
Побледневшая, осунувшаяся, с глазами, опухшими от слез, и без каких-либо следов косметики, растерянная сердитая и взъерошенная одновременно, она была трогательно смешна и даже некрасива. А самое удивительное было то, и для Сергея это было ново, что ее нисколько не заботило, как она выглядит.
Она была настолько естественна и непосредственна, что внутри у него вдруг что-то оборвалось, жалко звякнуло и разбилось. Тысячи осколков тут же, врезаясь в сосуды, проникли в кровь, и стало жарко. Не хватало только еще и ему смутиться!
- Так! Сейчас мы не будем говорить, - пресек он ее не то мычание, не то блеянье. – Мы будем обедать!
- Я не хочу, – наконец, она произнесла хоть что-то членораздельное.
- А я хочу! Но один не буду и умру от голода прямо здесь, на Ваших глазах.
«Поверила!» - тотчас улыбнулся он про себя, увидев ее расширившиеся от ужаса глаза.
Сергей внимательно всматривался в ее лицо, словно пытаясь отыскать намек на фальшь, игру, то, что привык видеть как само собой разумеющееся в других женщинах. Не нашел. В открытости ее было что-то вызывающее, словно упрек всему несовершенному миру. Укор, который он принимал и на свой счет.
Почему он не замечал ее раньше? Женщина, которая каждый день приносила ему кофе, обрабатывала документы, докладывала повестку дня, которая всегда была под рукой, как нужная вещь? Только ли? Разве он не замечал, как она краснеет и смущается в его присутствии?
Почему все эти годы его привлекали такие, как Марина? Он вспомнил, что Марина даже в постель ложилась с идеальным макияжем. Просто готовая спутница бизнесмена.
- Что будем заказывать? – вымуштрованный официант нарисовался прямо из воздуха.
- А что можете предложить? – задал встречный вопрос Сергей, усаживаясь поудобнее и предлагая сесть Анне. – Хорошо бы что-нибудь из фирменного.
- Из закусок могу порекомендовать «Мозаику», фирменную от шеф повара. Это ассорти из нескольких видов лосося, коктейля из морепродуктов с авокадо, грибами и имбирным соусом, – неспешно, и все больше входя во вкус, начал перечислять официант, так что Анна невольно сглотнула слюну, начиная чувствовать голод.
Меню просто изобиловало всевозможными салатами, горячими блюдами из мяса, рыбы и птицы на любой вкус и кошелек.
- «Восточный колорит», - продолжал искушать официант, - теплый салат из языка с баклажанами, грецкими орехами, сыром, чесноком, кинзой и петрушкой. Также не разочаруетесь, если из горячего закажете мраморный стейк с соусом «Портвейн».
После филе лосося, приготовленного на пару «Карибы» с красной икрой, цветной капустой в сухарях и розовым соусом, Сергей не удержался и похвалил разнообразие предлагаемых блюд.
Официант с благодарностью улыбнулся:
- Если вы не знаете, что хотите, заходите к нам. У нас это есть!
Сергей недоверчиво мотнул головой:
- Например?
- Например, шведский порционный жевательный табак. Такой редко где встретишь. А философия нашей кухни отражается в фирменном слогане «Еда делает нас добрее». Обратите также внимание на карту вин.
Сергей как раз раскрыл нужную страницу. Может быть, стоит расслабиться, как следует, под хорошую закуску?
- Пожалуй да, сухое вино тоже, - он вопросительно взглянул на Анну.
Та как-то нерешительно кивнула.
Немного подумав, он остановился на чилийском Ундурруга «Сибарис» Каберне-Совиньон Резерва Эспесьян. У Анны от одного названия голова пошла кругом.
- Анна Дмитриевна, - мягкий баритон Сергея нежно коснулся ее слуха, проник дальше, приятно согревая душу, - а мне определенно здесь нравится. У Вас хороший вкус.
Она только благодарно моргнула.
- Надеюсь, наша кухня вас также порадует, - официант ждал.
- Аня, что Вы будете?
Она готова была слушать голос Сергея бесконечно.
- Первое, - ответила неопределенно.
Неожиданно пришло осознание, что в ее жизни сейчас происходит то, на что она и надеяться никогда не смела, то, что по всем законам природы было немыслимо, невозможно. Он, роскошный светский лев так запросто сейчас сидел напротив, чувствовал себя вполне раскованно, хозяином положения как, в общем-то, и подобает царю. Его осанку, жесты, тон, выражение глаз, движение бровей, изгиб губ, этот горделивый поворот головы, благородную седину, слегка тронувшую виски, можно было часами описывать в самых лучших романах.
И... она, несчастная серая мышка, сидела и общалась с ним на равных.
«Ох, мамочки! – вдруг вспомнила она, хватаясь за сумочку, - я же не накрашенная даже!»
- Анна, все потом, - заметив ее жест, остановил Сергей, - что заказываем?
- А я разве не сказала? - она вдруг совсем по-детски покраснела и выдала, - первое, второе и… третье!
От ее слов неожиданно трогательно пахнуло домом, уютом, беззаботностью, мамой с ее домашними обедами, пирогами, оставленным в дальнем далёком детстве.
Где ж она была все эти годы? Почему Бог не сжалился над ним раньше?
Или… нет… Он сам! Он, слепой олух, ходил мимо этого родника много дней и пил, пил жадно из грязных луж! И если бы не Ажаев, и если бы не пришел конец его бизнесу, он так бы и не понял этого никогда. Сердце взволнованно билось в такт мыслям. Надо было немедленно успокоиться.
Взгляд его случайно остановился на старых журналах, веером разложенных на полке.
- Надо же! «Крокодил», - не смог сдержать он удивления. – Просто, как в детстве. Помню, родители выписывали. Мы тогда с приятелями часами рассматривали картинки. Хохотали до обморока.
- Не проблема, - тут же отреагировал официант, - можно не только полистать, но и забрать с собой на добрую память. У нас так можно.
- Да тут просто волшебный сундук, - все еще стараясь скрыть волнение, сказал Сергей, - Аня, почему Вы раньше не приглашали меня сюда?
- Значит так, дружище, - обратился он к официанту, - слышали, что дама желает? Первое! Второе и третье! Все самое лучшее на Ваше усмотрение в двойном размере и бутылочку вина. Десерт после.
Скоро стол стал напоминать яркую цветную мозаику из обилия рыбы, овощей, соусов, источающих невероятно аппетитные запахи.
Вино, аккуратно вскрытое при них и разлитое по бокалам, радовало глаз глубоким, полным содержания цветом бордо и тонким ароматом целого букета нежных пьянящих запахов.
Сергей, как заправский профессионал-дегустатор поднес фужер к носу, повертел, понюхал вино и вдруг светло и непринужденно улыбнулся все еще сконфуженной Анне:
- За Вас, Анечка! – в его глазах сверкнули озорные искорки.
Анна чутко уловила перемену в настроении, и на душе потеплело. Легонько чокнувшись, пригубила, поставила фужер на стол и приступила к еде.
Она ела с хорошим аппетитом, красиво и правильно орудуя ножом и вилкой.
«Да-да», - вспомнил Сергей. Именно так их обучали держать столовые приборы на высших курсах по этикету для высокопоставленных особ и дипломатов. Обязательно должен быть виден предполагаемый герб рода. У Анны выходило само собой, естественно, словно она впитала благородные манеры с молоком матери. Какое же это было удовольствие – смотреть, как она ест.
- Сергей Иванович? – Аня внезапно подняла глаза, взглянула вопросительно в упор.
Он вздрогнул, слегка смешался, словно его, как мальчишку, застукали за подглядыванием.
Господи! Зачем он пришел? Ну не поесть же, в самом деле, когда дома Люся наварила, нажарила и напекла на целый полк. Но чтобы не смущать Анну, он взял вилку, нож и стал обедать.
Сергей знал толк в ресторанной кухне, поэтому был приятно удивлен, когда ощутил великолепный вкус блюд. Настроение улучшалось по нарастающей. Приятно кружило голову вино. И рядом была Аня.
Он поймал себя на том, что все время думал о ней с тех пор, как они расстались в ту злополучную пятницу. Он поведал о ней своему клену, хотел сказать о ней родителям. И сказал бы, если бы не вмешалась Софи. Ну, как он мог объяснить хоть и взрослой, но дочери, что думает об одной, а спит с другой?
Теперь он немного робел и не знал, как признаться ей в своих чувствах, с чего начать. Боялся быть неуклюжим, обидеть, опасался, что она снова заплачет и убежит. А ведь он уже давно ничего не боялся в жизни. Сергей внезапно рассердился на себя:
- Анна Дмитриевна, а что если мы выпьем на брудершафт и перейдем окончательно на ты? – он тут же почувствовал, что сморозил глупость.
Нет, он решительно не знал, как вести себя с этой женщиной.
- А давайте, - неожиданно ответила Анна, взяла бокал в свою изящную маленькую руку, привстала.
- Аня, Вам никогда не говорили, что у Вас красивые пальцы?
- Сергей Иванович, мы пьем? – в голосе подозрительно мелькнула нотка отчаяния.
Он насторожился:
- И поцеловать себя дадите?
- Да.
Нет, тут что-то не так. Он интуитивно чувствовал, что эта победа раз и навсегда может обернуться поражением для них обоих.
- Сядь, Аня, - меняя тему и без обиняков переходя на "ты", сказал он, - сядь и все расскажи, что случилось.
- Сергей Иванович, я уволилась, - сказала, наконец.
Он помолчал, словно взвешивая ее слова.
- Анна Дмитриевна, я тоже уволился.
Прозвучало так трагично, что они, посмотрев друг на друга, внезапно рассмеялись.
Мир трещал и рушился вокруг них. Решал с прокурором судьбу Сергея Микаил, спешил в аэропорт Дени, скрипел зубами, обдумывая план мести, Крючевский в своем временном начальственном кресле. И Аниной маме было плохо в больнице.
Но им так нужна была эта вырванная у судьбы минутка смеха.
- Аня, но ты не все мне сказала. Там, в смысле на работе что-то произошло? С новым директором?
Анна только помотала головой. Он понял, она не хочет говорить.
А собственно, зачем? Что это может изменить? Главное девушка сказала, ей теперь нужна поддержка, и он ей поможет. Сергей посмотрел на ее ладошки, сложенные лодочкой на краю стола, и вся она, словно в ожидании приговора напряглась, затихла. Ему захотелось укрыть, защитить это пронзительное одиночество. Может быть, погладить по голове как маленькую, коснуться губами заплаканных глаз и сказать какую-нибудь невинную чепуху, типа: «у кошки боли, у собаки боли, а у Ани заживи».
Анна ощутила тепло его широкой ладони на своих руках, каким-то внутренним чутьем угадала, что он понял. Тихая благодарность наполнила сердце. И теперь он все знал, услышал ее без слов. Это был миг откровения, миг счастья, который хотелось остановить.
Она не убрала рук, а затаилась, как испуганная мышка. Они оба молчали, и хотелось молчать так бесконечно долго, всегда, и казалось, время сжалилось и остановилось.
Мир растворился, перестал быть, а существовали только он, она и их зарождающаяся невысказанная нежность.
Несколько аккордов гармонично вписались в немой диалог двоих, и живая музыка, проникая в души, заставила заговорить их с новой силой, окрашивая чувства в более полный спектр оттенков, звуков. Это была известная песня «Твои глаза» на слова поэта-современницы Ирины Савельевой. Анна так любила эту песню.
- Потанцуем? – почти беззвучно, одними губами предложил Сергей. Анна поняла, приблизилась к его лицу и в самое ухо, чтобы он услышал, ответила:
- Здесь не принято. Мало места.
- Ничего, - его дыхание теплым ветерком пробежалось по щеке, - мы очень медленно.

«Стала нашей сказкой для двоих
Музыка любви неповторимая!
Отраженье света глаз моих
Я нашел в глазах твоих, любимая!

Всего лишь раз взглянул в твои глаза,
И сердце сразу радостно забилось,
Я знаю точно, что бы не случилось,
Любовь не предадут твои глаза».

Надежные мужские руки, в которых она тут же растворилась, потерялась, поддаваясь всеобъемлющей энергетике, бережно уносили по волнам мелодии в какую-то другую параллель, новые незнакомые дали. Тело становилось невесомым прозрачным звенящим, и только один бешено пульсирующий огнем мозг, который, казалось, еще немного и сгорит без остатка, был реальным. Даже при мягком приглушенном освещении, было полное ощущение, что она находится рядом с яростно обжигающим солнцем.

То, что происходило внутри нее нечто чрезвычайно важное, непостижимо мистическое, не укладывающееся ни в какие разумные законы природы, в привычные рамки реалий, он понял тотчас же, как только заглянул в глаза. Струящийся мощный поток света обжег и позвал одновременно.
Зеленоглазый омут манил, затягивал, и Сергей с каким-то отчаянием самоубийцы «шагнул» и… утонул. Уже и не имело значения, «прыгнул» ли он сам, или его затянуло сверхмощным магнитом, который необузданно, непредсказуемо пробился из ее подсознания, только Сергей с упоением погружался все глубже.
Он видел, как обворожительно проступил румянец сквозь светлую, почти прозрачную кожу, и синяя венка на виске стала отчетливей. Тонко очерченные губы выразительно приоткрылись, словно она хотела что-то сказать, а тело стало легко и отзывчиво, податливо реагируя на каждое его движение.
Неожиданно другой Сергей шевельнулся в нем, тот, который жил по законам мужского естества. Этот второй – охотник, ловелас, обольститель, самец, властно отодвинул первого, нежно и тонко чувствующего, и только эго сейчас кричало и бесновалось в нем, билось и пульсировало в жилах, наполняя небывалой энергией каждую клетку плоти, и требуя, требуя! Он плотней прижал к себе Анну.

Еще не пораженная сладким ядом чудовищной силы его магнетизма последняя клеточка мозга, казалось, пыталась ухватиться за ускользающий край разума, который кричал что-то там о «дурах-бабах», от которых она ничем не отличается. «Ну и пусть!» - неудержимо пьянея, и увлекаемая в поток прочих, уже расплавленных и томных, сдалась последняя. Разум отступил.
Она была теперь «одна из», которые слетались на огонь, как бабочки-однодневки. По сути, она и была той самой бабочкой, пылинкой мироздания, которой сегодня так остро чувствовала себя в метро. Одна ее жизнь в сравнении с самим движением жизни, космоса, вечности, вселенной не значила ничего.
Сокрушительной силы мужское начало, парализуя волю, разрушало и созидало ее одновременно. И, теряя остатки своей, она все больше чувствовала потребность в его силе, отдаваясь в эту поглощающую власть. Это было многократно важней ее самой. И весь смысл был в том, чтобы раствориться, пусть и исчезнуть, и умереть, но в нем.
Он что-то сказал?.. Последним усилием она расслышала.
- Прости меня, пожалуйста.
- За что?
- За то, что наговорил тебе в пятницу.
Господи! Ну, почему он все испортил? Наваждение, чары, шурша шелками, шумно обрушились на пол.
Анна стояла, как обнаженная, трезвея, пристыженно попыталась отстраниться.
- Ты сказал правду. За это не извиняются.
Мелодия закончилась, но Сергей продолжал удерживать ее:
- Сейчас будет следующий танец.
Снова проснулся, протер глаза и ясно посмотрел на нее первый Сергей, нежно и тонко чувствующий. Тот, который боялся спугнуть внезапно обретенные чувства, знакомые и забытые одновременно, и не хотел потерять Анну.
Почему? Был ли смысл искать ответ на этот вопрос, если на него все равно не было ответа и не было объяснения.
Ему вспомнилась Марина, ее царственная осанка, изгибы безупречного тела, изученные вдоль и поперек, но все равно желанные и прекрасные.
Что в Анне? Неизведанность, манящая тайной, и глубина притяжения?..
Марина – охотница, тигрица, Анна – жертва, которая в любой момент могла ускользнуть, спрятаться, исчезнуть без объяснений навсегда.

- Бабушка! – Звонкий детский голосок вклинился в их молчаливый диалог, - а дядя с тетей поженились? Да?
Анна отмерла:
- Мне пора! Сергей… - она замялась, не зная, как теперь удобно его назвать, смущаясь оттого, что была с ним на «ты».
Музыка зазвучала вновь, но Анна уже решительно направилась к столику:
- Мне пора, Сергей. Правда. Меня дома Васька ждет.
Он сел напротив:
- Аня, то, что я предложил тебе в пятницу, остается в силе, только, - он не успел договорить, как понял по возникшему напряжению, что этими словами обрывает возникшую между ними нить очаровательной недосказанности, возникшего влечения.
Как вести себя с ней? Как? За много лет, легко получая от женщин все, он отучился трудиться душой. И не то, чтобы этот труд был бы тяжел для него, нет! Зачастую просто не хватало времени. Доступность женщины причислялась к ее достоинствам. Зачем утруждаться, если можно позвонить Марине, пойти, в конце концов, в спортзал?
И теперь он неимоверными усилиями подавлял в себе эго самца, которой нагло, развязно требовал: «Не отпускай! Возьми в охапку и увези со всеми ее котами и проблемами. Заласкай, зацелуй, но не отпускай!»
Она все медлила, словно ждала от него еще каких-то важных слов, чего-то главного, того, что уже, она чувствовала, произошло между ними.
Он, словно боясь опоздать, быстрым шагом направился к музыкантам.
- Аня, я хочу подарить тебе эту песню еще раз. Пусть она станет нашей.
Может быть, он трусил, перекладывая на песню то, что не мог решиться сказать сам?
Снова зазвучала песня Ирины Савельевой «Твои глаза»:

«Я увидел лучезарный свет
В зеркале души твоей застенчивой.
У меня сомнений больше нет,
Небесами мы с тобой обвенчаны.

Чист души живительный родник,
Красота духовная незримая!
Отраженье света глаз моих
Я нашел в твоих глазах, любимая!»

Потом снова повисла тишина. Ее глаза увлажнились и заблестели. Она молчала.
Он вдруг почувствовал, что теперь она его услышит, поймет и не обидится.
- А знаешь что? Бери завтра Ваську и переезжай ко мне. Или нет, ты только соберись, а я за тобой заеду сразу после аэропорта. Понимаешь, - пояснил он, - я завтра дочь провожаю.
- Сергей Иванович. Сергей, пойми и меня, - она, наконец–то тоже смогла найти нужный тон и перейти на «ты». – Я не могу вот так запросто переехать в дом к мужчине. В качестве кого я там буду находиться? Мне, наверно, надо просто найти работу. Помоги, если сможешь, пожалуйста.
- Ань, а зачем? Я ведь тебя не увольнял, и мне нужна помощница. Мне нужен грамотный секретарь-референт. Только работа переносится из офиса домой.
- Сергей, ты шутишь. Ты же потерял бизнес. Какая работа?
- Все так, Аня. Я ограблен человеком, который меня крышевал и знал все уязвимые места в моей работе. Сейчас в России у меня нет ничего кроме личной недвижимости, но и ее могут исхитриться и отнять. Мы живем пока еще далеко не в правовом государстве, увы. Но Россия моя Родина, я люблю ее, я вкладывал и деньги, и душу в российскую промышленность, и продолжал бы это делать, но, наверно, не судьба. Наша система способна перекусить любого. И плохой был бы я бизнесмен, если бы не подстраховался. Я начал сотрудничать на мировом рынке, об этом не знал никто, и Ажаев тоже, заключил несколько выгодных сделок с Китаем, Чехией и Словакией. Деньги, конечно, крутятся в зарубежных банках. Теперь ты поняла, что надо работать дальше?
Анна слушала, затаив дыхание, Сергей поражал ее размахом мысли, ума, силой воли и несгибаемостью характера. В нем был тот внутренний стержень, который ничем не переломить.
- Я согласна работать, но буду приезжать к Вам из дома, - от изумления она снова перешла на «Вы».
- Аня, а если надо будет поехать за границу?
- Не знаю, - она смешалась.
Он ведь ничего не знал о болезни мамы, а она, не сказав раньше, уже не знала, как это сделать и боялась, что он это не так воспримет.
- Спасибо, Сергей Иванович, мне действительно уже пора.
- Я вызову такси, подвезу, а завтра жду твоего звонка. Договорились?

«Все хорошо, все нормально, - уговаривал он себя, помогая Ане сесть в машину, - надо подождать. Мы обязательно будем вместе, и я скажу ей еще все, что не смог сказать сегодня».
Такси тронулось. Ему хотелось обнять ее, но он почему-то не сделал этого.
Они сидели на заднем сидении автомобиля как-то порознь, словно и не было только что между ними минут откровения.
«Мне все показалось, он такой же чужой как и прежде, - думала Анна, почему-то замерзая в теплой машине, - он никогда меня не полюбит».
А сердце вопреки всему упрямо стучало: «Люблю!»