Медный тазик. Номинация

   Шторм усилился. Пришлось прекратить промысел. Наконец-то можно заняться личной жизнью: Написать письмо, постирать шмотки, побриться. Можно конечно обмотать робу фалом, привесить что нибудь тяжёлое и опустить за борт на пару часов (старый морской способ стирки), на ходу так выполощет - почище любого порошка... Так ведь нет! Дитя цивилизации - попёрся в прачечную. Впрочем, " прачечная " - слишком громко сказано: помещение два на два, почти напротив входа в МКО (машинно-котельное отделение), в котором и было только - пара тазиков да две стиральных машины - ручная и одичавшая. Первая - это доска с оцинкованной поверхностью, выполненной в форме слегка взволнованного моря. Вторая стояла на более высокой ступени эволюции и таила в своих недрах вместо сердца - пламенный мотор. Правда, в коктейле её хромосом был один генетический изъян - не работала пусковая обмотка этого самого электромотора. И чтобы её запустить, необходимо было перегнувшись через сам агрегат, просунуть руку в её интимное место и крутануть шкив ротора. Причём, сделать это нужно было сразу после включения таймера - пока не задымилась обмотка статора. Фактически - она заводилась с толкача!
   И вот значит я - весь такой побритый - загружаю вещи в чрево этой капризной чистоплюйки, сыплю порошок, заливаю тазиком холодной воды, следом набираю тазик крутого бурлящего кипятка, идущего прямотоком из котельного отделения, ставлю его на палубу и лезу запускать агрегат. Напомню - штормит - баллов шесть-семь. Как меня так качнуло?! Наступаю в аккурат на самый край таза, мгновенно выворачивая его пузырящееся содержимое себе на правую ногу. Я орал так, что пьяный старпом на ходовом мостике упал с дивана, а из МКО выскочила вся машинная команда напуганная воплями перекрывавшими грохот Главного Двигателя. Весь остальной экипаж замер в оцепенении. Я, тем временем наблюдал, как варено-красного цвета кожа на ноге вздувается огромными жёлтыми пузырями. Страха не было, но от нестерпимо-невыносимой боли я выл и из глаз текли слёзы.
 
   Меня подхватили подруки двое ребят, прибежавших на крик и скачущего на одной ноге довели до каюты. Ни лазарета, ни доктора на борту не имелось ввиду малоразмерности судна. В связи с чем мне довелось испытать все прелести корабельной народной медицины. Первым, надо отдать должное, примчался Стармех с банкой дёгтя и стал обильно намазывать его на поражённый участок. Оно, может и целебно, да только боль не стихала. Прибежавший следом Консервный мастер со словами: " Развели здесь солидол! Задницу себе от геморроя этой дрянью мажте. " и " Нет ничего лучше рыбьего жира..." - вытер марлей дёготь и обильно облил повреждённую ступню янтарно-вонючей жидкостью. Результат тот же - жгло нестерпимо. Совершенно не надеясь на реальную помощь я даже закурил, хотя уже пару месяцев как бросил. Спасение явилось в лице Кока с кастрюлькой чищеной картошки. Тщательно вытерев следы предыдущих эскулапов, он обложил обожжённую кожу круглыми сырыми дольками и... - О чудо! - боль утихла.
 
   Вспоминая детали этой истории сейчас, спустя четверть века, я обнаружил одну нестыковку. Наш Кок - по национальности был казах и готовил он соответственно - пловы, шурпы и прочую чахохбильщину, а вот картошку мы не видели даже в ухе. Где он её взял, да ещё целую кастрюльку чищеной?...
   Но история на этом не закончилась.
 
   Старпом, с пьяных глаз, передал на плавбазу, мол, матрос потерял трудоспособность вместе с ногой. На что плавбаза, в лице Дока - бросилась готовить операционную. Для меня до сих пор загадка - где, в каком звене произошла девиация описания моих повреждений? Наш Старпом, или Штурман с плавбазы так его понял, но я то об этом ничего не знал и когда через полчаса наш траулер пришвартовался к базе и меня в беседке переправили на её борт - ко мне подбежали двое матросов с носилками и вопросом:
 - Ну? Когда вашего инвалида переправлять начнут?
 - Которого? - спросил я удивлённо.
 - Которому ноги оторвало, - ответил тот, что повыше ростом.
 - А! - смекнул я о ком речь, - Дык уже!
 - Как?! И где он? - спросил тот, что пониже.
 - В лазарет пошёл, - ответил я.
 - А ноги?
 - А ноги с собой унёс, - сказал я и придерживаясь за планширь двинулся в сторону надстройки.
   Тут только парни, видимо, разглядели мою перебинтованную ступню.
 - Ну садись, довезём! - сказали ребята и поддели меня носилками.

   Док не выказал явного удивления и провёл все необходимые процедуры. Сделав в конце укол обезболивающего весело сказал:
 - Побудешь здесь пару дней под наблюдением. Твоим я сообщу.
И отправился на мостик.
   Вахтенный штурман, одуревающий от скуки лениво лежащего в дрейфе судна, на исходе пятого месяца рейса в полярных широтах, живо подскочил с вопросом:
 - Ну как раненый? Ноги пришил? Жить будет?
   Док взорвался:
 - Андреич, я почти поллитра спирта извёл на дезинфекцию оперблока, " Ампутацию конечностей " в атласе по полостной хирургии перечитал, а у парня всего лишь ожёг второй степени и площадь сравнительно небольшая. Максимум - потемпературит пару дней, да похромает недельку... Зачем ты так? Бдительность мою проверить решил? Я ж чуть из запоя не вышел! А мне там хорошо, у меня там друзья, а ты!...
 - Дык, я что? Эт старпом ихний паники нагнал, мол, кипящим паром, прям с котла, да поколено. У меня шерсть на груди дыбом встала. А я - ты помнишь? - не верещал как гимназистка, даже когда к нашему борту противокорабельную мину прибило!
   Док вспомнил события двухнедельной давности:
Был удивительно тихий, солнечный вечер. Бирюзово-синее море шелестело вдоль борта слабыми всплесками океанской зыби. Маленькое оранжевое Солнце, устав вращать вокруг себя целую вселенную, склонило голову к ласковому океану, собираясь к полуночи зачерпнуть пригоршню игриво фосфоресцирующей морской воды, чтобы самозабвенно ею напиться и побелев от соли вновь взметнуться в небосвод разматывая радужную спираль Полярного дня.
   Док, по обыкновению, вёл беседу с Парацельсом, приводя всё новые аргументы в пользу своей теории, суть которой заключалась в том, что универсальным лекарством от всех болезней - так сказать - панацеей, философским камнем врачевания является Русская Водка. Парацельс долго не соглашался, с многозначительным видом ковырял в носу, но после седьмой рюмки как-то оживился и попытался расцеловать Дока... И вдруг, угрожающе-спокойный, металлический голос объявил по громкой связи:
  "Внимание экипажа! К нашему правому борту прибило противокорабельную мину. Всем находящимся на правом борту срочно переместиться на левый. Стоп машина! Самый малый назад. Лево на борт..."
   Док встряхнул нахлынувшие воспоминания.
 - Но за спирт надо ответить! И так почти не осталось! Передай им, что пострадавшего спасти не удалось...
 - В смысле...? - округлил глаза Штурман.
 - В прямом! Ну там, болевой шок, сердце не выдер... Дай я сам! Вызови!

   Когда через пару дней меня переправили на родной корабль, первое, что я увидел - были слезящиеся глаза старого боцмана. Он попытался что то сказать, но, махнув рукой, отвернулся. Что то вокруг неуловимо изменилось. Казалось, что на судне зелёной плесенью воцарилась тоска. Уныние сквозило из распахнутых люмиков вместе с густым табачным дымом. Я спустился на нижнюю палубу и заковылял к своей каюте. В длинном коридоре, сквозь удушливый сигаретно-водочный перегар слышались рыдания Ласкового Мая. Двери всех кают были распахнуты настеж. Я дошёл до своей и шагнул внутрь. В полумраке, в смрадном чаду за столом сидели все пятеро матросов нашей доблестной Второй вахты.
 - Чё празднуем? - бодренько рявкнул я глядя на стол заставленный полупустыми бутылками, кружками и консервными банками с окурками.
 - Тебя поминаем... - ровным голосом ответил Саня - старшина вахты. - За упокой души, так сказать... - и жахнул не чокаясь полстакана водки.
   И вдруг, все вскочили и бросились меня обнимать, трепать за волосы, хлопать по спине и тыкаться лбами.
 - Ааа! Собака белобрысая - живой!!!
   Так радоваться при встрече умеют только дети и моряки. На шум прибежали мужики из Третьей вахты, а следом - ребята из машинного, консервщики, Тралмейстер, Кок... да почти весь экипаж, аж судно накренилось. Сквозь толпу протиснулся друг Лёшка:
 - Я знал... я не верил... дружище!!!

   Только два человека остались трезвыми в эту ночь - Старпом и Боцман. Старпома вообще - словно закодировали, когда он узнал о потере бойца. А Боцман - шкура дублёная - видно перенервничал из-за стиральной машинки (новую то - поди спёр).

   С таким размахом мой День рождения (который, кстати, был два дня назад) ещё ни разу не отмечали. Человек двадцать пели и плясали на пеленгаторной палубе на крыше ходового мостика. Сразу два гармониста в экипаже - это перебор. Тихой безветренной солнечной ночью щемящие сердце рыдания среднерусских гармоник разносились на много миль окрест. Между семипудовыми тостами расстреливали списанную пиротехнику, жарили яблочко и гопака. Наш Кэп, молодцеватый старикашка Арвид Янович, на радостях пожаловал меня должностью старшины вахты, впрочем, не смещая прежнего старшины. Сие означало лишь, что мне не придётся более бегать по промысловой палубе во время спуска и подъёма трала, но координировать работу команды сидя за рычагами управления лебёдками.
   Жаль, что имена многих ребят истёрлись со скрижалей моей памяти, но их лица, отпечатки душ - я до сих пор вижу отчётливо.
   
   Удивительно дружная команда подобралась на нашем невизированном судне. Среди многочисленной эскадры Тралфлотовских кораблей, таких были единицы и на них, как на галеры, в качестве исправительных работ ссылали самое отребье. Самых залихватских кабацких удальцов, отличившихся своими подвигами в других экипажах. Зато - не было стукачей, замполитов и блатных. Тысячу лет назад с такой дружиной вполне можно было захватить какой нибудь княжеский престол. Или остановить танковый клин - много позднее. Нам же выпала счастливая доля - встретиться в мирное время и отпечаток этой встречи до сих пор в каждом из нас.


                Номинация на Национальную литературную премию «Писатель года 2013»