Перекресток Шайморданова

   Ругался я с Мишкой, ох, как ругался из-за машины, из-за «нивы». Он старше меня, с опытом внешнеторгового работника. Первая его заслуженная выстраданная загранкомандировка после томительного ожидания выехать хоть в какую-нибудь страну, пусть и Лаос. С базовым знанием английского, после технического вуза. У него жена, дочь. Переговоры каждый день. Ему нужны колеса каждый день – на встречи, переговоры, вывоз семьи вечерами в город, на шопинг, в рестораны.
   Но вот проблема! И мне, с женой и ребенком, со знанием двух языков, в том числе профильным, за счет изучения которого в течение 6 лет я и приехал сюда, пусть без опыта работы, тоже нужен автомобиль. Каждый день. Чтоб ездить по рабочим делам, решать свои вопросы, вывозить Марину и Алешку в город, выпить пива, купить кофточку, игрушку.
   А на младших сотрудников торгового представительства на каждого машин не хватает, пусть даже пара-тройка стареньких, но на ходу еще, "ниссанов" или "мицубиси" стоит на приколе на стоянке месяцами. У Касатенко так не положено. Надо пройти вот это -  райкомовское или обкомовское, с низов, от инструктора до третьего секретаря, а потом получить свою номенклатурную пайку – служебный автомобиль, изысканный продуктовый заказ на праздники, бесплатную профпутевку и лечение в ЦКБ.
   Володька Наталков, второй мой автомобильный наставник после Рубена в Первой московской образцово-показательной автошколе на Киевской, принимал формальный экзамен у вновь прибывшего сотрудника из Москвы по вождению.
   Рубен после окончания водительской практики намекнул, что сдавать вождение менту надо с первого раза.  Теория это мое дело, но если с первого раза не сдашь, время потеряешь, и дороже обойдется. Он не забыл, как на первом уроке на школьной шестерке я вместо первой передачи поставил заднюю и вмял под днище выхлопную трубу. Ответственность лежала не на мне, поскольку авто было оборудовано двойной системой управления. Чертыхаясь, Рубен снял трубу с соседней машины, и мы продолжили обучение.
   В день экзамена я принес две бутылки: одна – водка, другая – лямойка, вьетнамский рисовый самогон, который отец традиционно получал от вьетнамцев по праздникам. Другого дома не оказалось.
   Рубен вертел бутылки в руках, посматривая то на одну, то на другую, принял правильное решение. Столичная пошла в пакет для мента, который с серьезным видом расписывался в ведомости после моего единственного и последнего круга прохождения препятствий и езды по городу.
   С Наталковым поехали на бежевой «ниве». В них не ставили кондиционеров, места не предусмотрено. Естественный обдув был за счет боковых стекол. На почти пустынной круглой площади Триумфальной арки после воплей Вовки переключать скорость на повороте и после резкого переключения скорости в моей руке оказался легко выдернутый рычаг. «Нива» катилась сама по себе. Наталков выхватил рычаг из моей руки, с размаху воткнул его в зияющее отверстие, заорал: Тормоз, ****ь, будет нажимать?!
   Мы остановились на площади. Мимо нас неспешно проезжали велосипедисты и мотоциклисты, почти не обращая внимания на привычный автомобиль советского производства с белыми номерами и синими буквами для отличия иностранных специалистов.
   - Экзамен, будем считать, сдал,  - тараторил Володя, заливая в себя очередную кружку пива. – Я в Белграде работал. Там нельзя останавливаться нигде, надо искать лазейки. Вот идет сплошной поток на перекрестке, светофор включается на десять секунд. Как проскочить? Дави и дави на газ. Белград это как Европа, там машин полно, пропустил сбоку, тебя сзади задавят.
   - Как грузин-мастер на красный свет?
   Володя отмахнулся. Мы все тут мастера, а здесь и светофоров-то нет.
   Вскоре после экзамена на права вождения, во Вьентьян с цэковской делегацией прибыл дядя Женя Скобелев, друг отца еще со школьной скамьи в киевском интернате. Он посетил меня на вилле, вручил посылку от родитилей и Марины. Когда выезжали из узкого двора, я при развороте снес небольшую пальму. Дядя Женя красочно рассказывал, как я задавил пальму, моим родителям. Моего тестя это раздражало. Что за сплетник? - ругал он матери и отцу лучшего друга семейства.
   Михаил с нашей общей "нивой" сильно меня подставлял. Он знал неписанные правила дележа служебного автомобиля между двумя: договоренность на неделю вперед – посменно, утро, после обеда, вечером – через день. Иногда вечерами вместе. Но с Шаймордановыми выезжать вечерами в город не получалось. Катя всегда загадочно улыбалась при виде меня и моей жены. Карине, их глазастой восьмилетней дочке с красивыми черными длинными волосами, с двухлетним Алешкой было не интересно.
   Дело усугублялось тем, что успешный в бизнесе представитель одного из внешторговских объединений Александр Александрович Елфимов заключил контракт на поставку арматуры в Таиланд - благо, он был рукой подать, за речкой. По слухам, которые грамотно распускал Слава Голиков, работающий, по его словам, с самыми проверенными источниками в различных кругах Лаоса, Сашка Елфимов получил откат в виде  мерседеса, который без заезда к новоиспеченному хозяину во Вьентьян отгрузился морем до Ленинграда. Михаила Шайморданова, понятное дело, это бесило как никого другого, и он, жопа в мыле, носился по лаосской столице и окрестностям в поисках надежного покупателя хоть какой-либо советской экспортной продукции или хотя бы посредника с тайским бизнесом. Машину я видел в тот период очень редко.
   В рабочее время, в основном, выезжал как переводчик в машине старших сотрудников по их делам. Миша пользовался "нивой" безраздельно. И на переводы меня никогда не привлекал.
   Спустя какое-то время я смирился с этим и предложил почаще мне отдавать машину вечерами – два через один. Маленький ребенок, хочется разнообразия. Жена дома сидит, не работает, а в вечернем Вьентьяне, когда становится после захода солнца в семь попрохладнее, есть куда съездить – На Меконг, на дамбу, на талат, просто для разнообразия прокатиться за город нарвать диких орхидей и других декоративных растений.
   Миша был непреклонен. Вечером только через день. Днем - как обычно, особо тебе машина не нужна.
   Лучшим водителем в советской колонии считался Юрий Георгиевич. Он лихо носился по улицам лаосской столицы в выходные на черной "тойоте-короне", не используя поворотник. Привычка лихачить осталась со времен его службы обкомовским секретарем манглышлакской области. Многие тогда подражали Леониду Ильичу, легендарному известному нарушителю правил дорожного движения. Иногда Касатенко махал левой навстречу проезжавшему соотечественнику – традиция корпоративных водителей соблюдалась и в Лаосе – в том числе, несколько раз мне. Хотя, скорее всего, она первым делом обращал внимание на белые яркие номера, а не на того, кто сидел за рулем.
   Юра Рубальченко, второй водитель-механик торгпредства в бытность Касатенко, с упоением рассказывал, как он вез начальника и его супругу Ираиду Павловну в Сингапур на конференцию через Таиланд и Малайзию.
   - Мы на кругу. Движение – ах. Как круг объехать? слева, справа? Всё не как у людей. Мало того, что руль у меня с другой стороны, так там круг расходится даже не на четыре луча, а на восемь, один раз десять насчитал. Кто кого пропускает? А этот за руль хватает, рвет в сторону, а я ему по рукам, по рукам… Юрий Георгич, а ну-ка! ручонки-то с руля! Молчит потом всю дорогу, супится, уважает!
   Юра-красавец, с аккуратно черными подстриженными усами, розовощекий с натруженными баранкой плечами, вспоминал, как он возил до нынешней командировки торгпреда в Китае, проработавшего там без малого тринадцать лет.
   - Качан своих водителей любил. Я у него был пятый-шестой по счету. Он всех помнил по именам-отчествам. Жена его всегда мне из ресторана выносила – не потом, когда остатки разносят, а во время застолья и просиживания моего! – тарелку с китайской жратвой. А там еда, знаешь, не то что здесь, да и рестораны посещали каждый день по два раза.
   Миша Шайморданов приехал в Лаос спустя четыре месяца после меня. Как я убедился, он был грамотным специалистом, когда, будучи в хорошем настроении, посвятил меня в тайны работы на своей предыдущей должности в министерском объединении в отделе конъюнктуры и цен.
   - Присылают спецификации, скажем, станков, которые нужно закупить. Коммерсанты дыбают их десятками после своих бесконечных командировок и переговоров. А моя работа? Выбрать то, что нужно. А как - мое ноу-хау.
   Миша поправил очки на переносице, и вкрадчивым голосом продолжил:
   - Удобно раскладываю инструкции перед собой и выписываю в заранее подготовленную таблицу все технические характеристики. У иностранцев все четко, все техданные - в конце паспортов, нужно только галочки расставить, что есть, а что не хватает, где лучше показатели, а где хуже. Так вырисовывается идеальный продукт. Отдаю потом два-три варианта, а больше и не нужно! руководству, а там пусть сами решают, покупать или нет. Меня уже не касается.
   Наталков принимал и у него экзамен по вождению. Миша сдал с четвертого раза.
   - Покупают они права что-ли? – Володя морщился. – Вообще никакой, подставит он меня, пойду к торгпреду, скажу, на всякий. Татарская рожа заносчивая!
   В первый год я возвращался с талата в СовСМО, когда начался ливень. Ливень был реальный, настоящий, тропический: он начался внезапно, без предупредительных капель. Непрозрачная стена воды коричневого цвета, как грязь из канавы, облепила стекла, дворники стали бесполезны, стоял невероятный шум.  Тормозя, подал вправо. Раздался легкий стук о бампер. Я вышел. В двух метрах от меня в еле рассматриваемой канаве, уже заполненной водой по самый край, бултыхался лаосский труженик вместе с коромыслом из двух широких корзин. Ананасы и связки бананов плавали вокруг. Напротив разглядел знакомые очертания ворот посольства. Из-за дождя в камеры наружного наблюдения вряд ли что можно было разглядеть. Схватившись за мою руку, парень вылез из канавы, забрал с благодарностью пять долларов. Обещал никуда не сообщать.
   Второй раз небольшая авария произошла в пимай. В плотном потоке из легковых и грузовых автомобилей, тук-туков, рикш, мотоциклистов и велосипедистов, лаосцев, снующих с ведрами и насосами в этом потоке, слегка подтолкнул впереди идущую моторикшу. Я уже был готов расстаться с какой-нибудь более-менее вразумительной купюрой, но водила был почему-то настолько злобный в этот радостный для всего честного лаосского народа день, что я погрозил ему кулаком - щас! и он, изрыгая проклятья, залез за руль обратно.   
   Авария, которую Шайморданов совершил на одном из оживленных перекрестков, была не очень значительной. «Нива» почти не пострадала, жестянка только на радость Наталкову, есть чем заняться. Мотоциклист, улетевший в кювет, тоже не пострадал, лишь несколько ссадин на ногах и спине.
   В центральном и единственном полицейском участке службы дорожного движения присутствовали виновник – Михаил, пострадавший – владелец двух или трех фруктово-овощных лавок на талате, лаосский гаишник, завконсул и я.
   Лаосец тяжко вздыхал, почесываясь, жаловался на здоровье, упущенную выгоду по причине потери трудоспособности в течение трех дней, кидал на стол бесчисленные квитанции из аптек и автосервисов. Полицейский медленно заполнял протокол. Миша сидел, крепко сцепив ладони между широко расставленными коленями, и смотрел в пол. Я переводил шепелявого лаосца, отсеивая словесную эмоциональную шелуху и непонятные диалектические слова.
   Полисмен начал зачитывать протокол, подытожил:
   - Находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения, советский специалист товарищ… - он склонил голову к документу. – Саймоладаноп совершил наезд на уважаемого дядюшку Пхонгсвана из деревени Кхуамыанг, округа Сисатханак, муниципалетет Вьентьян, столицы город Вьентьян, ЛНДР, тем самым, нанес ущерб… и принуждается к выплате компенсации за материальный и моральный ущерб в разумных пределах по договоренности на месте. Прошу, в случае согласия, поставить подписи.
   Меня порадовало, как лаосец вычитывал по слогам труднопроизносимую фамилию. Было бы прикольнее, если он произнес ее так: Шайтан Мордаун.
   Завконсул смотрел на меня в ожидании перевода резолюции протокола, ловил я отчаянные взгляды Михаила.
   - Ничего страшного не произошло, надо дядюшке уважаемому Пхонгсавану денег дать, в разумных пределах.
   Не дожидаясь реакции завконсула, я спросил у лавочника, сколько?
   Сошлись на двадцати долларах, которые с двойственным чувством и облегчения и некоей скупости, достал из кошелька виновник ДТП. Полицейский на остался свидетелем на денежный расчет, выхватил у дяди заранее приготовленную небольшую пачку кип и удалился на очередное слушание.
   Начиная со следующего дня «нива» по-честному стала переходить из рук вы руки по намеченному графику. Екатерина Шайморданова, немного напряженная, безропотно отдавала мне ключи от машины, когда я заходил за ними в положенный мне вечер.
   Все в торгпредстве знали, что Миша бухал. Его никогда нельзя было увидеть в компании соотечественников, изредка лишь в кругу лаосцев, и если он и был среди своих, то только на официальных застольях, молчаливый, подливающий себе сам, так как торгпред дал всем негласное указание - Мише не наливать.
   В советской колонии пили все. В торгпредстве по понедельникам перед еженедельной планеркой полная двадцатилитровая бочка ворды из кулера опорожнялась за десять минут. Если кто-то опаздывал, то войдя в заполненный сотрудниками торгпредский кабинет, на несколько секунд застывал, привыкая к атмосфере. Можно было вешать топор, но не в клубах табачного дыма. От Славы Голикова тогда услышал впервые фразу, которую он повторял каждый понедельник: в пьянке замечен не был, но по утрам жадно пил холодную воду.
   Миша бухал постоянно, дома, на работе. И он умудрялся делать так, что от него не пахло. Каждое утро, нетвердо переступая ступеньки крыльца торгпредства, Михаил с мрачным, немного опухшим лицом, быстренько удалялся в свой кабинетик. Потом спустя минут десять-пятнадцать нырял в «ниву» и уезжал до обеда.
   Миша попадал в аварии много раз. На разборы ни переводчики, ни консулы, уже не выезжали - обходилось без серьезных травм и жертв. Он решал все вопросы с пострадавшими на месте. Полицейские знали его и уважали за покладистость и отсутствие гонора, присущего многим иностранцам при разборках в ДТП.
   Когда улицы и перекрестки в лаосской столице  носят непонятные и трудновоспроизводимые для советских загранработников названия, им лучше присвоить имя того, кто отметился там, в запоминающейся аварии. К сожалению, неизвестно, сколько поколений сотрудников посольства и торгпредства помнят эти названия. Насколько ярки эти метки и как они передаются вновь прибывшим в легендах о бывших сотрудниках?
   Знаменитая Триумфальная арка – Патусай – Ворота победы. Сооружена по образу парижской в конце 1960-х годов в честь юбилея королевских вооруженных сил Лаоса и совпавшей по времени их победы над бойцами из прокоммунистического движения Патет Лао. Лаосцы чтят свою историю и материальные памятники, которые, по их твердому буддийскому мировоззрению, напрочь лишены идеологической окраски. Поскольку это камни, а не мысли.
   Эта арка, вскоре после названия именем Шайморданова безымянного перекрестка между улицами Самсэнтхаи и Тхапхалансай, получила название арки имени Егора Чигирина.
   Егор ночью мчался после очередной пьянки из госпиталя лаосско-советской дружбы, который он курировал как заместитель представительства «Техноэкспорта». На его дороге вырисовалась арка победы. Не одну сотню раз Егор, как и многие сотни тысяч жителей и гостей Вьентьяна, объезжал ее с правой стороны. Но в ту ночь он решил сократить путь.
   Правильно говорят, что если с верхней полки в поезде падает пьяный, он продолжит спать на полу. Чигирин на скорости под восемьдесят летел через бордюры, ступеньки в проём арки, и, оставив на подступах к арке жигулевский мост с колесами и кусками развороченного днища, приземлился через лобовое стекло на газон. Он лежал на газоне, когда его нашли лаосцы, и подъехали мы. Он не спал. С блаженной улыбкой, в носках, без кроссовок, он ощупывал траву близ себя в поисках очков. Одну кроссовку нашли впереди через десятки метров от места его приземления. Очки позже обнаружили в бардачке. Егор проработал в стране еще около года. В награду за то, что остался жив.
   Пить ему запретили, и не только за рулем, - под страхом увольнения из московской конторы. В представительстве «Техноэкспорта» больше машин не было.
   Когда в госпитале имени лаосско-советской дружбы мне вырезали аппендицит два веселых говорливых лаосских хирурга Ваня и Саня  - один с высшим медицинским образованием из Ростова, другой - из Одессы, на следующий день в мою одиночную палату пробрался Егор и пригласил выпить пива – для поднятия перистальтики. Мне было не до этого. Чигирин выпил с удовольствием две бутылки.
   За рулем пили почти все, за исключением трезвенников и язвенников. Таких было статистическая погрешность, так как работа за границей таким категорически противопоказана. Выпившими ездили и лаосцы, и иностранцы.
   Нет ничего хуже пьяного велосипедиста, который медленно накручивая километраж, как положено, по правой обочине, неожиданно, вихляя рулем, выезжает на полосу и валится со своим скарбом под колеса. Опять надо расставаться с деньгами.
   Только не травмы! и не дай бог… Здоровье и жизнь в Азии стоит больших денег, если на нее покусился водитель-иностранец. Семье нужно только все правильно обставить и подключить административный ресурс. Советник-посланник сбил девочку. Он был трезв. Поговаривали, что она осталась инвалидом, а семья, при поддержке местных властей и чуть ли не мида, затребовала от советского посольства сумму в четыреста тысяч долларов. Это событие совпало с досрочным завершением командировки советника после неудачной его ставки на ГКЧП, поэтому для него всё обошлось, а как для бухгалтерии посольства - так и осталось неизвестным.
   … Груженный кипами ЛНДР семьдесят шестой приземлился вне расписания. В окружении немногочисленной охраны борт открылся. Моему взору предстало гигантское чрево, забитое под завязку зелеными мешками, обтянутыми широкими лентами, тросами, стропами. На полу валялись раскрытые мешки, высыпавшиеся из них пачки денег в пластиковой упаковке.
   Выскочили двое, в футболках, не молодые, насквозь пропахнувшие потом и запахом грузового военного рейса, где туалет располагается везде. Они ходили близ борта и разминались, глубоко втягивая вьентьянский воздух с легким привкусом сандалового дерева.
   - Токсичные, зараза, - с любовью сказал один из них, махнув рукой в сторону мешков.
   В реестре валют Центробанка СССР лаосские деньги, единственные среди остальных 158 стран, именовались, как положено, по официально принятому в ООН названию государства: «Кипы ЛНДР». Все остальные валюты именовались исключительно по общепринятому названию страны, даже воны так похожей государственной аббревиатуры КНДР именовались «Воны Северной Кореи».
   Касатенко вызвал меня в кабинет, и, сложив руки на животе, объяснил мне мою задачу:
   - Очень много делегаций, ты видишь, и у нас, и в посольстве, наплыв. А тут госзнак летит. Некому встречать, они на неделю, надо помочь, поездить. Машина у тебя есть, завтра прилетают, уточнишь расписание в аэропорту. 
   Мое первое самостоятельное задание! И я, наконец, сам по себе на своей машине – беленькой отмытой экспортной «семерке», на хорошем ходу, стараниями моего другана Володи Наталкова. Гостиница «Сулиня» заказана заранее, двадцать долларов номер. Надо достойно встретить товарищей из Москвы с секретного, кстати, рейса, вот почему борт военный! Разместить и угостить. А они, по старой доброй традиции коротких командировочных, обязательно зальют бензин в бак под завязку.
   Лаос уже давно заказывал национальные деньги в Союзе через «Межкнигу», это был, пожалуй, один-единственный контракт между странами, который оплачивался свободно конвертируемой валютой.
   Загурский и Заславский, сотрудники московского «Госзнака» после всех формальностей и опечатывания грузовиков лаосского нацбанка, попросили отвезти их в гостиницу и оставить до вечера. А вечером мне бы подъехать и отвезти в хорошее место, посидеть где-нибудь, расслабиться, так как завтра и еще несколько дней им придется присутствовать на пересчете вручную всех этих миллиардов в подвалах государственного казначейства.
   - Степени защиты есть, - пояснил старший в делегации Загурский, когда мы расположились на дамбе в одной из многочисленных закусочных под навесом. Рядом была моя бывшая вилла, где я жил первые полгода после приезда. – Их немного, а зачем больше? Кто будет подделывать кипы?
   Заславский подливал виски в бокалы.
   - Лаос не является целью экономической агрессии соседних стран, соответственно, безопасность валютной системы государства не нуждается в защите от подделок. Подделывают доллары, марки, рубли.
   На дамбе чем хорошо? Разнообразие деликатесных блюд, спокойная доброжелательная обстановка, вдалеке от глаз начальства, хотя вечером после работы никто и не запрещает. Хозяева приветливо обслуживают гостей сами, если не успевают родственники, не важно - местных, иностранцев. 
   - Нам они, - Загурский неопределенно махнул головой в сторону, - заказали такую степень, что и у нас даже нет такой. Но мы вышли из ситуации.
   Я весь внимание остановил бокал с пивом возле лица.
   - Мы решили, Саш, скажем молодому? вроде из наших, - Заславский кивнул головой в знак разрешения открыть мне гостайну. – Мы решили взять за образец 1961 год, и ничего! Уже третий год катаем. А лаосцам все равно. У них что? Спецы-фальшивомонетчики? Раньше, какие деньги печатали французы, и марки, кстати! Короли, буддизм, пейзажи, народное творчество. А сейчас что? Плотины, тракторы, рисовые поля и изможденные лица. Художники что-ли разбежались?
   Допили литровую бутылку из дьюти-фри, перешли на местный самогон. Пиво не кончалось. Местные специалитеты в виде утиных яиц с зародышами, гриля из броненосца,  говяжей требухи и замаринованного с перцем мелко рубленного свиного мяса с буйволиной кожей  в листьях бамбука беспрестанно подавались на стол. Время было позднее. В лавках оставалось немного лаосцев. В соседней, вроде, были недавно подъехавшие наши, но не мог разглядеть их лица, расплывалось. Цикады кричали уже тише. Они тоже укладывались спать. Хозяин засыпал сырой землей угли в широких тазах, где готовилась вечерняя трапеза. Пора! Тяжелые ноги несли нас к «семерке».
   Передняя скорость переключилась почему-то на заднюю, и мой светлый «жигулек» медленно багажником вниз покатился в глубокую канаву, которая называлась дамбой, на на самом деле была частью некогда обводного защитного рва вокруг исторического центра города.
   Когда я ступил из ровно стоящей машины на дно почти сухой канавы, сверху, на фоне темно синего неба со спасительным светом Млечного пути, увидел  силуэты множеств людей. Увидел своих подопечных, рядом, по обе стороны, ниже ростом, лаосцев. В канаву спрыгивали лаосские мальчишки. Когда я вылез наверх, при помощи бельевой веревки, на узкой дороге уже припарковался полицейский. Он спрашивал у Загурского и Заславского, могут ли они говорить по-лаосски. Заславский, морщясь, тер плечо.
   - Есть раненые, убитые? – обратился ко мне полицейский, когда услышал, что я говорю на лаосском.
   Дети прыгали по капоту машины, лазили в салон через открытые окна. К месту обрыва задом медленно подавал внедорожник.
   Раздалось тарахтенье мопеда. На мое изумление, крайнее в этой ситуации, граничащее с  легким помешательством на фоне устойчивого протрезвления, это был не очередной подъехавший любопытный лаосец, а Дима - мой институтский друг, который вместе со мной отбывал здесь командировку по линии журналистики. Как всегда, в неизменной черной футболке. 
   - Куда едем? – поинтересовался Дима.
   Внедорожник не без труда вытащил «жигуленка» из ямы. Он встал на то самое место, где пребывал весь добрый вечер.
   - Тут вот что, - Загурский  положил мне руку на плечо, сев в машину. – Кажется, Саша руку сломал, когда выпрыгивал. Мы только сели, как ты стал вниз падать. Хорошо, что наши двери со стороны дороги. Я выскочил раньше – спереди сел, а Сашка – кувырок один сделал!Как ты кувыркался! Загляденье! Медленно, как в кино. Думали, всё...
   Я молча завел машину.
   - Знаю, куда ехать. Не беспокойтесь, уже трезвый.
   Димон последовал за мной.
   Через полчаса мы прибыли в госпиталь лаосско-советской дружбы. Пришлось стучаться в темные окна общежития наших врачей. Хирург спросонья долго не мог понять, что произошло, попросил нас с Загурским оставить его наедине с пациентом. Через пару минут мы услышали сдавленный крик. Спустя еще пару минут Заславский вышел с уставшей улыбкой на лице. Вывих!
   Доктор на прощанье погрозил мне пальцем.
   На освещенной стоянке гостиницы, когда мои гости облегченно поднялись на свой этаж, я, наконец, осмотрел машину. Две вмятины на правых дверях. И всё. Ни разбитых фар, выбитых стекол, отвалившихся бамперов, помятых капотов и крыши. Два часа ночи. Государственный автосервис марок ГАЗ и ВАЗ? А что оставалось? Только там меня знали лаосские жестянщики, куда с Валеркой Дьячковым, последним представителем ГАЗа, мы часто ездили, устраивали приготовления перед досрочным расторжением контракта по линии «Автоэкспорта» в связи с прекращением обязательств СССР после его развала. Всё –  ремонтное оборудование, непроданные автомобили, запчасти – оставалось в собственности Лаоса. Это был последний щедрый подарок от советских старших братьев, бросавших, как думали лаосцы, их навсегда.
   Я оставил машину перед воротами техцентра, предупредив охранника, что с утра буду. Дима отвез меня в СовСМО. Зашел на этаж, где жил Александр Николаевич. Чурин не спал, он ждал моего возвращения, поскольку по получасовому отчету от комендантов после наступления комендантского часа, на советскую территорию не явился гражданин.
   - Все знаю, люди целы, чтоб завтра на машине ни царапины.
   Любимый белый «жигули» забрал вечером, подъехав к автоцентру ГАЗа на Дьячковской «четверке». Ни царапины. Сумма в пятьдесят долларов на бригаду из десятка работяг, которые скопом вышли на передачу мне машины, показалась мне божьим даром. До этого мысленно был готов, по-буддийски, на значительно большее – в качестве наказания, но пронесло.
   На этой же «семерке» проводил делегацию Госзнака в аэропорт.
   Спустя несколько дней Чурин вызвал меня в свой кабинет. Он улыбался, и его рябое лицо от этой улыбки разглаживалось.
   - Понял, что тебя спасло?
   Я немного поразмышлял.
   - То, что я отвез Заславского в госпиталь? Не бросил нашего в беде?
   Александр Николаевич задрал подбородок в потолок. Лыбился.
   - Ты нашего торгпреда не знаешь. Вернее, плохо знаешь. Когда госзнаковцы рассказали все обстоятельства дела, они обратили внимание на двух совьет сахаев, которые сидели в соседней лавке. Чуть позже стало известно - наши два голубка замы – Улиферов и Чурняков. Лаосцы номера машин срисовали, как положено, всех наших, кто был там в тот день. Как только ты с мужиками ушел вниз, в яму, они тут же съебались.
   Офбез, не снимая улыбки с лица, в ожидании моей реакции, продолжил.
   - Это черные полковники, ты же знаешь! или тебе объяснить? Один из гту, другой из  гиу. Тихушники-алкаши. Касатенко вызывал их при мне, орал. На войне вы также своих солдат бросаете? Сапоги они, армейские, полковники, только черными стали перед командировкой сюда. У торгпреда, кстати, руки чесались на тебя накатать и домой побыстрее отправить, ну, ты догадываешься. Да и еще, поздравляю, ты увековечен. Яма эта теперь называется – объяснять не надо? А Дмитрий Панфилко - молодец!
   В международном почтампте на Варшавке спустя пять лет отправлял в Аргентину своим бывшим соседям посылку с музыкальными дисками, книжками и прочей ностальгической мелочью. В очереди заметил Екатерину Шайморданову. Абсолютно не постарела. Подсознательно ждешь этого, когда встречаешь давнишних знакомых спустя годы. Только седина. Узнали друг друга, разговорились. Она отправляла посылку примерно с тем же самым дочке Карине, которая вышла замуж за немца.
   - Как Михаил? – поинтересовался я.
   Катя улыбнулась, загадочно, также как и тогда она улыбалась, в Лаосе.
   - Хватит мне! Всего с Мишей мне хватило – и в Лаосе, и до Лаоса, и после Лаоса. Развелись. Работаю, дочка денег присылает! Мне и так хорошо.