***

Политинформация.
Мы поднялись на этаж.  Зашли  в зал.  Нас  тут много. Сцена трибуны ярко освещена. Столик с едой и водкой.  На сцене за столом Сталин. Он ест и пьет, также как мы. Мы смотрим, что достаточно  в дорогую водку в литровых бутылках он добавляет водку из пятидесятиграммовой бутылочки. Он это делает должно быть оттого, что в привычной жизни употребляет более качественную водку. Но здесь из-за ее отсутствия вынужден добавлять немного высококачественного водочного продукта. Наподобие того, как мы добавляем присадки в сомнительное автомобильное масло. В коридоре  в буфете продают точно такую же как у Сталина пятидесятиграммовую бутылочку. Вскоре все обзаводятся ею. Сталин ушел. Молодые официанты. Старший товарищ делает им замечание. Официанты спешат. Один из них протестует, должно быть говорит что-то крамольное. Товарищи его удерживают,  показывают на людей в черных костюмах. Им это удается. Официант успокаивается. Спускаемся вниз. Там внизу тоже люди в черном. Такие, в  каких показывал официант. Всем в актовый зал. Люди стекаются в актовый зал, который находится этажом ниже. Должно быть будет занятие по политической информации. Люди вытаскивают конспекты.

   Универмаг.
Он гулял со старшим братом вдоль старых домов и больших деревьев. Это место в городе правее вокзала. Они проходили мимо дома.  Младший брат узнал крыльцо. Это было крыльцо универмага самого суперсовременного, открытого в последнем году шестидесятых. Он и его брата-погодка старший брат привел недавно в открывшийся магазин.  Магазин с большими на всю стену витринами, лениво дружелюбными продавцами. В магазине было много товаров, разных, спортивных, еще там было много света, он полностью был залит светом.  Младшие ели мороженое.  Было безмерное счастье. Младший брат сказал старшему, не помнит ли брат, как он водил их сюда. Вот крыльцо, вот дорожка. Ведь это же он. Витрин нет. Но дверь все та же. Старший:
-Постой, постой. Я припоминаю, пошли-ка сюда. У меня тут дело.
Они зашли внутрь. Внутреннее пространство было уменьшено до размеров подъезда. Лестница шла наверх на второй этаж. Ее раньше не было. Они прошли на второй этаж. Там была контора. В комнате сидел пожилой мужчина и женщины с испуганными глазами. Брат пошел к мужчине и сказал мужчине на ухо:
-А помнишь, я сделал большую покупку  больше сорока лет назад. Ты тогда не вернул мне сдачи.
Мужчина встал  очень возбужденно, он просил отойти и поговорить в сторонке. Испуганные конторские женщины привстали. Он сказал им, что вы, сидите, все нормально, эти люди ко мне, мне с ними переговорить, это очень важно. Но ничего страшного, сидите, я вас прошу. Дойдя до двери комнаты, бывший продавец начал быстро нервно говорить:
-Заберите меня отсюда, я застрял в этом времени. Как можно быстрее заберите меня. Я больше не могу. Ну что же вы. Куда вы.
Мы вышли, спускаясь по лестнице, мы услышали,  что что-то шелохнулось у самого потолка, мы не повернулись. Мы и так видели своими затылками, как продавец повесился. Мы вышли на улицу, дошли до большого тяжелого мотоцикла с люлькой. Брат надел кожаную курку, краги и шлем.  Он сел на мотоцикл и крикнул, чтоб я шел за мост, оттуда он меня заберет. Перед мостом стояла легковая машина. Он ловко ее объехал. Сзади за мотоциклом ехала пожарная машина с экипажем. Один из пожарных хотел что-то спросить или крикнуть. Но увидев, как брат наклонил голову ниже бака, не стал. Брат прислушался  к работе двигателя. Должно быть что-то его заинтересовало. В этой экипировке он выглядел как в броне. Нет ничего, что бы говорило о том, что мы вышли из этого времени.

             Бытовая аппаратура.
 Удивительно, что я раньше не возвращался  в этот дом. Ведь хотя прошло столько времени. Этими вещами вполне можно пользоваться. Век очень стремителен. Все быстро устаревает. Что когда-то казалось верхом прогресса, сегодня можно лишь с тоской пользоваться. Но и это делают не все. Когда-то я возвращался по полю параллельно шоссейной дороге, увидел кабину грузовой машины, лежащей на обочине. В ней еще были приборы. Они стояли на своих местах, меня это очень удивило. Это давало ощущения, что эта машина может ожить. Сколько еще техники я видел нетронутой и заброшенной.  Трактора, комбайны. Теперь этот дом. Мне трудно решиться перетащить все это в жилой дом. Как я объясню людям, что эти приборы-монтры существуют в моем доме. Тут старые видеомагнитофоны, размером уступающие лишь сундукам, видео-проигрыватели похожие на ноутбуки, малопроизводительные компьютеры, которые вселяют надежду, но никуда не годятся, огромные бобинные магнитофоны-все это великолепие определенного времени. Может мне не стоит идти за временем, подстраиваться под его темп. Эта техника может дать мне все: звук, видеоизображения, какие-то определенные технологии компьютерного плана. Я включу их все, будет литься  информация на меня отовсюду. Я знаю, что мой мозг за последнее время привык потреблять большие  потоки  информации.  Вся эта техника вся вместе взятая не утолит моего голода. Современные быстрее, занимают меньше места, и справляются с информационным  голодом. Но как отказаться от предметности. Отказаться от ощущения, которые давала старая техника. Ведь мы запомнили их кончиками пальцев, касавшихся этой техники когда-то. Каждое из них событие. Однажды я соберу их все в одну комнату и включу и буду собирать приятные ощущения, которые они давали в свое время. И мне надо, чтоб в этот момент ко мне никто не заходил и не напоминал, что это хлам. Должно быть это никогда не произойдет. Они останутся техникой, которая изображалась в ранних карикатурах «как идущий за школьником робот с его ранцем на спине». Никто никогда не видел этих роботов, но столько о них говорилось, что, повзрослев,  мы отчетливо помним, что его ранец нес его личный робот. Этот робот так отчетливо отпечатался в нашей памяти.

  Английский.
Написание текста, в котором бы я бросил бы писать. Облегчение, отдых на некоторое время. Не то, чтобы не хотелось заниматься литературой, просто освободилось бы много времени, например, для изучения английского. Этот текст выглядел бы так. Я пишу, что бросаю заниматься литературой и вижу пишущего себя, что бросает заниматься литературой и думающего, что видит бросающего заниматься литературой. И так до бесконечности. Происходит долгое занятие, потребовавшего сна  для  отдыха, чтобы восстановить работоспособность мозга. Моя ленивая голова, которую я с трудом заставляю работать. Ведь каждый момент времени я буду проделывать заново не видя себя в целом. Существенной выгоды для английского не получится.