Обледеневший Остров 1-4

Обледеневший Остров.
Деревня Критиков.
Часть 1

***

Солнце давно не пробивалось сквозь тучи, и наступающее утро грозило перейти в ставший уже привычным холодно - серый день.

Было холодно... льды наступали на остров.

Темно-зеленые волны накатывались на засыпанный мусором песок и, недовольно шурша, отступали назад, в бессильной злобе волоча за собой скуренные до фильтра бычки и искусственные цветы с чьих-то венков.

- ‘’Буря ветер мглою кроет!’’ – прокашлявшись, сказала она и, подумав еще немного, добавила. – Или ‘’мглою ветер?!!’’ Парадокс!

Позади послышалось шарканье. От ветхой хибары – штаба, загребая ногами сырой песок, подошел человек.

Она даже не обернулась – в такую рань мог встать только один.

- Не видать? – спросил подошедший.

Она отрицательно покачала головой.

- ‘’В пенной дали не видать кораблей
Пучина их, видать, поглотила!’’

С горечью и голодной зевотой прошептала она.

- ‘’В пене вдали’’… - поправил он устало и без интереса. – ‘’Не горюю, не зову, не плачу!!!’’

Она согласно кивнула и вновь до боли в глазах вгляделась в горизонт.

Наставали ужасные голодные времена – раньше мимо их деревни творцы шли косяками, и редкий день проходил без крупного пойманного за жабры литератора или художника, а уж о разной творческой мелочи и говорить не приходилось. Их нанизывали на вертела и жарили целыми десятками. Крупную добычу сначала избавляли от панциря или чешуи в зависимости от класса и вида, и внимательно рассмотрев и, обсудив, съедали иногда сырыми в виде сасими или же жарили, по старинному обычаю завернув в их собственные произведения.

Но те благостные и сытые времена давно прошли… море перестало приносить плоды, а к людоедству критики пока не пришли.

Подумав об этом, Она искоса бросила оценивающий взгляд на сородича и столкнулась с таким же голодным взглядом. Тут же оба отвернулись.

- ''Да! Не рассчитывайте на перемену: вы останетесь такими же, как есть, и никак иначе. Посему цари земные пребудут Царями навсегда, а рабы будут служить. Нет ничего, что будет низвергнуто или вознесено; всё так, как и было всегда. Однако есть слуги мои под маской: возможно, вон тот нищий - Царь. Царь может выбрать одеяние себе, как он изволит, нет способа узнать наверняка, нищему же не скрыть своей бедности...'' - процитировала она с предупредительной интонацией.

- ''Делай, что изволишь - таков весь Закон!'' - ответил он цитатой, нервно цыкая зубом.

- ''Мы одной крови - Ты и Я!'' - тихо и вовремя вспомнила она, и цыканье на время прервалось.
……….

Внезапно оба встрепенулись.

- ‘’Я вижу, как вновь к нам надежда вернулась!’’ – сказал он, и она хотела его поправить, но вместо этого подпрыгнула повыше? чтобы разглядеть, не почудилось ли.

Это было то чудо, на которое им уже наскучило надеяться.

Литератор… и довольно крупный! Он плыл, гребя одной рукой, держа в высоко поднятой второй кипу исписанных листов.

- ‘’Писать – это судить себя!’’ – сказал он и плотоядно облизнулся.

- ‘’Не спрашивай по ком звонит колокол!!’’! – радостно облизнулась она в ответ. – Надо сообщить старейшине!!!

Она побежала в штаб, а он за снастью и колотушкой для первого литературного анализа.
Подбегая к штабу, она в очередной раз подумала, что стоило бы стереть слово Литература в покосившейся вывеске ‘’Литература и Искусство’’, но потом, ухмыльнувшись, порадовалась пришедшей на ум фразе ‘’Стереть Литературу!!!’’

Старейшина спал, и шумное ровное дыхание равномерно вздымало над его усталым челом пышные усы.

- ‘’Проснись и пой!’’ – тихо позвала она. - ‘’К нам чудо явилось в безбрежности вод!’’
Усы еще раз взлетели и опали.

- ‘’С моря вернулся моряк,

И охотник вернулся с холмов!’’ – добавила она для ясности.

- В морду ему! – еще не совсем очнувшись от липких лап сна, скомандовал Старейшина, но тут же открыл глаза и поправился. - В безбрежности вод говоришь? ‘’Так о земле мечтал Улисс Итакийский, когда возвращался от стен поруганной Трои!’’

- Где он?!! – перешел он впопыхах на обычную речь, волнуясь и торопливо просовывая ноги в штанины.

- ‘’Там снасти готовит!’’ – склонилась она в полупоклоне.

- Они выбежали на берег. Из домиков, оживленно галдя и наспех одеваясь, бежали полуодетые сородичи, весело переругиваясь и на ходу обмениваясь цитатами из литературы, необходимыми по данному случаю.

Дети оставшиеся в доме визжали и плакали от обиды, а один из малышей полз на четвереньках, держа в зубах ‘’Словарь Ожегова’’ и ‘’Правила орфографии’’ под мышкой.

Ловец стоял на берегу и с криком

– Вот и в десятый раз ‘’третий раз забросил старик сетку в море!!!’’ – размахнувшись, бросил снасть.

- ‘’Невод!!!’’ – хором поправили его сбежавшиеся и стали издалека бросаться в барахтающегося литератора камнями и ракушками. Старейшина подобрал острогу и колотушку, и, опасливо приближаясь к морю, командовал.

- В море не дайте уйти сукину сыну!!!

Критики-охотники подхватили хором припев боевой песни – заклинания.

- Врагу не сдается гордый Варяг,
Но мы ему в этом поможем!

Литератор, изгибаясь всем телом, и, стараясь не замочить рукопись, из последних сил по - чапаевски загребал, пытаясь справиться с волнами. Лицо его было измучено недосыпанием, а глаза были впавшими от усталости и недоедания, но именно этот тип литераторов был особенно вкусным и неядовитым. Впрочем, голод был уже настолько силен, что критики не отказались бы сейчас даже от совершенно практически несъедобных юмористов и сатириков.

Удачно брошенная цитата попала писателю в глаз и он, совершенно обессилев, был, наконец, пойман в сети.

Критики столпились вокруг спеленатого литератора, разглядывая и посмеиваясь.

- Не бейте! – жалобно простонал он, но критик со стажем грубо вырвал из рук его рукопись и, поклонившись, передал Старейшине.

- Намучался я от трудов моих тяжких! – сказал тот, гулко глотая воду из черепа прошлогоднего памфлетиста.

Критик-загонщик приблизил к пойманному страшное лицо с татуировкой в виде спряжения синонимов глагола ‘’иметь’’.

- Начинающий?!! Или как?!!

Литератор уронил голову на песок и заплакал.

Критики заулюлюкали и начали, подпрыгивая и извиваясь в сладострастных движениях, свой победный танец. Расчистив место от старых костей, спешно разжигали костер из загодя заготовленных рукописей и картин, а, наконец доползший мальчуган выпустил из зубов ‘’Словарь Ожегова’’ и укусил литератора за палец на ноге.

Барабаны начали свою песню.


Обледеневший Остров.
Деревня Критиков.
Часть 2

***

Всего один литератор не мог насытить весь трайб. Даже обглодав все мясо с костей, они не выбрасывали их, а продолжали грызть, стараясь дойти до костного мозга, который был очень полезен. Полезен был бы и обычный не костный мозг, но с этим было тяжело... этого у них не было.

Старейшина сыто отрыгнул... все замерли.

- Надо любить не себя в литературе! - громко и нараспев сказал Старейшина. - А литературу в себе!

Он с блаженным видом похлопал себя по вздувшемуся животу с большей частью литератора.

- Бесподобно, ваше старейшество! - склонились все присутствовавшие в земном поклоне.

Он благословил их берцовой костью и произнес.   

 Там, где кастальские струятся воды,
И там, на склоне Геликонских круч,
Где под копытом конским хлынул ключ,
Водил я, Сестры, с вами хороводы.
То были дни ученья и свободы,
И стих лился, раскован и певуч,
Поэзии тогда блеснул мне луч,
Святилищ ваших, озаряя своды.

- Ронсар! - благоговейно прошептала она и продолжила.

Так пусть не медь, не бронза, не гранит,
А этот купол вечный сохранит
Слова мои на сотни лет, быть может:
«Одной богине верен был Ронсар,
Свои стихи принес он музам в дар,
А сердце на алтарь любви возложит!»

- Вы молодчинка! - прослезился от чувств Старейшина. - Это просто как нельзя к месту и ко времени... как сказано великолепно - А сердце на алтарь!

Он вытер слезу и посмотрел на останки литератора.

- Кстати там хоть немножко сердца не осталось?



Обледеневший Остров.
Деревня Критиков.
Часть 3

***

Общество роптало... за последние три дня был пойман всего один заблудившийся в тумане юморист - любитель. Он оказался жестким и горьким из-за разлившейся в нем желчи. Желчь в нем была еще до того, как Старейшина сразил его могучим ударом полированной дубины.

Старейшина, как и обещал, вынул из юмориста его печень и, морщась от желчной горечи, впился в нее своими все еще крепкими и острыми зубами.

Лучшие куски добычи, как всегда, достались его верным помощникам - Критику, которого все звали сокращенно Критом, и Критикессе, которую сокращенно звали Криссой.

Остальным достались требуха, и худые и пропахшие чернилами конечности.

Льды все наступали и наступали... голод грозил сообществу долгой и мучительной смертью.

И тогда один из сообщества предложил себя самого на съедение, чтобы спасти своих собратьев.

- Но мы не можем поступить так! - воскликнул после долгого раздумья Старейшина. - Как можем мы позволить себе есть своего собрата... это и неправильно и невкусно. Теряется смысл нашего людоведения!

Смельчак стоял на открытой площадке перед хижиной и холодный порывистый воздух трепал его остатки волос на лысой от умственных упражнений голове.

- Я придумал! - прокричал он сквозь шум поднимающейся бури. - Я стану литератором!!!

Услышав это слово, весь трайб насторожился, ощерился и зарычал, но потом, принюхавшись, успокоился. Литератором пока не пахло.

- Начинай, мой друг! - подбодрил его Старейшина. - Начинай, иначе мы во тьму голодную уйдем, что поглотила многих!

Жертвенец принял характерную для литераторов позу... потом напрягся... сморщился... раздался звук... теперь поморщились все.

- Извините! - сказал жертвенец. - Больше не повторится! Я сейчас!

- Буря мглою небо кроет! - нерешительно сказал он.

Крисса отрицательно покачала головой. Ей даже принюхиваться не нужно было, чтобы определить стал ли жертвенец литератором... это был чистейшей воды плагиат.

- А плагиаторов мы едим? - шепотом осведомилась она у Старейшины.

- Нет, - ответил он также шепотом. - Только казним. Они совершенно несъедобные.

Долго пытался сочинить что-либо смельчак, но никак у него не получалось переродиться.

Все уже устали ждать и в этот момент он выдал, наконец, желаемое

Я сидел у забора
На твой дом смотрел
Ветер мне коснулся
Я тебя узрел
Вдруг внезапно птичка
Мимо пролетел
Я все это запомнил
И тебе пропел.
Любимая моя.

Он закончил и вытер взмокший лоб.

- Ну, как? - с надеждой спросил он. - Там немного с рифмой, но я могу еще поработать.

- Ура! - закричали все и помчались на него, потрясая дубинами, копьями и самодельными копалками.- Спасибо!!!



Обледеневший Остров.
Деревня Критиков
Часть 4
 
***

Проблема голода и холода становилась все насущнее. Группы охотников, посланные на дальние острова, попали на тайное сборище молодых литераторов, но из-за того, что находились не в лучшей спортивной форме, поймали всего одного захудалого поэта. Поэты и вообще-то не отличались богатырским сложением и какой-то особой питательной массой, но этот и вообще был какой-то задохлик.

Старейшина приказал пока не трогать его, несмотря на муки голода и, запершись в хижине, по прошествии трех суток выдал удивительно простое и гениальное решение.

Теперь пленника посадили в клетку под большим, вручную написанном на куске доски, лозунгом

‘’Паоло Коэльо – самый лучший Коэльо в мире’’!

Мы не будем его есть! – прокричал он, и обступившее его и клетку собрание, так долго ждавшее его решение, недовольно и растерянно зарычало, и стало подступать ближе.

- Выслушайте меня, дети мои! – он протянул к ним руки, в которых находились его знаки власти – череп и берцовая кость большого художника… уже бывшего.

- Выслушайте меня! – мы столкнулись с пищевой проблемой. Стада, предназначенные нам в пищу редеют и чахнут! Негоже нам злоупотреблять благосклонностью Судьбы, подарившей нам в пищу этот жалкий кусок мяса… он показал костью на клетку.

- Но, мы и не должны расточительно расходовать сей дар! Мы не будем его есть и уничтожать!

Собрание замерло в ожидании.

Старейшина выдержал долгую паузу и закончил.

- Мы будем пить из него кровь!

- Ура! – закричали пораженные его мудростью члены трайба, и стали бросать в воздух словари и цитатники.

- Да! Дайте закончить! Мы в отличие от него не можем питаться рыбой, нектаром и прочим из того, что он там жрет, нам нужна кровь и плоть творца, создателя и потому мы будем кормить его рыбой и всем, что он там жрет, а потом пить из него кровь!

- Кровь! – закричали все. – Да здравствует кровь!

Старейшина встал и торжественно запел, перевирая слова Джона Леннона.

All you need is creator.
Тутурутуту
All you need is creator.
Тутурутуту
All you need is creator, creator.
Creator is all you need.

Все в едином порыве выпрямились и, обратив свои бледные изможденные лица к небу, стали подпевать и протягивать руки к небу, прося помочь им.

Старейшина приказал принести ему большой шприц и приблизился к клетке.

- Готов ли ты, несчастный, послужить своей кровью для дела спасения многих.

- Вы не ведаете, что творите! – прошептал пленник, сквозь грязные космы волос, закрывающие его лицо и порезы и ссадины на нем.

- Сочини что-нибудь! Приказал Старейшина.

- Нет! – ответил пленник.

- Тогда мы умрем от голода! – вскричал Старейшина и, схватив младенца со словарем Ожегова в руках, приподнял его перед прутьями клетки. – И он умрет тоже! Тебе этого хочется?!! Ты хочешь, чтобы малыш этот умер на твоих глазах от голода?

Сквозь космы волос сверкнули глаза.

- Твоей любви слова…. – прошептал он. – Нет… не так…
Невысказанных слов
Засохшие цветы…
Я в переплете памяти храню…

- Достаточно! – торжествующе сказал Старейшина и, перехватив его безвольную руку, ввел иглу в вену… потом выцедил собранную кровь в плошку, подставленную первому члену трайба, выстроившегося в очередь перед клеткой.

- Добавки? – спрашивал он заботливым тоном и снова втыкал иглу.