Стихотворение длиною в жизнь. Глава третья

И снова память несёт меня в далёкие отроческие годы.
Я, девятиклассник, едва начинаю по-настоящему постигать жизнь,
а она задаёт всё новые и новые загадки.

Из лагерей вернулся отец моего друга Володи – Иосиф Ильич Каплан.
Вся школа буквально стоит на ушах.
Разговоры, пересуды.

У Володи простая русская фамилия – Морозов.
Эту фамилию ему дали в детском доме, и он свыкся с ней.
Теперь фамилию придётся менять на Каплан. Володя не колеблется, он уже принял своё еврейство.

Но безумствует наша математичка Наталья Ивановна.
При всех она задаёт Володе бесцеремонный вопрос:
- Ты что, действительно, хочешь взять эту еврейскую фамилию?
- Да, – твёрдо отвечает Володя.
- Ты с ума сошёл! – не унимается Наталья Ивановна. – Ты портишь себе жизнь.
Мало того, что фамилия еврейская, она вообще какая-то скользкая.
Вспомни, Фанни Каплан стреляла в Ленина.

Володя сопит и молчит. Но я чувствую, что он не отступит.
Вскоре и я знакомлюсь с Иосифом Ильичём.
Он не разбит жестокой судьбой, шутит, смеётся, дымит папиросой.
- Страшно было? – спрашиваю я Иосифа Ильича.
- Скажем так, нелегко, – улыбается он, – человек – такое животное, ко всему привыкает.
- Расскажите что-нибудь, – прошу я.
- В другой раз, – говорит он, – повзрослей немного.

Кстати, пройдут годы, и жизнь сама приоткроет мне страницы лагерного бытия Иосифа Ильича.
В журнале, по-моему, в «Сибирских огнях» была опубликована мемуарная книга
писательницы Лидии Либединской «Зелёная лампа».
Произведение это произвело на меня огромное впечатление.

Я принёс журналы Иосифу Ильичу.
Он прочитал и неожиданно взволновался:
- Там же про наш лагерь.
Оказывается, я сидел вместе с отцом Либединской, графом Борисом Толстым.
Мы дружили. Прекрасный был человек, умный, тонкий.
- Он умер? – спросил я.
- К сожалению, – ответил Иосиф Ильич.
- А вы напишите его дочери.
- Я? Такой известной писательнице? Нет, это невозможно.

Огорчённый Иосиф Ильич стал рассказывать о лагерной жизни, о своём титулованном друге.
Постепенно увлёкся, сыпал подробностями.
Жалею, что тогда не записал этого рассказа. Да мало ли сделано в жизни необъяснимого и глупого?
- А, может, и вправду написать Либединской? – раздумчиво произнёс Иосиф Ильич.
- Конечно! – воскликнул я.

Каплан так и сделал. Вскоре пришёл из Москвы ответ. Иосиф Ильич ходил счастливый, окрылённый.
Он готовился в дорогу, временами садился и фиксировал подробности лагерной жизни, перенося их на бумагу.

К сожалению, эта встреча не состоялась, не помню уже, по какой причине.
Но в памяти осталось, что Иосиф Ильич Каплан дружил в лагере с графом Борисом Толстым,
отцом писательницы Лидии Либединской. Но я не об этом.
Я хотел порассуждать о стихотворении Владимира Киршона «Я спросил у ясеня».

Во время моей молодости это стихотворение тоже не было нигде опубликовано и ходило только в списках.
Потом его вспомнил кинорежиссёр Эльдар Рязанов и взял, как текст для одной из песен к фильму
«Ирония судьбы, или С лёгким паром»

Это было у меня  второе совпадение с замечательным кинорежиссёром относительно стихов.
Почему это произошло?
Наверно, потому что мы люди почти одного поколения, питались духовной пищей из одного и того же источника –
самиздатовских списков. А шедевров отыскивалось не так уж много, и они все были у нас на слуху.

Что особенного в стихотворении Киршона? Почему оно вдруг стало судьбоносным?
Дело в том, что в нём в очень своеобразной, почти уникальной форме затронута вечная тема –
любви и предательства. Стихотворение, на мой взгляд, гениальное.
И оно наложилось на настоятельные требования эпохи.

В стране происходили страшные вещи.
Людей забирали по ночам и расстреливали в подвалах Лубянки или же отправляли по этапу.
Люди жили в вечном страхе.
В те ужасные тридцатые года друзья отрекались от друзей, родные от родных – лишь бы выжить.
Тема предательства была очень актуальной.
Поэтому с такой беспощадной откровенностью звучали слова:

Была твоя любимая,
А стала мне жена.

Это случалось в жизни. Это осталось в народной памяти.
Володя, мой одноклассник, не предал отца, проявив, на мой взгляд, мужество и презрение
к обывательской морали. Всю жизнь я аплодирую ему за этот поступок.
Страшна судьба и автора стихотворения «Я спросил у ясеня» Владимира Киршона.
Он, как и многие в то время, был арестован и получил в конце жизни чекистскую пулю.

Говорят, что Киршон не был ангелом.
В своей работе, в своей повседневной жизни он не щадил классовых врагов.
Говорят, также, что он не блистал особыми литературными талантами, писал посредственные пьесы.

Пусть всё это правда.
Но стихотворение «Я спросил у ясеня» – прорыв в небеса,
где автору обеспечена долгая и благодарная память.

                Р.Маргулис