Инстинкт добытчика

Лет тридцать пять  - сорок назад, когда В.Солоухин только начинал печатать свои первые рассказы в ленинградском журнале «Аврора», Николай Владимирович прочитал его рассказ «Тихая охота». В нем он раскрыл всю прелесть похода в лес за грибами.  И высказал интересную мысль, что мужчины на земле делятся на две категории. Тех, которые, любят ходить за грибами, на рыбалку, на охоту. И тех, которым это занятие совершенно не привлекает. Они с  большим интересом в субботу и воскресенье почитают книгу, лежа на диване, или посмотрят телевизор.
Из первой категории некоторые мужчины обожают ходить за грибами, другие на рыбалку, третьи не могут дождаться, когда откроется охота на дичь, на парнокопытных. А есть такие - которые обожают и то, и другое, и третье. Степень азарта у всех разная. Например,  есть любители рыбалки, которые в пятницу уже практически не могут работать. Все мысли, все разговоры только о предстоящей поездке к водоему. Надо сходить в магазин за приманкой, подкормкой. К обеду его пробирает дрожь, мысленно он уже на рыбалке, считает минуты до окончания работы. В этот день, ему лучше не давать ни каких поручений, ни каких заданий - все провалит, или выполнит так, что лучше бы и ничего не делал. Все равно в понедельник надо будет переделывать.
Так вот к первой категории мужчин В.Солоухин относит  людей, у которых, в той или иной степени,  сохранился инстинкт добытчика от первобытного человека. Много тысяч лет назад, мужчина, выходя из берлоги, брал палку и шел добывать пищу. Это была его основная задача. Не добудь он пищи – род вымрет. И так изо дня в день, из года в год, из века в век. Это вошло в его кровь, стало инстинктом. Инстинкт закрепляется значительно быстрее, если на кону жизнь.
Однако последние столетия, когда мужчине не нужно каждый день ходить с палкой в лес, добывать пищу, а достаточно посетить магазин и все что надо купить. Некоторые мужчины стали терять инстинкт добытчика. У них не учащается сердцебиение, не закипает кровь, когда кто-то в метро или автобусе скажет: « Опята пошли!» или «Клев начался!». Эти мужчины, по Солоухину, относились ко второй категории.
Николай Владимирович причислял себя к первой категории мужчин. Не было года, чтобы он за осень не насобирал половину морозильной камеры холодильника грибов. Осенью каждую субботу утром он уезжал на велосипеде в лес. От его дачи до леса было пять километров. Въезжал в лес, пристегивал раму велосипеда к дереву на замок. И уходил за грибами. Набирал корзину, иногда с трудом находил свой велосипед, отстегивал его от дерева и ехал домой. Отваривал грибы, складывал их в полиэтиленовые пакеты и замораживал в холодильной камере на зиму. Приятно под новый год достать пакетик замороженных грибов из холодильника, положить на сковородку, поджарить с лучком на подсолнечном масле. Они словно только что из леса. Николай Владимирович часто вспоминал рассказ  Солоухина  «Тихая охота», ему было, почему-то, приятно сознавать, что у него сохранился от далеких предков инстинкт добытчика.
 А еще он каждый раз мысленно хвалил Солоухина за рассказ и думал, как бы было хорошо, если писатели в каждый свой рассказ вкладывали какую то мысль, идею, которая вот так сорок лет заставляла размышлять над ней читателя. Думал, прочитал, наверное, за жизнь сотни рассказов, а вспоминаются единицы. Вот, он не любил Горбачева, за развал огромной страны, за его перестройку, которая так ударила по огромному большинству россиян, что число их каждый год уменьшается на миллион человек. Горбачев ему был неприятен  еще и потому, что он знал  - его приход к вершине власти в стране не оценка  каких то выдающихся способностей, а благодарность членов Политбюро за « земной рай», который им устраивал во время отдыха на курортах Ставропольского края  первый секретарь Крайкома  КПСС Горбачев. И не взирая на это, Николай Владимирович, читая одну из книг Горбачева о перестройке в средине восьмидесятых годов прошлого столетия, наткнулся на притчу, прочитав которую, он  пересказывает ее собеседникам при всяком удобном случае  многие годы. Он понимал, книга эта написана не самим Горбачевым. Хорошо, если он вписал своей рукой собственных три – четыре предложения. Составили книгу его помощники, показали ему, он кивнул головой. Они отдали ее в типографию. Вышла книга. Так вот, кто-то из помощников понимал, что эта книга через десять лет, а может быть и раньше, будет забыта. А благодаря вставленной притче, ее будут помнить дольше. Причем даже не важно, что притча к смыслу текста книги прямого отношения не имеет. Вот она: «Идет по пустынной  местности странник. Опирается на посох, жарко, силы на исходе. Слева в низине каменоломня, справа на холме какая то стройка. Поперек его пути два ручейка рабочих. Один с камнями на плечах держит путь направо, в сторону холма. Другой пустой идет налево в сторону каменоломни. Подойдя к их тропе, спрашивает у здорового мужика, камень на его огромной спине казался  маленьким.
         -  Скажите, что вы делаете?
- Ты что не видишь? Долбаные камни таскаем, будь они прокляты, все плечи и руки в крови. Жара не выносимая, сил нет. И мрачнее тучи поплелся к холму. Странник остановил таким же вопросом худого, кожа да кости, мужичка, который нес камень в полтора раза больше чем у того громилы.
- Скажите, что вы делаете?
 Мужик  весь выпрямился, голову повернул к холму, глаза его горели каким то внутренним светом.
- Посмотрите туда. Видите, мы храм строим! И пошел в сторону холма.
Эту притчу много раз рассказывал своим собеседникам Николай Владимирович, когда видел, что перед ним человек, который видит все в мрачном  цвете, все ему плохо, все не так. Рассказывал и тем, которые даже в чем - то очень отрицательном ухитрялись разглядеть ростки позитивного, положительного.
Эту притчу много раз рассказывал  он и своей жене. Однако когда бы он не приносил домой из леса грибы или с рыбалки рыбу, она всегда их переработку воспринимала, как каторжную работу. По этому много лет подряд, он выполнял эту работу сам. Чего бы не добыл в лесу или на речке, сам почистит, сварит грибной суп или уху и сделает запасы на зиму.
За  семьдесят лет жизни Николай Владимирович мог вспомнить сотни различных случаев похода за грибами. Но два случая стояли особняком.
 В средине шестидесятых годов прошлого столетия судьба забросила его в Коми АССР, ее столицу Сыктывкар. Город стоит на слиянии рек Сысола и Вычегда.  Тогда еще провинциальный город с населением менее 200 тысяч человек. Отойдя 500 метров от центра города можно было встретить корову или козу, привязанную  веревкой к колышку на краю  оврага, например, банного ручья. А вместе с тем в городе был филиал Академии наук, театр, несколько кинотеатров, музыкальная школа, музыкальное училище. Все то, что необходимо  для коми национальности, чтобы она могла развиваться, как тогда считалось, в дружной семье  советского народа. Уже тогда было известно, что Коми край - огромная кладовая  полезных ископаемых, которые только есть в таблице Менделеева. Находи деньги, строй дороги и добывай на благо страны. Однако за сорок лет сделано не так много. По-прежнему, в республике добывается в основном уголь и лес.
В тот год в девятнадцати километрах от столицы, в Эжве, закладывался огромный Сыктывкарский целлюлозно-бумажный комбинат. В одну из суббот, местные сказали ему: « Если хочешь увидеть чудо, которое будешь вспоминать всю жизнь, поедем с нами в «Белый Бор» за грибами. Для этого надо прийти на пристань в четыре часа утра. В четыре тридцать отходит пароходик, который через три с половиной часа привезет нас в лес. Сапоги и корзину мы тебе дадим».  Не раздумывая, он согласился. Видимо, так силен в нем был еще  инстинкт добытчика. Он понимал, что здесь ему грибы не нужны. Он не мог их поджарить, тем более отварить и заморозить на зиму. Но и отказаться тоже не смог. Завел будильник на три часа, до пристани от гостиницы было пятнадцать минут пешком.
    Пришел в три сорок, пароходик уже стоял. Походил он скорее на буксир, который толкал   на фарватер большие суда, например, в Ленинградском морском порту. Ребята ждали его на пристани. Купили билеты, сели на верхней палубе вдоль борта и приготовились поспать. Они сказали, что сапоги в корзине, а корзина под сиденьем, переобуешься, когда приплывем на место.  В одно мгновенье, как по команде, все уснули. Часа через два он проснулся, было около семи  утра, рассветало. Уже отчетливо виден правый берег, пароходик напрягался, казалось из последних сил, преодолевая течение. Плыли медленно. Иногда он подплывал к очередной пристани, народ, человек по пять- семь, с корзинками садился. Пароходик плыл дальше. Почти ни кто не выходил. На палубе было уже тесно.   Наконец, в начале девятого, он повернул нос к правому берегу, прибавил газу  и с полного хода врезался в песчаную береговую отмель. Нос пароходика не  дотянул до крутого берега метров пять и замер. Матрос  достал из- под скамьи трап, сбитый из двух досок длиной метров шесть. Поставил его вертикально на нос, отпустил. Трап упал на кромку берега. Народ бегом, друг за другом, балансируя корзинками, побежал по трапу на берег. Через несколько минут на пароходике, кроме капитана и матроса, никого не осталось. Все сошли на берег. Пароходик, избавившись от груза, легко отплыл от берега. Капитан выкрикнул только одно слово: «Одиннадцать» и уплыл. На вопрос – что это значит? Ему ответили, что он на обратном пути  будет на пристани в трех километрах  выше по течению в одиннадцать часов. Наша задача, за два с половиной часа пройти эти три километра вдоль берега до следующей пристани и по пути набрать по корзине белых грибов.
Построились в ряд, с интервалом в три метра друг от друга, на кромке леса, как немцы  при прочесывании леса в поисках партизан. Только вместо автоматов в руках у каждого двухведерная корзина. Тронулись. Начали входить в  «Белый Бор». Только сейчас Николай Владимирович начал понимать смысл этого названия. Да, это был редкой красоты сосновый бор. Сосны примерно тридцати сантиметров в диаметре, с кроной только на самой макушке, высокие, стройные, как на картине Шишкина, редко стояли впереди. Земля между стволами покрыта ровным зеленым ковром ягеля, он был очень похож на английский газон с картинки в магазине. Короткий, жесткий. Сапоги чувствовали упругую силу этого мха. Впереди, на сколько хватало взгляда, был изумрудный ковер  из ягеля, а на его поверхности головки белых грибов, разных размеров. Совсем маленькие, едва показывались изо мха. Большие, высоко  торчали над ягелем. Видимо по этому бор назывался белым, потому что белых грибов было очень много. Его полоса сбора грибов равнялась трем метрам. Слева и справа по три метра принадлежало другим. Все, что было на этой полосе  принадлежало ему, и он как комбайн срезал ножиком все, что стояло на его полосе. Столько белых грибов он никогда в жизни не видел. Он практически не разгибался. Только срежет один, очистит ножку, положит в корзину, а надо срезать следующий.  Белые грибы торчали из ягеля впереди до горизонта, на сколько видели глаза. Все это походило на сказку, как будто он видел цветной сон. Не прошел и половину пути до пристани, как корзина наполнилась до краев. Положит следующий гриб, а предыдущий выпадет. Он посмотрел на женщину справа, у нее в корзине было  чуть больше половины. Он спросил - как же так? А она ответила, что собирает только шляпки размером в три копейки, без ножек. Это его сразило наповал.
Отрезать ножки грибов и выбрасывать их из корзины, оставляя только шляпки, было выше его сил. Он разогнулся, привязал к ручке корзины  ремень, перекинул его через плечо и пошел вдоль берега по направлению к пристани. До прихода пароходика оставалось минут сорок. У пристани сидел и перебирал грибы один мужчина, корзина его тоже была переполнена. Постепенно народ выходил из леса. У всех корзины были полны, даже у тех, которые собирали только шляпки. По течению пароходик привез их в город часа за два. Корзину с грибами и сапоги отдал знакомым, а сам пошел в гостиницу. Перед глазами стоял «Белый Бор». Через неделю его командировка кончалась, ребята не поленились, высушили грибы и дали ему  их с собой в Ленинград. Грибы он съел, а вот память об этой чудо поездке сохранилась на всю жизнь.
   Другой запоминающийся случай похода за грибами произошел с Николаем Владимировичем в Лодейном Поле. Этот город ровесник Ленинграду. Его заложили по велению Петра для строительства кораблей в1703 году. Он находится в 220 километрах на северо – восток от Ленинграда. Здесь в послевоенные годы главным инженером Лодейнопольского леспромхоза работал его родной дядька. Дядю Сашу сюда сослали по «Ленинградскому делу». Освободили от должности начальника комбината «Ленлес», которую он занимал всю войну с 41 по52 год. Снабжал блокадный Ленинград древесиной. Исключили из партии и отправили из Ленинграда в Лодейное Поле. Он давно умер, но какая то связь с городом еще долго оставалась. И вот однажды в августе в среду сразу после обеда раздается звонок из леспромхоза. Старый знакомый говорит, что у них в лесу невероятный урожай белых грибов, никто не помнит такого  тридцать последних  лет. Коля срочно приезжай. Надо сегодня вечером выехать, что бы завтра рано утром быть в лесу. До субботы они не дотянут, перезреют. Жду.
 Легко сказать – жду! А как же работа? Надо бы взять с собой старшего сына, ему тринадцать лет. Так у него школа. Но инстинкт добытчика так велик, что в восемь вечера они с сыном уже мчали в районе Кировска. В двадцать три легли спать в Лодейном, а в шесть утра уже ехали на УАЗике по жутко разбитой, лесной дороге. Через полтора часа, машина вынырнула из леса на опушку и остановилась. Было видно, что еще лет десять назад здесь стояла деревня. Сейчас от нее остался рядок фундаментов с догнивающими срубами домов. У некоторых бывших домов, в огородах никак не хотели умирать яблони. Они продолжали плодоносить, как бы в укор людям: « Что же вы нас бросили?»
Машину оставили здесь. Взяли свои двухведерные корзины и углубились в сосновый лесок. И началось чудо. Пройдя десяток шагов, они уперлись в сплошной лес грибов. Ногу поставить просто некуда, чтобы не наступить на три – четыре гриба. Впереди реденький сосновый лесок весь усыпан белыми грибами. Впереди не видно было ни земли, ни травы. Сплошной коричневый слой шляпок белых грибов. Таких гигантских размеров белых грибов он никогда не видел. Большая часть шляпок превышала размер кепки. Прав был знакомый, их надо было собирать еще вчера. До субботы их всех поедят черви. Главной задачей было срезать гриб, разрезать его вдоль пополам, убедиться, что он чистый, тогда опустить  в корзину. Через двадцать минут у всех  корзины были полны. Приняли решение, куда то грибы высыпать и еще раз наполнить корзины, ибо срезали грибы только с одной четверти грибного участка леса. Вернулись к машине, солнце поднялось, стало припекать. Сын сам предложил вариант временного хранения грибов. Он снял с себя тельняшку, завязал узлом дырку, куда просовывалась голова, завязал рукава и в образовавшийся мешок они легко высыпали две корзины грибов. Вошла бы и еще одна корзина, но сохранность грибов при этом никто бы не мог гарантировать. Они бы сильно за такую дорогу помялись.
 Углубились опять в лесок и через двадцать минут вновь наполнили корзины с верхом. Уехать от такого изобилия грибов духа не хватило ни у кого. Инстинкт добытчика и здесь сработал. В багажнике УАЗика нашли несколько пакетов и одеяло, которое хозяин подстилал на землю при ремонте машины. Наполнили и эти емкости, одеяло связали узлом и поместили в багажник. Вернулись в Лодейное Поле, пересели в свою машину и к вечеру были в Ленинграде.
 Когда эти восемь ведер белых грибов высыпали на все плоские поверхности кухни, получилась потрясающая картина. Николай Владимирович знал, что ему никто через некоторое время не поверит, что такое количество белых грибов можно собрать за один раз. По этому достал фотоаппарат и все сфотографировал. Сходил и привел всех соседей по лестничной клетке, просил посмотреть и засвидетельствовать факт  удачного похода за грибами. Почти неделя потребовалась на сушку грибов, сушили везде, где только можно. В духовке, на плите, на нитках – как бусы они были развешаны во всех комнатах и на балконе. Всю неделю ели суп из белых грибов, жарили на сковороде с картошкой. А потом два года имели возможность готовить любые блюда из сушеных грибов. И как бы не удалялось время от той поездки, он рассказывал о ней всякому, когда речь заходила о походе за грибами. А когда видел недоверие в глазах слушателя, победно доставал фотографии и демонстрировал подтверждение правоты своих слов, факта уникального случая в жизни хозяина- добытчика.