Колобок

               
- Николай, бей вправо… Витёк, заходи влево… Плямба! О, господа, господа, не надо оваций.
  Невообразимый шум стоял в кабинете. Шла вторая пара учебного дня. Преподавателя почему-то не было. И студенты нефтяного техникума, полгода тому назад окончившую восьмилетку, шалили, как первоклассники. Кому уже было 15 лет, охватило состояние безудержного веселья ушедшего детства. Как всегда, в роли деятельного участника и заводилы, специалиста по всяким рода выдумкам и юморинам, выступал Вова Мукарин. Или , как мы его ещё называли, Влашек. Низкорослый, коротко остриженный, нос туфелькой, комик ещё тот от Бога. При каждой его очередной гримасе обрушивались волны смеха на его сверстников. Он вошёл в кураж. Кое-кто уже упал под парты, икал до изнеможения.
  Влашек полностью завладел мыслями и чувствами всей аудитории. Стоял за преподавательским столом, лихо командовал «парадом». Как любил выражаться Остап Бендер:
- Лёд тронулся, господа присяжные заседатели! – кричал он в давящиеся от смеха рты своих одногруппников.
   Шёл так называемый  футбол в центре кабинете. По полу задумчиво скользила кем-то оставленная из вечерников фуражка. Было над чем задуматься. Её хозяин о нёй забыл. Может быть, он и вспомнил о своей потере… Но, это никем не принималось во внимание. Каждое меткое попадание фуражкой в кого-нибудь вызывало у всех остальных бурю восторгов. Но случилось непредвиденное. В тот момент, когда Влашек подавал команду, через открытую дверь в кабинет вошёл пожилой мужчина. И надо же такому произойти. Фуражка грязным комом попала в лицо вошедшему. Теперь он от праведного гнева напоминал неудачно сорванный с грядки бурелый помидор. Влашек с перепугу присел и затрусил на своё место.
  Перед нами стоял Колобок. Так мы называли нашего любимого преподавателя литературы Сергея Павловича. Его излишняя полнота и весь сам он в своём поведении чем-то напоминал артиста Леонова.
- Я…, я не могу работать в таких условиях! – Закричал Колобок фальшивым фальцетом.
  Немного заикаясь от ещё не прошедшего гнева, он продолжал:
- Вы, вы, ребята, умные мальчики и девочки. Ведь вы должны понимать , что мешаете заниматься в других группах!
  После сказанного им наступила пауза. И тут же перемена в его поведении. Резкий переход от злого взвинченного состояния до доброй лукавинки, которую сразу уловили подростки в произнесённых словах:
- Что же вы, будущие специалисты, кому работать на нефтяных и газовых промыслах и по буровым страны нашей, так неловко съездили по физиономии вашего преподавателя? – Сергей Павлович неспешно вытирал платком лицо:
   Видно, вы правы, а не я. Можно сказать, без души  и сердца я несу вам знания на уроках. Поэтому в отместку заполучил такой «роскошный подарок». Так, кто дежурный?! Уберите эту грязь с глаз долой, - преподаватель показал на фуражку, лежащую у него под ногами.
- Первый раз вам эту шалость прощаю. Директору техникума не будет доложено. И себе – друг другу скажите, что ничего такого не было…
  Только он, только Колобок мог так говорить, пристыдить, отчего появлялось у нас, у студентов, чувство неловкости за самих себя.
  Наступила напряжённая тишина.
- Ну, я, пожалуй, пойду. Меня ждут в другой группе, - проговорил Колобок. Да так, словно он просил разрешения у нас.
  Сергей Павлович медленно направился к двери. Когда он вышел, все молчали. Всё ещё пристыженные его появлением.
  Колобка мы любили. Это был милый добрый человек. Будучи на пенсии, он продолжал работать. При всей мягкости его характера. Сергея Павлыча мы принимали всерьёз. Может быть, только потому, что когда-нибудь из студентов, особенно из первокурсников, грозила потеря стипендии, приходили к нему. Заядлым двоечникам и прогульщикам занятий было бесполезно к нему обращаться. Но за тех, с кем случилось это в первый раз, Колобок проявлял несвойственную для него решительность: шёл воевать с дирекцией техникума. У последней очередной кавалерийский наскок вызывал раздражение. Но только молчаливое. С ним считались. У Колобка была самая высокая успеваемость в техникуме.
  Сергея Павлыча мы любили. И под его кличкой надо было понимать ласку. И ничто иное. А как бывало у него увлекательно на уроках! Колобок нам рассказывал о классиках литературы такие подробности, какие могли узнать только от него. Создавалось ощущение, что он сам, непосредственно, встречался с писателями прошлых веков. По его твёрдому убеждению с того момента, когда возникло общение между первобытными людьми звуками-словами, дающие возможность говорить не о настоящем, а о прошедшем, их уже прошлом, и о будущем, что их ожидает – это всё явилось зачатками, рассветными сумерками нарождающейся литературы первобытной эпохи. Послужило отличием, увеличением разрыва между ним, человеком, и животным миром.
    Он говорил, обращаясь к нам:
  - Представьте, молодые люди, что мы мысленно сейчас переносимся в столь отдалённые первобытные времена, когда были ещё не люди, а двуногие существа в звериных шкурах, сгрудившиеся после охоты у входа в пещеру. И вот когда-то из этой стаи двуногих кто-то отделился от схватки за лучший кусок мамонта и за обладание самкой, и направился на полусогнутых в глубь пещеры. Там он стал выбивать наскальные рисунки под колеблющимся светом факела – вот именно это всё дало толчок этому существу подняться с четверенек и стать ему ЧЕЛОВЕКОМ! Именно творчество во всех его проявлениях вывело наших пращуров из животного состояния.
   Свои занятия он начинал, как правило, с таких слов:
- Друзья мои, знайте, что человечеством вершит литература! Не будь её, что излагало бы нашу историю?
   Его большая рассеянность не считалась среди студентов за недостаток. Больше всего вызывала тёплую нежность к этому человеку, что не мыслил себя без преподавательской работы. Бывало, по своей забывчивости Колобок не знал, в какой из карманов брюк или пиджака положил свои знаменитые очки – такие большие, в роговой оправе, По ним мы всегда узнавали его, идущего по коридорам техникума. Растерянно улыбаясь, повторяя фамилию студента, которому надо было поставить оценку в журнал, Колобок старательно принимался за поиски очков. Он успокаивался в том случае, когда находил их. Потом со вздохом облегчения, что нашёл такую необходимую для него вещь, он мигом забывал фамилию отвечавшего. И тогда он растерянно спрашивал у студентов:
- Ну…, какая у этого паренька фамилия?! Такая странная, что нельзя запомнить…
  Мы все хором отвечали ему. И никто из нас не думал смеяться.  Он обрадовано ставил оценку учебный журнал, всё повторял:
- Ах, да! Этот Шувалов, тот самый Шувалов…
  В коридоре постепенно затихали шаркающие шаги Колобок. А мы…, мы продолжали молчать. И не было никакого желания буянить, как любили выражаться студенты.

 
                1970г. г. Хадыженск