Советская граница и жизнь под замком - 23

Высокие партийцы изучали анкету и задавали вопросы.

Борис Мерилайн (1932 г.р)
Работал почтальоном в главной почтовой конторе Таллина в Ныммеском отделении. Был на хорошем счету, несколько раз подряд получал титул лучшего почтальона Таллина.
Каждый год на доску информации нашего учереждения вывешивали несколько предложений туристических рейсов. В основном в братские социалистические страны. Я каждый раз записывал себя желающим но в поездку ни разу не попадал. Дефицитные туристические питёвки распледеляли профсоюзы и большинство мест занимали для себя, знакомых и начальства.
В 1987 году мне наконец то улыбнулось счастье. Открылась возможность поехать в желанный не только для меня, реий по Дунаю продолжительностью в один месяц. В течении рейса планировалось посетить несколько стран. Это место сначала предложили какому то начальнику, но по неопределённым причинам он отказался.
В начале я должен заполнить анкету, в которой требовали не только туриста, но и его членов семьи - жена, дети, братья, сестры и родителей - точные биографические данные. В анкете также был вопрос, живёт ли кто то из родственников за границей. Говорили, что в случае положительного ответа в капиталистические страны ехать не разрешают.
Также до поездки было организован инструктаж о поведении и встреча туристической группы. После этого каждый выезжающий предстал перед комиссией ЦК партии. Высокие партийцы изучали анкеты и задавали вопросы. Ведь впереди была капиталистическая страна. Комиссия хотела убедиться, что нет мыслей о возможности побега.

Студент для выезда за границу должен быть комсомольцем.

Урве Рукки (1955 г.р)
В Эстонском Государственном Художественном Институте, в советское время, практиковался, так называемый безвалютный, обмен студентами с братскими социалистическими странами. Такие поездки оформлялись через бюро "Спутник". Поэтому одним из главных условий возможности попасть за границу было членство в комсомоле.
Во вторых смотрели на успеваемость в учёбе, участие в строительных дружинах и парадах. Декан архитектурного факультета вёл, так называемый, черновой дневник, куда записывал участие всех студентов в парадах и работа в студенческой строительной дружине. Этим двум основным критериям на нашем курсе соответствовали девять студентов. Четверо из них поехали в Чехословакию, а пятеро в Венгрию.
Я попала в группу, которая ехала в Венгрию, где уже были студенты других факультетов института. Например Тия Тоомет и Людмила с текстильного факультета, Лен Гирин с факультета моды. Нас сопровождали два преподавателя института.
Документы, необходимые для выезда, начали собирать за несколько месяцев до поездки. Всё, что было надо - пожелания, справки из психиатрии, вендиспансера, тубдиспансера, анкета, характеристика с обязательными словами, что студент такой и такой морально устойчив и политически надёжен и многое другое.
Я, к своему ужасу,после всех этих сборов документов заболела скарлатиной и меня положили на лечение в инфекционную больницу на улице Магазини. Я пропускала один экзамен и постоянно наседала на врача, чтобы он меня выписал на несколько дней раньше запланированного, чтобы я успела подготовится к экзамену. Рейс за границу был в опастности.
Я смогла выписаться раньше, голова закружилась на улице от свежего воздуха, я оступилась и чуть было не попала под машину.
Пропущенный экзамен я сдала, но анализ крови, взятый после болезни и за месяц до отьезда, был плохой. Я в огромных количествах сьела свёклу и через четыре дня пошла снова сдавать кровь и результаты были удовлетворительными. Была последняя возможность, иначе на рейсе в Венгрию можно было ставить крест.
К выезду я тщательно готовилась всей семьёй. Я же была из ближайших родственников первая, кому удастся впервые выехать за пределы Советского Союза. Мы договорились с другими туристами, кто что берёт. И непортящейся еды надо было взять столько, сколько возможно.

Вступишь в комсомол, поедешь в рейс.

Арго Лоо:
Был год 1984 и я мне было лет 14-15, когда выяснилось,что руководство школы решило послать меня с "Поездом дружбы" в Германскую Демократическую Республику. Но была одна проблема...
Учитель истории, который всегда наблюдал за мной, обьяснил мне с сияющими глазами: для того, чтобы попасть в рейс,надо сделать одно небольшое дело - ты должен вступить в ряды Ленинского Комсомола.
Примерно месяцом ранее мы заключили договор со всеми мальчиками класса, что в комсомол не вступает, поэтому я и заявил учителю истории, что только из за рейса я в комсомол вступать не собираюсь. У учителя истории отвисла челюсть, он посоветовал мне хорошо подумать и поговорить с родителями дома.
Поначалу я решил, что родителям ничего говорить не буду. Но перед мамой не устоял. Мама сказала, выслушав меня, что я глупый и что я должен обязательно поехать в рейс. Поскольку кто знает, когда снова появится такай возможность,чтобы выехать за границу.
Мама упомянула, что она и папа, например, члены коммунистической партии. Мне как по башке огрели, раньше они от меня это скрывали. Тогда мама пояснила,что видишь, если бы я не вступила в партию, то и не было бы моего рейса в Болгарию, также и моя тётя, если бы не вступила в партию, осталась бы без рейса в Венгрию и Югославию.
Это было правдой, в коммунистическом оккупационном времени нельзя было получить , например, высокое служебное место или поездку, если не являешся членом коммунистической партии.
Я спорил с мамой, но после того, как посоветовался с мальчиками в классе и найдя у них понимание,вступил в комсомол. В том же году я поехал с "Поездом дружбы" в ГДР, в город Шверин. Отдыхали, соревновались, пели и играли вместе с западными немцами,венграми и восточными немцами в лагере Грамона.

Незрелый человек не получал разрешение на выезд.

Велло (1940г.р)
Мой друг Ахто много лет работал рыбаком дальнего плавания далеко от территориальных вод Советского Союза и знам многих моряков. Он часто рассказывал,что,естественно, не каждый моряк или рыбак мог получить разрешение на работу за пределами Советской Родины. Чиновники и комиссии долго и тщательно изучали дела желающего попасть в загранплавание, со всей основательностью советской власти. Контролировали, если ли подозрительные связи среди родственников или знакомых, живущих за границей, хотели убедиться, правильно ли понимает человек советский образ жизни и роль коммунистической партии в обеспечении этого порядка. Если просачивались сомнения, что человек не понимает преимущества советской власти, то находили, что знания такого человека ещё незрелые и это давало знак, что человек не надёжный и из этого вытекало основание на отказ в разрешении для работы на морях за пределами СССР.
Естествено требовали характеристику за несколькими подписями, которая должна быть обязательно положительной. В дополнению ко всему учитывалось семейное положение и отношения с родственниками. Семейным более охотно давали разрешение на заграничные плавания. В их отношении советская власть думала, что семейные связи связывают мужа/жену с Советской родиной и не дают возникнуть крамольным мыслям о возможном бегстве.
Больше всего подозрений вызывали одинокие мужчины. Кто их знает,у них никого тут не осталось и поэтому они проще могут предать родину. И правильно подозревали,некоторые молодые люди машали ладошкой и оставались в заграничных портах.
Разрешение за загранплавание не было постоянным. По прошедствии некоторого времени его надо было обновлять (если работник был действительно ценным)и в случае нарушений разрешение аннулировалось.
Для идентефикации нарушений, для поддержания морального духа рыбаков и моряков и постоянного контроля КГБ вкрапляло в коллектив своих работников. Я не знаю, в каждой ли команде моряков или рыбаков были свои стукачи или нет. Не знаю.
В дополнение действовало правило, что команда корабля ни в коем случае не должна была состять только из эстонцев. Обязательно не менее 40 процентов или даже половина команды должан состоять из неэстонцев.
Следили конечно,и по словам Ахто более менее все моряки понимали и знали, кто в ихней команде мог быть этим "всевидящим оком".
На одном корабле "наблюдатель" сам сообщил об этом своим близким друзьям, что должен после рейса на них сообщения,и обещаличто много писать не будут. Своё согласие работать на КГБ он дал потому, что иначе не получил бы разрешение на работу за границей. Поскольку органы безопасности решили, что он является подозрительным в связи с поерепиской с живущим в Швеции отцом.
Наказанием с аннулированием разрешения на работу за границей могло стать, например, своевольный выход с корабля в инстранном порту, наличием валюты в большем, чем зарешено, закупкой товаров на большую сумму, чем разрешено для вывоза в дальнейшем на родину.
Конечно, все как то выворачивались. Всё равно брали с собой для возможной перепродажи, поскольку если повезёт и выйдешь на берег в заграничном порту,то разрешённых денег хватало только на пиво. В основном с собой брали водку и икру. И если продавать не удавалось, то всё употреблялось на корабле.
Нарушением могло быть и такое, если где то в иностранном порту крикнешь команде стоящего рядом корабля: "Здравствуйте! откуда пришли?". Поскольку это переводилось как подозрительный контакт, поскольку рядом стоял стоял корабль идологического врага, под флагом капиталистического государства.
И естественно нельзя было на море говорить и сомневаться в советском образе жизни, ставя на первое место западный образ жизни.
Чтобы все понимали преимущества советского образа жизни, мужчинам/женщинам промывали мозги до выхода в море лекциями о цветении советской родины и загнивающем капитализме. Лектор рисовал пугающие картины, что может случится с теми, кто предадут родину и останутся на чужбине.

ДОКУМЕНТЫ ГОВОРЯТ:
Стукачей на кораблях хватало.

Энно Таммер:
Я использую доклад 1-го отделения КГБ ЭССР своим московским начальникам в котором они рапортуют о проделанной оперативно-агентурной работе среди моряков в 1955 году, который даёт ясно понять, что стукачей на кораблях хватало.
Всевозможные данные, указанные в докладе, даёт нам представления о некоторых числах. К примеру, сообщают эстонские КГБшники, что в связи с комплектацией новых команд "в 4-м квартале 1955 года использовались различные методы для создания агентурного аппарата на чтырёх кораблях". И сообщают о удачных результатах:
"Учитывая, что в команде 22-24 члена, на четырёх кораблях агентура следующая:
"Синди" - 3 агента (один эстонец)
"Кировобад" - 3 агента (один эстонец)
"Фергана" - 3 агента (один эстонец)
"Уральск" - 2 агента (один эстонец)"
Неплохо, или как? В действительности ужасно:каждый седьмой-восьмой член команды являлся стукачем. Если не считать, что КГБ ЭССР мог блефовать перед своими московскими начальниками, раздувая на бумаге действительное количество своих агентов.
Следующим читаем доклад, в какие зарубежные порта эти корабли заходили в октябре-декабре 1955 года: в Дании,Польше, ГДР и Гётеборге.
Эстонские КГБшники жалуются: "Информации, имеющей оперативную ценность, после захождения кораблей в эти порты, от наших агентов не поступало". То, что "информации, содержащей оперативный интерес" не поступало, обьясняется тем, что корабли находились в портах короткое время, от восьми часов до полутора дней.
В конце доклада освящается ещё одна работа-деятельность: "С новыми агентами, находящимися в загранплавании, как: Вихров, Мари (эстонка), Леонов (латыш), Наташа, Суммер,проводятся основательные, воспитательного характера, инструктирующие беседы. Чтобы новые агенты практиковались в разведовательной работе и необходимым для нас расследованиям."
Вот так, шпионская работа всётаки нуждается в практике!!

Документы говорят:
Партийная комиссия распределяла среди моряков разрешения на загранплавания.

Энно Тамер:
В моём использовании архивный документ за 1967 год в котором выясняется, что при ЦК КПСС ЭССР действовала комиссия по кадрам загранплавания.
Попавших за границу моряков (или получивших желанное разрешение) в те времена называли моряками заграничного плавания. В основном под эту характеристику попадали работники рыболовецких и торговых судов.
Уяснив, что в названии комиссии основным словом было "загранплавание" выясним, чем же занималась эта комиссия. Партийная комиссия решала, кого из моряков/рыбаков можно выпускать за границу, а кого нет.

Восхищаешься заграницей, разрешения не получишь.

Справка, составленная секретарём комисии товарищем Савенковым от 15 августа 1967 года под названием "Некоторые вопросы, связанные с работой комиссии" знакомит нас, что за полтора года (1966-1967) комиссия рассмотрела 3079 дел.
2835 гражданам было разрешено загранплавания на кораблях. В скобках уточнение: 938 граждан - моряки. 2772 человека из 2835 получили паспорт моряка загранплавания впервые.
Савенков пишет, что из Эстонского морского параходства были предоставлено 13 ходотайств для получения повторного разрешения для заграничного плавания. Это были не простые заявления и не простые люди,а моряки - из справки видно, что преимущественно из руководящих областей - которые в связи с "серьёзными нарушениями" ранее не получили разрешения для загранплавания или у кого эти разрешения были аннулированны.
Эти,оставшиеся без разрешения на загранплавания моряки, по данным справки, все долгое время работали на кораблях каботажного плавания, что означает в прибрежных водах, и показали себя "в практической работе с хорошей стороны".
Справка приводит некоторые примеры с основанием, почему один или другой моряк не смогли попасть в загранплавание.
"Например штурману Чачаве в 1948 году было отказано в разрешение на загранплавание, потому что во время распития алкоголя он позволил себе незрелые высказывания и непонимание советской действительности нашей жизни, восхищаясь жизнью за границей.
После этого Чачава работал на кораблях каботажного плавания. Показал себя с хорошей стороны, его также приняли в члены партии. В апреле 1966 года ему дали разрешение и выдали паспорт моряка дазльнего плавания.
К примеру капитан Загинайко Н.А, кого оставили без разрешения на загранплавание в 1961 году. Основание: превышение служебных полномочий, подозрительные встречи с иностранцами, провоз контрабанды и последющая спекуляция незаконно ввезёнными товарами.
Выговор по партийной линии позже с него был снят, поскольку он показал себя в работе с хорошей стороны. В мае 1966 года разрешение на загранплавание было восстановлено".
Отдельно стоит приписка товарища Савенкова: "... надо отметить, что никто из граждан, чьи дела комиссия рассматривала повторно, не делал попыток измены родине".

Подозрительные родственники - с этим разрешение на загранплавание не положено.

Пункт 33 справки даёт обзор о запретах для загранплавания или аннулированние оных.
За полтора года работы (1966-1967) комиссия отказала в праве на получения разрешения для загранплавания 52 гражданам. В скобках отдельно уточнение: среди них 30 моряков.
Основанием для отказа были "недисциплинированность, пьянство и моральная неустойчивость" вышеуказанных граждан.
Справка приводит также некоторые примеры. "Курсант Пярнусской мореходной школы Бойко В.В характеризовался как недисциплинированный, с закрытым и непредсказуемым поведением, у кого наблюдается злоупотребление спиртными напитками. Также плохо разбирается в политических вопросах."
Но есть и случаи, продолжает справка, когда основанием для запрета были "серьёзные компрометирующие обстоятельства" заявителя, что означало его близких родственников.
"К примеру именно по этой причене отказано в разрешение на загранплавание буфетчице Любимовой Л.Е. Её отец был в 1947 году осужден по 58-й статье уголовного кодекса (антисоветская деятельность) сроком на 20 лет принудительных работ с поражением в политических правах и конфискацией имущества. Братья Любимовой, Эльмар и Куно, служили в немецкой армии. Куно сейчас живёт в Швеции, Любимова и её мать продолжают поддерживать переписку с гражданами, живущими в США, Швеции и Дании."
Пункт 4 справки говорит, что за полтора года (1966-1967) что на транспортных и рыболовецких кораблях Эстонского морского параходства, 53 человека остались без права работать за границей. В дополнении уточняется, что 14 из них не получили разрешение на загранплавание по просьбе КГБ ЭССР.
В других случаях без разрешения на загранплавание остались на основании "аргументированных предложений руководства и партийного комитета Эстонского Морского Параходства". В этом случае без разрешения остались 28 рыбаков и 25 моряков.
(Как в этой справке приведённые цифры соответствуют между собой, не могу понять Э.Т)
Предложения руководства и партийных комитетов Эстонского морского параходства и рыбной промышленности, на основании которых было отказано в выдаче разрешения для загранплавания, в основном были следующие:
_ недисциплинированность
_пьянство
_моральное разложение
_ контрабанда заграничных товаров
_спекуляция
_незаконные операции с валютой
Отдельно подчёркивает секретарь комиссии товарищ Савенков, что "контрабанда заграничных товаров, спекуляция и сделки с валютой - это всё относится больше к морякам Эстонского морского параходства" и "особенно плохо показали себя с этой стороны многие члены команды кораблей "Ванемуйне" и "Кунда" и в 1967 году 12 членов из команды этих кораблей остались без разрешения на заграничное плавание именно по этим причинам."

Через 24 года после смерти отца разрешили выезд на могилу в Швецию.

Майу Меревоо (1937 г.р)
Мой отец воевал на стороне немецкой армии. Это могло быть лето 1944 года, когда он ушел, мама не помнит, в каком точно месяце это было. Мы не знали о отце ничего до 1956 года, когда с окончания войны прошло уже 11 лет, пока не получили письмо из Германии. В этом письме человек с чужим именем и чужим почерком спрашивал о судьбе моих дедушки и бабушки, указав абсолютно правильный день рождения дедушки.
Письмо было подписано Бертой Вестфаль. Поскольку Берта точно знала день рождения моего дедушки, я сделала вывод, что Берта писала по просьбе моего отца. Чужой человек не мог знать точную дату рождения моего дедушки. Мы ответили на письмо и ответное письмо пришло почерком моего отца, но под чужим именем и из другой страны, из Швеции. Мама узнала почерк. Это был отец, он написал письмо.
Так началась наша переписка. Отец по прежнему писал нам под другим именем. Он также начал нам посылать посылки, в основном одежду и обувь. И поскольку мы были бедными, эта помощь была очень кстати.
Но о его жизни после войны мы не знали ничего. Позже слышала, что отец был военнопленным и очень много пережил.
В школе я всё время, пока не началась переписка, считала, что отец пропал без вести. Я и не стала потом исправлять этот пункт в анкете. Хотя был страх,потому что я скрыла при поступлении в университет наличие отца и написал как и было в анкете: пропал без вести.
24 марта 1962 года мой отец умер в возрасте 62 лет от инфаркта. Кто то из знакомых отца сразу после его смерти послал нам срочную телеграмму с известием и датой похорон. Мам с этой телеграммой пошла в отделение милиции в Пылва: может ли она поехать на похороны? Ответ был, сами можете догадаться.
Прошли года. Я не могла даже подумать о том, чтобы ходотайствовать о разрешении для посещения могилы отца. О такой возможности я услышала случайно. Кому то из знакомых разрешили выезд за границу для посещения могилы родителей.
Я набралась смелости и в конце брежневского правления начал думать, что я должна всё таки попробовать посетить могилу моего отца.
В скором времени я узнала, что высокий чиновник МИД ЭССР Виктор Лембинен принимает граждан по личным вопросам в Тартусском исполкоме. По описанию этот высокий чиновник МИДа мог точно знать, что должен сделать гражданин СССР, чтобы выехать на могилу отца.
Я пошла на приём к Лембинену, чтобы он научил меня, как в этом случае себя вести и каких образом ходотайствовать. Высокий чиновник обьяснил, что сперва наперво у меня должан быть официальная справка, что могила вообще существует.
Необходимую справку прислал из Швеции Роальд Вольмер. Всю жизнь проработавший учителем Роальд уехал из Эстонии подростком. Он знал моего отца. Справку о захоронении выдала местная церковь.
Справка о действительном наличии могилы моего отца должан была дальше ехать в Москву, чтобы необходимые инстанции могли сказать, дать разрешение на посещение могилы или нет. Когда я собрала всевозможные буаги для получения разрешения в Таллине, выяснилось, что справка Шведской церкви не считается официальным документом, поскольку была прислана не через советское посольство в Швеции.
В Таллине посоветовали лично поехать в Москву, может так посчастливится доделать дела. Мой муж тогда принял совет и поехал.
Русские чиновники оказались очень доброжелательные. Они попросили мужа пару часиков погулять по берегу Москва-реки, сказав, что попрбуют по телефону прояснить эту ситуацию. Прогулка длилась более трёх часов и справка о захоронении моего отца из Швеции стала действительна для чиновников Советского Союза.
Московский чиновник, приятная русская дама, даже сказала мужу, что совсем не надо возвращаться обратно в ЭССР, получайте визу и покупайте билеты в Швецию. К сожалению, у нас не было такой возможности.
В Эстонии мы стали ждать официальный ответ из Москвы. Для возможности выезда за границу директор школы дал мне, как работающему там учителю, хорошую характеристику, отдельно отметив, что у меня не было доступа к секретным документам. Так что всё было в порядке.
После моего ходотайства я должна снова ехать в Таллин, в МВД, для встречи с Лембиненом. Лембинен заставил меня прождать час,в это время он читал (по моему) дела моей матери и отца мужа (который сидел в Магаданской области восемь лет). Когда я вошла, был его первый вопрос: Кто такой Харри Меревоо? Я ответила, что отец мужа, которого я никогда не видела и который умер, когда его сын был подростком.
Интересно, интересно, думала я, Москва заставила это спросить? Вряд ли. Это Лембинен решал сам. И какая связь между этим вопросом и моём ходотайстве о посещении могилы? Это я, естественно, побоялась спросить у высокого чиновника. Да и какой смысл?
Вскоре я получила из Москвы отрицательный ответ на своё ходотайство. Брежнев к тому времени уже умер и на его место пришёл Андропов, который долго был шефом госбезопасности.
После отрицательного ответа я спросила у Лембинена: есть ли смысл повторно ходотайствовать о разрешении на посещение могилы отца? Ответ высокого чиновника МВД ЭССР был "глубокомысленным": смысл есть всегда.
В 1988 году, через 24 года после смерти отца,в концве концов я получила разрешение на поездку в Швецию. Мне очень помог Роальд Вольмер в гостях у семьи которого мы с сестрой провели больше недели.
В 1997 году я навестила в Германии Маре Вольмер, которая уехала из Эстонии пятилетним ребёнком. Вместе с ней мы посетили захоронение её родственников, где я неожиданно увидела на одном из надгробий имя - Берта Вестфаль.
Спросила - кто такая Берта Вестфаль? 41 год прошёл, как я видела это имя на письме, пришедшем из Германии. Я могда свободно забыть за 41 год это имя . Но Берта Вестфаль осталась в памяти, поскольку это имя стояло под письмом в котором мне дали знать, что ой отец жив.
Выяснилось, что Берта это сестра отца Маре Вольмер, Чарльза Вольмера. Наши семьи знали друг друга ещё задолго до начала войны. Мой отец, Херман Мёльдре (1902 года рождения) работал в 1938-1944 годах в уездном правлении Саадярве уездным секретарём. Большинство этих людей были угнаны в Сибирь.

С разрешения КГБ попала к брату в гости в Швецию.

Малль Вилу (1931 г.р)
Моя мама очень хотела поехать к сыну в гости, в Швецию. Дважды на её ходотайства о поездке она получала отрицательный ответ несмотря на приглашения от сына.
Брат отправил приглашение мне осенью 1967 года. Я начала собирать необходимые бумаги. Начальник, ветеран Великой Отечественной, старый член партии, дал мне великолепную характеристику, подтвердив мои высокие "моральные качества."
Я отнесла документы в паспортный стол. Тамошний начальник заявил многозначительно: всё равно никуда не поедешь. Кстати, так же думала и я.
В феврале 1968 года в моей квартире появился какой то тайный гух - в звонок не звонил, и как то неожиданно в комнате нарисовался мужчина. Он спросил шопотом,одна ли я и также шопотом сказал, что из Таллина меня попросили позвонить, если я когда либо поеду в Таллин, обязательно позвонить по этому телефону Хельдуру.
Неожиданный гость сам был немного испуган. Уходя, он из дверей спросил, знаю ли я кого либо в Таллине из органов госбезопасности. Я ответила, конечноне знаю.
В начале марта мы с мужем поехали в Таллин. Позже я позвонила Хельдуру, который вёл себя как кавалер и предложил мне встретиться в кафе "Москва". Со мной пошел мой муж, который прогуливался во время встречи недалеко от кафе, на горке Харюмяэ.
В дверях меня поприветствовал приятный мужчина в шляпе, который сразу повернулся и предложил мне сесть за первый столик. Он представил себя как работник органов госбезопасности. Поскольку я изьявила желание поехать в Швецию, он хочет меня немного проинструктировать, чтобы я,приехав в западную страну, не растерялась: чтобы не стать жертвою провокации и чтобы меня не ограбили в ихних магазинах.
Он проявлял большой интерес к одному Херберту, у которого фамилия была такая же как моя девичья фамилия. Херберт должен быть каким то учёным. Я не знала о таком Херберте абсолютно ничего.
В конце Хельдур предположил, что мне всё таки разрешат в гости к брату и спросил, в этом случае мой отец из Англии тоже приедет? Я ответила, что скорее всего. На этом наша "встреча" закончилась.
И я поехала в Швецию летом 1968 года почти на целый месяц. Через Ленинград.
Во время пути на корабле "Михаил Калинин" мне показалось, что один мужчина следит за мной. Это могло действительно только показаться. НО когда я получила фотографии с отцом, которые мы сделали возле корабля на причале, уже совсем ничего не казалось. С фотографии на меня смотрел именно тот мужчина, стоя почти рядом со мной. По прибытию в Ленинград этот мужчина сошел с корабля без какого либо досмотра.
Так что был глаз да глаз.