Пятна

                ***
… Младенчество и первые годы детства моего сына дались мне настолько тяжело, что сейчас, когда ему десять, я  поняла, что совсем не помню его маленьким.  Я помню на  фотографиях улыбающееся или плачущее личико моего ребенка, но вот эти ощущения, как он ко мне ручки протягивал cили за лицо меня трогал или как  молоко из груди пил – эти ощущения я совсем не помню. Как будто забыла. Или как будто их из  памяти моей вытеснило. Или как будто я вообще даже не чувствовала ничего, пока его младенчество и ранний возраст длились… Зато вот  ощущение, насколько мне было тяжело таскать коляску на пятый этаж, или как страшно было одной дома, когда в месяц у него  был аллергический отек глаз, и я  бегала открывать дверь  для скорой под его очумелый плач, или  как   он упал с кресла, и мы с ним оба рыдали  от страха, а его отец  в раздражении хлопнул дверью, и ушел в свою основную семью, как делал и до этого каждый вечер, или как я бежала по улице зимой с коляской в темноте, одна, забрав его после работы от бабушки, а он плакал от страха, потому что не понимал, дурила маленький,  почему темно, а я  физически страдала от того, что ему страшно, и все быстрее  и быстрее бежала, чтобы  довезти его скорей до дома, а потом быстро-быстро затаскивала коляску на пятый этаж, а коляска больно била меня по ногам… Вот эти все ощущения я помню. Свои. Наверное, я урод. Или аутистка. Или слабачка.  Как не устает мне повторять моя маман,  множество женщин рожает и не выходит замуж, не ты одна. И множество женщин вообще никогда не выходит  замуж. И  переживать об этом просто стыдно, потому что ты всего лишь одна из многих.  И ничем не лучше. А если ты переживаешь, то  считаешь, что ты лучше. Поэтому,  сделай одолжение,  посмотри на себя в зеркало, вразумись и не переживай.

                ***
… Он приходил в отдел кадров несколько раз с просьбой дать ему квартиру от завода. У завода были свои дома, четыре четырехэтажных коттеджа, которые немцы построили для того, чтобы селить иногородних специалистов – слишком уж маленьким был поселок, в котором возле карьера   построили они цементный завод. А он не был иногородним. То есть, строго говоря, он-то сам был, а вот девушка, на которой он женился, была местной, с  ней-то он здесь и остался.  Женился и родил троих дочерей.  Мал мала меньше. А жить-то, по сути, было негде – только с матерью жены,  которая сама жила в  маленькой «двушке», или снимать. А снимать было дорого. Но он снимал, потому что куда их денешь теперь, этих троих, мал мала меньше. На него похожих. Кто светлыми глазами, кто светлыми волосами, а кто светлой, в веснушках кожей. Когда он женился, в крови у него плескался адреналин-серотониновый коктейль, и мысли о хлебе насущном занимали, конечно, но не настолько сильно, как сейчас, когда нужно было либо унизиться и получить эту квартиру от завода либо  залезть в долги, а потом в петлю. Он и ходил. Приносил с собой этот напряженный светлый взгляд, в котором на самом  глазном дне скрывалось читаемое отчаяние, напряженную спину, от того, что осознавал, что просил, и просил истово, перезванивая каждый день по нескольку раз с  вопросом, а не решился ли его вопрос, и неосознанно сжатые в кулаки ладони тоже приносил, потому что просить было невозможно,  противно его природе, но он просил. И осознавал, что просит. Жилье. Того, которое всем тем другим из других городов, доставалось так просто – строчкой в контракте, и это их просили его принять, а не они. Они не просили. Они  спокойно озвучивали условия договора – деньги, квартира, телефон, машина. А он…. Он просил.   Полгода. Каждый день. Сначала своего начальника, потом начальника этого начальника, потом еще одного главного начальника, а потом еще и самого  наиглавнейшего начальника и, наконец,  начальника этого начальника.  И думал, что вот, наверное, Новый год, пусть он будет уже в новой квартире. Но не успел выпросить. То есть, вроде уже все согласились, но неповоротливая бюрократическая машина  не успела развернуться к новому году. И вот он шел из магазина, с кормом для кошки (еще была кошка у него, да, которая как и все те другие четверо тоже хотела есть каждый день) шел и напряженно думал о том, что надо купить одной дочке то, а второй это, а третьей еще вот это, а жене… А жене и самому себе уже не получалось ничего купить. Он вторую зиму ходил в осенней куртке, которую ему мать подарила, когда с армии пришел. На зимнюю денег было жалко тратить, да лишних и не было, а зимы тут теплые, что там… Прохожу, решил, когда  старый зимний пуховик пришел в негодность. Надел ту куртку, красную с черным, и теперь с сожалением понимал,  что каждой вещи, если ее часто носишь, приходит конец достаточно быстро, всего пять лет и на тебе, нет куртки. На следующую зиму уже не хватит, наверное. Когда он женился, он и не подозревал, что куртка будет все та же, не думал о ней даже, он о девушке думал, на которой женился. А теперь она так… ну, располнела чуть-чуть, после троих  детей. Ну, раздражаться больше стала – как тут не раздражаться, если их трое и каждая что-то просит и хочет и требует. И он занят все время – то в гараже, то  на работе, то к матери ее надо сходить помочь. И ночью он тоже встает к детям, когда жена совсем из сил выбивается. По телевизору все эти розовые попы в памперсах показывают (а денег на них уйма уходит, 32 рубля один памперс, офигеть) и понятия не имеют, что эти попы в жизни такую радость совсем не приносят,   радость в разы меньше, а если поп три, то ее может  однажды не оказаться совсем.   И любовь к жене… Она тоже не навсегда. Потому что в какой-то один день понимаешь вдруг, что вместе стало невозможно, потому что ресурсов не просто перестало хватать, а   оказалось до стыдного мало на всю его большую семью. И он злится, и она тоже злится и уже совсем не та милая девушка в белой шапке с помпоном, которая его любила и кричала на всю улицу: «Максиииим!!!!» И бежала к нему, раскинув руки. Сейчас она тоже кричит «Максим!», только по-другому, зло и требовательно.  И как так получилось, что из красивой пары, у которой все впереди, и любовь и жизнь, они оказались еле сводящей концы с концами семьей, с тремя  требующими постоянной заботы детьми,  без квартиры, без  уверенности в завтрашнем дне,  с тяжелой каждодневной усталостью, не поделенной, а помноженной на двоих, совершенно не понятно… Ему вдруг стало жгуче стыдно и  панически страшно за свои крамольные разрушающие всю его жизнь  мысли, он ускорил шаг и уже почти бежал до своего дома, открыл  своим ключом дверь, в нос ударил теплый кислый воздух с запахом мочи, щей и чего-то еще парфюмерного. На полу в коридоре с кошкой возилась младшая дочь. Он схватил ее на руки, прижал к себе, зарылся носом в детскую, пахнущую молоком шейку и прерывисто зашептал, девочка моя, я люблю тебя, конечно люблю, всех вас люблю, конечно, ты прости меня, все у нас будет…

                ***
…. Кроме того, что  ты урод и шизоидный психопат, я хочу поделиться с тобой  еще  одной глубокой мыслью (настолько же глубокой, насколько глубоки  предыдущие две, хотя ты и думаешь, что это я так на тебя обзываюсь.  А на самом деле нет. Это - плоды долгих раздумий). Так вот, глубокой мыслью о  правильном генетическом выборе. Если бы наши дети родились от нас с тобой,  то   они страдали бы аутизмом, неврастенией, паническими атаками,  они потели бы  от страха, и поедом ели бы себя за каждую жизненную неудачу. Они были бы нежизнеспособным материалом, не преуспели бы в жизни и закончили бы ее, в лучшем случае, в наркологической клинике, а в худшем, в  психиатрической лечебнице. А мы, как нормальные животные, абсолютно на инстинкте,  выбрали себе  партнеров с  сильно отличающимся набором генов, и в результате смешения получили жизнеспособные варианты детенышей. Мой абсолютно не заботится о том, чтобы быть умным, образованным и воспитанным, а весело гуляет с  местными парнями  по уши в снегу на горке с дневником, красным от «двоек», замечаний и угроз перевода в спецшколу,  а твоя громко выражает свои желания и заставляет мир крутиться вокруг себя, удовлетворяя свои потребности…  При этом я помешана на  жизненном успехе и интеллектуальной состоятельности, а ты  стремишься к тому, чтобы мир оставил тебя в покое.  В основе наших  с тобой стремлений лежит пошлый страх, что мир узнает,  что мы психически и физически неполноценны…  А дети наоборот, состоятельны в этом плане, благодаря именно им, нашим «половинам»,   с  очень высоким порогом чувствительности к воздействию этого самого мира, с пониженной критикой в отношении себя и  совершенным отсутствием рефлексии….  Под тем, что ты урод, я понимаю именно эту нашу с тобой общую физическую и психическую неполноценность. Говоря о том, что ты шизоид, я имею ввиду именно то, что написано  в википедии и во всех учебниках по психиатрии. Особенно ту часть статей, которая касается избегания «эмоционально насыщенных взаимоотношений путём излишнего теоретизирования, замыкания в себе, ухода в фантазии»… Я же сразу знала о том, что ты уйдешь в свои фантазии и заберешь с собой мой светлый образ. Что я в физическом теле тебе совершенно не нужна после того, как ты меня в нем поимел – теперь же есть, о чем  помнить и фантазировать. И  предпочтение уединения, и неспособность выражать гнев…. Это все туда же. Ты не способен выражать гнев на свою жену, когда она хочет из тебя, чувствительного до мимозоподобности,  с астеническим  телосложением сделать  столяра, плотника, рубщика дров, установщика заборов, составителя поленницы… Когда она  смеется надо тобой, с книгой в руках, потому что искренне не понимает, как на ЭТО можно тратить время.  И винить тебя нельзя, потому что у тебя психическое заболевание,   и  тебе на самом деле с таким расстройством очень  сложно жить жизнь. Но простить я тебя  все равно не могу, потому что я-то надеялась на то, что ты нормальный. А ты меня обманул. С того момента, как родился.  И хорошо, конечно, что мой ребенок получился с хорошим набором генов,  но  я не приговорена к его отцу в благодарность за это,  а ты, видимо,  приговорен к своей генетически чужеродной  жене. Потому что тебе все равно кто рядом, ведь при таком расстройстве личности человек «… не хочет иметь и не получает удовольствия от близких отношений, в том числе семейных». 


                ***
…. Если с ребенком что-то не так, это самое больное. Это то, что  переживается с огромным трудом  с постоянной борьбой за изменение его личности. Самый  значительный акт творчества человека – его дитя. Это кульминация всех его сил, физического и интеллектуального «я», кульминация на генном уровне, без дураков, потому что  то,  чего нет в обоих родителях, в ребенке не появится…. И он рождается,  заключая в себе все наши  явные и скрытые недостатки и достоинства. И все, что в нем есть – это суть мы сами. И если что-то идет не так… То ты сразу выбрасываешься на обочину дороги. Потому что все те картины, которые ты написал, все стихи и песни, которые сложил, все изобретения, которые ты сделал, все, чего ты достиг, мгновенно превращаются в нуль, в ничто, если что-то  с твоим ребенком пошло не так…  Пошло не так с самой главной твоей картиной, изобретением, песней, квинтэссенцией  твоего «я»… И это  ослабляет тебя  сразу и   всего,   делает из тебя неудачника и уже навсегда.  Или, если повезет, на  тот период, пока это идет не так.  Самые занюханные твои сотоварищи с более успешными детьми обгоняют тебя, внезапно оказавшегося на обочине дороги с  твоим ребенком за руку,  и  весело кричат, эй, великий и ужасный, ну что, стоите? Так вот и стойте, так вам  и надо. И тебе лично, так тебе и надо. Все у тебя хорошо? Закавычь это слово. Это случайность, потому что квинтэссенция твоего я, которую ты держишь за руку  на обочине дороги, она гораздо менее успешна, чем квинтэссенция моего я, с которой я иду по асфальту. А все, что ты достиг – случайность, как я и думал всегда, глядя на тебя, якобы умного и якобы сильного.  А в глазах триумф и издевка…. А ты стоишь и какое-то время мучаешься…. Мучаешься кошмарно, сильно, выкорчевывая изнутри все свое лучшее и пытаясь как-то изменить того, кто стоит рядом… А он вдруг подымет на тебя глазенки, и ты подумаешь, а не пойти ли вам… всем… Покрепче перехватываешь его маленькую ладошку и  начинаешь идти по обочине и без асфальта. Потому что главное – это с ним, с маленьким вместе. С квинтэссенцией своего «я». С самим собой, на самом деле. На каком-то очередном этапе своего очень  длинного и далеко не всегда легкого  пути…

                ***
…- Скажи, а бывает так, что тебя возьмут да и полюбят ни за что?

- Это как это – ни за что?

- Ну… это когда не за оценки и не за то, что умная, и не за то, что волосы длинные или там лицо без прыщей, а вот просто так…

- А от кого ты хочешь получить ответ? От химика, мага или друга?

- От всех троих, чтобы что-то среднее для себя уяснить…

- Как химик скажу тебе так. Чтобы полюбить, нужна  ситуация  эмоциональной нестабильности, связанная с  долговременным ощущением отрицания или игнорирования себя как  личности или даже физической единицы. Тогда   недостаток положительных эмоций в свой адрес ведет к активизации центра  выработки гормона допамина,  который как раз и формирует    тот эмоциональный фон, который  создает у человека ощущение потребности в любви и защите. И человек начинает неосознанно искать объект приложения своих эмоций. Такой объект чаще всего появляется совершенно случайно, и им оказывается человек, вызвавший какую-то, любую по знаку, но отличающуюся от предыдущих, эмоциональную реакцию. И тогда допамин начинает настойчиво требовать удовлетворения положительных эмоций. И у человека возникает такое ощущение, что когда на объект своей любви смотришь…

- Да-да, я  когда на него смотрю -  как сосуд внутри наполняю. Глазами… Как будто его облик, и то, что я  вижу в нем, простое все – рубашка, униформа, родинка на шее,  более яркий цвет кожи  у воротника, потому что натерло, цвет глаз, меняющийся от светло-карего до темно-зеленого, длинные тонкие   музыкальные пальцы – все это как будто излучает какой-то свет, который проникает в  меня  через глаза, через уши… и  такое чувство, знаешь, что пустота внутри заполняется этим светом, медленно, как вот  сосуд, да… Волшебно медленно, как вот еще, например, ванна теплой водой …  А потом, когда наполнится, можно его и отпустить, и он, свет этот, нежностью внутри переливается и  полететь  хочется…

- Ну вот,  это как раз пошла выработка серотонина, который отвечает за насыщение положительными эмоциями и стабилизацию состояния наркотического опьянения.  То есть, тебе надо всего лишь оказаться рядом с искомым человеком в  момент, когда он будет переживать  нестабильность. И всего делов-то. Как маг замечу, что смотря на партнера под таким углом, человек усиливает свое энергетическое поле, заряжая его положительно, и  такая положительно заряженная энергия  начинает улавливаться силовым полем партнера и менять его.

- И что? Получается, что любовь действительно порождает любовь?

- Совершенно справедливо. Уточню, что любовь должна быть в этом случае безусловной, и постоянной и долговременной, иначе изменение силового поля не будет иметь ярко выраженной положительной окраски и не приведет к возникновению того же эмоционального фона.

- То есть, глава 13 Послания к Коринфянам о  том, что любовь долготерпит, милосердствует, не ищет зла, и все такое  тоже имеет под собой химическую основу?

- Да,  таково неожиданно простое обоснование библейской истины.  Как психолог сообщу, что безусловной она вряд ли будет, поскольку  человеческая химия пока не настолько исследована, чтобы ею осознанно управлять. И аскеза  по-прежнему единственный способ достигнуть  постоянного ощущения любви внутри,  то есть, попросту, просветления.

- Да ты мне скажи, полюбит он меня или нет?

- Обратись к вышесказанному. В твоем случае, когда у него стабильная семья и жена, и теща,  и он  поменял свое место жительства один раз за сорок два года,  да и то на квартиру тещи через улицу в далекой юности, шансы твои стремятся к нулю, потому что его эмоциональный  фон достаточно равновесен.
 
- А изменение силового поля? Ну, то есть, любовь порождает любовь?

- У него большую часть времени  уже положительный эмоциональный фон, потому что допамин и серотонин находятся в равновесном состоянии. И будут находиться,  если только ты, как обычно, не сделаешь все, чтобы его соблазнить, то есть, не усилишь исходящий от тебя  сексуально окрашенный эмоциональный заряд. Это нарушит его внутреннее равновесие и все случится. Но, отвечая на твой вопрос, это не будет любовь «ни за что». Это будет любовь за твои труды и впоследствии произойдет однозначный откат назад в семью, к жене, теще и дивану, на который он будет складывать свою натертую шею и музыкальные пальцы – к той привычной обстановке, которая давала ему возможность  на протяжении многих лет существовать  как гармонизированная личность. Система всегда  стремится к равновесию…. Бесплатный сыр только в мышеловке, дорогая. Даже  если  заменить сыр на любовь...

                ***
… Какое-то время назад у меня в глазах стали появляться пятна.  Зеленые или черно-серые. Это, может быть, от давления. В черепной коробке.  Это цвет моих эмоций. Прямо у меня перед глазами. Чтобы я  увидела, наконец, как мне ненормально плохо… И перестала бы это терпеть…