Блаженный Алёшенька

Иллюстрация: "Послушник Илья". Фото с интернет-конкурса «Святое и ценное в России»,
автор Андреев Николай.  http://sreda.org/photo/poslushnik-ilya/


В трапезной Храма Преображения Господня, как обычно, после службы накрыто поварихой Марией на двоих: для настоятеля отца Дмитрия и дьякона отца Иоанна. Истые гурманы, служившие Богу и народу немало лет, проводили время за столом без посторонних не только для того, чтобы вкусно поесть и в меру выпить. Всегда находилось, что обсудить. Благо, приходской доход позволял, а искусная в своём деле прислужница была надёжна.
- Слух дошёл от Михаила-алтарника, Алёшенька Блаженный вернуться к матери собирается. Событие долгожданное. Что на клиросе говорят, отец диакон? - оживился отец Дмитрий, повернув за обедом разговор к волнующей теме.
- Не слышал,- пробасил отец Иоанн. - Певчие не все Алёшеньку знавали. Еликонида много не разглагольствует, регентует с усердием. Заметил я, одначе, сияет необъяснимо. Теперь понимаю, что радостию материнской. Почитай, лет семь минуло, как в учение отправился, стараниями нашими. Или больше? Где скитался любезный воспитанник по окончании семинарии, никто не ведает.
- В погранвойсках служил. Михаил говорил. Не понятно, почему в армии задержался наш горемыка? На пользу ли пошла парню чужбина? Жаль Алёшеньку. Неспокойно за него. - Отец Дмитрий был искренен.
- Чего только не рассказывают про нашу братию в солдатах! Тихоню-семинариста обидеть просто. Я-то ещё до воцерковления призывался. Всякое испытал. За себя постоять умел. По избавлению от тех тягот и пришёл с поклоном и покаянием к матери-церкви. А наш бывший послушник безропотный комара ладошкой не прихлопнет.
- Место такому ангелу - при храме. И нигде более. Не стоило Алёшеньке задерживаться в армии. - Отец Дмитрий подал своё мнение, как факт. - Раз ты воевал, отец диакон, понимаешь, чем это чревато. Мне-то не довелось, не привёл Бог.
- Отдал я долг Родине. День в день. Во флоте. Жуть! Вот тебе - присяга, вот тебе дедовщина, вот тебе - океан, вот тебе - небеса Господни. И ты, грешник, по серёдке. Выживал, как мог, но токмо молитвой, тайно творимой, и спасён ныне и присно. - Отец Иоанн при этих словах, повернувшись лицом к иконостасу в красном углу трапезной, чуть привстал из-за стола и перекрестился трижды с лёгким поклоном. - По земле в кирзе с автоматом, - продолжал он, - тоже маятно вышагивать. Боюсь, жизнь сломать зелёного юношу могла. И в прямом и в переносном смысле. Кроток наш Алёшенька, первенец-единственниц непорочный, не в меру. Слава Богу, повернул пути его к родимому порогу. Не женат, видимо, если не осел нигде.
- Один едет. Известно уже, - весело сказал отец Дмитрий. - Не оставим, поможем сироте. Женим! И в иереи рукоположим!
- Непременно женить сперва надо! Без законного брака, как в белое духовенство войти? Не в чернецы же его, с рождения счастливой семьи не знавшего? Ой, без жены мужескому полу - тягость и соблазн! Избави, Боже, от грехов непристойных, - отец Иоанн взял салфетку, чтобы утереть усы и спрятать широкую улыбку.
- Мария! Горячее! И подлей в наш мерный графинчик,- тоже, сдерживая смех, велел настоятель. Кухарка, без особой надобности не участвуя в разговоре никогда, и сейчас, молча, радовалась услышанному. Алёшеньку любила она сызмальства, подкармливала. Все его любили.
Алёшенька рос скромным, вёл себя в храме уважительно со всеми. Псаломщица Еликонида справлялась с воспитанием мальчика. У всех на виду сложились идеальные взаимоотношения матери и сына, который пред остальными был не разговорчив попусту, даже замкнут. Но аж к восьми годам знал всю службу почти наизусть, красиво читал и пел нежным голоском, по воскресениям отсутствовал редко, а в великие праздники бывал на молениях обязательно, пропуская школу. Более этого про его житьё церковники не интересовались. Даже духовник отец Дмитрий. Сам юный богомолец никогда не хвастался. Алёшенькину робость списывали на безотцовщину. О феноменальной памяти юного послушника говорили, что она - в мамочку. А чаще шутили за глаза, что юродивые всегда не без однобокого таланта. Хотя, в действительности юродивым его, конечно же, никто не считал. Всего-то - блаженным. "Счастливым" - если дословно с церковнославянского. Прозвище это пристало к нему незаметно, будто всегда было рядом. Среди икон, святых книг и подсвечников он выглядел довольным. Особенно идеально определение подходило к подросшему набожному послушнику, к его худощавой долговязой и упругой фигуре в болтающемся на остреньких плечиках подряснике.
Жизнь отрока Алёши дома по будням текла иначе. Вне храма внешне мало чем можно было выделить его среди современных мальчишек, не знающих молитв. Разве что неординарной причёской - русыми кудрями, стянутыми чёрной резинкой на затылке. Алёша и сам старался в миру быть, как все. Но по сути отличался. Собранностью, самостоятельностью - особенно. Стремился реализовать свои всесторонние способности к учёбе в школе и секциях по максимуму, как внушала ему мама. Удавалось. Не афишируя религиозность, школьник Алёша Вольский легко общался с друзьями, которые уважали его за остроумие, великолепное владение ракеткой в настольном теннисе, за цветной пояс карате, а также за победы в многочисленных языковых олимпиадах. Весьма солидных, а не только проводимых их лингвистической гимназией. Горды учеником Вольским были и учителя, однако отстранённость учащегося от общественной жизни школы и класса отмечали. Впрочем, окружающие знали, что Алёша ходит к матери в храм, но не подозревали, что для мальчишки понятия "вера" и "церковь" были так значимы.
Когда парень, получив аттестат и заслуженную золотую медаль, отказался от зачисления в университет по результатам выигранных им олимпиад без сдачи вступительных экзаменов, удивились все ребята. Разочарованы были педагоги. Посвящённые сетовали, что отправляясь в духовную семинарию, поставит он крест на светском образовании, а с ним и на многих своих талантах. Кто-то придумал, что пацану надоела мамочкина опека, что он решил схватить независимости и, по странному порыву, пошёл добровольно в армию, но всё равно пробьётся, сделает военную карьеру с низов. И только мать Алёши, Еликанида, когда-то юная красавица, поранившая дадонь пианистка Нелли Вольская, молясь за сына денно и нощно, знала, что для него могут легко открыться любые двери везде. Как открылись они в своё время для его талантливейшего отца, который так и не узнал о рождении сына, потому что Нелли, потеряв красивую профессию, не захотела блёкнуть в его тени и побоялась стать, рано или поздно, обузой.
За приезд Алёшеньки Блаженного святые отцы выпить не забыли, но пришлось перейти, по бессловесной инициативе поварихи, на её слабенькую наливку. Настоятель согласился с дьяконом, что женитьбу нечужого им молодого человека нужно взять в свои руки:
- Нашему ангелу и девицу надо сосватать скромную, богобоязненную. Из простых. Согласись, отец Иоанн. Марию подключим... Мария! Хороша твоя вишнёвка. В другой раз сразу подавай её, без звёздочной. Можно убирать лишнее, ставь самовар.
- Да, раба божия. Градус мешать - бесам потакать. И нет ли у тебя на примете девы непорочной в невесты пречистому голубю нашему? - подхватил дьякон.
- Увольте, батюшки. Браку в делах не люблю. Никогда не приходилось быть свахой, и начинать мне не стоит. Не моё это. - Мудрая женщина, вроде как отшутилась.
- Уведут нашего Блаженного. Какая-нибудь поповишна в другой приход легче лёгкого уведёт. Оглянуться не успеем, отец настоятель, - со смешком произнёс дьякон. - Яко телка молодого прутиком упасёт. По наущению отцов своих любая согласится, не ослушается. Как-никак - готовый дипломированный служитель, и платить за его учёбу будущему тестю не надь. Хоша, предполагаю, Алёшенька наш, сам из себя, и не солиден на вид вышел. С чего ему? В скудости воспитывался.
- Ничего! Сан получит - солидность приобретёт. - Отец Дмитрий, благоговейно погладив золочёный, с каменьями крест на груди, перекрестился со словами: "На всё воля Божья".
- Верно, отец настоятель. Да после-то, как оно обернётся? То ли помощник будет, то ли конкурент. Народ крещёный к блаженным тянется. - Отец Иоанн сразу же пожалел, что сказал такое. Но настоятель об этом и сам размышлял. Потому сказал так:
- Всё будет хорошо. Где ещё ему служить, как ни в родном приходе? Каждому дохода хватит. Прихожан при Алёшеньке прибавится. Сначала псаломщиком попоёт. Женится, архиерей его в диакона и, следом, в священники посвятит. Выхлопочем. Тебя, отец Иоанн, с твоим голосищем никем не заменишь.
- По молитве горячей, всё в наших руках. "Управи, Господи, все, еже дею", - тоже перекрестился под святую строку отец Иоанн и пустился в воспоминания. - А я свою дьяконщицу, матушку-голубушку, помнится, в Лавре, студентом засватал. Удивляюсь, как Алёшенька устоял. Девицы в Загорске в храм к обедне ходят, будто, семинаристов завлекать. Нарядные, все в газовых шарфиках, иконы неписанные! Ты, отец мой, где свою половинку нашёл? На каких таких смотринах?
Священник не торопился отвечать. Отвлекла в этот момент и Мария. Принесла самовар. Дьякон взялся устанавливать его на неудобном подносе, разливать кипяток. Тему настоятель попытался сменить:
- Заварки сколько на кухне накопилось из приношений? На тридцать три года вперёд? Надо полностью на чай переходить.
- Дело говоришь, отче! Ну, по единой, по чашечке горяченькой? - разошёлся дьякон, утопив в чашке чайный пакетик. - Напиток этот, хоть и басурманский, а для здоровия подходящий.
- По первой, отец Иоанн! Чаёк счёт любит, - подхватил шутку разомлевший батюшка.
За чаем отец Дмитрий понял, что сегодня он свою норму спиртного всё-таки проморгал. Говорить становилось всё труднее.
Делиться личной историей священнику не пришлось. Кто-то постучал. Во время трапез посторонних пускать сторожу Семёну было запрещено. Отцу Дмитрию подумалось, что это его матушка решила заглянуть, чтобы поторопить супруга домой. Но за дверью была не она.
Как щупленькому старичку не пустить величественного монаха, рядом с которым и встать-то робко? А взглянул в его лицо Семён и тут же признал в нём Блаженного Алёшеньку. Прямо в тамбуре взял у него благословение, наклонив плешь под крестящую воздух сильную, молодую руку.
Сказать, что немая сцена была похожа на знаменитую гоголевскую из "Ревизора", конечно, смело. И Отец Иоанн, и отец Дмитрий, как могли, сдерживали свои возможные разнузданные реакции. За излишне хмельное состояние им было неловко. Шок, удивление возникли чрезвычайные. Вперемешку с подавляемым восторгом и рвущейся наружу радостью.
Семён, улыбаясь происходящему, затворил дверь с наружной стороны. Высокий, статный монах в дорогой, непривычного греческого покроя, шёлковой рясе был похож и не похож на прежнего послушника Алёшеньку Блаженного. Клобук с покрывалом, свисающим за спиной ниже пояса, визуально прибавлял ему росту ещё. Выглядывающие густые, волнистые пряди длинных волос и ухоженная бородка свидетельствовали о хорошем здоровье и о правильном стиле, а ясный, мягкий и проникновенный взгляд - о достоинстве, интеллекте и доброте.
- Алексей! Радость какая! - воскликнула первой Мария. Назвать любимца Алёшенькой она не отважилась. Он сразу, не поправляя пожилую женщину, по-новому представился всем:
- Теперь моё имя - Агафангел. Архимандрит Агафангел. Мир дому сему!
- С миром принимаем! - ещё раз выручила онемевших застольщиков прислужница.
- Очень и очень рад увидеться с вами. - Голос молодого человека изменился. Звучал ровно, мужественно. И в то же время мягко и мелодично. Агафангел подошёл к столу, словно проплыл в своих струящихся одеждах по паркету просторной трапезной. Следуя церковному этикету, он с обоими святыми отцами трижды приложился щека к щеке, прямо через столешницу и обменялся рукопожатием. До его осанки и координации им, ещё не старым, было далеко. Затем монах сам подошёл к кухарке, чтобы благословить и подарить ей маленькую редкую иконку, похожую на панагию.
- Спаси-Господи, - ласково поблагодарила женщина, - присаживайся.
- Мария Павловна, не хлопочите, я сыт и совсем не пью вина в застольях. Не осудите и вы, дорогие мои батюшка Дмитрий и отец Иоанн. Не могу задерживаться. Сейчас отдам вам пакеты от патриарха и пойду. Когда я рассказал ему, о вас, моих наставниках с самого детства, он высоко оценил вашу заслугу и послал меня лично вручить это.
- И что же это такое? Не награды ли? Служим усердно, Ваше Высокопреподобие, - осмелел отец дьякон и обратился к архимандриту, как подобает.
- Действительно так. Это служебные награды. Самые высшие, какие положены по уставу. Право вести церковную службу всегда с открытыми Царскими вратами, на особое облачение... Те, что вы не успели получить. Ещё - по медали преподобного Сергия Радонежского первой и второй степени с грамотами. Спасибо вам за всё.
- Невероятно! Всё, что я сейчас слышу ! - воскликнул отец Дмитрий.
- Дивны дела твои, Господи! - произнёс отец Иоанн.
- О себе расскажи теперь , как есть. Отец Агафангел! - настоятель выразился покороче, избегая невнятности.
- Не покидай в неведении. Ей-Богу, ничего не знали о тебе. Матерь твоя скрытна, как сама тайна. - Дьякон, говорил и наливал всем чай, но никто не притронулся к чашкам.
Духовному сыну до этого момента удалось не показать виду, что ему досадно встретить отцов, выпивших изрядно. И не собирался он этого делать. Но краткий рапорт о себе, вместо намеченной задушевной беседы и поспешный уход из трапезной недвусмысленно подчеркнули правду жизни. Бывшие учителя слушали превзошедшего их ученика почти молча, реагируя на сообщение лишь тихими междометиями...
- Поминай нас, отец Агафангел. Прости, Хриса ради, ежели что.
- Мы любим тебя, Алёша. Спасибо тебе за то, что ты такой у нас есть.
Кто какие именно слова сказал на прощание своему воспитаннику, пожалуй, уже не важно. Относились к нему его духовные отцы одинаково нежно и искренне. А теперь и с восхищением.
Прежний боголюбивый паренёк Алёшенька Блаженный, а ныне монах Агафангел сообщил о себе анкетно. Сказал, что свои многочисленные обязанности всегда непременно совмещает со службой, считая её главным своим призванием, за что очень признателен именно им, отцу Дмитрию с отцом Иоанном. Потому загружен, времени у него совсем немного, и ему пора возвращаться. С каждым обнявшись на прощание, монах ушёл...
После окончания духовной семинарии, призванный в пограничные войска, Алексей Вольский проявил себя, как грамотный переводчик, возведён в сержанты и вернулся со всеми возможными отличными поощрениями и значками. Затем учился в Московской Духовной Академии, Пражском университете на богословском факультете и в обеих аспирантурах. Принял иноческий постриг с именем Агафангел и успешно продвигался в карьере, став архимандритом, одним из высших чинов церковной иерархии. Был референтом Отдела внешних церковных связей в Москве, затем корреспондентом ОВЦС во Франции и одновременно настоятелем православного прихода в Париже.
Впоследствии Архимандрит Агафангел, будучи официальным представителем патриарха Московского и всея Руси за рубежом, занимался церковной дипломатией, осуществлял православное служение и в других странах во славу РПЦ. В том числе - на Востоке.О том, куда занесла  судьба Алёшеньку в дальнейшем, отцы осведомились годы спустя, когда в приходе появился интернет. Да и то случайно. Стариковское здоровье не позволяло им часто сидеть перед монитором вместо отдыха после службы. Время от времени они слушали его удивительные  проповеди и с каждой поздравляли его матушку, псаломщицу Еликаниду. Но она по привычке скромничала, даже виновато робела, будто высокое положение сына являлось чем-то не реальным, не досягаемым для их окружения. По сути, так оно и   было. Архимандрит Агафангел  был назначен официальным представителем патриарха Московского и всея Руси за рубежом, занимался церковной дипломатией. Осуществлял православное служение и проповедовал в разных странах во славу РПЦ. В том числе - на Востоке. Из разных  островков православного мира и транслировались иногда его проповеди.
- Сколько же ты знаешь иностранных языков, отец Агафангел? - напрямую спросила Мария, чуть перебив тогда его рассказ, подозревая, что святые отцы, ошарашенные потоком информации, не осмелятся это сделать, но хотели бы.
- Девять. Со школы - пять. Ещё старые: латынь, древнегреческий, родной церковнославянский, - ответил он просто.
   Именно эта фраза впечаталась в память обоих наставников глубже всего и назойливо крутилась  в их головах до болезненности во всякий, напоминающий её  момент.  Не обмениваясь подозрительными сомнениями, каждый  был озадачен примерно одинаковым вопросом:  так ли уж невинна была скрытность в Еликаниде,  воспитанная ею и в сыне тоже  с молодых ногтей.  И если отцу  Дмитрию   удавалось в сердце своём безусловно оправдывать Алёшеньку,  а больше того - жалеть и  при этом  несколько гасить  в себе не прошенную  искру обиды,  про себя призывая по-отечески субъективную логику и христианское смирение, то отец  дьякон, плюс к тому,  при случае  любил издать с присущей ему раскованностью какое-нибудь простецкое, но  таинственное восклицание.
  "На всё воля Божья. И избранные свой крест несут", - мысленно утешал себя старый батюшка, не подавая виду о смятениях в душе.
  "Даааа!.." -  колоритно , с лёгким сарказмом басил не без прицельного повода отец Иоанн, демонстрируя не проходящее со временем удивление. Ни тот , ни другой солидарно не озвучивал  ранящую обоих и по взаимному наитию  навсегда закрытую для обсуждения тему.