Глюки, или Ребро Адама

Вот сталкиваются два приятеля - на троллейбусной остановке (Ощутили непреднамеренность?). Один хороший человек и другой человек хороший. Обоим то есть ничего человеческое не чуждо. Между прочим, писатели - один поэт, другой прозаик. Но не в этом дело. Дело в том, что с рюкзаком который (прозаик) - едет на дачу и взор его целеустремлен (обычное дело, даже бороду отпустил, закомуфлировался, так сказать), а другой, который с портфелем (поэт), вроде как притормозил в раздумье, глаза прищуря и губу покусывая (тоже, надо признать, нормальное состояние)... Оба, кстати, повязаны издательским (стало быть, общим) делом. Иначе говоря, кругом и всюду дела да дела. Впрочем, и не в этом суть... Словом, который поэт, Виталий (давно бы уж надо было по имени назвать) сразу и говорит с напускным таким устрашением:
- Какого чёрта! С рюкзаками он тут носится, понимаешь! А на службу, значит, начхать! Рукопись когда думаешь притащить? Аванс получил, хрен собачий, и трава не расцветай?
Ну это мы относим на уровень сленга. Само собой, они души не чают друг в друге. И вообще, брань тут вполне, согласитесь, уместна, поскольку в порядке вещей.
- Милый! Готово всё, честное пиратское! На столе в папочке лежит. Хотел сегодня даже прибежать, да вот на дачу с детьми... Светланка по магазинам турнула.
-  Заливай! На каком столе?
- Дома, на прикроватной тумбочке.
- Ага, уже на тумбочке! Хмырь болотный, ты щас уе-едешь, загуди-ишь недели на две, а мне в корректорскую сдавать пора. Тумаков за тебя загребать? - И резкая смена тональности: - Николя, я тя умоляю!.. - И тут Виталий делает классическую (поэтическую?) паузу, точно спотыкается взглядом о потерянную кем-то драгоценность. И беря двумя пальцами коллегу за кончик бороды, уже исключительно зловеще произносит слово:
- Ключ!
- Ни за что! - попытался высвободить свою младую бороду Николя.
- А я зато рукопись заберу. - Это уже молящим тоном. - Заодно, так сказать. Где она лежит, говоришь?
- Бороду отпусти прежде. - (Тут, очевидно, следует обратить внимание на двойной смысл встречного условия: отпусти мою бороду, потому что больно, а также: отрастил бы ты бороду... больше б на меня смахивал...) - Да на-а! Фиг с тобой, бабник стоеросовый! Только уж смотри, не больше двух зачаливай.
- Не учи ученого...
На этом друзья-приятели расстались. Большего, как говорится, из ситуации не выжмешь и потому адью.
И вот что приключилось далее.
Приезжает через некоторое время Николя с дачи и прямиком, значит, шагает к Виталию за ключом от своей квартиры - весел, бодр, с поллитрой в рюкзаке ( отчего, может быть, и весел прежде всего ) и кое-какой натуральной снедью с собственноручно возделанных грядок, они дружат семьями и он, что называется, вхож, по-свойски желателен и даже пытается флиротовать-моветонить с женой друга - разумеется, в его же присутствии во избежание эмоциональных всплесков, так что всё замечательно, замечательно... превосходно! Сейчас усядутся оне за стол, откупорят пузырек, радушная Ниночка им что-нибудь быстренько сварганит, кофеёчек заварит, потом, посидев с ними немного, уйдет, а они, уже под хмельком, посекретничают, поскабрезничают, побалакают, тары-бары разведут, как и что...
Звонок, зырк в дверной глазок, и дверь призывно распахивается, и Николя уж тянет губы облобызать Ниночкину ручку, затем чмокнуть в щечку, как вдруг - ох уж это словечко “вдруг”, и никуда без него! - вдруг получает - и очень, прибавим для полноты впечатления, кре-епко - оп-ле-у-у-ху или, если угодно, по мусалу, или уж совсем проще - по роже. Увидал тут Николя на краткий миг этакий веер-сноп маленьких звездочек, как-то сразу и однозначно обалдел, выронил рюкзак и, попятившись, поскольку, как потом признался, равновесие утратил в совершенстве, и очутился на лестничной площадке.
- Что?! - вырвалось у него непроизвольно, но дверь захлопнулась и он несколько относительных секунд изучал номер на двери квартиры, в которой мечтал встретить иной - радушный - прием, мучась сомнением - туда ли он вообще сунулся и не обознался ли, бывало ж и такое: человек предается воображению и видит перед собой не реальность как таковую, а виртуальную - сотканный, так сказать, мысленный образ, чуть ли не верхногами. После чего наощупь облокотился о перила, обескуражено потупясь, и, наконец-то придя в себя, осознал, что нет смысла без информации и поэтому не надо заниматься сладким самообманом: наверняка случилось нечто, чего он не знает, будучи за пределами Москвы, вероятно, завернулась интрига каверзная, кто-то свинью подложил, оболгал и так далее. И наш Николя, неуверенной поступью - ноги потому что всё ещё ватные - побрел потихоньку вниз по лестнице, сочтя самым верным шагом к прояснению недоразумения - выждать и объясниться непосредственно с корешком Виталей... вряд ли с Нинулей следует для сего встречаться повторно. И рассудил, надо признать, предельно здраво, так как вскоре услышал за собой торопливую припрыжку и страстное речеподобное шипение, что вынудило Николя быстренько обернуться: очередную зуботычину и, пожалуй, посильнее прежней, вкушать ему вовсе не желалось.
- Чё, чё такое?!. Что тут твориться у вас?!. Бьют, глушат, понимаешь, как рыбу динамитом, да на самом пороге, без предупреждения! Что это?! Как это называется?! А?! Я бы, может, на колени сразу упал, чего-нибудь зная...
- Да молчи ты, ботало! - и, схватив Николя под локоть, Виталий чуть ли не силком потащил его из парадного.
И присели они в скверике на лавочку, и попереглядывались маленько молча.
- Слушай, Николя, хошь верь - хоть нет, но и я теряюсь в догадках.
- Да? Ладно, давай, что ли, тогда дербалызнем, - и Николя достал из рюкзака бутылку. Они выпили и мир для них постепенно стал проясняться и даже посвежел, сделались различимы уличные звуки и шелест кленовой листвы над головой напомнил... впрочем, какая разница, что он им напомнил. Овладев ситуацией прежде (возможно, от недавнего потрясения, а может статься, и вследствие своей причастности к племени прозаиков - проза жизни всё ж...), Николя начал мыслить и, как нам кажется, абсолютно с правильной посылки.
- За что женщина бьет мужика по... лицу? Правильно, за измену, или точнее - за кобелизм. Так?
- Ну-у, предположим.
- Тогда следующий вопрос. Почему меня? Разве не ты муж твоей жены? - И Николя пытливо уставился на друга.
- Ну-у, в общем да.
- Что значит вообщем?
- Ну да-да.
- Тогда н-не зна-аю... Хотя постой! Ты... ты...
- Да, было.
- Тогда рассказывай,- и Николя уселся поудобнее и скрестил на груди руки.
Виталий поерзал, вздохнул и махнул рукой:
- Н-наливай!
Выкушав и закусив, он сперва зачем-то покашлял и начал:
- Собственно, рассказывать-то нечего... то есть ничего особенного... то есть, всё нормально, всё обычно.
- Нет, ты просто по порядку, по порядку, понимаешь?
- Ну, побывали мы у тебя, потом разошлись по домам?.. А, нет, после ещё в кабак зачем-то попёрлись. Там всё такое эндакое, сообразно, так сказать, месту и времени, а затем рванули ещё на кудыкины горы... И в результате дома я очутился лишь на третий день. Нет, в этом плане всё чин-чинарём, я Нинуле отзвонил, предупредил? Командировка срочная, непредвиденная. Причём, не с ней разговаривал самой, а с дочерью, так что не подкопаешься. Дочки меня хранят. Татусик только сказала: папуль, ты не очень-то. И домой, значит, я огурчиком, с деловым видом, что - ой-ёй-ёй - только с поезда и надо в редакцию быстренько с отчетом. Ниночка мне ещё галстук поправила. Короче, жизнь потекла по-прежнему. - Виталий откинулся на спинку лавки. - На-кося, кстати, свой ключик.
 Николя подвигал бородкой из стороны в сторону, зачем-то пристально разглядывая ключ.
- Ну, дальше что?
- Баранки гну. Всё в порядке, сказал.
- Не совсем, как видишь.
- Но почему не совсем? Не совсем... Почему? Что такое?!. Следователь выискался. Может, метеорит ей на голову упал. Я-то здесь при чём!
- Ты не волнуйся. Чего ты заегозил. Рассказывай дальше. Подробности нужны, подробности. Ты остановился на том, что Ниночка галстук тебе повязала.
- Ну не знаю, - Виталий почесал за ухом. -  Повязала- не повязала. Она мне даже рукопись высушила...
- Как высушила?
- Ну как-как? Нинуль, я говорю, когда она мне галстучек поправляет, ты, пожалуйста, разложи рукопись постранично и посуши, а то я вез домой шампанское и оно у меня откупорилось. Ты же знаешь мою супругу, она мне во всём помощница. И всё. Вот те крест! - Виталий даже потряс перед лицом Николя растопыренными пальцами... - Ты что?
Действительно, лицо у Николя вытянулось, будто в горло ему попала рыбная кость.
- Ты чего? Я тебя спрашиваю.
Однако Николя с ответом не спешил, он придал своему выражению лица натуральный вид, потянул носом воздух и - с хрустом потянулся. И уж затем как-то робко, не то вкрадчиво поинтересовался:
- Рукопись-то как, ничего?
Виталий озадаченно поморгал глазами.
- Рукопись? А чего рукопись? А чего? Сунул её в портфель. Или ты предполагаешь, я стал её редактировать на твоей прикроватной тумбочке?
- Ну ты её хотя бы посмотрел? Тесемки хотя бы развязал?
- Да иди ты еще! Всё у тебя как-то... Следователь хренов.
- Стало быть, друг ты мой Виталий, записочки моей ты не прочитал.
- Записочки? Ка-акой записочки?! - тут уже у Виталия лицо стало приобретать удлиненную кривизну - так случается всякий раз, не мной замечено, когда человек внезапно что-то начинает понимать. - И что в той записочке?
Николя опасливо отодвинулся.
- Нет, теперь ты отвечай. И-и!.. скажи-ка на милость! Ты скажи-ка: зачем, зачем ты её в рукопись-то запихал?!
- А как же? - оскалился Николя. - Или ты хотел, чтобы я её на видное место прикнопил? Ты что, забыл, мы собирались на дачу, выходили из дому все вместе...или, может, даже попросил Светлану, да? - у неё почерк, между прочим, лучше моего... чтоб написала: “ Милый Адамчик, загляни в чуланчик, там возьми простынки и прикрой перинки. Поклон Еве. Трепыхайтесь на здоровье!”?..
Виталий с грустью посмотрел на Николя и вздохнул:
- А писал ты зачем, вообще говоря?
- Ну как? - Глаза у Николя забегали. - И всё же я удивлен, ты уж прости. Муж изменяет жене, она же лупит по физиономии его товарища. Это как?! Это справедливо? Нет, это логично?
- Логично,- сказал Виталий, подумав.
- Ты хочешь сказать: такова женская логика?
- И ничего не попишешь, брат.
- Ну вы даете! - Николя ощупал под бородой опухшую щёку. - Тяжела ж ты длань жены моего друга.
- Аминь!
И они, посидев некоторое время молча, обдумывая, повидимому, момент истины, скорбно глянули друг на друга и... вновь соприкоснулись пластмассовыми стаканчиками.
- А как ты смекаешь, Нинка расскажет моей ненаглядной?
- Нинка - Светланке? А ты чего хотел?! Промолчит? Ни фига-а! Тебе ещё и вторая оплеуха светит. - И Виталий злорадно захохотал.
И по этой причине ( впрочем, и по другим каким-нибудь тоже ) наши литераторы рванули в разгул-распыл. Неделю с лишним они блындали по кабакам и весям, так что... Впрочем, на этом нужно остановиться подробнее.
Стало быть, заседают они в писательском клубе, уже опохмелились и виток уже следующий начался...
- Ты знаешь,- вдруг вспоминает Николя, - Светка моя уже, должно быть, вернулась...
- Ну и чего, по рогам не терпится получить?
Николя скребет бороду, соображает.
- Насчет рогов ты хватил, но я тебе прощаю. - И глянув мутно-красными глазами в такие же мутные глаза друга, добавил: - Пора, мой друг, пора. Устал. Не знаю, как ты, а я притомился. Да и помыться надо, воняет небось, как от козлов.
- Да не трожь ты это благородное животное своим прозаическим языком.
- Скажем, на овощную базу ездили, употели... (Читатель, чувствуешь намек - в какие славные годы происходила сия истории?) Давай возьмем для сугреву и разнообразия и айда ко мне. Если что, покаемся... а может, она ещё и не ведает ничего...
И они отправились. Поймали тачку, загрузились, некто третий с ними почему-то очутился в машине, маленький нелепый человечишко, постоянно хмыкавший и подхихикивающий на всякое словцо. Мало ли всяких-разных прихлебателей-прилипал случается на пути бражных ристалищ. Виталий, сидя на переднем сиденье, оглядывался и пытался вспомнить, кто бы это мог быть. Он, во всяком случае, никого не звал. Значит, Николя - есть у него такая вредная привычка-запятая. Да, точно, мужичишко этот, подходил к их столику, о чём-то с Николя шептался. Ну да ничего, для полноты впечатлений... Виталий икнул.
Светлана встретила дружелюбно - получилось удачнее не придумаешь: она только сегодня приехала и только что закончила разбирать вещи.
- Ханурики! Нализались! А ну марш на кухню....
- Славненько, славненько,- потирал руки Николя, издавая тихое ржание. Впрочем, собравшись с силами, друзья наши выглядели довольно прилично, по крайней мере не икали и слова проговаривали без прононса.
Светлана накрыла им на стол, “вспрыснула” свой приезд шампанским, каковое догадался прикупить Николя, и оставила “забулдыг” одних.
- Ну-с, как тебе моё чу-ти-ё?
- Без вопросов! Фен-роменально!.. Нет, фер-номенально... ну пусть так. Вы-пьем, ч-что ли по сему поводу? - Виталий не то чтобы резко утратил форму, но попросту слегка отпустил вестибулярный аппарат, расслабился, дабы не утруждать аппарат речевой.
- Н-наливай!
- Локоток! Мизинчик! Поехали!
Виталий на секунду замешкался, чтобы проткнуть вилкой груздочек - смазливую, увертливую такую штучку, и когда заново собрался приподнять стопарик, оказалось, что он пуст, а тот, третий, приехавший с ними, пятился в уголок, и присев на краешек табурета, вытер рукавом рот и хихикнул.
- Хм! - Несколько сердито прочистив горло, но ничего не сказав, Виталий налил себе ещё раз под недоуменным приглядом Николя и выпил, позабыв про груздочек.
- Ну что, я, пожалуй, пойду,- сказал.
- Линяешь? Х-хн. Одного бросаешь? На произвол? А помыться ты хотел...
- Это ты хотел. И не одного, к-кстати...- Виталий покосился в угол на незнакомца.- Не, пойду, втроем в ванну не поместимся.
- Сиди!
- Токо без рук! Пока сижу. Но и этот пусть сядет по-человечески. Чё он... в угле... в углу... рюмки выхватывает... ты-пы... н-не-хорошо как-то, знаешь ли,- Виталий обратил-таки внимание на вилку в своей руке и проглотил груздок.
Николя недоуменно пошарил взором по сторонам, издал губами звук спускаемой автомобильной камеры, угрюмо произнес:
- Па-а така-кому поводу... наливай!
Налито. Выпито. Причём, на сей раз не был забыт и третий, так что и мозглявый мужичишко имел возможность чокнуться с собутыльниками. Однако опять повернувшись к Николя, чтобы соприкоснуться рюмкой и с ним, Виталий натолкнулся на озлобленный взгляд друга.
- Ты чё?
Николя, криво усмехнувшись, погрозил пальцем.
- Обижаешь.
Виталий поглядел на его рюмку - пуста.
- А я ни-когда не забывал налить др-ругу! Своему новоиспеченному знакомцу не забыл, а мне...
- Хи-хи,- прыснул в ладошку мужичок.
- А я думал, это твой знакомый.
- Мой?! Да в первый раз вижу!..
И они одновременно уставились на хихикающего незнакомца.
- Ты, пристибай, имей совесть,- сказал Николя с укором,- если тебя пригласили, то вовсе не значит, надо хамить... рюмку из-под руки выхватывает, падла такая!..
- Так он и у тебя тоже!.. Бляха муха! - И друзья дружно поднялись во весь рост.
- Хр-р,- издал мужичок утробно и тоже поднялся и попятился в коридор. Друзья за ним, но в коридоре того уже и след простыл. Николя заглянул в одну комнату - пуста, в другую...
- Чего тебе? - спросила Светлана, отрываясь от маникюра.
- А это... не заходил?
- Кто?
- А, потом. - И уже на кухне: - Улизнул, гад. На лестничную площадку выскочил, что ли.
- Но ты-то его что, совсем не знаешь?
- Совсем!
- Как? Дак он же к тебе подходил в ресторане.
- Ка-да? Ты что, милай! Ты грезишь! Адам-чик!
- Не называй меня так.
- Ладно. Не обижайсь. Да леший с ним, с-с вонючим. Убрался и скатертью дорожка. Наливай.
На этот раз выпили без помех и забыли про мужичка. Однако в очередной раз подымая стопку, Николя стал багроветь.
- Ну знаешь! Этому чудику я ещё могу простить, но... чтобы ты!..
- Ты о чём?
- Кто выпил? Я спрашиваю тебя, кто вы-пил? - и Николя приподнялся с табурета, подгребая одновременно со стола нож.
- Э, э! Ты полегче! - Виталий на всякий случай принял положение стоя, рукой же прихватывая из-под себя табурет.
- А-а! - взревел Николя, увидя такой маневр. - Мразь! Издеваться вздумали! - И - ринулся в атаку. Медлить было нельзя и табуретом Виталий вмазал другу по лбу. Скатываясь по лестничным маршам, он был сосредоточен лишь на ступеньках да как бы не промахнуться мимо двери в парадном. Однако на улице - а моросил дождь, а пиджак он позабыл на вешалке, о зонтике же вообще речи не идет - он одышливо призадумался: “ Ну, и куда теперичь?..” В результате тормознул черный мерседес... ( Опять же впрочем, в те незабвенные годы  наши улицы не изобиловали... хотя какая разница - тормознул и тормознул,- главное, о четырех колесах и не зябко.) ...и покатил в писательский клуб. Однако - что за напасть?! - рядом обнаружил давешнего плюгавенького мужичка, который, шмыгнув носом, почесал грудь и сказал своё хамское “хи-хи”. В первый момент Виталий хотел его выпихнуть из машины, но благоразумно удержался, справедливо рассудив, что за этого прилипчивого идиота можно и за решетку угодить. Потому сказал - сухо, жестко, решительно:
- Но платить, пень ты этакий, будем поровну.
- Что? - не расслышал водитель.
- Да это у нас тут свои дела.
В писательском ресторане мужичок робко присел за столик к Виталию и...
“ Но вот сейчас ты и получишь!” - сладко зажмурился наш герой, собирая все свои силы в кулак для удара. Но, открыв глаза... увидел перед собой свою жену Нину... и сложно передать оттенки выражения взгляда разгневанной женщины (да вы и сами-сусами, знаете).
- Ты головой хотя бы изредка пользуешься?
- А... ч-что?
- Ну так, любопытно, интересуюсь поэтому. Дочери там с ног сбились, папеньку распутного ищут..
- А я... я всё время здесь.
- Да? А глюки ещё не пошли?
- К-какие глюки? Ты что, Нин, всё нормально!
- Что ж, и за это слава Богу. Подымайсь, зюзя, такси на улице ждет.

Ещё раз упомяну: сие действо могло происходить именно в восьмидесятые годы нашего столетия, но никак не теперь. Ныне ваш брат литератор этак не блукает... долларов нетути.