Главпочтамт до востребования

 - мальчик, кем ты будешь, когда вырастешь?
 - счастливым человеком
 - нет, ты не понял вопрос.
 - это вы не поняли ответ…
 
 2013 год.
 
 Дверь подъезда громыхнула со всей силы. Мать подошла к окну и увидела удаляющуюся фигуру соседа, он бежал, бормоча себе под нос какие-то слова, махал руками и вскоре скрылся за углом.
 
 - Мам, ты чего? - спросила дочь, глядя на печальное лицо своей матери.
 - Хочешь я расскажу тебе отчего не заладилось у соседей? Этой истории много лет. Это было в 1975 году, тебя еще на свете не было, мы все были молоды, красивы и полны надежд. Я тогда работала на Главпочтамте, в окошке «До востребования». Это один короткий и одновременно длинный год. Первый раз письмо на имя нашего соседа пришло в сентябре: по почерку, писала женщина, Зинкиному мужу… Я тогда сильно струсила, отчего не знаю, сунула его в нижний ящик стола и все тут. Я конечно понимала, это и нарушение инструкций и подлость, вмешиваться в чужую жизнь, но мне было жаль Зинку, которая только наконец-то забеременела. А у моряков, так у них в каждом порту – жена. Письма продолжали приходить то чаще, то реже, а потом пропали совсем. Я про них и забыла, а через год снова пришло письмо, я тогда так разволновалась, как будто это было лично мне, вытащила их все из ящика, положила в сумку и отнесла домой. Дома, понятно, прочла.
 
   Мать подошла к шкафу, открыла его и достала тощую стопочку писем. Я стала открывать их одно за другим пробегая по ровным строчкам глазами. История чужой женщины складывалась из абзацев:
 
 «Пишу тебе мой близкий и далекий человек, зная, что ты этого ждешь. Я никогда не была так благодарна судьбе, как сегодня. Вся наша встреча похожа на сон, ты ворвался в мою жизнь, так неожиданно и так жданно, что я не могу поверить, что все это было. Я вспоминаю тебя, твои руки, губы, слова.., это были лучшие дни моей жизни». 02.10.1975г.
 
 «Как все-таки плохо работает почта, письма имеют привычку теряться, хорошо, что еще есть телеграф. Минуты разговора утекают так быстро, как песок сквозь пальцы. Я так радовалась слыша тебя, что почти не понимала смысла слов, и не успела сказать самое главное, потому, спешу написать. Бумажные слова могут жить даже дольше сказанных слов. Я знаю, что тебе трудно решить все свои проблемы, но не перестаю надеяться, что ты все-таки приедешь, ведь нас скоро будет трое. Ты же знаешь, что я очень долго ждала настоящего, и не перестаю верить в нас». 05.11.1975г.
 
 «У нас настоящая зима, спешу рассказать тебе, что сегодня я первый раз почувствовала шевеление, ты опять очень скомкано говорил, я слышала тебя и не могла сдержать слез, я плакала тихонько, чтобы ты не сердился, ты так часто сердишься… Я знаю, что мы все очень нервничаем. Я надеюсь, что Новый год мы будем встречать нашей маленькой семьей. Жду тебя, мой хороший, твоя Н». 10.121975г.
 
 «Пишу тебе переполненная тревожными мыслями, неужели ты можешь поступить так, как тысяча других, непонятных, мне мужчин? Неужели ты можешь вот так запросто от нас отказаться? Я верила, что я вся твоя жизнь, а ты просто отказался жить?» 20.01.1976г.
 
 «Как мог? Как ты мог так поступить? Хотя об этом не стоит и спрашивать. Живот уже виден. Все знают, что я жду ребеночка, все знают, что ты не приехал. У меня хватит мужества писать в анкетах: мать–одиночка». 01.02.1976г.
 
 «Я пишу только потому, что почта Союза работает отвратительно. Ты не ответил ни на одно письмо... Сегодня я уходила в декрет, тихо молча собирая с рабочего места свои маленькие пожитки: чашку, которую ты мне купил той дурной осенью, да кофеварку в которой я раньше варила кофе, а сейчас завариваю чай… У меня теперь много времени, но я не буду тратить его на письма к тебе. У меня много забот, в наше время родить ребенка достаточно не легко. Еще твоя Н.» 15.04.1976г.
 
 «Это мое последнее письмо, наверно потому, что в этом нет смысла. Роды прошли хорошо, я родила себе здоровенькую дочь, если тебе интересно, то назвала Надеждой. Она похожа на меня, но у нее твоя улыбка, хотя для тебя это не имеет значения. Все это время я была занята за двоих, и сейчас я понимаю, что мне прийдётся прожить жизнь за тебя и за себя, потому, что Надень-ка, это все, что у меня есть, а люди очень жестокие. Я слышу это шипение все время, начиная от женской консультации и врачей роддома, заканчивая патронажной сестрой, которая посещает нас раз в неделю. Хорошо, что мы с Наденькой здоровы. Я не знаю, получаешь ли ты мои письма, думаешь ли о нас, но я хотела сказать тебе, что у меня есть Любовь всей моей жизни и если у тебя есть Любовь, то тебе больше ничего не нужно. Если у тебя нет Любви, то не имеет значения, что у тебя ещё есть. Прощай, больше писать тебе мы не будем». 06.09.1976г.
 
 Я аккуратно, не нарушая последовательности, сложила в конвертики чужую жизнь. Мама плакала и винила себя сразу во всем: от утаенных писем до врезавшегося в память заостренного Зинкиного лица, от ужаса чужой поломанной жизни, до тяжелой одышки, которой страдала Зинка на последнем месяце беременности; от мужества неизвестной Н., до понимания, что Зинка уже тогда устала и от запившего мужа и от сильного старания изобразить счастливую семью. Спустя годы, весь двор слышал, как Зинка, высохшая на глазах, кричала своему непутевому мужу в след: «Лучше бы ты меня, а не ее оставил».
 
 - Мам, не кори себя, он все знал, но выбрал именно эту жизнь…
 
    За окном тяжело падал мокрый снег. Сосед привычно прошел мимо Главпочтамта, так же, как прошла мимо и его собственная жизнь...