Детство за колючей проволокой

                Альберт Воронин

                Детство за колючей проволокой               
            
            Вагон, в который нас загнали  военные  в  малиновых фуражках, был скрипучий, продуваемый всеми ветрами и стучал на стыках железной дороги так, что спать   невозможно не днем  не ночью.
   Ещё вчера,  мирно играли с подружками во дворе в прятки. Прятались в блиндаже, который служил убежищем во время бомбежек нашей и немецкой авиации, в орешнике и зарослях вишни.
 Старый стол, стоящий в сарае был моим спасителем от снарядов «катюш», которые противно визжали  пролетая над нашими домами и хорошим убежищем при играх с подружками.
  А сегодня, я сидела в тесной компании перепуганных соседей и перед моим носом крутился чертик на деревянной трости, при этом старый дедуля напевал свою диль..диль…диль. Таким образом он собрал детишек и развлекал нас напевая свою диль - диль.
  Взрослые говорили, что это был знаменитый художник, тоже  грек, как и все мы. Его картины демонстрируются в Московской  третьяковской  галерее, а сейчас он всеми силами старался утешить всех несчастных.
  Но  память возвращалась к тому, как дикими окриками гнали всех греков, болгар и армян на площадь города. Было приказано вещи не брать, но взрослые, умудренные опытом, хватали самое необходимое для дальней поездки. Мать прихватила детскую пуховую перину. Военный в малиновой фуражке кричит: «Отставить!». «А где будет спать мой ребенок?» - кричит в ответ  моя  мама. Тот хватается за  автомат и зло толкает вперед.
   С площади гонят на железнодорожную станцию и грузят в вагоны. Моя старшая сестра умудрилась вырваться из оцепления солдат, но была поймана и грубо заброшена в вагон.
  У всех одна мысль – куда везут ?
 Город притих, но по всем дворам дико кричали козы, куры, неистово лаяли собаки. Только через много лет узнали, что в это время всю живность и вещи грабили оставшиеся в городе людишки.
  В наш дом, тут же был вселен какой-то заслуженный коммунист.  Его заслуга была в том, что он пил чай с вождем под  будущим Сталинградом.  Господь нашел ему место, за все наши страдания.
   А они только начинались. Пищи нет, воды нет. Художника вынесли на какой-то остановке без признаков жизни.
  За два  месяца пути было много таких выносов. Умирали пожилые люди. В вагоне становилось все  свободнее и свободнее.
   Сестричка умудрялась  за время коротких остановок  достать то курочку, то  краюху хлеба. Но варить приходилось во время остановок. Только закипит в котле курочка, слышится команда: ”По вагонам”. Хватали котелок с недоваренной курицей и под  дружное  быстрей, быстрей залезали в вагон не пролив ни капли бульона. Драгоценную жидкость раздавали всем по немного, а курицу варили на следующей остановке. Кое- что меняли на остановках, под строгим  взором охранников. Деньги  и драгоценности отбирались конвоирами. Население на остановках встречало неприветливо. Слова “враги народа” прочно приклеились ко всем, старым и малым. Дети  правда не могли понять, почему мы, у которых братья, сыновья воевали на фронтах, погибали в партизанских отрядах, вдруг оказались  врагами. И врагами  какого народа? И кто настоящие враги?
   Оглядываясь,  ругали Сталина. Я не знала кто такой Сталин, но мне он очень не нравился.
   Два месяца поезд  тащился по железнодорожным путям и в конце - концов остановился. Прозвучала команда: ”Выгружайсь”. Перед нашим взором предстал старый развалившийся сарай. Толи зернохранилище, толи  убежище для овец.
   Всех загнали прикладами, огородили колючей проволокой и поезд ушел. По углам  изгороди, поставили часовых.
  Комендант в звании капитана предупредил, кого недосчитаюсь на проверке, покажу кузькину мать.
  Я не поняла, зачем нам нужна его кузькина мать, когда у нас была своя мама. Наши соседи  Караникола, Мацакановы, Ющенко, огородили вещами и чемоданами маленькие территории склада которые стали называть комнатами.  Моя перинка  верно  служила службу всю дорогу, а в сарае из неё сделали подушечки, на которых спали мои подружки. Только  длиннохвостые  крысы мешали спать, бегая по перекладинам над нашими головами
   Взрослые, предчувствуя наступающую холодную осень, стали  делать землянки. Зарываясь в землю, обнаружили каменный уголь. Он хорошо согревал наши землянки, но его противный запах и гарь, я ощущаю до сих пор. По разрешению коменданта, уголь стали менять на доски, хлеб, молоко у местного населения.
   В землянках было тепло, но темно, так, как маленькие окна постоянно засыпало снегом. Они были установлены на уровне земной поверхности так, что были видны только  ноги проходящих  мимо людей  и кусочек неба.
Зимой, в мои обязанности входило очищать  оконце от снега и пометить хворостом для того, чтобы на него  не наступили случайно.
Весной, когда снег начинал  дружно  таять, нужно было отводить ручейки от окна и входа в землянку. Признаться это  любимое занятие многих мальчишек и девчонок проживающих  в столь  экзотическом советском поселке послевоенного образца.



 

   Утро в землянке начиналось с того, что  отец открывал дверь и начинал делать лаз на улицу. Если кто-то проснулся раньше из соседей, то он помогал отрыть  вход в землянку. Если же помощи из вне не было,  то отец   делал   отверстие  в снегу, садил меня на лопату, и выбрасывал на улицу. Это позволило  не опаздывать в школу, которая была построена в числе первых строений посёлка. Проблемы были во время возвращения из школы. При лунном свете, занесенные снегом землянки, можно было рассмотреть только по торчащим из  снега трубам. Вход в землянку  засыпало  снегом мгновенно. В голове постоянно  свербила  мысль о том, что я буду делать если не найду вход. Благодаря моему отцу и маме, которые меня встречали  из школы, мои ночные  походы благополучно закончились. В зимнюю стужу, вдали раздавался  вой волков, им вторили местные собаки. В такое время любая землянка кажется  роднее  самого  шикарного дворца.
Со временем выстроили  амбулаторию, образовали совхоз со всеми атрибутами  гражданской власти. Шахта стала основным предприятием  поселка.
С годами я убедилась в том, что греки, носители древней культуры, путешественники, заселившие побережье Чёрного и Азовского морей, в какую бы ситуацию их судьба не загоняла, первой заповедью было – « Помоги себе и своим ближним».
Первично для них – культура.
Вторично – экономика.
А вся политическая демагогия – это накипь на судьбах человеческих, которую надо выбрасывать.
Через три года жизни греков на просторах Сибири, они выстроили идеальный посёлок, каких в округе не было.
Открыли шахты, составляющие гордость в современном Кузбассе.
Ещё многое было в моём необычном детстве, но пришло время и родителям  объявили, что из-за отсутствия преступлений они свободны.  Могут жить без проверок и колючей проволоки  вокруг посёлка.
 Слезная мечта наших матерей о возврате в родные места, превращалась в действительность.
 И хотя мы уже жили в приличном доме, я  получила медицинское образование, но  оставили все и снова отправились  в обратный путь. Где нас опять ни кто не ждал. По разному сложились наши судьбы. Многие остались в сибирских городах. Красноярске,  Новосибирске,  Томске, Кургане.
 Строили призрачный  коммунизм за 12 лет, но были в вечной нужде.
   Были такие умельцы, как Варычев, которые мастерили скрипки – гордость генсеков. Лучшие мастера давали  скрипичные концерты на их изделиях, специалисты не могли отличить скрипку Страдивари от скрипки Варычева, но истинный мастер оставался в тени.
 Художники , врачи, по указу вершителей судеб брошены в застенки без права голоса.
 Но судьба  - злодейка.
Начальник  лагеря,  разгневанной толпой,  брошен  под трамвай.
Люди,  вселившиеся в оставленные дома неожиданно погибали,  кто в море, кто по неожиданной болезни.
 А когда-то сосланные в  Сибирь, жили долго и многие счастливо.
 Прибыв в родной город , строили  дома, возводили корпуса санаториев. Местный  химический  завод  получал премии за второе место во  всесоюзном соревновании среди предприятий министерства, пока в нашу жизнь опять не вползли  демагоги.
 Завод разграбили на металлолом. Землю расхватали депутаты всех мастей. Лишили людей работы, детей нормально учиться.