Город

                Федор Слэнинэ


Этот город жил своей жизнью, отдельной от своих постояльцев-горожан. Бывало в его жизни, он гордился своими постояльцами-горожанами, горожане всегда гордились своим городом, история подтверждает -  этот город всегда жил своей жизнью, даже тогда, когда постояльцы покидали его или погибали все до одного.

Его силы были от мощных глоциальных валунов, в его жилах текло море с артериями-ручейками, ветер дул слухами о его существовании и особым шепотом зазывал людей в постояльцы. И люди шли, особые люди, под стать городу, сильные и статные,  под дождем не таяли, а снегу радовались, даже  если он бушевал.

Иногда в родном краю города все бушевало: ветер-ураган, который возбуждал и взбудораживал море до самого дна и оттуда швырял и мусор, и янтарь на твердь. А твердыню лихорадило так, что валуны плясали.

Солнце и так всегда косо смотрело на этот край, а в такие моменты и вовсе не заглядывало. И люди, чтобы выжить в таких условиях, строили семиметровой толщи стены, кирпич обожженный, красный до темноты, брусчатка вековая окаменевшая.

Крыши, крепкие, как стены, только под уклоном, еще не родился тот ураган, чтоб хоть одним кирпичом швырнуть в море. Люди вкладывали свои силы и ум в город, а город просто гордился ими и прославлял их.

Потом с людьми что-то произошло, город не знал, что такое безумство, он не знал, что люди иногда заболевают безумием. В безумии люди страшнее любого урагана, любого землетрясения. Они рвали город на куски, трескались стены и валуны, ветер растерялся и дул прерывисто и глухо, море кишело и кипело.

Город сильно пострадал, глубокие раны обессилели его. И на этих ранах поселились люди временные, все у них было временное.

Они, эти люди, причиняли ему невыносимую боль, город иногда галлюцинировал. В такие дни шли очень холодные дожди, иногда с мокрым снегом, и только один человек, скорее его облик, выходил рано утром на прогулку по брустверу. Потом он исчезал, временных он не интересовал.

Ветер тоже страдал, он ныл и выл, с удивлением гулял по временным улочкам, с болью проносился над ранами и руинами города. Иногда он пытался помочь, он дул так, что море разливалось по городу.

Бывало, когда он сдует всех по домам,  и грозился сдуть всех и вся с груди города, на береговом мысе возникал человек в раздумьях, со скрещенными на груди руками.

Ветра это так бесило, что он забывался и пытался сдуть этого человека, или памятник, или еще что. Он терял силы и стихал, и временные продолжали свои временные дела.

Город на них не рассчитывал, он решил дождаться своих. Города – не люди, они просто так не умирают. А его раны и руины  - как награды ему за стойкость и гостеприимство.

2004