Два врача

Нужно сказать, что Сергей Петрович всегда получал, что хотел. С самого детства. Даже в автобусе маленький Серёжа требовал, гнусавя и топая ножками, что хочет сесть, к окошку, и дёргал за одежду мать, чтобы та его посадила. Но, мать как будто не слышала и не вставала, а уступал место сидящий рядом с ней, будь то молодая женщина, или пожилой человек, без разницы, — так нестерпимо было слушать вопли мальца. «Ну надо же» - притворно, и как бы с укоризной, удивлялась мать - «Всегда своего добьётся», и Серёжа чувствовал поощрение. Даже когда поездки в общественном транспорте  прекратились, борьба за своё место продолжалась, отцу даже иногда приходилось платить штраф за то, что ребёнок не сидит в детском кресле, сзади.
 
 Так случилось и с мед. институтом, куда ему почему-то загорелось поступать, а родители были против. Сергей Петрович до сих пор помнит, как отговаривали — то ласково, то грозно — грозя даже отлучением от дома, если он будет упрямиться и приобщится к категории «нищенствующей публики». Отец, правда, поразмышляв, вскоре решение переменил: «Ладно, пусть попробует. Тем более, что все больницы скоро будут частными — а там не бедствуют». Сказал и устроил сына в институт на коммерческое место. Так что тому даже топать не пришлось, достаточно было один раз, как бы между прочим, произнести, что в семье следовало бы иметь своего врача (намекал на далеко не могучее здоровье отца).

 Правда, радость от осуществления своего «хочу» стала быстро растворяться — действительность оказалась совсем не такой, какой виделась в мечтах: вот идёт рядом с профессором, который показывает ему больного и спрашивает, что Сергей Петрович может сказать по данному случаю, не согласится ли с его, профессора, мнением, и Сергей Петрович снисходительно кивает, соглашаясь; а вот он сам консультирует больного и смущённо отказывается от предлагаемого родственниками вознаграждения, но, те так тактично настаивают, что не взять — обидеть этих милых людей.  А вместо этого приходилось торчать в вонючей «анатомичке», вызубривать какие-то бугорки, отверстия на черепе, копаться в не первой свежести, дурно пахнущих, мышцах конечностей, выловленных из чана с формалином, тыкать пальцем в студень головного мозга. Тьфу. До сих пор тошнит при этих воспоминаниях.
 
 Немного оживился Сергей Петрович чуть позже, когда рассказали ему, что существует в институте кружок судебной медицины. Он тут же распалился, воображая, как с сиреной будет мчаться с нарядом милиции на происшествие, как будет определять время смерти женщины (причём, виделась обязательно молодая),  как весь ход расследования будет зависеть от его заключения. Короче, в кружок он записался. Даже съездил с экспертами на один вызов, правда без сирены. Долго же потом снился тот сарай, в котором при свете ручного фонарика возник из темноты мертвец с вывалившимся чёрным языком, невесть сколько провисевший в петле. Как Сергей Петрович его приподнимал за ноги, как не рухнул вместе с ним, когда перерезали верёвку, как его тошнило, когда еле выполз, шатаясь, на улицу, лучше и не вспоминать. Вместе с рухнувшим на плечи висельником рухнула и нелепая мечта стать мед. экспертом.
 
 Последующие годы снова долго не могли внести ясность в отношении будущей профессии — хирургом он не хотел становиться ни за какие коврижки (кровь, да ещё, не дай бог, не то отрежешь); терапевт никак не ассоциировался с будущим финансовым благополучием; при мысли о гинекологии с акушерством впадал в ступор — после увиденных родов и абортов даже забеспокоился, сможет ли вообще быть состоятельным с женщинами; при изучении нервных болезней никак не мог понять, как можно умудриться, тыкая по телу иголочкой и постукивая по конечностям молоточком, рассуждать, где и что поражено; в венерологический диспансер без флакончика со спиртом не ходил — постоянно протирал руки. А в психиатрической больнице сам чуть умом не повредился. Что там им показывал и рассказывал преподаватель, из памяти стёрлось напрочь, зато до сих пор в ночных снах наплывает периодически один и тот же кошмар: он засмотрелся, присев на корточки, на больного, лаявшего из-под кровати и старающегося укусить его за ногу, и не заметил, что группа из отделения вышла. Дверь, естественно, снаружи тут же заперли. Спохватившись, бросился следом и стал стучать, высматривая через засиженное мухами стеклянное окошечко, санитарок. Одна из них, дородная, грузно сидела на табурете спиной к двери и что-то вязала.
 - «Ну что ты, миленький, стучишь? Шёл бы и лёг в коечку, а то укольчик придётся сделать. Ведь не хочешь аминазинчику?».
 - «Не хочу» - машинально откликнулся «миленький» - «Откройте дверь, пожалуйста».
 - «Скоро открою. Вот обед принесут, и открою».
 - «Да я не больной, я — студент».
 - «Студент, студент» - охотно соглашалась санитарка - «И хорошо, что студент. Только не шуми очень».
 - «Да откройте же!» - уже чуть не плача - «Я — Серёжа Мамонов, я от группы отстал».
 - «Ну и ничего, Серёжа, вот вылечишься, тогда и догонишь свою группу».
 За спиной бедного Серёжи нарастало оживление. К нему подскакивали, или подходили на цыпочках мирные до этого обитатели, внимательно разглядывали, лаяли, подвывали, дёргали за полы халата и даже старались оттащить от двери. Неизвестно, чем бы это всё кончилось, не пересчитай вскоре студентов преподаватель.
 Нет, к чертям собачьим эту психиатрию, сам там заболеешь.
 
 И всё-таки, наверное, после тысячного «Господи, ну куда я вляпался!» Сергей Петрович определился. Произошло это во время практики. Получив у заведующей поликлиники имя наставника — Петровская Лидия Николаевна — пошёл искать нужный кабинет, пробираясь между заполнившими коридор людьми. Он и не предполагал, что увидит такое количество народа. Страждущие сидели и стояли вдоль стен, оставляя лишь узкое пространство для прохода. На фоне равномерного гула, что всегда бывает при большом скоплении народа, периодически возникали споры на повышенных тонах, кто за кем стоит. Сообща яростно набрасывались на заявлявших, что имеют право зайти без очереди, так как у них проф. осмотр; более умеренно выражали недовольство при виде старика с красного цвета удостоверением, только шипели куда-то в сторону, что настоящие фронтовики уже все перемерли; и угрюмо молчали, когда, с чувством превосходства над толпой, своих знакомых проводили сотрудники. Подошедшие только что растерянно озирались по сторонам, ища глазами, кто же отзовётся на их «Кто крайний?».
 Первое, о чём подумалось Сергею Петровичу при виде такого столпотворения — «здесь, пожалуй, денежку зашибить можно». Но Лидия Николаевна — симпатичная молоденькая докторша — в первый  же день его разочаровала — за освобождением от работы просто так теперь не приходят, поскольку не хотят терять в заработке, да и сокращения боятся, а с пенсионеров много ли возьмёшь. Ну, разве что кого в больницу удаётся пристроить. Позже, когда врач и практикант перешли на «ты» и даже целовались, прогуливаясь по вечерам, Лика сказала главное  —  Сергею нужно стремиться попасть на работу в клинику, вот там без благодарности не останешься, только сумей себя поставить. Уж чего-чего, а поставить себя Сергею было — не привыкать стать.
 
 Так выбор Сергея Петровича и состоялся — пошёл всё-таки в терапевты. После года работы в крупной клинике, куда устроил его отец («Попрактикуйся прежде в государственной больнице»), съездил, при его же финансовой поддержке, на специализацию по лёгочным заболеваниям, и вот уже пару лет слывёт вовсе не плохим врачом-пульмонологом, любимцем всех сестричек — поскольку  холостой, да и наружностью папой с мамой не обделённый — хоть и не высок ростом, но стройный, хоть и кругловата физиономия, но глаза серые такими ресницами обрамлены, что обзавидуется любая модница, хоть чуть и безволен подбородок да губы узковаты, зато улыбка обаятельная.
 В общем, прижился человек в коллективе. И коллектив в шесть человек оказался очень даже подходящим — заведующий сильно ни к кому не придирался, да и по возрасту — тридцати лет — был ближе к молодым коллегам, чем к пятидесяти пяти летнему Хромову Юрию Ивановичу. Та ещё зануда. Если бы не он, вообще всё было бы прекрасно. А то выслушивай каждое утро на пятиминутках, что не такие нужно было назначения делать, что не болезнь нужно лечить, а больного, что алгоритмы лечения нужны только для скудоумных, и то лишь при неотложных состояниях: пациент умирает, а в голове при этом, естественно, никаких мыслей. Да что со старпера возьмёшь. Вот и не сильно молодёжь на него внимание обращает — есть методички по каждому заболеванию, ими и руководствуются. Этого правила и заведующий придерживался. Правда, с Хромовым не спорил — вежливо поддакивал даже — но на поводу не шёл.
 
 «Ладно. На сегодня достаточно», - решил Сергей Петрович и выключил компьютер. Преферанс не клеился, а всякие стрелялки-войнушки надоели. Пора укладываться. Он пересел к своему столу и выдвинул ящик. Выложив деньги из нескольких конвертов, пересчитал их и, довольный, сложил в один. «Ну что же, на сегодня неплохо — всегда бы так». Пять тысяч за день, — не рекорд конечно, но впереди ещё ночь, и мало ли кто может поступить. Правда, не мешало бы и поспать. «Вот так вот, милые родители, денег не дадите ли; а вы ещё не хотели, чтобы я во врачи пошёл» - ухмыльнувшись, подумал Сергей Петрович, благоразумно не задерживаясь на мысли, что сколько раз был близок к тому, чтобы институт бросить.
 Поспать не удалось. В три часа ночи пришлось встать к телефону. Звонил дежурный врач приёмного покоя:
 - Спускайся.
 - Что там?
 - Мужчина, молодой. Обострение бронхита с астмоидным компонентом.
 - Ну так и поднимай ко мне.
 - Смотреть больного не будешь?
 - А чего смотреть — больной он и есть больной.
 Прилёг. Вскоре загремел лифт, заскрипела каталка. В дверь постучала Татьяна, медсестра:
 - Привезли, Сергей Петрович.
 - Иду, иду.
 Около каталки сонно топталась доставившая больного санитарка. Двое сопровождающих, по виду — жена больного с сыном, старательно удерживали тяжело дышащего мужчину, порывавшегося сесть. Синюшное лицо и тяжёлая одышка говорили, что приступ начался давно.
 - Что же вы так долго тянули?
 - Так ведь упрямый, не хотел, - чуть не плача ответила жена, - Доктор, пожалуйста, помогите, - жалобно попросила, умоляюще глядя на врача.
 «Начало мне нравится» - довольно подумал Сергей Петрович и вслух сказал:
 - Потребуется ряд платных анализов сделать... Нет, нет, завтра в бухгалтерию нашу заплатите, - заметив, что женщина торопливо полезла в сумочку, пояснил он, - И кое-что из лекарств придётся вам купить в аптеке.
 Молодой человек, чуть младше Сергея Петровича, мрачно поинтересовался:
 - Это же муниципальная больница, какие «платные анализы»?
 Тот с готовностью согласился:
 - Разумеется, можно обойтись и без них, если нет возможности. (Молодой человек заметно покраснел). Просто хотелось бы больше получить информации.
 - Да, да, - засуетилась женщина, - делайте, как лучше, мы обязательно заплатим.
 - Только вы сейчас хоть что-то делайте, - снова влез в разговор сын, - мучается же человек. А вы про деньги...
 - Не волнуйтесь так. Всё сделаем, но, в палате. Давай его в интенсивную пока положим, - сказал сестре.
 Каталка поскрипела в конец коридора.
 - У вашего мужа аллергия есть на что-нибудь?
 - Не сказала бы, - подумав, ответила женщина, - вот на сердце жалуется иногда: давит, и какие-то перебои ощущает.
 - По счастью, сегодня не сердце, - успокоил Сергей Петрович, на ходу просмотрев записи в истории болезни.
 Доехали. Переложили больного на кровать.
- Танечка, головной конец подними. Правильно? - улыбнувшись, спросил у благодарно посмотревшего на него мужчины, - Полусидя дышать будет легче. А то всё — лежи, да лежи. А нам пока лежать не положено. - Послушав лёгкие, дал команду сестре, - Значит, так, Татьяна, - кислород; физ. раствор с эуфиллином капельно, преднизолон в вену шприцем, затем хлористый кальций, только медленно. Всё, - повернулся к родственникам, - вам теперь домой. Завтра звоните, я буду до четырёх часов.
 - А придти можно?
 - Да ради бога.
 Женщина, прощаясь с мужем, всплакнула, сын погладил его по плечу и, сказав «пока», вышел из палаты, не взглянув на врача.
 - Спасибо, доктор, я вам очень признательна, - женщина чуть помедлила, пока сын и санитарка с каталкой отойдут подальше, и быстро сунула ему купюру в карман халата.
 - Ну что вы, - со смущённым выражением лица стал противиться Сергей Петрович, - я же ещё ничего не сделал.
 - Ничего, ничего, может что-то нужно будет с самого утра в аптеке купить, так вы санитарку послать сможете - заторопилась женщина, - а я её и вас потом обязательно отблагодарю. Только помогите!
 - Обязательно поможем, - проникновенно заверил Сергей Петрович, - уже завтра вы увидите значительные перемены в его состоянии. К лучшему, естественно. Но, полежать, полечиться придётся, - строго закончил он.
 Женщина кивнула, соглашаясь, и быстро направилась догонять сына.
 
 Наконец Сергей Петрович, довольно погладив очередную купюру, присовокупил её к остальным и уже не раздеваясь — половина пятого, толком не уснёшь — лёг на диван.

Барабанным боем в голове прогремел стук в дверь.
 - Сергей Петрович, - тревожно звала медсестра, - Больной умирает.    Сознание напрочь отказывалось воспринимать услышанное. Сергей Петрович инстинктивно попытался отгородиться от действительности; уткнувшись лицом в спинку дивана, сжался в комок и натянул на голову подушку. «Это сон, просто сон, вот сейчас открою глаза и всё закончится» - уговаривал он себя, но сердце уже тревожно бухало где-то под горлом, и до боли захотелось очутиться подальше отсюда, где не будут трясти тебя за плечо, вынуждая вставать и принимать решения, когда хочется просто спать.
 Но Таня продолжала настаивать:
 - Сергей Петрович, да проснитесь же вы.
 - Ну что там? - сдвинув с головы подушку, севшим голосом недовольно спросил он.
 - Синеет и хрипеть начал, - чуть не плача ответила медсестра.
 - Кто?
 - Да новенький.
 «Этого просто не может быть — я же всё правильно сделал».
 - Наверное, хлористый быстро ввела, - Сергей Петрович, наконец, сел и изо всех сил старался унять задрожавшие руки.
 - Ничего не быстро, всё как обычно.
 - Ну, пошли, - произнёс почти обречённо.

 Ещё не доходя до палаты услышал доносящееся оттуда булькающие звуки, как будто кто-то через трубку дул в банку с водой. Войдя, понял, что дело плохо, а в голове крутилась одна единственная мысль: «Что же я скажу завтра его жене, как же я деньги-то возвращать буду? Чёрт меня дёрнул обнадёживать этих родственников».

 - Как у вас дела? - похлопав по щеке, громко спросил у больного, - что беспокоит?
 Тот не отвечал; лишь ходуном ходила грудная клетка, внутри которой всё пузырилось и хрипело, да глаза, не останавливаясь ни на чём, плавали из стороны в сторону. «А ведь и правда, умирает». Таня нетерпеливо смотрела на доктора и ждала указаний, но тот, сгорбившись, сидел у кровати и продолжал машинально похлопывать больного по щеке.
 - В реанимацию его нужно, - наконец посоветовала сестра.
 - Да, да, - очнулся Сергей Петрович, осознав, что можно отодвинуть от себя неприятное и переложить на кого-то другого, - Я сейчас позвоню, - сказал и заторопился из палаты.

 На утренней пятиминутке он чувствовал себя почти спокойно — всё страшное осталось позади. Больной умер, но, в конце концов, не в их отделении, что было немаловажно. Сергей Петрович бодро доложил о поступивших за дежурство, принятых мерах и о состоянии больных на утро. В заключение, как можно будничнее, сообщил о переведенном в реанимацию. На этом всё бы и закончилась, если бы не встрял Хромов:
 - Пожалуйста, Сергей Петрович, если можно, чуть подробнее об этом больном.
  «Будь ты неладен», - ругнулся про себя Мамонов и изобразил лицом удивление, мол, что же тут может быть неясного.
 - Что вы мне глазки строите? Расскажите, как вы его обследовали, как лечили..., или не лечили.
 Хромов нетерпеливо выслушал снова про бронхит, про астмоидный компонент, про хрипы и внезапное ухудшение состояния, скривил противно губы при «Думаю, мы своевременно перевели больного в реанимацию», и снова спросил:
 - А на каком основании вы поставили такой диагноз?
 - То есть, как на каком, - искренне удивился Сергей Петрович, - и скорая диагноз поставила и врач приёмного покоя. Да и сам я больного осматривал.
 - Ну, «сам» — это конечно. «Сам» — это да. А почему вы про электрокардиограмму ничего не говорите? Не снимали?
 - А зачем? И так всё было ясно. Да и ночь...
 - А за тем, что всё, что вы тут наплели, больше говорит за сердечную недостаточность, а вовсе не за бронхит.
 Сергей Петрович похолодел — а ведь точно, и жена про сердце что-то упоминала.
 - Поэтому, коллега, - продолжал скрипучим голосом вещать Хромов, - вы, может статься, действительно, помогли больному...  уйти на тот свет.
 - Ну, зачем так-то? - вмешался зав. отделением, - ЭКГ, конечно, снять было нужно, но обвинять...
 - Можно, - по-своему закончил фразу Хромов, - То, что навводил в вену больному Мамонов, как раз и могло убить беднягу, если моё предположение о диагнозе подтвердится. Впрочем, дождёмся вскрытия, - заключил он и умолк.
 Молчали все.
 
  Сергей Петрович прогревал свою «Тойоту» (морозы последние дни стояли достаточно сильные) и безучастно смотрел на расходящихся по домам сотрудников. Настроение было препаршивое. Целый день трясся, боясь прихода родственников умершего — а что бы он мог им сказать? — но, как говорится, бог миловал; потом под насмешливыми взглядами реаниматологов переписывал под диктовку их заведующего свои «малоинформативные», как тот выразился после некоторой заминки, записи в истории болезни, а потом краем уха услышал, как кто-то из присутствующих произнёс в пол-голоса: «Это даже не смешно — при  Хромове(!) дебилы продолжают оставаться дебилами». Вспомнились эти слова, а тут и самого злополучного Хромова увидел, прошедшего по дорожке. Увидел и зубами заскрипел от ненависти. Стартанул с места — аж задок у машины занесло, но справился, благополучно вылетел за ворота. Уже подъезжая к дому, на нерегулируемом переходе чуть успел затормозить перед переходящим дорогу стариком с тросточкой. Выскочил из машины и заорал:
 - Да когда же вы передохнете, совки поганые! Никакого житья от вас нет!
Пришлось припарковаться у бордюра, долго объясняться с гаишником, что бы получить наконец «штрафную» квитанцию.
 
 Обычно после дежурства Сергей Петрович дома в первую очередь стремился пару часов поспать. Но сегодня сон не шёл, отгоняемый презрительным взглядом заведующего реанимацией и навязчиво крутящимся в голове шёпотом: «Дебил... Дебил...». Потом сквозь дрёму слышал своё: «Завтра вы его не узнаете, завтра вы его не узнаете...» и видел больного, который жал ему руку и говорил, что Сергей Петрович его спаситель. Облегчённо вздыхал, но больной вдруг начинал синеть и задыхаться. Потом вместо него появлялся старик на переходе, поворачивал к Сергею Петровичу лицо и, уставившись круглыми синими стёклами очков слепого, почему-то нагло орал: «Отдай миллион!».
 Такой всегда уютный диван давил в бока и спину, заставляя постоянно ворочаться. В общем, промаявшись так ещё какое-то время, Сергей Петрович сел, расслабленно откинувшись на спинку.
 За окном сумерки прочно уцепились за промёрзшие сучья верхушки дотянувшегося до третьего этажа дерева. Жирными кляксами облепили ветви нахохлившиеся вороны. Иногда казалось, что кляксы время от времени, противно раздуваясь, увеличивались в объёме. Всё вместе это покачивалось под порывами ветра, создавая иллюзию живой картины в неподвижной раме. Периодически какая-то из ворон срывалась с ветки и бесшумно, разметав крылья, плавно наплывала на окно, будто желая просочиться в комнату. Сергею Петровичу стало жутко. Пересилив слабость, встал и задёрнул шторы. Наконец, мучимый кошмарами, он всё-таки заснул, благополучно не дождавшись прихода родителей — разговаривать с ними ни сил, ни желания сегодня не было.

 Вскрытие показало правоту Хромова, но ожидаемых Сергеем Петровичем  репрессий не последовало. Заведующий лишь наставительно посоветовал быть в следующий раз внимательнее. Родственникам умершего выдали заключение, что смерть наступила по причине затянувшегося приступа удушья — поздно привезли, и медицина оказалась бессильна — корпорация  белых халатов своих не выдавала. Лишь Хромов по своему обыкновению проскрипел: «Ну-ну, кто следующий?», и с этих пор совсем перестал замечать Мамонова. Сергей Петрович лишь демонстративно усмехнулся, но про себя зловеще подумал: «Ну, погоди...», хотя чего «годить», представлял пока смутно.

 Больница — не то место, о котором можно говорить, что получаешь удовольствие от времени, проведённом там. Но и о том, чтобы люди добровольно уходили оттуда не долечившись, не услышишь, или услышишь не часто. Поэтому в пульмонологии все очень удивились, когда появилась первая такая ласточка. Больная решительно запросилась домой, и никакие уговоры и увещевания на неё не действовали — выписывайте, и всё. Но больше всего удивило, что женщина была из палаты Хромова, к которому наоборот все стремились попасть. Случай повторился — на этот раз из мужской палаты во время общего обхода запросилось сразу двое больных, а двое других настороженно смотрели на недоумевающих врачей. Хромов был явно растерян и в ординаторской на вопросы заведующего ничего вразумительного ответить не мог, только плечами пожимал.
 - Так,- немного помолчав и хлопнув ладонью по столу, строго произнёс заведующий,- все, кроме Юрия Ивановича, идут к своим больным.
 - Ну, может, всё-таки хоть что-нибудь скажешь?- спросил, когда врачи покинули ординаторскую.
 - Понятия не имею. Ты бы зашёл к ним без свиты. Может, при мне им просто неловко объясняться.
 - Не обидишься? А то давай выпишем, да и дело с концом.
 - Нет, нет... Обязательно поговори. Я же просто ума не могу приложить, почему всё так происходит.

  Вернулся заведующий ещё более хмурым, чем уходил.

 - Покажи мне листы назначений забастовщиков.
 Хромов подал. Заведующий внимательно просмотрел их и пожал плечами:
 - Ничего не понимаю. Знаешь, они жалуются на то, что от твоего лечения им становится хуже.
 - То есть?
 - Что «то есть»?- раздражённо повторил заведующий,- сестра ставит капельник, и через какое-то время у больного начинается то сердцебиение, то ещё что. Кстати, по той же причине и женщина накануне выписалась. Значит, это не сегодня началось — продолжается какое-то время.
 - Вот это номер, а мне больные ничего...
 Заведующий смущённо похмыкал и произнёс, пряча глаза:
 - И ещё... они говорят, что доктор уже, ну..., не молод... Мол, как знать, не ошибается ли он.
 - Ты же смотрел назначения — какие там ошибки?
 - Так-то так... Но, если больные и дальше будут бежать от те..., от нас,- поправился он,- нужно ведь будет реагировать как-то.
 - И как?
 Заведующий вздохнул и пожал плечами:
 - Спроси что полегче.

 На следующий день стали проситься на выписку ещё двое. В ординаторской то хихикали, то перешёптывались, но в общем так никто ничего и не понимал. Палаты Хромова пустели, из других палат туда никто переходить не хотел — слухи среди больных распространились быстро. Дошло известие и до администрации. Та провела беседу с врачами, отдельно с заведующим и Хромовым, и было велено исправить ситуацию в кратчайшие сроки. Но, как её исправить, если не знаешь что исправлять. Даже не питавшая нежных чувств к Хромову молодёжь сочувствовала ему, и лишь Мамонов язвил потихоньку, чему-то ухмыляясь. Но на него как раз Хромов никакого внимания не обращал и лишь однажды, когда тот довольно явственно произнёс, что, оказывается, не всегда старый конь борозды не портит, внимательно посмотрел и долго не отводил глаз, пока Сергей Петрович не начал суетливо перебирать бумаги на своём столе и, наконец, торопливо не вышел. 

 Хромов при случае подчёркивал — да по сути так оно и было — что он остаётся продуктом ушедшей эпохи и является противником (или просто не одобряет) многих нововведений. Он всегда иронически кривил губы, если видел, что коллеги затрудняются с постановкой «даже простого» диагноза без проведения массы дополнительных обследований. И это заключалось не только в назначении большого количества анализов, с которыми и сами потом не знали, что делать, но и привлечении всей имеющейся в наличии диагностической аппаратуры. Лаборанты, УЗИ-, ФГС- и прочие специалисты выли от перезагрузки, но вал обследований лишь нарастал. Хромов наставительно говорил, что обследование должно лишь подтверждать, или уточнять диагноз, однако остальных врачей устраивало этот самый диагноз таким путём получать. Не смущало даже то, что два разных специалиста, например, по УЗИ, могли в одном и том же органе у одного и того же больного увидеть совершенно противоположную картину. Ничего не помогало — диагностикой доктора владеть почти разучились. Иной раз такая дотошность в обследовании доводила до беды. Так однажды молодого парня, пострадавшего в автоаварии, с различными переломами и предполагаемым внутренним кровотечением, сначала, раздев, и несколько раз переложив с каталки на каталку, повезли в рентген-кабинет, потом на УЗИ и только потом в операционную, по дороге в которую он и скончался. Всё это настолько Хромову надоело, что стало тошно ходить на работу, и он уже подумывал об увольнении, благо, стаж позволял выйти на льготную пенсию. Однако события последних дней внесли коррективы в эти планы — не хотелось уходить при сложившихся обстоятельствах.

 Авторитетом в больнице Юрий Иванович пользовался безоговорочным, поэтому основной версией бунта больных звучало — либо какая-то случайность, либо халатность или невнимательность медсестёр. Заведующий так вообще довёл их всех до истерики, дотошно выпытывая, что и почему. Хромов же в виновность сестёр не верил, как, впрочем, и в случайность происходящего. Но, если и были у него на сей счёт соображения, делиться ими не спешил, так как слишком чудовищными они казались даже ему самому.
 
 Между тем положение его в отделении становилось двусмысленным — лечил лишь одного больного, поступившего в интенсивную палату и при необходимости ходил на консультации в другие отделения. «Его» палаты, естественно, всё-таки заполнились новыми пациентами, но те «временно», как сказал заведующий, были распределены между докторами. Никто вслух возмущения не выказывал, лишь Мамонов иногда противненько ухмылялся, косясь на Хромова. В то же время все, и, в первую очередь, сам Юрий Иванович, полагали, что долго так продолжаться не может. Так и случилось.

 Началось с того, что однажды в ординаторскую влетела насмерть перепуганная медсестра и, трясясь так, что колпак при этом медленно сползал на глаза, молча смотрела на Хромова, не в силах вымолвить ни слова.
 Что!?- заорал заведующий и, не дожидаясь ответа, бросился из ординаторской. Хромов, естественно, выскочил за ним.
 - Опять, похоже, наш старейший вылечил больного,- съехидничал Мамонов и поглядел на коллег. Никто на сей раз его не поддержал.- И вообще,- поспешил тот перевести разговор,- ну как здесь можно кого-то вылечить с нашим оборудованием. Вот отец у меня, помните, я говорил, десятые сутки лежит в частной клинике — не нарадуется: там сёстры не бегают, как оглашенные — со всеми постами связь есть. А заработки-и, скажу я вам,- почти пропел восторженно и мечтательно закатил глаза.
 - Так чего не идёшь туда, раз так хорошо?
 - Выхода не было на нужных людей. Теперь отец сказал, что всё устроит.
 Разговор прервало появление заведующего, тут же подлетевшего к телефону:
 - Реанимация?!....

 С первого взгляда было ясно, что больной умирал. Бледный, как полотно. На монитор смотреть страшно — беспорядочные комплексы сердечных сокращений. Давления, естественно, нет — какое давление при таком сердце.
 - Этот раствор снимай, флакон дай мне,- скомандовал Хромов, - введи пока бета-блокатор — может, хоть немного удастся упорядочить пульс. Да, и возьми кровь из вены, побольше, — пробирку отдашь мне в руки. Мне!Лично!
 - На что направление писать?
 - Сам напишу. Ты не переживай, Леночка,- убрал строгость из голоса Хромов, видя, что сестра продолжает нервничать,- я ничуть не сомневаюсь, что твоей вины нет.
 - Ну, честное слово, я ведь почти и не выходила из палаты, Юрий Иванович,- всхлипнула та, подняв благодарные глаза на врача.
 
 Первым примчался реаниматолог. Бросив взгляд на экран, довольно хмыкнул и объявил, что больного заберёт (есть одна свободная койка) и что, возможно, обойдётся без дефибриллятора — мол, заметно, что ритм восстанавливается. Посмотрев на Хромова, улыбнулся:
 - Знал бы, что Ваш больной, не летел бы сломя голову.
 Вошёл в палату запыхавшийся заведующий.
 - Ну, что тут?...  Смотри-ка, даже порозовел чуток.

 - Слава тебе, Господи, сумасшедший день заканчивается,- произнёс с облегчением заведующий, усаживаясь за свой стол, и даже перекрестился- моченьки больше моей нет. А это зачем тебе?- спросил, видя, что Хромов упаковывает в пакет флакон с раствором и пробирку с кровью, принесённую медсестрой.
 - Завезу в судебку — пусть эксперты посмотрят, что здесь такое.
 - Ты думаешь.....
 - Неважно, что я думаю, важно, что мне там скажут.               

 Через пару дней, подождав, пока доктора ушли на обход, Хромов подошёл к заведующему и положил перед ним на стол лист бумаги.
 - Что это? Никак увольняться всё-таки надумал?
 - Не надейся,- усмехнулся Хромов.
 Заведующий пробежал текст глазами; сильно зажмурившись, потряс головой и стал читать снова, теперь медленно, разве что не по складам, даже губами шевелил. Закончив, какое-то время сидел молча, не отрывая глаз от бумаги, затем как-то обречённо-тоскливо посмотрел на Хромова.
 - Что это?
 - Это ты уже спрашивал,- усмехнулся Хромов.
 - Да ладно тебе,- покрутил листок, - но это же не официальный документ.
 - Так и запроса официального не было. Это мне приятель сделал.
 - Слушай, но кто же мог сотворить такое? — От смеси, что во флаконе, здоровому можно загнуться.
 - Да знаю я, кто.
 - Ну?!...
 - Баранки гну. Доказательств-то нет, за руку я его не ловил.
 - И что теперь с этим,- потряс листок,- делать?
 - Сам думай.
 - Да ты представляешь, что будет, если всё вылезет наружу?! Это же позор какой! Не-ет, но кто же до такого додумался? И зачем?
 - А тебя не удивляет, что все «жертвы» из моих палат?
 - Так ты думаешь...
 - И думать нечего — такая иезуитская компрометация. Меня уйдут, кому-то дышать легче будет.
 - И всё же, на кого думаешь?
 - Слушай,- начал сердиться Хромов,- ты, действительно, ничего не видишь, что в отделении делается? Или не понимаешь? Ты вообще представляешь, какие специалисты у тебя работают? Хоть один врач может сделать венесекцию? А поставить подключичный катетер? Такие вот и не любят, когда их учат.
 - Не преувеличивай. Для таких вмешательств хирурги и реаниматологи существуют.
 - Ты просто давно забыл, ЧТО обязаны уметь доктора. А доктора, хоть окулист, хоть венеролог, хоть кто, должны, между прочим, уметь даже трахеостому наложить. Или хотя бы вскрыть трахею — коникотомия называется. Помнишь такое? Сам-то можешь? Нет?
 - Много-то на себя не бери — можно подумать, только ты у нас специалист,- зло обиделся заведующий.
 - Ничего я не беру, успокойся. Но, запомни, раз ты своих врачей не учишь, — подведут они тебя однажды под монастырь. Ладно,- перевёл разговор,- давай мне эту бумажку, и забудь. Больше в отделении такого не повторится.
 - Напрасно ты так. Я бы...
 - Ничего ты не сделаешь. Или заявление в прокуратуру напишешь? Тогда сразу с местом своим распрощайся. А вдобавок, и мне навредишь — чьи больные-то?
 - А почему ты считаешь, что больше не повторится?
 - Потому...
 Хромов забрал заключение у растерянного коллеги и вышел.

 Теперь, когда прежние догадки переросли в уверенность, Юрий Иванович знал, что делать. Как раз в палату интенсивной терапии снова положили больного, которым и предстояло ему заниматься. Тревоги тот не вызывал. Осмотр прошёл быстро, и Хромов здесь же в палате сел писать назначения. Затем позвал закреплённую за палатой сестру и, пошептавшись о чём-то с ней, ушёл в ординаторскую заполнять историю болезни. Доктора то заходили, то выходили, на ходу о чём-то переговариваясь, — Хромов ни на что внимания не обращал, лишь напряжённо думал — сработает, или нет. «Ну, не сегодня, так завтра»- успокаивал себя. Однако «завтра» ждать не пришлось. В ординаторскую влетела сестра и, наклонившись к уху, прошептала:
 - Он послал меня к старшей медсестре за лекарством,- выпалила и заторопилась уходить.
 Юрий Иванович схватил её за руку:
 - Стой! Спешить не нужно. Минуты три-четыре подождём.
  Так и смотрели какое-то время молча друг на друга.
  Наконец, отпустив побелевшие пальцы сестры, выдохнул:
 - Пора,- и быстро пошёл к двери. Сестра почти вприпрыжку за ним.
 Чуть задержавшись у палаты, Хромов глубоко вдохнул и рывком распахнул дверь.
 Мамонов что-то торопливо вводил шприцем во флакон капельницы. Рядом с кроватью, на тумбочке лежали вскрытые ампулы. Услышав звук, обернулся и, мгновенно побелев, выронил шприц.
 Лена,- спокойно, чтобы не пугать больного, сказал Хромов,- у старшей оказался более эффективный для этого больного препарат, так что ты капельницу замени. А флакон и пустые ампулы принеси мне в ординаторскую.
 Не глядя на Мамонова, добавил,- пойдёмте, коллега, нас с вами ждёт заведующий.
 Открыв дверь, втолкнул в кабинет уже серого лицом Сергея Петровича и, театрально поведя рукой, представил:
 - Ну вот, перед вами потенциальный убийца. Разговаривайте с ним сами — мне он омерзителен. Можно пригласить следователя — пусть оформит документы на судебно-медицинское исследование раствора, который я вам сейчас принесу. Там, на флаконе и ампулах, думаю, и отпечатки пальцев можно найти. Сестра свидетель.
 Сказал и, хлопнув дверью, вышел.

 Ни на какое исследование, ни на какое следствие, как и рассуждал ранее Хромов, он не рассчитывал. Но в том, что Мамонову работать  здесь больше не придётся, был уверен. В крайнем случае, уволится по собственному желанию. Однако вышло не совсем  так, вернее, совсем не так. Два дня ждал Юрий Иванович реакции администрации, или хотя бы заведующего. Дождался.
 На пятиминутке тот сообщил, что мать Мамонова приходила вся в слезах, и просила положить на лечение мужа.
 - Так он же в какой-то платной клинике, как я слышал,- удивился Хромов.
 - Хуже ему, говорит, и врачи настаивают на реанимации — а там своей нет.
 - Так пусть и переводят в реанимацию. Мы-то здесь при чём?
 - При том, что там мест нет свободных, и ещё дня два не будет — я интересовался. Так что пока у тебя в палате полежит.
 - Вы что, издеваетесь? Нет уж, пусть его сам Мамонов лечит, пока не уволили.
 - Юрий Иванович! Ты не забывайся! У больного тяжелейшая пневмония, возможно, вирусная...
 - Значит, в инфекционную больницу отправляйте. Какие проблемы?
 - А проблемы такие...,- заведующий замолчал и внезапно заорал,- что рты поразевали? Марш к больным!- Проблемы такие,- продолжил, когда доктора вышли,- что звонили с самого верха. Главный врач и приказал.
 - Ты докладывал ему о происшествии?
 - Нет ещё,- замялся заведующий,- да и сам знаешь, что не следует заводить бучу.
 - И что, этот урод так и будет у нас работать?
 - Да не в нём сейчас дело, как ты не понимаешь?
 - Всё я понимаю, но брать к себе в палату твоего протеже не буду. Клади к кому угодно.
 - Случай не тот — не смогут.
 - Так ты помоги смочь.
 - Юра, я умоляю, ну, не время сейчас пререкаться. Пожалуйста.
 - А ты не боишься,- усмехнулся Хромов,- что отпрыск даже своего отца убьёт, только бы мне навредить. Такая шишка концы отдаст — представляешь, что со мной сделают?
 - Нет, нет, не волнуйся; Сергей Петрович (Хромов хмыкнул) раскаялся, плакался у меня. И знаешь, очень уж он за отца переживает — просто умолял спасти его. К тому же они с матерью по миру пойдут, если тот умрёт
 Юрий Иванович расхохотался:
 - Ты сам слышишь, что говоришь? Они что, отца за деньги любят?
 - Не передёргивай. Раскаялся Мамонов. Не видел разве его сегодня — лица же нет на человеке.
 - С перепугу у него лица нет,- Хромов подумал немного и согласился,- ладно, переводи — как же больному отказывать. Только у меня условие.
 - Любое,- заведующий даже клятвенно ладонь к сердцу приложил.
 - Зови отпрыска, и пусть он пообещает, что уволится сам, если мы его отца вытащим — могу представить, что нам подсовывают дельцы от медицины. В противном случае, я или всё расскажу главному врачу, или сам пойду в прокуратуру.
 - Ну... ладно,- чуть помявшись, но, заметно успокоившись, пообещал заведующий. После обхода поговорим с ним.

 Эпилог.
 
 Мамонов-старший поправился и, в знак признательности (или ещё почему), подарил больнице компьютерный томограф; пульмонологическому отделению — функциональные кровати. Важно прошёл впереди семенящей следом администрации по этажам и пообещал провести вскорости ремонт.
 
 Хромова главный врач даже слушать не стал, руками замахал только. Мол, связался старый с младенцем вместо того, чтобы учить.
 
 Тогда разозлившийся Юрий Иванович всё-таки обратился в прокуратуру, но там даже заявления не приняли — нет доказательств, да и свидетель сомнительный.
 
 Шум по больнице всё-таки прокатился, но тут в медицине прошла реорганизация, или, как стало модно говорить, оптимизация, в результате которой Хромова перевели на работу в поликлинику, заведующего сняли за ненадлежащую работу с персоналом, и на его место назначили Мамонова Сергея Петровича.

 Так что всё закончилось вполне в духе времени.