Хроники детства отрывок

Она выбежала на балкон. Он был длинный и заканчивался ступеньками во внутренний двор. Она быстренько проскакала по ступенькам и забежала под арку в переднюю часть дома, влетела в туалет, сняла с подоконника  горшок глиняный, распахнула окошечко, вскарабкалась на подоконник и, высунувшись с окна, спрыгнула на обветшалую крышу над углом внешнего двора, пробежала по узкой полоске голой арки и оказалась на стене высотой метра в два или два с половиной… это ее не смутило совершенно и ее легкое юное тельце изворотливо спустилось по стенке на землю и на пути к ее свободе оставалось только одно препятствие – деревянные ворота, в левом нижнем углу которых было вырезано окошечко для домашних птиц и кошек.

Но преодоление препятствия было отложено, так как она потерялась в темноте, проскользнув в сарай, но спустя мгновение появилась вновь, таща с собой какой-то предмет, который, видимо, и был виновником стольких подвигов. Это были салазки, довольно-таки старые, со съехавшей на одной стороне полосой толстой проволоки, которую она ловко сместила на место парой ударов камнем (ее уверенные движения говорили о привычности этого дела). На самом деле салазки эти были несколько преклонного возраста: где-то скрипели, где-то были подзабиты гвоздями руками девочки-сорванца. На ее же взгляд они были очень даже ничего, ведь служили они ей верой и правдой уже с малых самых лет и не подводили.

 Недолго думая девочка перекинула салазки через ворота  на улицу, а сама спустилась на колени перед окошечком для домашних животных  и птиц, вылезла без особых на то усилий сквозь него наружу. Спустя несколько лет в более осмысленном возрасте она и сама не верила своим воспоминаниям, так как окошечко имело размеры далеко небольшие, примерно 20см в высоту и 15 в ширину. После череды преодоления препятствий и оказавшись, наконец, на улице, Ая находила единомышленников, чтобы вместе направиться на речку напротив ее дома. Но частенько единомышленники в полном сборе уже ждали ее, наконец, появления.

Речка была небольшой: где-то в метр шириной и глубиной по щиколотку. Но в зимнее время речка покрывалась толстым слоем льда и становилась гораздо шире и извилистым склоном с террасами спускалась посреди ущелья.

Видимый из окон домов отрезок речки оказывался часто недостаточным, чтобы в полной мере насладиться катанием на льду, поэтому вся гурьба мальчишек и девчонок направлялась вверх по реке вплоть до леса, который находился почти в полукилометре от села. Там-то и начиналось веселье, которое заряжало адреналином эти юные тела на весь остаток  дня. Катались они со ступенчатых склонов, лишенные страха и страшно счастливые.

Домой возвращались после такого веселья обычно в сумерках с тайной опаской перед отчетом родителям с мокрыми варежками или рукавами (которые и служили иногда варежками), с мокрыми попами, штанинами и нередко даже ногами. Но все намокшие части вещей вскоре покрывались ледяной толстой чешуйкой, которую с варежек посасывали все, как один (другого способа более удобного для ликвидации последствий дикого веселья на зимней реке не приходило в голову, точнее ее не существовало). Но скажу все же по секрету, что мало это дело помогало.


Кто-то после долгого буйного веселья на следующий день не появлялся на улице весь день, наказанный родителями домашним арестом, кому-то просто ставили временные рамки на прогулку, кто-то оказывался более везучим, и ему могло попасть пару шлепков в воспитательных целях, но большинство обходилось лишь строгим разговором с родителями.

Ае же везло, возможно, больше всех, ей обычно было достаточно строгого одного взгляда мамы, поддевок бабушки, которая прятала усмешку в уголках рта, и очень редко день полный приключений оказывался испорченным наказанием. Секрет такого везения был прост - ей доверяли, почему-то еще с раннего детства, или, может, просто старшие были лояльны и чувствовали, что у Аи имеется уже чувство ответственности, и не нужны для ее воспитания слишком уж радикальные приемы. Сама же Ая тоже понимала груз ответственности и старалась оправдать доверие в той мере, в которой это свойственно шестилетнему ребенку.

Подруги, конечно, тайно завидовали Ае за ее везучесть, но ее тактичности хватало, чтоб излишне и помногу не хвастаться тем, как удачно все у нее  складывается.
В этот день, как и в другие подобные, Ая, оказавшись на улице, решила сначала пойти через мост на речку и посмотреть, есть ли там кто.

Хрустя под резиновыми сапогами искрящимся на солнце снегом с салазками, закинутыми за веревку на плечо, она тихо шагала в сторону реки, размышляя о том провести ли день просто катаясь на льду или, может, соберется большая гурьба и можно будет очень весело поиграть в хоккей. Тем более она еще неделю назад нашла на любимом своем чердаке ненужный чей-то кожаный сапог с добротной толстой резиновой подошвой и полчаса возилась с ножиком, утащенным с кухни, над добычей шайбы. Какая же часть сапога пошла на «изготовление» шайбы догадаться несложно.

Только вот с клюшкой было все несколько труднее: в сарае среди дров она нашла подходящей формы обрезок карликовой березы, но клюшку напоминала лишь кривизной посередине, необходимо было приложить некоторые усилия, чтобы обрубок превратился в клюшку.

Но ее детских сил и навыков было совсем недостаточно. Однако, понадеявшись лишь на себя, как обычно она и делала, вытащила с сарая деревяшку, оттуда же притащила топор, выкатила из-за двери широкий и толстый обрубок дерева. Приложила обрезок к этому «пню», взмахнула топором и наполовину рассекла обрезок именно там, где и наметила невидимую линию. Еще удар – первая цель была сбита. Потом тем же самым способом была укорочена ручка будущей клюшки. И Ая понимала, что теперь осталась самая сложная часть работы – найти внутри этого обрубка клюшку обрезав, срезав, вырезав все лишнее. Реально оценив свои возможности и предстоящую работу, Ая поняла, что не справится, но просить было не у кого, поэтому, не долго думая, побежала на кухню за ножом…