Пасынок

На первый взгляд Виталий Григорьевич Кривогуз самый обычный гражданин, сын своей страны, пребывающий на заслуженном отдыхе. С седыми прядями по бокам намечающейся лысины да редкими тусклыми бляхами золотых коронок среди изжёлто-серых прокуренных зубов в глубине улыбающегося рта. Но стоит приглядеться не к лицу, а к тощей стопке пенсионных купюр, что ежемесячно 25 числа оставляет почтальонша перед ним на журнальном столике, становится ясно, что не сын он стране – пасынок.

…Виталий характер имел покладистый и в общении лёгкий. С мужиками быстро сходился. По-приятельски. А когда доводилось с женщинами общаться – и дальше заходил. Но это тема отдельная, к делу не относящаяся.

РАБОТЯГА
Пока в армии срочную отбывал как раз училище закончил, где на сварщика готовят. Дело нужное. Востребованное. На гражданке сразу в «Металлургмонтаж» взяли. По пятому разряду.

А как на работу устроился – женился. Сын родился. Молодой семье, как полагается, малосемейку на Металлургов 12 выделили. И даже на квартирную очередь поставили. С выбором. Либо Кичкас, либо Мокрянка. Виталий Мокрянку выбрал. Парень ведь сельский: не только жильё, место под погреб и огород требуется. Да и вольготнее посреди степи. Воздух чище.

Зарплата приличная. Знай, откладывай денежки на обзаведение. Чтобы как у людей: ковёр два на три – на пол и на стену, сервант полированный и, конечно, хрустальные рюмки с салатницей. На стеклянные полочки серванта расставить.
Опять же, жена с сынишкой – побаловать полагается, летом к морю свозить.

Но деньги – не мусор: много не бывает. А потому от работы не отлынивал. И от сверхурочных. Хоть в жару, хоть в мороз. Вот с гайморитом в больничку соцгорода и угодил.

Палата большая, шумная как улей. Народ всё больше молодой, шебутной. Разговоры длинные, горячие. О политике, о работе, но больше о женщинах. Тема благодатная, да и время быстрее течёт.

Положили возле Виталия на освободившуюся койку мужика после операции. Солидный мужик, упитанный. И в возрасте. Лет 40 уже, не меньше. То ли от наркоза тяжко отходил, то ли нервы, то ли и взаправду окоченел – а топили, хоть и январь, не особо – но первый раз Виталий видел, чтобы человека била такая дрожь. Кровать аж ходуном ходила.

Людей в палате много, но всем недосуг. Да и внимания особого никто не обратил. Ну, мается мужик…Чего в чужие дела лезть? Проходили боком мимо к выходу или вовсе отворачивались. А Виталий не брезговал. Чуть ли не сутки с бедолагой возился. Подсобить ведь надо. Ту же утку подать.

Поверх простыни одеялом соседа укутал. А сверху ещё своё положил. Пусть согреется – не жалко. А губы спёкшиеся, пересохшие долькой лимона с водичкой смазал. Нельзя ему сразу после операции пить.

Мужик губы облизал жадно и кивнул благодарно. А вскоре затих – пригрелся, видать, и уснул. А Виталий к ребятам на койку у окна перебрался. Козла забивать.

К вечеру игру затеяли: определять навскидку профессии. Игра шутейная, несерьёзная – в палате один рабочий люд собрался. Разве мастер, какой-никакой, затесался. Потому смеху да шуток солёных было через край.

А как до соседа дело дошло, Виталий говорит: «Вы мужчина солидный. В возрасте. Не иначе – бригадир».
Сосед кивает. Соглашается. Только как пришла к нему посетительница, понял Виталий, что ошибся. Не их круга мужик. И не бригадир вовсе. Бери много выше.

На дамочке, что женой соседа оказалась, костюм дорогой габардиновый, пальто богатое, шляпка и горжетка меха чернобурки с хищной мордочкой да пышным хвостом.

Побеседовали они негромко. Виталий из деликатности даже подальше пересел. А под конец разговора сосед поручение жене дал. «Обязательно, - говорит, - принеси. И не тяни с этим».

Буквально на следующий день, аккурат после обхода, вернулась давешняя дамочка. А за ней в палату два деревянных фруктовых ящика внесли. Кило по шесть, а то и поболе. Дощечки в ярких наклейках. Иностранные. И фрукты редкие. Не семиренка или кальвин, что на Хортице выращивают, – ароматные тонкокорые апельсины. И ещё диковина– фрукт клементина. Что-то навроде мандарин, что кавказцы на рынке соцгорода продают. Но красный, крупный. Одно слово – заграничный.

Сосед улыбнулся: «Налетай, ребята! Поправляй витаминами здоровье. А к тебе, - повернулся к Виталию,- особый разговор…»

Большим начальником мужик оказался. Главным инженером «Запорожсантехмонтажа». Предложил к нему на работу перейти. Зарплату выше сулил. И возможности. Ведь в Индию от треста командировка ожидается. А это – двойной оклад и, конечно, чеки внешторга. А что очередь на квартиру ждать не будет – не беда. По возвращении, сказал, я тебе квартиру вмиг пробью.

Не единожды ещё сосед, Мельников Вячеслав Филиппович, разговор такой заводил. Даже в гости в малосемейку заглядывал. Подарок привез: на замену их крохотной «Ярне» громадный холодильник «ЗИЛ» с блестящей ручкой-замком.

Только сомневался Виталий. А особо жена упиралась: не известно ещё как с Индией сложится, и, тем более, с квартирой обещанной. А очередь свою профукают.

ХОРОШО В СТРАНЕ РОДНОЙ
В Индию Виталий не поехал. Но и в «Металлургмонтаже» не удержался. Рассчитала жена. Без его ведома и согласия. Дело в том, что от их треста спецов на крупные промобъекты в командировки посылали. Правда, всё больше по Украине. Но надолго. Вот жена и взбунтовалась.

Тогда они на Криворожстали печь монтировали. Работа авральная. Почитай полгода домой не отпускали. Под страхом увольнения. А как сдали объект, досрочно – как полагалось, – сам
Щербицкий приехал, Владимир Васильевич.

Выстроили перед гостем работяг как солдат. Долго ходил секретарь. Голова непокрытая седая, а шапку в руке держит. Благодарил за доблестный труд. Кого обнимет свободной рукой, кому руку пожмёт. А возле Виталия задержался: «Что дома давно, казак, не был – не переживай. Родина труд твой не забудет».

В грудь легонько сухоньким кулачком ткнул, шапку надел и пошёл к машине. И свита следом.

А дома и очередь на квартиру подошла. Получил. Хоть не без сложностей.

Парторг предложила сперва не сварщику давать, а механику. Вне очереди. Может за магарыч, а может, за какие иные заслуги. Руками на собрании разводила: что ж, дескать, делать, коли всем квартир не хватает.

Пришлось от обиды даже письмо писать в Москву и через вагонную проводницу передавать, чтобы в нужный ящик бросила. Лично Леониду Ильичу. Про то, что из-за произвола на местах слабеет вера в справедливость партии.

Дошло, видать, письмо. Пришли серьёзные товарищи в штатском. Отвели под белы руки в особый зал горисполкома. А там уже и парторг, и управляющий трестом. И, конечно, грозный чин из столицы.

Так что вскоре дали жильё. И механику, и сварщику. На всех хватило.

А местком ещё Виталию выделил путёвку в желудочный санаторий Горького, что в Одессе у моря располагался. Дела с брюхом у Виталия были неважнецкие – давали себя знать вечные тормозки, столовки да харч командировочный. Тут у любого кишки скрутит. Будь они даже из нержавейки.

Словом, поселили Виталия в номер с одним соседом на увитом плющом первом этаже.

Санаторная жизнь известная: утром процедуры, днём сон, вечером танцы и ресторан «Золотой якорь», дальше же – как получится. Виталий особо не усердствовал, не за тем ехал. А вот сосед, капитан китобойной флотилии, - себя не жалел. Да и подруг своих еженощных.

Поутру не раз Виталия посылал за укрепляющим в киоск за оградой: продавец привычно доливал полстакана томатного сока ледяной «столичной».

Сдружились за 24 дня. Звал капитан Виталия к себе. Два года ему ещё на промысел ходить до пенсии. А хороший сварщик на судне необходим. Да ещё друг надёжный. «Так что, - обещал,- не пожалеешь. Спишемся на берег вместе – за два года до конца дней себя и семью обеспечишь. Вот отдохну два месяца и жду тебя в пароходстве».

Видал Виталий как китобои в порт входят. Посреди огромная туша базы, а с обоих боков юркие катера с гарпунами на носу. А на пирсе оркестр и плачущие от счастья женщины.
И в этот раз не сложилось. Не отпустила жена.

Так и не пришлось родные пределы покинуть. Лишь им все силы и умение отдавал.
Северо-Крымский канал строил. Криворожсталь. Енакиевский меткомбинат. Завод Ильича. И в Запорожье немало, само собой...

Работал хорошо. И зарабатывал соответственно. За три сотни целковых в ведомости расписывался.

ИТОГИ
…Незаметно подкралась старость и сопутствующие ей хвори. Обследования у местного светила, академика Никоненко и операция в институте Амосова вмиг сожрали многолетние сбережения.

А когда срок подошёл в собес обращаться, за всё про все насчитала инспектор 1162 гривни. Говорит – по закону считала. Только, что за закон такой? И людям, и курам на смех. Стало быть – правда, надо было, как опытные люди говорили, в паспорт стодолларовую купюру вкладывать. Чтобы Родина вспомнила и оценила его труд по-иному? По справедливости. У неё ведь, у Родины, память короткая. Да и сам он ей послед нежеланный. Одно слово – пасынок.