Папирус. 14

«Сладок сон, измена мира. День, ночь! День, ночь! Реальность и сон, они всегда рядом и не поймёшь никогда, где кончается одно, а начинается другое. Сейчас зима, а где-то вечное лето со всеми сопутствующими для этого времени года реалиями в полной разнице с тем, что вьётся снегами вокруг нас. Где-то в зелени и солнце природа веселится в своей жизни, заставляя веселится и обитателей того, отдельно существующего мира. Да! Там другой мир! И там другие люди, которые с ужасом наблюдают через телевизоры на наши снега и метели. Но мы не унываем! Мы ждём! Мы ждём наступления весны! Ждём паводка с треском разрушающихся льдин! Ждём цветения и набухания, чтобы с этим процессом возрождения и очищения расцвести и самим, сбросив с себя холодные обмылки зимы.
У нас всегда всё впереди! У нас есть чего ждать и к чему стремится, оттого, что мы те, кому есть о чём мечтать! И пусть эти мечты самые простые, но они и приносят настоящие счастье! Ох, как же хочется, чтобы поскорее всё растаяло и глаза увидели бы начало перемен, и пусть всё как всегда начинается с грязи, с дождей, с мрачных образов чёрных проталин, с карканья ворон и мусора вылезшего из под снега, но это начало, начало весны растягивающие наши лица в улыбке!».
Прочитав эти строки, Семён загруз-тил. Завис его копм в башке, и на единственно оставшемся в нём человеческом, его позвоночнике, выступил пот. Из блока памяти, по дорожке из микрофлоры оставшейся от кишечника, в призмы искусственных глаз били образы когда-то существовавшего мира. Семён задёргался и начал издавать звуки через свои динамики, толи прося прощения, толи издыхая в гневе. Рука его потянулась к оружию, трубе, но не хватило сил ему, энергии его аккумулятором, слезами пролившими кислоту в горе, приведшему к замыканию сети.
Семён умер, и сейчас где-то глубоко под землёй томится в залежах железной руды, прислушиваясь к происходящему над ним в ожидании весны, к тому прекрасному, что уничтожит искусственное ржой.