Знание белого света

Помню, в своё время меня поразила мысль, - в завуалированной форме она содержится у Исаии (Ис. 30:18), а затем получает развитие в еврейской культурной традиции, - о наличии в мире 36 скрытых праведников. Всегда, в любое время, в мире живут праведные люди, на которых и держится мироздание, и всегда их 36. В иудейской традиции такие праведники называются "ламедвавники", от букв "ламед" и "вав", которыми записывается число 36. Но здесь дело не в наименовании, а в самой идее.
Эти праведники скрытые, и праведность их неявная. Разъясняется, что ламедвавники могут показаться на первый взгляд совсем не праведными, то есть не "святыми". Да и в миру они могут быть кем угодно, хоть царём, хоть башмачником, - чаще последнее... Как же в таком случае эти праведники держат мировые устои, спросите вы? Я думаю, что самим фактом своего существования. Это люди, которые "знают". Это живые кристаллы знания.
Что же они знают такое, что отличает их от огромного числа обычных людей? Чтобы ответить, нужно сперва задуматься над другим вопросом: что такое знание?
Традиционные культуры чётко различали знание истинное и неистинное. Второе есть именно то, что апостол Павел называл "мудростью мира сего" и "безумием перед Богом" (1 Кор. 3:19). В этой чеканной формуле заключены две основные характеристики неистинного знания: во-первых, неистинное знание преходяще, суетно ("мира сего"), во-вторых, оно не от первоисточника (Бога).
Знающий означит своё явление переменой привычного на непривычное. Так, в присутствии мудрого извечные противники - змея и мангуст - не сражаются, говорит буддийская традиция. Наличие знания ощущается на интуитивном уровне. Зачастую такое ощущение будет неприятным, вызовет тревогу и скрытые опасения. Поэтому знающий ограничен в общении, контакт с ним является тяжёлым для большинства людей. Погружённые в неистинное, т. е. обычное знание склонны воспринимать такого знающего как, наоборот, незнающего и даже недалёкого человека. Это испытание миром, которое неизбежно проходит знающий. Это его терновый венец, и другого венца в этом мире ему не видать.
Впрочем, нужно сделать оговорку: знающий один, и поэтому было бы правильно говорить не "знающий", а "знающий о знании". Уже само это знание о существовании другого знания, имеющего бытие в самом себе, а не в чувственно воспринимаемых объектах, меняет человека и его взгляды на себя и на окружающий мир. Самая главная из перемен заключается в том, что человек теряет уверенность в своём обычном знании. Эта неуверенность и становится для него главной мотивацией поведения. Для того, чтобы не возомнил о себе, "не превозносился", даётся праведнику "жало в плоть, ангел сатаны", говорит Павел (2 Кор. 12:7).
Выше уже говорилось, что знающий чаще башмачник, нежели царь или банкир. Знание не от мира сего, и в мире от него нет пользы никакой. Но знающий и не имеет никакой части в этом мире. Он не стремится к внешнему: "Я удерживаюсь, чтобы кто не подумал о мне более, нежели сколько во мне видит или слышит от меня" (2 Кор. 12:6).
"В кромешную тьму входят те, кто почитает незнание. Как бы в ещё более кромешную тьму те, кто упивается знанием", - предупреждают мудрецы Упанишад (Иша-упанишада, 9). Здесь подразумевается именно то, что мы называем знанием неистинным, знанием объектов, а не Субъекта. Такое знание есть тьма кромешная.
"Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь", - сетует Проповедник (Еккл. 1:18). Теперь мы знаем источник этой печали. Знание знания снимает и печаль от "премудрости", и самую "премудрость". Знающий как бы уходит от объектов, видит себя среди них, но это уже не он, это Субъект. Растворяются противоречия, и в чистом белом свете он видит Его, в силу того, что Он видит его.


2013.