Г.А.Замятин
Продолжение…
Часть – 6
Очерк III
Борьба за унию Новгорода со Швецией
Глава 2
/С. 46/
Мы не ставим себе задачи – изобразить полностью отношения России и Швеции; мы останавливаемся лишь на борьбе за унию Новгорода со Швецией наподобие Люблинской унии Литвы с Польшей 1569 года. Попытаемся сначала обрисовать бегло положение Новгорода после поражения русских под Бронницами. Интересные указания находим в грамоте Густава II Адольфа из Ругодива в Новгород 28 сентября 1614 года. Приведем их дословно: «В том вы (новгородцы. – Г.З.) зелно и накрепко жалуетеся на тот погибель и убыток, что за преступленье крестного целованья и отложенье Гдовских и Тихвинских изменников, також и от казаков и шишей, во многих местех, и от Московских людей, которые во многих же местех в розных статьях, у Ловоти реки и последнии на Московской дороге на Броннице стояли, вам Ноугородцкого государства людем стало, потому что оне Софейские вотчины и все пятины и погосты высекли и выпустошили, и торговых всяких людей, кого заехали и которые торговать ездили, побивали, и тем обычаем заняли от Новгорода все дороги, и весь привоз и торговлю, от того вам всяким людем голод, бедность и нужа во всяком надобе стало; да и тутож покорно объявляете, что вы, по приказу боярина и воеводы Якова Пунтусовича Делагарда, многую казну, деньги, в розных статьях и временах давали, да и воевод и приказных людей всякими запасы воздержали, от того вы стали в великой бедности и долгу» (1).
Из приведенной цитаты совершенно ясно становится, что 1) в силу занятия русскими войсками всех дорог к /С. 47/ Новгороду сократился подвоз продуктов в Новгород, получаемых из Московского государства, стала падать торговля, начал ощущаться продовольственный кризис; 2) трудное положение ухудшилось вследствие денежных поборов, взимаемых шведами; 3) на новгородцев выпала обязанность содержать «воевод и приказных людей всякими запасы». В итоге – экономический кризис. Иллюстрацией этого кризиса могут служить следующие данные о ценах на продукты в Новгороде: «122 (1614) года апреля в 22 день немчин Свицкой земли солдат Ягана Индрусова роты Юльтбейтусов» в расспросе сказал, между прочим, что солдатам в Новгороде «никакого корму взяти негде. А хлеб-де еще по зиме в Новгороде посадские люди меж себя покупали и продавали утоя от немец и украдом ржи четверть в 60 алтын, а овса четверть в 20 алтын». Почти в то же время выходец римлянин Павел Иванов, присланный из Пскова в Москву, в расспросе показывал, что немецким людям в Новгороде «голодно», пить-есть нечего, «и платья нет, а хлеб купят ржи четверть в рубль и болше» (2).
Что до сборов, то мы имеем также данные. Иван Филатов в расспросе показал: «с Филиппова заговейна (14 ноября 1613 г.) Яков Пунтусов с новгородцев с посадских лиц взял на немецких ратных людей денег 14000, да в корм и всякой обиход с Семена дня (1 сентября. – Г.З.) вышло с посаду и 15000 рублей, а с митрополита и с монастырей всяко збора взял с Филипова ж заговейна 7000 рублей денег, а ныне зборново воскресенья (в 1614 г. оно было 13 марта, так как Пасха была 24 апреля. – Г.З.) Яков Пунтусов приказал /С. 48/ взяти с посаду-ж на корм немецким людем и на десять ден (на каждые 10 дней. – Г.З.) 1200 рублей и вперед хочет потому-ж корм збирати».
В свою очередь приехавшие в 1615 году в Москву новгородские архимандрит Киприан, Я. Боборыкин и М. Муравьев показывали: «а как – деи стояли на Бронницах боярин князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, и в те поры – де с Нова города с посаду взяли немцы 44000 рублей, а что взяли с митрополита и с монастырей и с уезду, того ныне не ведают, а письмо-де всему тому в Нове городе есть, и у государя-де все то будет ведомо» (3).
Изучая историю попыток шведов вынудить Новгород к унии его со Швецией, после поражения русских у Бронницы, не нужно упускать из виду ухудшения экономического положения в Новгороде в связи с военными действиями.
Борьба за унию возобновилась непосредственно после победы под Бронницами. 31 июля Делагарди «в соборе ж говорил преосвященному Исидору митрополиту, и всему освященному собору, да боярину и воеводе о том же, что наперед сего говорил боярин Еверт Горн Карлусович», что предложил он еще 26 января 1614 г. Нам неясен повод этой попытки шведского фельдмаршала. Мы ничего не знаем о доводах, которые приводил Делагарди в пользу унии, не знаем точно и о результатах. В.А. Фигаровский пишет: «По всей вероятности, ответ он (Делагарди. – Г.З.) получил тот же, что и в январе, так как затем по дороге в Нарву, встретив в Заречье возвращавшихся из Выборга Киприана и остальных членов посольства к королевичу, Делагарди /С. 49/ передал через них письмо своему заместителю в Новгороде Мортенсону, в котором предлагал последнему заставить новгородцев присягнуть Густаву» (4). Мы уже знаем, что В.А. Фигаровский излагает события, оставляя без внимания международную обстановку. Между тем, игнорировать поражение московской рати под Бронницами никак нельзя. Можно думать, что это событие подействовало на новгородцев подавляюще. По нашему мнению, не исключена возможность, что новгородцы просили отсрочить унию, недаром Делагарди в письме к Мортенсону настаивал, чтобы учинити «Новгородцкого государства всяким людем ему Монше Мартыновичу отповедь вскоре». С точки зрения Фигаровского, утверждающего, что новгородцы уже дали ответ 31 июля, это требование Делагарди отповеди непонятно. И, наоборот, оно понятно, если допустить, что совета от новгородцев Делагарди не получил. Это тем более вероятно, что ведь между 5–10 августа Делагарди уехал к королю в Ругодив (Нарву. – Г.З.). Уже 10 августа фельдмаршал поехал из Заречья в Копорье, «вместе со князем Иваном Ивановичем» (старший сын боярина Ивана Никитича Одоевского. – Г.З.) (5). Помимо князя Ивана Ивановича, Делагарди взял с собой в Ругодив к королю Якова Боборыкина (6). Таким образом, партия сторонников Москвы в Новгороде лишилась одного из энергичных своих членов. Зачем взял Делагарди в Ругодив Я. Боборыкина, видно из челобитной последнего царю в 1616 г. «И в Ругодиве говорил ему (Боборыкину. – Г.З.) Яков Пунтусов от короля о(бещаючи) многое его /С. 50/ жалованье, чтоб ему королю крест целовати и всяких людей Ноугородцкого государства на то привести; а будет он (Боборыкин. – Г.З.) того не учинит, и за то претил (грозил?) ему смертию; и в ответ-де перед королем, как он был у короля, и король говорил ему то-ж, что и Яков Пунтусов». В Ругодиве король и Делагарди хотели, что называется, обработать Я. Боборыкина, сделать его своим агентом и через него влиять на новгородцев, поступить так же, как королевские комиссары обработали в Выборге Томилу Пристальцова, взяв его по возвращении из Новгорода к себе в Вышегород. Однако, это не удалось (7).
Кроме Я. Боборыкина, Делагарди хотел использовать в своих интересах новгородских посланных, отпущенных из Выборга, во главе с Киприаном. Посланные встретились с Делагарди на пути из Копорья в Новгород. Так как Делагарди поехал из Заречья в Копорье 10 августа, то надо думать, что встреча произошла позднее – 17 августа по одним данным, 15 августа – по другим посланные приехали уже в Новгород. При встрече Делагарди приказал архимандриту Киприану, дьяку Томиле Сергееву, гостю Первому Прокофьеву и Томиле Пристальцову по приезде в Новгород «говорити преосвященному Исидору митрополиту, да боярину и воеводе князю Ивану Никитичю, и всяких чинов людем Новгородцкого государства, чтоб всякие люди в Великом Новегороде, но прежним их бояр Якова Пунтусовича да Еверт Горна Карлусовича речем, для тишины и покоя хрестьянского, ныне, во время, целовали крест» королю Густаву II Адольфу (8). /С. 51/ Интересно, что приказ дается только четверым из посланных. Не означает-ли это, что они оказались более послушными, более тянули в сторону шведов?
О Киприане и Томиле Пристальцове мы говорим это решительно. В общем, тактические приемы шведов выявляются достаточно хорошо: они удаляют из Новгорода одного из главных сторонников Москвы (Я. Боборыкина. – Г.З.) и поручают агитировать за унию четырем, вероятно, больше всего склоняющимся на шведскую сторону из посланных в Выборг к королевичу.
Рассмотрим события в Новгороде. Приехав в Новгород посланные начали агитировать за присягу шведскому королю, они передали, что им приказал Делагарди при встрече: «Исидору митрополиту и всему освященному собору, да боярину и воеводе князю Ивану Никитичю большому Одоевскому, и дворяном, и дьяком, и детем боярским, и приказным людем, и гостем и… пятиконетцким старостам» (9). Нельзя, конечно, сделать заключения из приведенной цитаты, что агитация развернулась широко. А размах агитации наводит на мысль, что предприятие, задуманное шведами, приняло грандиозные размеры. Если 26 января 1614 г. Делагарди и Эверт Горн предлагали склонить к унии «лучших» людей, небольшое сравнительно количество людей (не забудем, что собор 26 января 1614 г. происходил у митрополита на дворе, где едва ли могло поместиться свыше 300 – 500 человек максимум. – Г.З.), то теперь шведы задумали принудить к присяге на имя короля всех жителей Новгорода, «Чтоб всякие люди в Новегороде… ныне, во время, целовали крест» Густаву II Адольфу. /С. 52/
Как же широкие планы были выполнены? Нельзя не пожалеть, что в наших руках нет предложения Делагарди, ни предложения Мортенсона (10). История предложения Мортенсона в русских документах передана кратко. Получив письмо от Делагарди с предписанием потребовать от новгородцев «отповедь вскоре» на предложение унии 31 июля, Мортенсон устроил 22 августа собрание (где, неизвестно. – Г.З.). На нем были митрополит, весь освященный собор, боярин И.Н. Одоевский, дворяне, дьяки, дети боярские, приказные люди и пятиконецкие старосты. Содержание предложения Мортенсона следующее: Ссылаясь на письмо к нему Я. Делагарди, Мортенсон требовал, чтобы в Новгороде «всяких чинов люди, будет хотят жити в тишине и в покое и быти оборонны королевским величеством, целовали бы крест» королю. Собравшиеся, однако, «у Монше упросили сроку на том, чтоб о таком великом царственном деле посоветоватись с гостми и с земскими людми, и взяти бы у всяких людей о том письмо, за их и за отцов их духовных руками» (11).
Таким лапидарным стилем описаны крупные события в Новгороде. Необходимо в них вглядеться пристальнее. По-видимому, состав собравшихся 22 августа 1614 г. был тот же, что и 26 января, но требования Мортенсона были шире: присягу на имя короля должны были принести «в Великом Новегороде всяких чинов люди». В сложившейся к тому времени политической ситуации собравшиеся нашли единственно правильный выход – они стали просить отсроч /С. 53/ ки, чтобы в таком великом деле посоветоваться «с гостми и с земскими людми». Упоминание о гостях вызывает недоумение. Раз с ними хотят советоваться, ergo, их на собрании не было, об унии они не знали. Но хорошо известно, что гость Первой Прокофьев получил наряду с другими посланными из Новгорода в Выборг приказ от Делагарди внушать, чтобы всякие люди в Новгороде целовали крест королю. Может быть, гости, по роду своей деятельности, часто бывавшие в разъездах, не были на собрании, потому-то с ними и хотят советоваться. Не совсем ясно и упоминание о земских людях. Кого здесь разуметь? Не хотели ли посоветоваться с жителями слобод?
В том же августе пятиконецким старостам Докучаю Сласницину с товарищами была дана память, велено было «допросити тотчас, не мешкая, о том в Великом Новегороде, во всех улицах и в слободах, у гостей и улицких старост, и у посадцких и жилецких и у всяких людей»: Густаву II Адольфу «крест целовати оне всяких чинов люди хотят ли, или в прежнем крестном целованье хотят быти и служити потому» Карлу Филиппу? «Да кто что про то скажет, и пятиконетцким старостам, во всех улицах и в слободах, и у улицких старост и у посадских жилецких людей, их речем, взяти памяти за их и за отцов их духовных руками да те памяти принести» к митрополиту и ко всему освященному собору, да к воеводе Одоевскому «тотчас». Как прошел опрос пятиконецкими старостами жителей Новгорода и долго ли он продолжался, точных данных нет (12). /С. 54/
Важно отметить, что в дело теперь были вовлечены широкие массы. Видимо, в результате опроса решено было обратиться с челобитной прямо к королю. Челобитная сохранилась. Точной даты на ней нет. Редактор II т[ома] Д.А.И. поставил в заголовке неопределенную дату: «1614 после августа». Шведские ученые констатируют, что челобитная датирована 1 сентября (13). Если принять эту дату (а считать ее неверной у нас нет оснований. – Г.З.), тогда надо будет признать, что опрос жителей Новгорода пятиконецкими старостами продолжался недолго: с 23 по 31 августа. Можно допустить и то, что за короткий срок опросили лишь живущих в пределах городской черты, включая слободы.
Каково же содержание челобитной?
Челобитная идет от широких слоев «Ноугородцкого» общества. В начале ее упоминается митрополит Исидор «и архимарит и игумены, и протопопы, и попы и весь освященный собор, да боярин и воевода князь Иван болшой Одоевской, и дворяне, и дьяки, и дети боярские, и приказные люди, потом гости, и пятиконецкие старосты, и торговые посадцкие и всяких чинов жилецкие люди». В челобитной обращают на себя внимание пять пунктов.
1). Новгородцы указывают, что крестное целование (присяга. – Г.З.) состоялось Карлу Филиппу, причем состоялось не только в Новгороде, но и в других городах: Орешке, Ладоге, Ивангороде; они заявляют, что и «вперед» они за королевича «везде ради головы свои положити, нещадно, безо всякие хитрости». /С. 55/
2). Но как же быть с «обереганьем» Новгородского государства, с его обороной: ведь король обещает оборонять Новгород, если новгородцы принесут присягу на королевское имя? Новгородцы отвечают: «в том волен Бог да великий государь наш королевич», как он договорится с братом-королем и утвердит, а им, «подданным холопем» Карла Филиппа, «о таком великом деле» мимо своего государя-королевича «договаривать и укрепляти не мочно»; в Новгородском государстве и в них «волен» королевич. Они сами хотят иметь короля «оборонителем, по утвержденным записем», вместо покойного Карла IX.
3). Если Карл-Филипп не пожелал идти на Новгородское государство, а отправился в свои земли в Швеции, то в том «воля его пресветлейшества, где он… в своей вотчине произволит быти»; только они, согласно данной им присяги держатся королевича. Они умоляют, чтобы король приказал «учинити» «всяких чинов людем Ноугородцкого государства по утверженным записем», как договорился и укрепился с Новгородом Делагарди (25 июля 1611 года. – Г.З.) «святым евангильем с клятвою и утверженными записми» за руками и за печатью, что было «Ноугородцкого государства, и городов и уездов под Свейскую корону не подводити».
4).Новгородцы указывают, что из Новгорода многие отъезжают к «ворам». Но ведь это делается не с «ведома и думы» новгородцев; и в других государствах бывают с одной стороны «изменники», а с другой «верные и справедливые люди».
5). Что до измены Владимирского и Московского /С. 56/ государств, то это произошло не по совету новгородцев: «мы с ними о таком непостоятелстве не ссыливались».
Челобитная свидетельствует, что Новгородские всяких чинов люди высказывались против унии со Швецией, они стремились сохранить в силе договор Новгорода с Делагарди 25 июля 1611 года (14).
Во II очерке мы подробно рассмотрели имеющиеся под челобитной 29 подписей. Напомним здесь, что среди подписавшихся встречаем членов посольства в Выборг (Киприан, дьяк Томила Сергеев, Василий Трусов, Первушка Прокофьев, Томилка Пристальцов и др.), но не находим подписи князя Никифора Мещерского. С другой стороны, в челобитной читаем: «и про нашу, государь, прямую службу и раденье (Карлу Филиппу. – Г.З.) ведомо вашего королевского величества боярину и болшому ратному воеводе Якову Пунтосовичю Делегарду». Это позволяет высказать предположение, что при отправлении челобитной королю немалую роль играли сторонники Карла Филиппа.
Что до митрополита Исидора, выставляющего себя богомольцем шведского королевича, то, видимо, он поддался влиянию сторонников Карла Филиппа. Он отправил Густаву II Адольфу особое письмо, в котором жаловался на притеснения, причиняемые церкви. Этого письма в наших руках нет (15).
Кто из новгородцев повез челобитную королю? По словам В.А. Фигаровского, «с этой челобитной поехал к королю в Выборг сын Ивана Никитича Одоевского Иван с дворянами» (16). В.А. Фигаровский допускает здесь две /С. 57/ ошибки: 1) князь Иван Иванович поехал к королю вместе с Делагарди еще в начале августа 1614 г. (17), 2) грамоты незачем было посылать в Выборг: ведь король находился в Ругодиве. Мы не можем указать лиц, кто повез грамоты, но несомненно, что они были доставлены по адресу. Уже в последние дни сентября 1614 г. Густав II Адольф дал ответ на письма. Грамота новгородцам напечатана в ДАИ с датою 28 сентября 1614 г., грамота митрополиту сохранилась в шведском гос[ударственном] архиве в Стокгольме.
В грамоте новгородцам король совсем обходит молчанием вопрос об унии. Его внимание сосредоточено на тяжелом экономическом положении Новгорода. Король изображает дело так, что новгородцы принялись за «измену и непостоятелство подо Гдовом и Тихвиною», довели московских людей до того, что те начали войну со шведами. Старания Делагарди учинить мир ни к чему не привели. Таким образом, новгородцы могут сами видеть, что вины короля в том нет, что они ныне терпят. Хотя король и мог бы облегчить тяготы новгородцев, но «то ныне еще дополна не уметь быти», пока москвичи и другие не прекратят войны. В военное время новгородцам необходимо «помогать, чем свое отечество обороняти, и за то всякому по своей мочи и силы не щадити голов и именья своего». А чтобы новгородцы почувствовали милостивое внимание короля к ним, Густав II Адольф отпускает «на время» в Новгород вместо Делагарди Эверта Горна. Ему дан приказ, чтобы он «пощадил» новгородцев, «сколко мочно и время подаст, /С. 58/ до тех пор, как Господь Бог землю к миру и к соединению поможет». Тогда новгородцы на деле увидят «королевскую великую милость и отеческое попечение» о себе.
В ответ на жалобы на притеснения, причиненные церкви, король приводит пример из библии: царь Давид ел в храме хлебы предложения. Духовенство не может быть более свободным от податей, чем другие. Известные льготы все же предоставлялись (18).
В итоге мы приходим к выводу, что низкопоклонничество перед королем, на что, видимо, толкали новгородцев сторонники Карла Филиппа (о героическом сопротивлении тут не может быть и речи. – Г.З.), не дало положительных результатов.
В октябре 1614 года прибыл в Новгород Эверт Горн. С его приездом в истории унии Новгорода со Швецией наступает новая полоса (19). С какими полномочиями приехал Горн к месту назначения? 4 октября 1614 г. король дал Эверту Горну, Эсперу Андерсону Круусу и Монсу Мортенсону Пальму полномочие и инструкцию о переговорах, о мире с русскими. Они должны отправиться на условленное место для съезда с надлежащей свитою («comitat». – Г.З.).
Когда приступят к переговорам, то комиссары должны начать с обстоятельного изложения помощи, какая оказана была шведским королем царю Василию Шуйскому, и указать, что русские своим непостоянством не только испортили добрые отношения, но, больше того, – оказались клятвопреступниками, они свели с престола царя Василия и выбрали сына польского короля, врага /С. 59/ Швеции. После того король, согласно договора, дал им своего младшего брата, Карла Филиппа, в цари всего государства. Однако, когда последний прибыл в Выборг оказалось, что московские и владимирские люди отступили от договора, наметили себе другого в цари, напали на Новгород, словом, стали действовать, как открытые враги. Это было достаточным основанием, чтобы выступить против москвичей. Теперь, после победы при Бронницах, Гдове и других местах, а также после заключения мира с Польшею, король мог бы выбрать удобный момент для военных действий. Однако, он поступает иначе: уполномочил упомянутых комиссаров заключить постоянный мир с русскими. Если по рассмотрении полномочий русских, комиссары найдут их достаточными, они должны приступить к переговорам и предложить, чтобы русские на вечные времена отказались от всех прав на Новгородскую землю и передали ее Швеции навеки: ведь она «совершенно оставленная москвичами, по своей собственной свободной воле отдалась под Наши и Шведского Королевства покровительство и защиту и затем присягнула и поклялась Нам, как своему истинному Государю и Королю, и признала себя на вечные времена присоединенной к Шведской Короне».
Если русские возразят, что новгородцы не имели права отдаваться под власть Швеции, в таком случае комиссары обязаны указать, что Новгород в старину был самостоятельным княжеством, имел своего князя, пока Москва силой не подчинила его себе. «Это право, которое они (новгородцы. – Г.З.) тогда имели присягнуть /С. 60/ Московскому Великому Князю, имеют они и теперь присягнуть» шведскому королю, который владеет ими jure belli (по праву войны. – Г.З.). Король и в мысли не имеет снова выпустить из рук то, чем он владеет.
Комиссары должны взять с собой на съезд нескольких новгородцев от каждого сословия с полномочиями от митрополита и всяких чинов людей на отказ от присяги Москве и для объявления, что они с этого дня желают на вечные времена оставаться под властью Швеции, как они «добровольно клялись и присягали». За помощь, оказанную Карлом IX России, комиссары должны потребовать 50 бочонков золота полновесной государственной монетой. Эту сумму русские могут выплачивать в течение пяти или шести лет, но в таком случае Швеция должна получить в качестве залога Псков с принадлежащей ему областью.
Если русские уполномоченные отвергнут эти предложения, тогда шведские комиссары должны заявить, что они также отказываются от них, но при условии, если русские уступят Швеции на вечные времена Новгородскую землю с крепостью Гдовом и закрепят это грамотой и печатью. Если русские согласятся на эти условия, комиссары должны приготовить мирный договор и включить в него вышеупомянутые статьи. Договоры, заключенные в Тявзине (1595 г.) и в Выборге (1609 г.), должны быть возобновлены и подтверждены по всем статьям, «насколько они могут быть согласованы с изменением границ обоих государств по настоящему /С. 61/ трактату». Должно быть определено время для съезда уполномоченных с той и с другой стороны для проведения границ между государствами. Необходимо установить срок ратификации настоящего договора и время взаимопередачи его на границе.
В заключение король предписал комиссарам. Если русские не уступят Новгородскую область, а предложат несколько пограничных крепостей, которыми шведы уже владеют, – заявить, что у них нет других полномочий, и постараться заключить перемирие на три или четыре месяца, пока можно будет подробно ознакомиться с предложениями русских и дать комиссарам другие полномочия (20).
Что побудило короля дать такую инструкцию? Мы говорили выше о риксдаге, о том, что в Швеции уже в первой половине 1614 года были готовы заключить мир с Московским государством. Полномочие и инструкция от 4 октября представляют со стороны шведского короля новую попытку в том же направлении. Необходимо констатировать, что в инструкции одним из главных условий мира со стороны Швеции выдвигалась уступка на вечные времена Новгорода, который присягнул королю. Но крестоцелование на имя короля в Новгороде еще не совершилось. Отсюда задача Горна – добиться этой присяги.
Нам понятно теперь, почему в ответе на челобитную новгородцев Густав II Адольф обошел молчанием просьбу новгородцев устроить все согласно договора Делагарди с Новгородом 25 июля 1611 г.: в том договоре фельдмаршал обязался оставить так границы, как они были при царе /С. 62/ Федоре Иванович, за исключением Корелы с уездом, уступленных царем Василием Шуйским Карлу IX. Нам понятно и желание Густава II Адольфа, чтобы Горн добился унии Новгорода со Швецией.
Посмотрим, как стали выполняться поручения короля. Предложение начать переговоры о мире сделано было письмом, отправленным от имени Делагарди, Г. Горна и Э. Горна, адресованным московским боярам. Письмо сохранилось и в русском переводе, но документ частью истлел. Все же основные мысли письма понять можно.
Шведы, узнали от новгородцев, что московские люди выбрали себе великого князя, однако, неизвестно, отказались ли они от приговора об избрании царем шведского принца; в свою очередь, великий князь не уведомил их о своем вступлении на престол, как это принято делать. Москвичи до сих пор гордо отвергали все предложения Делагарди о мире, но они при Бронницах и у Гдова на опыте узнали превосходство шведского оружия. В то же самое время через своих послов в Германии, Англии, Дании и Голландии они распространяют клевету на Швецию, которая, однако, опровергается. Ныне они должны опомниться и договориться о сроке и месте съезда, прислать опасный лист на шведских уполномоченных и возместить военные расходы Густава Адольфа.
Для понимания хода последующих событий необходимо установить время отправления этого письма и время получения его в Москве. На основании записей расспросных речей Данила Шатилова представляется возможным /С. 63/ проследить историю доставления письма Делагарди, Генрика Горна и Эверта Горна в Москву. Сын боярский ржевитин Д. Шатилов был послан по государеву указу воеводою Осташкова Б. Кокоревым в Новгород в октябре 1614 г. «о размене русских людей». Помимо открытого поручения Шатилову даны были и тайные поручения – «вестей велено про Свеян и про Немецких людей проведать подлинно»; «где ныне Свейской Адольф король?и сколько с ним в собраньи Немецких людей? и иных земель воинские люди с ними есть ли? и будет есть, и которых земель, и куда королевского походу чаять, и с польским Жигимонтом королем у Свейского короля меж ими мир бывал ли? и будет меж ними учинился мир, и на чом они мирились и на колько лет? и какое у них с Польским королем на Московское государство умышленье? и для чего Свейской король в Ругод… Московской гетман (вырвано. – Г.З.) с Дацким королем войны и будет… себя помирились»? Если царь «учинит с Свейским королем ссылку, и Свейской король похочет ли с… великим государем миритца, и на чом похочет миртца? и где ныне Яков Пунтусов, будет ли опять он в Новгород? и не хочет ли Свейской король к… великому государю послов своих посылати? и буде хочет, и о чем хочет посылать? и где ныне свейского короля брат Филип королевич? и сколько ныне в Новегороде немецких людей? и не чаят ли к ним в Новгород прибыльных людей? и что их вперед умышленье»?
Д. Шатилов вернулся из Новгорода в Осташков, привезя с собой: 1) лист от «Монса Мартынова», а 2) «дру /С. 64/ гой лист писан… государевым бояром немецким письмом». По рассказу Д. Шатилова, Мортенсон послал «к Москве с Стариченином сына боярского Макарья Бахтеярова, да… атамана Будая с листом до Данилова приезду Шатилова, а как де Данило приехал в Новгород из Осташкова с грамотою, и их де задержали до тех мест, покаместа был в Новегороде Данило Шатилов; а как де Монш Данила отпустил, а его Будалея отпустил Монша с Данилом Шатиловым и лист прислал с ними, а Макарья Бахтеева воротили, и он Будалей приехал к Москве с Данилом вместе» (21).
Когда же Д. Шатилов с Будалеем прибыли в Москву и какой лист привезли московским боярам? На обороте отписки осташковского воеводы Бор[иса] Кокорева царю имеется помета: «123-го декабря в 4 день с Данилом Шатиловым». Так устанавливается срок приезда Шатилова в Москву. Непосредственно после отписки Б. Кокорева в деле находим «перевод с грамоты Якова Пунтусова да Индриха Горна да Эверта Горна-ж, что писана из Ругодива к государю боярам ко князю Федору Ивановичу Мстиславскому с товарищи с сыном боярским ржевитином, которой послан из Осташкова с образцовою грамотою з Данилом Шатиловым 123 декабря в 4 день». Из приведенной цитаты выясняется, что Шатилов привез интересующее нас в данный момент письмо с предложением указать срок и место съезда для переговоров о мире. 18 декабря это письмо обсуждалось на заседании Боярской Думы: «и декабря в 18 день государь царь и великий князь Михаил Федорович всея Руси самодержец сего переводу /С. 65/ с Яковлева листа Пунтусова да Индрика Горна да Эверта Горна, что писали оне к боярам о ссылке, чтоб бояре с ними о добром деле и о покое крестьянском сослати, слушал» (22).
На основании приведенных данных решаемся утверждать, что шведские комиссары начали переписываться с московскими боярами о мире раньше, чем Э. Горн стал призывать новгородцев к унии со Швецией. Текст обращения к ним выработан был еще в Ругодиве (Нарве. – Г.З.), где около короля собрались вместе с Делагарди и братья Горны.
Обратимся теперь к истории унии.
Не сразу по приезде в Новгород Э. Горн приступил к ней. Для такого серьезного дела еще не было создано необходимых условий и, главное, не было в достаточном количестве войска. Горн действует иначе. Он пытается путем разговоров с отдельными лицами из жителей Новгорода склонить к унии, ведет беседы с самыми знатными (f;rnembste – Г.З.). Представляется возможным назвать по имени нескольких из новгородцев, с которыми шла беседа у Горна. Из челобитной Якова Боборыкина видно, что в качестве своего агента шведы хотели использовать именно Боборыкина. Мы уже знаем, что Делагарди, отправляясь к королю в Ругодив, взял Боборыкина с собой и там говорил ему от имени короля, обещая «многое» жалованье, чтоб Боборыкин «королю крест целовал» и «всяких людей Ноугороцкого государства на то привести» постарался, в противном случае угрожал ему смертью. С этим же Боборыкиным, очевидно, вернувшимся из Ругодива, завел беседу /С. 66/ и Горн по прибытии в Новгород. Он призывал Боборыкина «к себе по многие дни и говорил ему», чтобы он присягнул королю и уговорил новгородцев сделать то же самое. За это Горн обещал Боборыкину «королевское великое жалованье», «свыше всех, которые были в Нове городе». Все, однако, было безуспешно. Я. Боборыкин ни на что не прельстился, в присяге королю отказал и убедил других новгородцев не присягать (23).
Полагаем, что заявлению Боборыкина надо поверить. Убеждения не действовали. Горн в письме к королю свидетельствует, что он в высшей степени старается добиться от новгородцев, чего желает король, «но почти никто на это не склоняется», власть (dominium. – Г.З.) их единомышленников так им по душе, что они сговорились лучше лишиться жизни, чем отделиться от Московского государства. «Я замечаю, – продолжает Горн, – что они особенно нерасположены сравнительно с прежним». Мы поймем это, если вспомним экономический кризис, наступивший в Новгороде в связи с военными действиями. Тяжелое положение новгородцев не скрывает и Горн. «У них ничего больше не осталось, кроме жизни, – сообщает он королю, – и, однако, их ежедневно бьют и так дурно обращаются, что шесть человек недавно покончили самоубийством, а часть бежала, бросив жен и детей». Горн высказывал опасение, что у новгородцев «существуют какие-нибудь сношения с врагом» (т. е. москвичами? – Г.З.) (24).
Мы не располагаем данными, которые подтверждали бы опасения Горна. Наоборот, мы склоняемся к мысли, что сношения с Москвой были в это время затруднительны, так как по дорогам /С. 67/ расставлены были заставы и за пропуск людей неустановленным порядком виновные подвергались репрессиям. Недаром в ответе Э. Горну новгородцы пишут: «тебе… самому про нас достаточно ведомо, что мы Ноугородцкие всякие люди с Московским государством и так разлучны, и ни на каком неприятельственном деле с ними не ссылаемся, без вашего ведома» (25).
Что до официальных отношений, то нам известна в октябре 1614 г. лишь посылка Д. Шатилова; с Шатиловым в Новгороде обращались строго: по рассказам Данила, «его за три дни до отпуску отдали за пристава». Мало того, он «был за приставом скован день да ночь». Мортенсон объяснил потом Данилу: «потому де яз тебя и отдал за пристава, что де ныне Русские люди изверились, и нет ли де за тобою каких вестей, или присыльных грамоток?». При таких условиях Шатилову не пришлось иметь многих встреч в Новгороде. Только дьяк Семен Лутохин с ним приказывал, «что немцы миру однолично ради и за Новгород послов слать (король. Г.З.) хочет, а из которых мест послов слать хочет, из Свеи или из Ругодива, того не ведает» (26). Горн ожидал, что после королевской грамоты 28 сентября 1614 г. «горожане (borgeskaps. – Г.З) без оговорок принесут присягу королю. Но, – прибавляет Горн, – в настоящее время они возбуждаются митрополитом и боярином (baijoran. – Г.З.) ко всему дурному, – каковое мошенничество представляется наиболее из всего, что можно представить». /С. 68/
Замечание Э. Горна о поведении митрополита Исидора и воеводы Одоевского интересно в двояком отношении:
1) из него приходится сделать вывод о перемене позиции этих правящих лиц – они потянулись к Москве;
2) необходимо констатировать иные совершенно отношения между этими лицами и шведским фельдмаршалом, чем отношения тех же лиц с Я. Делагарди, если для последнего воевода И.Н. Одоевский был «сердешным любителем», то при Горне И.Н. Одоевский находился, по словам новгородских посланных в Москву 1615 г., «в неволе и в утесненье». Отношение шведских властей к митрополиту Исидору Киприан характеризовал в июне 1615 г. в таких словах: «на владыке лишо на самом воды не возите». Подобные отношения были минусом для Горна: он не имел поддержки у столь авторитетных среди жителей Новгорода лиц.
Нельзя не подчеркнуть в письме Э. Горна и такой детали: «изо всех тех, которые были посланы в Выборг, я не мог найти не более трех бояр (дворян? – Г.З.), все другие бежали». Мы не можем не сопоставить этот факт с бегством из Новгорода в 1613 г. Угрима Лупандина и др. У. Лупандин – несомненный сторонник московской ориентации. В июле 1613 г. он и его единомышленники бегут из Новгорода; тогда они остались в меньшинстве. В конце 1614 года бегут из Новгорода сторонники шведского королевича, партия сторонников шведской ориентации рассеивается. Это естественно: Густав II Адольф не удовлетворил главной просьбы новгородцев, высказанной ими в челобитной: «не подводить Новгород по свейскую корону», /С. 69/ а стремление шведов к унии им было известно. Бегство из Новгорода сторонников Карла Филиппа является показателем плохого положения дел шведов в городе. Горн отмечает в письме некоторые неприязненные действия к шведам. «Они (власти. – Г.З.) велели так быстро убрать свой хлеб, сжигая солому, от этого у нас должен быть недостаток в корме лошадям» (27).
В общем мы констатируем, что обстановка в Новгороде к тому моменту, когда Горн должен был выступить с продолжением унии со Швецией, значительно изменилась /С. 70/ к худшему для шведов. Это, видимо, было ясно и самому Горну, недаром же он писал 12 декабря королю, что осуществить желание короля (т. е. провести унию. – Г.З.) ему мешает недостаток войска. Это наводит на мысль, что Горн думал о применении силы.
Когда же и в какой форме сделано было открыто Горном предложение унии Новгорода со Швецией?
В грамоте новгородцев московским боярам 1615 г. читаем: «И в нынешнем господа во 123 году королевского величества боярин и ратной воевода Эверт Карлусович Горн в Великий Новгород приехал, а приехав говорил мне Исидору митрополиту и всему освященному собору, да мне, Ивану Одоевскому, и дворяном, и дьяком, и всяких чинов служилым и жилецким людем всего Ноугородцкого государства и дал письменные речи, а в тех его письменных речах писано… (чтобы. – Г.З.) Ноугородцкого государства людем его королевскому величеству и их наследником целовати ныне крест, и свейских королей имети прямыми государи и короли во веки неподвижно и быти б Ноугороцкому государству с Свейским королевством якоже Литовское государство Полскому королевству» (28).
Выходит, что предложение Э. Горна унии Новгорода со Швецией сделано было не ранее сентября 1614 г., притом не только устно, но и письменно. Где же искать «письменной речи» Э. Горна? Ответ находим в деле о посольстве архимандрита Киприана и др. в Москву 1615 г. Здесь читаем: «Да они-ж (архи[мандрит] Киприан с товарищами. – Г.З.) прислали /С. 71/ списки, как им Эверн Горн, приехав от короля из Ругодива, говорил о крестном целованье, чтобы крест целовали все королю и были под Свейскою короною» (29). Список речей Э. Горна, сохранившийся в деле о посольстве буквально совпадает с предложением Э. Горна, напечатанном в ДАИ. Т. II. № 12, с датою «1614 января 25» по списку из Стокгольмского госархива. Так находим два экземпляра текста предложения Э. Горна. Из второй цитаты также видно, что предложение унии сделано было Э. Горном по приезде от короля из Ругодива. В ответе Густава II Адольфа на челобитную новгородцев, данном в Ругодиве 28 сентября 1614 г., говорится: «и мы хотим приказати нашему королевскому боярину и воеводе Евер Горну Карлусовичю, которого наше величество вместо Якова Пунтосовича туда на время (в Новгород. – Г.З.) отпускает». Из этого редактор тома ДАИ. справедливо заключает, что «Горн воротился в Новгород не прежде октября» (30). Отсюда следует и другой вывод, что письменное предложение унии со Швецией не может быть датирован раньше октября. Редактор II т[ома] ДАИ., ставя дату «1614 января», допускает явную ошибку. В гос[ударственном] архиве в Стокгольме имеется перевод предложения Горна на немецкий язык с пометою на обороте 14 декабря 1614 г. Очевидно, на этом основании шведские ученые относят событие к 14 декабря 1614 г. (31). И эта дата вполне приемлема. В письме королю 12 декабря 1614 г. Горн сообщает, что он пока не передал новгородцам письмо Густава II Адольфа и не опубликовал желания короля из-за /С. 72/ недостатка войска, но «через несколько дней» предполагает собрать их вместе и с величайшим старанием предложить «это дело» (32). Позволительно думать, что Горн имеет в виду в своем письме дело об унии Новгорода со Швецией. Если принять дату «14 декабря 1614 г.», вполне понятной становится фраза в обращении того же Горна к новгородцам 1615 г.: «Да о чем яз вам наперед сего, еще по зиме нынешнего 123 году, говорил и по статьям написав велел отдати, то вам и самем ведомо» (33).
Обратимся к тексту предложения. Горн напоминает, прежде всего, о заслугах Карла IX в ту пору тирании поляков, «которые безмала не всею землею обладали», когда послан был Делагарди; Горн утверждает, что тогда Делагарди мог бы совсем изгнать поляков из русской земли, если бы русские не оказались неблагодарными и не выбрали себе царем Владислава, сына польского короля, «которой Свейския коруны отказанный недруг был». Это вынудило Карла IX вновь послать в Московское государство Якова Делагарди. Последний одолел Новгород и заключил с Новгородским государством договор, подтвержденный с той и с другой стороны крестным целованием; по этому договору новгородцы, «по Владимерскаго и Московскаго государства совету», оборонительным государем избрали Карла IX и его наследников. После этого договора на Русь пришла большая польская рать, чтобы «вся земли разорити и Новгород /С. 73/ взяти», но Делагарди с помощью шведского войска то предотвратил, «и тем Свейского королевства многих ратных людей потратил» (Что здесь разумеют шведы, неясно. – Г.З.). (Здесь подразумеваются бои с черкасами Ширяя, Наливайко и др. в 1611–1612 гг. – Я.Р.). После смерти Карла IX Густав II Адольф также заботился о пользе Новгородского государства, обороняя его от польских и от литовских людей и от воров и мятежников. Мало того, король отпустил по договору своего брата и великого князя, «но Владимирского и Московского государства люди отпали от своего прежнего договору, которой оне под Москвою и в Ярославле с Ноугородцким государством о великого князя и государеве обиранье учинили». Также изменила и «многая часть Новгородского государства людей».
По этим причинам, особенно потому, что Новгородское государство оборонялось до сих пор «Свейския короны и королевскими протори» и впредь будет обороняться за тот же счет, Карл Филипп передал брату-королю не только «все достояние Новгороцкого государства, которое его княжеские милости пристоит, но и всю причину (претензии. – Г.З.), которую и ко всему Московскому государству имети и причитати может». Король все это принял на себя и теперь желает, чтобы «всякие люди» новгородского государства «безо всякаго льстиваго отстрочения и отбегания, дополна и конечно» мысль свою откровенно открыли: хотят ли они у короля и его наследников «Свейских королей, своими прямыми государи и короли /С. 74/ имети и почитати, и его королевскому величеству и им прямую покорную верность и послушание свое оказати, и Свейския короны не яко порабощенные, но яко усобное государьство, и якоже Литовское государство Полскому королевству, також в вечное время причитати и воплодити».
Горн напоминает, что новгородцы просили себе государем из шведского государства «королевского дому и корени» на следующих условиях: если Владимирское и Московское государство не хотят быть «в соединении» (в «совете». – Г.З.) с новгородцами, тогда новгородцам «во всем от Московского государства разлучитись, и того великого князя, который… из Свейского королевства будет, верно держатись». Густав II Адольф, как и его отец, до сих пор обороняет Новгородское государство.
Напротив того Московского государства люди не только отказались от «соединенья» с Новгородским государством, но ввели новгородцев «в конечную погибель» «ненадобною своею зачатою войною» против Швеции, «вместо доброго соединения», которое можно было бы добиться.
Из-за этого новгородцы и должны были платить деньги ратным людям и еще будут платить, пока московские люди (в) «своем злом и враждебном начинании пребудут». А новгородские люди настолько «двоемысленныи», настолько двуличны, что король совершенно не знает, чего ему можно от них ждать. Возможно было московских людей встретить на полдороге, «не допустя до Бронницы», если можно было бы вполне надеяться на верность новгородцев. И войну можно было бы унять, а новгородцы могли бы /С. 75/ жить по-прежнему, «только бы московские люди такую беспричинную войну не начали». Они и ныне не могут образумиться, хотя были много раз учены. Из этого надо заключить, что они хотят «себя и всю отчину свою в конечную погибель низводвести», ведь они восстают против таких сильных государей, как шведский и польский короли, и их против их желания «на себя наводят». Ведь «ныне польский гетман Карла Хоткевич со многими ратными людьми уже в походе сюды на Русь», и это, кроме тех литовских людей, которые уже «ходят» по русской земле. Кроме того, известно новгородцам, «что казаки в Московских столпех сильнейшии, и того ради болшую власть имеют, по своей воли и по своему мнению чинят иные пристали к Ивану Заруцкому, а иные выбрали себе таких начальников, которые больши о своей корысти, нежели о земской ползе пекутся» и так разоряют страну, что в казну Московскую поступает мало денег, «чем им свою гордую зачатую войну довершити». А если казаки в своей земле так поступают, тем более они не пощадили бы Новгородское государство, если бы они им овладели «изменою или взятием», «в то время, как на Броннице стояли». Ведь даже в то время, когда Новгород брали шведы, казаки «на Торговой стороне лучшие посадские дворы и лавки разграбили», больше, чем неприятели-шведы. Из всего этого новгородцы могут уразуметь, что им в нужное время нечего ждать от московских людей большой помощи и обороны. Никого не найдется, кто русскому /С. 76/ государству оказал бы такую помощь, как покойный король Карл IX и его сын Густав II Адольф. Если новгородцы «гораздо уразумели», как их оборонял шведский король и будет оборонять, если новгородцы будут его держаться, в таком случае у новгородцев, нет никакого основания не подтвердить и прежнего крестного целования и не желать иметь «оборонительным государем и владетелем» шведского короля. Этим крестным целованием новгородцы освободили бы себя «ото всякого мнения и неверствия», дали бы возможность королю «безопасно» против неприятелей «стояти и над ними промышляти», меньше было бы у них ратных людей, которые их тяготят, а вместо налогов, которые накладываются на них по вышеизложенным причинам, они стали бы «шведскую казну» на оборону «держати», «и потому своими вольными промыслы и торговли в Свейском королевстве ездя разживатися, а те убытки, которые… от московских людей наведении претерпели», могли бы «возвратити и выместить». Если новгородцы думают, что они тем «воплождением» устранят свои вольности (чего никак не может быть. – Г.З.) и поэтому не хотят присягать, то король «произволил», чтобы новгородцы королю и его наследникам «единолично, яко великому князю Новгороцкого государства» крест целовали; и если у короля будет «больши чад, нежели единого королевича», в таком случае одному из наследников «быти государем и великим князем на Новгородцком государстве», и самому тут будучи, в «Новгородцком государстве владети»; если у короля будет один наследник, в таком случае «ему и его /С. 77/ наследником будущим Свейским королем и государем тем же обычаем крест целовати, яко нынешнему вельможному королю ныне целуете»; если наследники короля станут государями и великими князьями Новгородского государства, тогда новгородцам «во веки имети владевшего свейского короля, который от сего королевского корни есть, оборонительным государем, и жити с Свиским королевством и с теми государствами, которые к Свискому королевству прилегают, в дружбе и в мире во веки, яко одного государства людем, и против общих недругов стояти за один и во всяком деле искати друг другу прибыли».
Горн прибавляет, что новгородцы будут и под властью шведского короля оставаться «по прежнему в своей крестьянской вере Греческого закону и в древней церковной вольности»; святительский чин будет пожалован «королевским жалованьем, по достою» (достоинству. – Г.З.), всяких чинов люди останутся в прежних своих вольностях, «суд и расправа также будет всякому по прежнему прямому суду, в правду».
Мысль как будто развита до конца, но Горн не ограничивается этим. В заключение своего предложения он прибегает к прямым угрозам. Если новгородцы станут упрямиться и ничего не послушают, то им надо помнить следующее: ввиду того, что король Новгородское государство «мечем взял», притом в то время, когда Новгород «ни под каким прямым государем и властью» не был, и оборонял от врагов, и новгородцы ни в чем не могут /С. 78/ винить короля, а, наоборот, должны ему «высочайшую хвалу воздати и славити» – в виду этого король «правду имеет (вправе. – Г.З.) Новгородцкое государство себе и своим наследником во веки удержати». У короля и на уме нет того, чтобы отступиться от Новгорода, наоборот, он думает «больши сего ратных людей для обергания и для всяких мер в Новгород прибавити».
Так как московские люди «к мирному соединению не приставают, но явную войну и недружбу противу Свийского королевства всчинают», то новгородцам следует поразмыслить, поскольку они «под его королевского величества и Свейские короны оборону поддались», быть-ли и называться-ли «московских людей дружми (друзьями. – Г.З.) или недружми (недругами. – Г.З.)», ведь им «двум государем вдруг (сразу. – Г.З.) прилепитись не умети». Король желает знать, что делать? Пусть новгородцы «против сего вскоре ответ» учинят, чтобы можно было «ратным людем, которые здесь около в уездах стоят, подлинной указ учинити». Горн дает совет, чтобы король причину (основание. – Г.З.) имел их «под своею королевскою милостивою обороною держати». Пусть новгородцы рассудят, что «доколе в Новгородцком государстве Свиского королевства ратные люди владеют», им «от своего начатого целованья» «без… конечныя погибели отлучитись не умети никоторыми делы» (34).
Мы остановились подробно на предложении Горна, /С. 79/ изложили его содержание своими словами, чего не делали предыдущие исследователи (например, С.М. Соловьев, Д.И. Иловайский, В.А. Фигаровский. – Г.З.), чтобы показать, насколько серьезный момент настал для новгородцев. Им предлагали унию со Швецией, но не на время, а на веки; новгородцам предлагали порвать вековые узы с Москвой и с другими русскими землями.
Как же поступают новгородцы? Ответ находим в деле Якова Боборыкина. В челобитной царю Боборыкин рассказывает: «видя де их (новгородцев. – Г.З.) крепкое стояние, Эверт Горн, умысля и устрашивая их, прислал к митрополиту Исидору и к боярину ко князю Ивану Никитичу Одоевскому и ко всяким людем Ноугородцкого государства письменные составные многие речи, чтоб Ноугородцкого государства всяким людем королю крест целовати и быти-б под королевскою властью, также, как и Свеиское королевство». Видимо, письменное предложение Горна было зачитано на собрании новгородцев. К сожалению, о нем сведений нет. Какое же решение было вынесено собранием? Приводим рассказ Боборыкина дословно. «И митрополит-де Исидор, и боярин князь Иван Никитич Одоевский с собору велели ему, Якову, да дьяку Семену Лутохину против этих Эвер Горновых писменых речей написати писменой ответ. И они-де, написав ответ, принесли на собор к митрополиту и к боярину и ко всяким людем Новгородцкого государства» (35).
Показание Я.М. Боборыкина заслуживают внимания. Оно /С. 80/ позволяет сделать ряд выводов:
1) Очевидно, Я. Боборыкин, взятый Делагарди в начале августа 1614 года к королю в Ругодив, вернулся опять в Новгород. Из отповеди новгородцев (первая редакция. – Г.З.) Э. Горну узнаем, что Я. Боборыкин привез в Новгород королевскую грамоту, может быть, грамоту 28 сентября 1614 г.
2) С возвращением Я. Боборыкина московская, если можно так выразиться, партия в Новгороде стала, разумеется, сильнее.
3) Московская партия начинает действовать энергично. Один из ее представителей получает поручение от «собора» написать ответ на предложение унии со Швецией.
4) Участие в этом деле дьяка Новгородского государства Семена Лутохина заставляет предположить, что он отказался от шведской ориентации, каковой придерживался прежде. Не надо упускать из виду и того, что С. Лутохин, как дьяк Новгородского государства, был человеком осведомленным.
Трудно сказать, сколько времени потребовалось Я. Боборыкину и С. Лутохину на составление ответа на предложение Э. Горна. С.М. Соловьев пишет: «Долго новгородские начальные люди не отвечали на страшный запрос». Д.И. Иловайский утверждает, что новгородцы тянули с ответом год. С.М. Соловьев и Д.И. Иловайский вполне полагают на даты документов, поставленные редактором II т[ома] ДАИ. Мы, зная ошибки, допущенные во II томе ДАИ., не повторим приведенного утверждения. Д.И. Иловайский допускает, что шведы /С. 81/ ждали ответа почти год, – случай прямо-таки невероятный, если вспомнить, что шведы были господами в Новгороде (36). По нашему мнению, ответ был дан новгородцами не позднее 10 января 1615 года. Точно известно, что приговор об отправлении посольства из Новгорода в Москву состоялся «7123-го (1615) генваря в 11 день», а этот приговор, как увидим ниже, состоялся уже после отказа новгородцев присягнуть на имя короля.
Таким образом, интересующие нас события – предложение Горном унии Новгорода со Швецией и отказ от нее новгородцев – произошли на протяжении одного месяца.
Как составлялся ответ? По рассказу Киприана в Москве в 1615 г., «из всех улиц старосты вынесли выносы за руками, что всем помереть, а королю креста не целовати». Мы полностью признаем справедливость показания Киприана. Опрос населения через уличных старост происходил и в августе 1614 г., когда приходилось давать отповедь Мортенсону. К сожалению, ни одного решения жителей той или иной улицы в письменном виде мы не знаем. Возможно, что на основании решений жителей отдельных улиц и составлен был Я. Боборыкиным и С. Лутохиным отрицательный ответ Э. Горну. Этот ответ Я. Боборыкиным и С. Лутохиным принесен был на собор, видимо, для утверждения. Какого числа это собрание было, сказать не можем; не можем выяснить точно и состав этого собрания, как бы это ни было интересно. На соборе, несомненно, были митрополит и воевода /С. 82/ И.Н. Одоевский. Что касается остальных, то в отношении их Я. Боборыкин употребляет неопределенный термин «всякие люди». Нельзя ли предположить, что на собрании были не только «лучшие» люди (как на собрании 26 января 1614 г. – Г.З.), не только из верхов новгородского общества, но и демократические элементы? Мы допускаем это: ведь о намерении шведов присоединить Новгород к Швеции широкие слои Новгородского общества были поставлены в известность еще в августе 1614 года, когда Мортенсон потребовал «отповеди» на предложение Делагарди. На собрании к отповеди были приложены руки, собраны были подписи (см. ниже – показание Киприана в Москве. – Г.З.). Так было оформлено мнение массы населения по вопросу об унии. К сожалению, подлинник «за руками», хранившийся у митрополита, до нас не дошел.
С содержанием ответа новгородцев Э. Горну следует ознакомиться столь же подробно, как подробно мы ознакомились с предложением Горна. Этот ответ представляется документом первостепенной важности. Нам известны две редакции этого ответа: первая напечатана еще в 1846 г., вторая найдена нами в деле о посольстве Киприана, Я. Боборыкина, М. Муравьева в Москву (37). Первая представляет «современный черновой отпуск», писанный «столбцом, на 14 вместе склеенных листах, с помаркою и выноскою на обороте некоторых строк»; этот отпуск извлечен из Стокгольмского гос[ударственного] архива Соловьевым; вторая была привезена названными выше послами в Москву. В дальнейшем /С. 83/ мы узнаем разницу между двумя редакциями. Теперь ограничимся указанием, что редакция ответа, привезенная этими городскими послами в Москву, является более ранней. Это мы и рассмотрим.
Отметим, прежде всего, от кого ответ Горну идет. Вначале упомянуты: «преосвященный Исидор митрополит и архимандрит, и игумены, и весь освященный собор, да боярин и воевода князь Иван Никитич большой Одоевский, и дворяне, и дьяки, и дети боярские, и гости, и пятиконецкие старосты, и торговые, и посадцкие и всяких чинов жилецкие люди Ноугоротцкого государства». Из этого ясно, что ответ дается не какой-то отдельной группой, – это ответ, так сказать, всенародный. Любопытно, что вначале полностью приведен титул Карла Филиппа, «Свейского, Готцкого, Вендейского отчинного князя и арцуха Судермалянского, Нерынского и Вермелянского, а також и Ноугородского государства». В ответ на напоминание Горном «про первое воспоможение» Карла IX всему Московскому государству, о неблагодарности московских людей, и об избрании Владислава, и на указание, что «тое ради причины» шведский король послал Якова Делагарди с войском на Русь, новгородцы пишут: «и на те, государь, статьи нам, Ноугородского государства людем ответу дати не лзе, то дело всего Росийского царствия, а не одного Ноугородцкого государства, мы Ноугородцкие всяких чинов люди в те поры были послушны Московскому государству».
Ответ необходимо признать правильным. /С. 84/ В ответ на указание Горна, что новгородцы не захотели «посредия», какое им предлагалось, почему Делагарди захватил Новгород и заключил договор, в ответ на замечание о заботах Густава II Адольфа и на предложение унии со Швецией новгородцы пишут: «с Делагарди нам ноугородцким всяким людем, посредия было чинити не лзе, занеж мы подовластные люди»; в то время прислан был в Новгород из под Москвы «от бояр и ото всей земли» Вас[илий] Бутурлин; ему было велено договориться обо всем с Делагарди: «мы, всяких чинов жилетцкие люди, делали повеленное все им», кормы шведским войскам давали, «з роздизания никакого меж Ноугородцкого государства и Якова Пунтусовича не хотели».
Изложив дальше историю захвата Новгорода Делагарди, заключения договора с ним и указав на избрание одного из сыновей шведского короля на Новгородское государство, «також будет похотят на Владимирское, на Московское государство», новгородцы напоминают, что они «по тому своему крестному целованию и по договору» отправили своих послов архимандрита Никандра с товарищами к Карлу IX, но тот еще до приезда послов в Стокгольм умер. Вступивший на престол Густав II Адольф вместе с матерью отпустили на Новгородское государство Карла Филиппа. «Крестное целование» совершилось Карлу Филиппу; он учинялся государем и великим князем Новгородского государства, «такоже будет похотят на Владимирском и на Московском».
Дальше новгородцы подчеркивают: «в утвержденных записях» (т. е. в договоре 25 июля /С. 85/ 1611 г. – Г.З.) написано, что Новгород и другие города Московского государства должны оставаться по-старому в своей греческой вере, церкви и монастыри не должны подвергаться разорению, духовным лицам «бесчинства и поругани не чинить», воздавать им честь «по их достоинству», «чин у монастырей и у храмов не отнимати и в поместье никому не отдавати», города и земли, присягнувшие королевичу, «под Свейскую коруну не подводити», межам быть по-прежнему, как было при царе Федоре Ивановиче, кроме города Корелы с уездом, из городов, которых будут «под державою» королевича, «наряду и зелия и свинцу и всяких пушечных запасов, и колоколов, и денежные казны, и иного ничего в Свейскую коруну не вывозити без совету Ноугородцкого государства» и упомянутых городов; управа и суд во всех делах должны быть по-старому, «как прежде сего при прежних государях было», «быть в суде с обеих сторон, сколько Росийского государства только и Свейской коруны, боярам и дворяном и дьяком, чтобы никому ни с которые стороны обиды никоторые не было». Новгородцы обязались давать «подмогу» ратными людьми «по изможению» (кто сколько может. – Г.З.); грабежа, насилия, разбоя быть не должно, «жити меж обоих государств в дружбе и в любви и в соединенье».
Таков договор. А что получилось теперь? Монастыри и церкви немецкими ратными людьми разорены до основания, иконы «опоруганы, расколоты и пожжены», мощи святых из гробов «выметены и опоруганы», колокола из многих монастырей вывезены в Швецию, литовские люди, служащие шведскому /С. 86/ королю, около Новгорода «уездных людей крестьян жгут и мучат» и «на смерть побивают», при взыскании налогов «иные на смерть побиты, и иные обесилися и в воду металися, а иные обезвечены и посямест лежат». Новгородцы не делают вывода, но он вытекает сам собою: шведы нарушили договор, заключенный с Делагарди. Между тем, они, новгородцы, «по своему крестному целованью и по утверженным записем во всем стояли крепко и вперед также стояти» хотят за королевича; ему присягали не только в Новгороде, но и в Орешке, и в Ладоге, и в Ивангороде. Да и в королевской грамоте, привезенной архимандритом Киприаном с товарищами в Новгород, написано, чтобы новгородцам «по прежнему своему крестному целованию» «служити верно и праведно» Карлу Филиппу, «стояти в своем крестном целованье неподвижно» (38).
Что же касается «обереганья вперед Новгородцкого государства от недрузей», то «в том волен был» Карл Филипп, ему приличествовало «о том договорить и утвердить», а новгородцам «мимо великого государя своего королевича» договариваться нельзя: «потому что в Ноугоротцком государстве по данной от бога милости и в нас, холопех своих, волен великий государь наш королевич». Новгородцы ни в чем «разлучных» не чинят Карла Филиппа и Густава II Адольфа; за «великое милостивое призрение и за совершенную милость» короля они, «пад на землю, много» челом бьют, они желают иметь его своим «обо /С. 87/ ронителем, по утверженным записем», вместо королевича королю, его воеводам и приказным людям «ни в чем ослушны не бывали и вперед также ослушны быть ни в чем не хотят, пока… моча будет»; во всем ратным людям помогали со времени их прихода в Новгород и до настоящего времени – и в то время, как стояли на Броннице против русских «людей», «отдали на подмогу немецким людем все и до последние денги и многое от того оскудели и разбрелися розно и ныне уже давать нечего». Если Карл Филипп «в Ноугородцкое государство походу своего не пожаловал не учинил, и в том воля его пресветлейшества», где он, великий князь, в своей земле «произволит быти». «Только мы, холопи его, по своему крестному целованью его пресветлейшества держимся и служити хотим верно».
Новгородцы просят Горна быть «печальником» за них перед королем и самому их помиловать: «учинити над нами по утвержденным записем, что писано выше сего». «А мы ноугоротцкие всяких чинов люди мимо утверженных записей и по своему крестному целованью иного государя опричь государя своего королевича пресветлейшего и высокорожденного великого князя Карлуса Филиппа Карлусовича и под Свейскою коруною вперед быти никоторым обычай не хотим» (во второй редакции это место выброшено. – Г.З.). Что до того, чтобы новгородцам «с Московским государством разлучитись», и держаться князя, который будет из Швеции, то Горну и королю самому достаточно известно, что «ноугородцкие всякие /С. 88/ люди с Московским государством ныне и так разлучны», ни о чем с ним не ссылаются и вперед «о неприятельстве» ссылаться не хотят; они верно служат и добра хотят во всем Карлу Филиппу, «как прямым верным и подданным подобает». Если он по обещанию Карла X, королевы Христины и короля Густава II Адольфа «произволит быти в своей государеве отчине в Ноугородцком государстве», тогда они ему «во всем рады служити в правду», «иного государя» не хотят и под ним, «государем своим государства» не подыскивают, «яко прямые верные раби»; они просят чтобы король «не сверстал» их с изменниками, «которые из Нова города отъехали»: это сделано «без нашего ведома и думы». Горн требует от новгородцев подтверждения прежней присяги: новгородцы заявляют: «и мы и ныне по своему крестному целованью… Карлу Филиппу Карлусовичю крест целуем по прежним записем», что ему быть великим князем в Новгороде, а королю быть «оборонителем».
В ответ на многократное напоминание Горна о присяге королю новгородцы повторяют, что они стоят «в прежнем своем крестном целованье» Карлу Филиппу; они «вразумели подлинно: покамест Свийское государство со Владимирским и Московским государством меж себя не помирятца, и до тех нам мест тишины и покою не видать никакож», об этом написано им и в королевской грамоте, «привезенной Яковом Боборыкиным».
Предложение короля целовать крест ему и его наследникам, как великому князю Новгородского государства с условием, что если у короля будет несколько сыновей, в таком случае одному /С. 89/ из них быть государем в Новгороде и управлять, живя в нем, а если один, то ему и его наследникам «кресть целовати и быти под их королевскою державою во веки веков» встречает резкие возражения. Новгородцы указывают, что король «подводит» их под шведскую корону «мимо утвержденных записей»; мало того, Густав II Адольф еще не вступил в брак, а уже отнимает у них своего брата, хотя Карл Филипп достиг такого возраста, что «на коня садитца и в лице своим недругом, еще бог благоволит, сам может стати». Они, новгородцы, по своему крестному целованью держатся Карла Филиппа и другого государя не подыскивают. К тому же Карл Филипп еще в Выборге велел Комиссарам «Юрью Бою да Индрику Горну Карловичу, да боярину-ж Аксель Рынику» привести новгородских посланников с архимандритом Никандром к присяге «на свое-ж королевичево имя» и взял запись за руками в свою королевичеву казну. От королевских бояр и от полномочных послов о том новгородцам «и в помине небывало, чтобы целовать» крест королю. Ныне новгородцам мимо королевича и мимо прежней записи целовать крест королю и его наследникам «не мочно, хотя и помереть за свое крестное целованье». Если от Горна новгородцам «и какая неправда учинитца мимо записей и крестное целованье», в том судья бог, это будет известно ив соседних государствах и не послужит к чести ни короля, ни его боярам.
В ответ на замечание Горна, что Густав II Адольф «Новгородцкое государство мечем взял», притом «в то время», когда новгородцы «ни под /С. 90/ каким прямым государем и властью не были, и оборонял его», новгородцы заявляют, что если король стоит за своего брата и за новгородцев, «его государственных богомольцев и холопей», то по «хрестьянских (христианских. – Г.З.) великих государей милосердным и благонравных обычаев так и пристоит (так и следует поступить. – Г.З.)»; отец Густава II Адольфа помогал даже не брату своему, а царю Василию Ивановичу. В то время как Новгород был взят шведами, «Ноугородцкое государство было подвластно, а не особно, и послушно Московского государства бояром и всей земле»; новгородцы целовали крест «Владимирского и Московского государства бояром и всей земле на том», чтобы им «всею землею Российского царствия стояли за-один» против польских и литовских людей «за их великие неправды и крестопреступленье», «а особно Ноугородцкое государство от Российского царствия не бывало, и никогда и в смутные времена от Московского государства Новгород отлучен особно не бывал». Новгородцы напоминают, что тогда прислан был в Новгород «ис-под Москвы от бояр и от всей земли» Вас[илий] Ив[анович] Бутурлин, он по «боярскому и всей земли приказу» съезжался с Делагарди, и «с Иваном Баклановским королевского величества дворяне», посылаемые шведским фельдмаршалом «под Москву к боярам и ко всей земли-ездили-ж», а новгородцам «приказ от бояр ис-под Москвы и ото всей земли» с Вас[асилием] Бутурлиным был такой, чтобы они, новгородцы, немецких ратных людей шведского короля не опасались (оберегатися не велено. – Г.З.), потому что «у всего российского царствия» и с Свейским королевством учинено было «мирное /С. 91/ вечное постановенье», вследствие этого новгородцы шведских войск и не боялись. Что до взятия Новгорода, то Новгородцы указывают, что Делагарди и Горн «взяли» (захватили силой, мечем. – Г.З.) «только острог на Софийской стороне, а Каменный город и торговую сторону за крестным целованием и за укрепленьем», как написано выше, «а не мечем» (по договору. – Г.З.). Про московских людей новгородцы пишут: «покаместа меж Московского государства и Свейским королевством не помиритца и нам московские люди потому-ж недрузи». Горну известно, «что московские казаки уездным всяким людем Новгородцкого уезда всяк недоброе делают» (39).
Не нова основная мысль ответа новгородцев Э. Горну – отказ от присяги на имя короля, но ни в каком другом документе мы не находим тех доводов в пользу отказа, какие развиты в ответе Горну. Пред нами две разные точки зрения: в предложении Горна – шведская, в ответе Горну – новгородская. Весьма примечательно, что новгородцы всюду подчеркивают свою приверженность к Карлу Филиппу. Этим сильнее оттеняется стремление шведов к унии Новгорода со Швецией: последняя (уния. – Г.З.) выступает как нарушение договора 1611 года. Можно ли признать заявление новгородцев о приверженности к Карлу Филиппу искренним или это лишь пустой предлог? В наших руках нет ни одного указания, что в этот момент новгородцы совсем отреклись от шведского королевича, отступили от своей присяги на его имя. Интересным является отношение к Московскому государству. В отповеди твердо заявляют: «а особно /С. 92/ Новгородцкое государство от Российского царствия не бывало и никогда и в смутные времена от Московского государства Новгород отлучен не бывал». Такое заявление не могли делать сепаратисты. Авторы отповеди не желают отделяться от Москвы, они не сепаратисты, но в то же время они стоят за Карла Филиппа. Позиция двойственная. И это понятно, если вспомнить, что связи Новгорода с Москвой в это время порвались, новгородцам было еще неизвестно, как к ним относятся в Москве.
Обратимся теперь к событиям. Я. Боборыкин и дьяк С. Лутохин выполнили данное им поручение, – написали «против тех Эвер Горновых письменных речей» письменный же ответ и принесли его «на собор к митрополиту и к боярину, и ко всем людем Ноугородцкого государства». Как говорилось выше, об этом соборе у нас нет данных. Надо думать, что ответ получил одобрение на собрании, и к нему приложили «руки». Митрополит Исидор и воевода И.Н. Одоевский «и всякие люди» послали с ответом к Э. Горну Я. Боборыкина. Видимо, Я. Боборыкин прочел Горну письменный ответ («тот письменный ответ Эверт Горн выслушал». – Г.З.), но не отдал. Такой вывод сам собой следует из заявления архимандрита Киприана в Москве: «а как им (новгородцам. – Г.З.) Эверт Горн о крестовом целованье говорил и письмо ему дал и что оне ему против тово дали ответ, и тот подлинной ответ в Нове городе у митрополита за руками». Выслушав письменный ответ, Горн так рассердился, что отдал Я. Боборыкина «за приставы», а митрополиту и боярину прислал /С. 93/ сказать, что их за такой ответ нужно послать в Швецию к королю.
Однако угрозы Горна не подействовали. Заметив это, Горн через некоторое время повел себя иначе. Он велел привести к себе Я. Боборыкина и стал внушать ему, чтобы тот «от себя» дал совет митрополиту и воеводе Одоевскому и «всяких чинов людем» – ходатайствовать перед Горном о разрешении новгородцам ссылаться с Московским государством «о мирном постановенье»; Боборыкин должен был держать втайне, «что ему о том говорил Эверт Горн». Та же история повторилась с Киприаном (40).
Перемена тактики Горна нас не удивляет. Нам известно, что у Горна уже была инструкция короля о мире с Москвой.
Слова Горна Я. Боборыкин «тотчас-же» передал митрополиту Исидору и воеводе Одоевскому. «По скаске Боборыкина митрополит, воевода и всякие люди Ноугородцкого государства» били челом Горну, чтобы он «з государевыми боярами» позволил сослаться «о мирном постановенье». Разрешение было дано, и новгородцы стали готовиться к отправлению посольства в Москву.
Истории посольства из Новгорода в Москву мы посвящаем следующий очерк.
Теперь нам хотелось бы выяснить вопрос, неужели решительный отказ новгородцев от унии со Швецией не вызвал со стороны шведов новые репрессии? Допустить это крайне трудно. Обратимся к источникам. Пятиконецкие старосты Андрей Ременник с товарищами в челобитной царю переданной московским послам на съезде 7 января 1616 года, /С. 94/ рассказав о попытке Э. Горна по прибытии его в Новгород принудить новгородцев к присяге на имя короля и об отказе от присяги жителей Новгорода, прибавляют: «И с тех, государь, мест и по ся места, как мы в крестном целованье отказали, наложили на нас, на бедных сирот твоих государевых, в немецкие кормы и в салдацкие денги на шестнадцать дней по две тысячи рублев опроче иных мелких расходов и всяких розных налогов».
В шведском гос[ударственном] архиве в Стокгольме сохранились записные (приходно-расходные. – Г.З.) книги при сборе шведской контрибуции в Новгороде 1614 – 1616 гг. Книги представляют большой том в 76 тетрадей. К. Якубов находит возможным разделить по форме весь том на две части: в первой части идут записи с апреля 7122 (1614) г. по декабрь 7123 (1614) г.; во второй части записи с декабря 7123 (1614 г.) по август 7124 (1615). Начало записи во второй части таково: «Лета 7123, декабря в 28 день. По выбору пятиконецких ноугородцких старост Кирилла Молодожника с товарищы, посадцкие тяглые люди, салдатцких денег зборщики, Трет(ь)як Молоков серебреник да Иван Офонасев колачник збирали по окладным книгам гостя Первого Прокоф(ь)ева с товарищы, с ноугородки по двадцати по шти алтын по четыре деньги» (41).
Приведенное начало вызывает немалый интерес. Интересно подчеркнуть прежде всего, что в августе 1614 г. пятиконецким старостам служил Докучай Сласницин; ему с товарищами было поручено опросить жителей, желают ли они присягать на имя короля (см. выше. – Г.З.). В декабре того же /С. 95/ года пятиконецкими старостами являются уже Кирилл Молодожник с товарищами. Происходили ли в декабре месяце 1614 г. обычные выборы пятиконецких старост или Докучай Сласницин был смещен как неугодный шведам староста, – сказать затрудняемся. Наше внимание особенно привлекают данные о сборе контрибуции. Как указывает К. Якубов, контрибуция называется здесь «салдатцкими деньгами» и «салдатцким кормом». Собирают эти деньги по окладным книгам гостя «Первого Прокоф(ь)ева с товарищы». Мы знаем, что гость Первой Прокофьев вернулся вместе с другими новгородскими послами из Выборга в Новгород 15 – 17 августа 1614 г. Значит, окладные книги составлены были не ранее сентября 1614 г., может быть, уже при Э. Горне. Не исключена возможность, что это была одна из подготовительных мер Э. Горна к предложению унии 14 декабря 1614 г. Раскладка «салдатцких денег» производилась пятиконецкими старостами. Собирали в повышенном размере: если в апреле 1614 г. брали с «ноугородки по десять алтын», то в декабре берут «с ноугородки по двадцати по шти алтын по четыре денги», другими словами, больше чем вдвое. Собирали «салдатцкие денги» каждую декаду: например, с 27 декабря 1614 г. по январь 1615 г. «немецкому подьячему Андрею Самойлову салдатцких денег в государеву казну заплатили шесть сот рублев».
На основании приведенных данных позволяем сделать вывод, что отказ новгородцев от унии со Швецией повлек за собой увеличение поборов, взимаемых шведами с жителей Новгорода. /С. 96/
Резюмируем наши выводы. В течение 1614 года шведы три раза предлагали новгородцам унию Новгорода со Швецией, наподобие унии Литвы с Польшей:
1) 25 января,
2) в июле – августе месяце
и 3) 14 декабря.
Первый раз предложение унии сделано было верхушке новгородского общества, в последующее время шведы требовали присяги на имя короля ото всех жителей. В январе и августе предложение унии делалось устно, в декабре – в письменной форме. В январе новгородцы, надеявшиеся получить защиту от посланной на очищение Новгорода московской рати, ответили отказом. В августе, после поражения московской рати под Бронницами, под влиянием части вернувшихся из Выборга посланных к королевичу, они обратились с челобитной к королю Густаву II Адольфу о непринуждении их к унии. Наибольшая твердость, подлинное мужество и редкая сплоченность проявлена была массой жителей Новгорода в декабре месяце 1614 г., когда они резко противопоставили шведским планам свое решение сохранять договор 25 июля 1611 г.
Явлений, подобных унии Новгорода со Швецией в период крестьянской войны начала XVII века, мы не наблюдаем, сколь известно, ни в одном русском городе.
Провал нового мероприятия шведов – уния Новгорода со Швецией – позволяет сделать определенные выводы. Очевидно, для унии не было налицо необходимых предпосылок (в противоположность Польше и Литве. – Г.З.), очевидно, связи Новгорода, «большого торгового города, но не имеющего собственных средств продовольствия» (по характеристике /С. 97/ А. Оксеншерны. – Г.З.) с Московским государством были более крепкие, чем связи с Швецией, вступившей в ту пору на путь капиталистического развития (42).
_________________________
Примечания:
(1) Грамота Шведского короля Густава Адольфа Новгородским митрополиту Исидору, воеводе князю Ивану Одоевскому и земским чинам, в ответ на челобитную их о облегчении налогов. 1614, сентября 28 // Дополнения к Актам историческим, собранные и изданные Археографической Комиссией (далее – ДАИ). СПб., 1846. Т. 2, № 24. С. 48-49.
(2) Расспросные речи выходца Римлянина Павла Иванова о положении войска Якова Пунтусова в Новгороде // Акты Московского государства, изданные Академией Наук / под ред. Н.А. Попова (далее – АМГ). СПб., 1890. Т. 1. № 82. С. 121; Отписка воевод Д.Т. Трубецкого с товарищами о приводе к ним атаманом Иваном Микулиным языков немецких людей и об отсылке их в Москву. Расспросные речи языков // АМГ. Т. 1. № 78. С. 117.
(3) РГАДА. Ф. 96. Шведские дела. 1614 г. № 1; 1615 г. № 2.
(4) Фигаровский В.А. Отпор шведским интервентам в Новгороде // НИС. Вып. III–IV. Новгород, 1938. С. 72; Память Новгородским пятиконецким старостам об отобрании от жителей показаний, хотят ли они присягать на верность службы Шведскому королю Густаву Адольфу, или оставаться при прежней присяге, данной ими брату его принцу Карлу Филиппу. 1614, август // ДАИ. Т. 2. № 20. С. 42.
(5) Письмо графа Делагарди князю Ивану Одоевскому во время путешествия его из Новгорода в Ревель к королю Густаву Адольфу. 1614, августа 10 // ДАИ. Т. 2. № 19. С. 41. См. также: ДАИ. Т. 2. № 20. С. 43.
(6) РГАДА. Ф. 96. Шведские дела. 1616 г. № 12.
(7) Ibid…
(8) ДАИ. Т. 2. № 20. С. 43. См. также: Челобитная Новгородских митрополита Исидора, воеводы князя Ивана Одоевского и земских чинов Шведскому королю Густаву Адольфу… 1614 после августа // ДАИ. Т. 2. № 21. С. 44 - 47. В этих документах приезд Киприана и др. относится к 17 августа; на письме Делагарди воеводе Одоевскому имеется помета: «122 августа в 15 день с архимандритом Спасским с Кипреяном» (т. е. письмо получено в Новгороде. – Г.З.). Ibid, № 19. С. 41.
Примечание: Здесь ошибка Замятина. Встреча Делагарди с Киприаном произошла 9-10 августа, в Заречье, накануне отъезда Делагарди из Заречья в Копорье. См. ДАИ. Т. 2. № 19: «А встретил я (Делагарди. – Я.Р.) в Заречье архимандрита Спасского с Дворяны».
(9) ДАИ. Т. 2. № 20. С. 42.
(10) Они хранятся в Стокгольмском архиве.
(11) ДАИ. Т. 2. № 20, 21.
(12) В.А. Фигаровский ссылается на показания Киприана в Москве, но Киприан имеет в виду другой момент. В записи читаем: «и они-де Эверт Горну (а не Мортенсону. – Г.З.) о крестном целовании отказали, что им королю креста никоим обычаем не целовать и нас всех улиц старосты вынесли выносы за руками, что всем помереть, а королю креста не целовать, и все за женами и с малыми детьми причистилися и к смерти были изготовилися». НИС. Вып. III-IV. C. 73; РГАДА. Ф.96. Шведские дела. 1615 г. № 2.
(13) Sveriges krig 1611–1632. Stx., 1936. Bd. I. S. 467; ДАИ. Т. 2. № 21. С. 43.
(14) ДАИ. Т. 2. № 21. С. 43-47.
(15) Sveriges krig 1611–1632. Bd. I. S. 482.
(16) НИС. Вып. III–IV. С. 73.
(17) ДАИ. Т. 2. № 19. С. 41.
(18) Грамота Шведского короля Густава Адольфа… 1614, сентября 28 // ДАИ. Т. 2, № 24. С. 48-49; Sveriges krig 1611–1632. Bd. I. S. 482. Примечание: у Кобзаревой: «представители церкви уподобляются Давиду, который ел выставленные в храме на всеобщее обозрение хлеба».
(19) Это отметили в своих показаниях в Москве новгородские посланные. Они говорили: «как был в Новгороде Яков Пунтус, и писал король к Якову Пунтусу о том же, что ему привести ноугородцев ко кресту на ево королевское имя, и Яков им о том говорил, и призовал Яков на то не столь жестоко, как ныне Эверт Горн». См.: РГАДА. Ф. 96. Шведские дела. 1615 г. № 2.
(20) Инструкция короля Густава Адольфа шведским комиссарам. Нарва, октябрь 1614 г. // Сб. НОЛД. Вып. V. Новгород, 1911. С. 40–44; Sveriges krig 1611–1632. Bd. I. S. 483.
(21) РГАДА. Ф. 96. Шведские дела. 1614 г. № 5; Переписка московских бояр с жившими в Новгороде шведскими генералами о размене пленных и о учинении съезда для прекращения между обоими государствами войны. 1614 октября, 14 декабря // Лыжин Н.П. Столбовский договор и переговоры ему предшествовавшие. СПб., 1857. Приложения. № 5. С. 123–126. В царской грамоте Д. Меррику, содержащей изложение «неправд» шведов, читаем: «да в нынешнем 123-ем году декабря в 4 ден писали царьского величества и бояром ко князю Федору Ивановичу Мстиславскому с товарищи из Нова города Яков Пунтусов, да Гендрих Горн, да Эверт Горн, что государь их король приказал им, чтобы им от царского величества к боярам писать и о том поминать, только царского величества бояре похотят с ними в дружбе и в любви и в соединенье быти, и царского величества бояром им ведомо учинить вскоре, о какую пору и в котором месте с ними съехаться… и помириться». РГАДА. Ф. 96. Шведские дела. 1614 г. № 1 (уточнить номер).
(22) РГАДА. Ф. 96. Шведские дела. 1614 г. № 5.
(23) РГАДА. Ф. 96. Шведские дела. 1616 г. № 12.
(24) Большая выдержка из письма Э. Горна 12 декабря 1614 г. на шведском языке приведена Г.В. Форстеном «Балтийский вопрос». Т. II. С. 129. Перевод, но не вполне точный, дан в Сб. НОЛД. Вып. V. Новгород, 1911. С. 38–39.
(25) Ответ новгородских митрополита Исидора, воеводы князя Ивана Одоевского и земских чинов шведскому фельдмаршалу Еверту Горну… 1614 // ДАИ. Т. 2. № 32. С. 61. Ср.: Там же № 47. С. 77. (Дело в пропуске из Новгорода сыном боярским Федором Бестужевым посадских людей из Новгорода мимо поставленной в Славянских воротах заставы).
(26) Лыжин Н.П. Столбовский договор… С. 125–126. Примечание: в документе эти слова относятся к воеводе И.Н. Одоевскому, а не к С. Лутохину: «А на отпуске де был он у боярина у князя Ивана Микитича Одоевского и приказывал де с ним боярин, что Немцы миру однолично ради и за Новгород послов слать хочет, а из которых мест послов слать хочет, из Свеи или из Ругодива, того не ведает». О дьяке Семене Лутохине сказано следующее: «Да с ним же приказывал Семен Лутохин, что Датцкий король Свейскую землю воюет и самим им от Дацкого тесно, и король де Свейской однолично рад миру».
(27) De haffua s; snart de l;tet uttrijcka sin spanin;ll oprent halmen p; dedh oss skulle fattas hestefodher. Цит. по Форстену. Op. cit. m. II. С. 129. В.А. Фигаровский пишет: «Существенную роль в деле борьбы с интервентами сыграл отказ крестьян снабжать их продовольствием и фуражем». В подтверждение В.А. Фигаровский приводит цитату письма Горна 12 декабря 1614 г. в русском переводе Полторацкого. См.: Фигаровский В.А. Отпор шведским интервентам в Новгороде // НИС. Вып. III – IV. Новгород, 1938. С. 84. См. также: Лист Эверта Горна королю Густаву Адольфу. Новгород. 12 декабря 1614 г. // Сб. НОЛД. Вып. V. Новгород 1911. № 13. С. 38-39. Читая шведский текст, убеждаешься, что Горн имел в виду не крестьян (как толкует Фигаровский. – Г.З.), а власть имущих, повелевающих («они велели». – Г.З.). Кто эти люди? Наказная память Луке Милославскому да подьячему Ивану Заденскому об уборке с полей и молотьбе хлеба 5 августа 1614 г. дана была Делагарди и воеводою Одоевским (ДАИ. Т. II. № 18. – Г.З.). Приходится сделать вывод, что распоряжение об уборке хлеба дал Одоевский (Делагарди в это время не было в Новгороде. – Г.З.). Это, очевидно, Горн и называет «наибольшим мошенничеством».
(28) Грамота новгородского митрополита Исидора и боярина Одоевского // НИС. Вып. II. Л., 1937. С. 79–80. Примечание: В тексте грамоты, опубликованной В.А. Фигаровским, вместо слов «и быти б» записано «и обет бы».
(29) РГАДА. Ф. 96. Шведские дела. 1615 г. № 2.
(30) ДАИ. Т. II. № 24. См. там же, прим. 19.
(31) Sveriges krig 1611–1632. Bd. I. S. 485.
(32) Сб. НОЛД. Вып. V. № 13. С. 38.
(33) Предложение шведского фельдмаршала Эверта Горна новгородским земским чинам. 1615, прежде 27 мая // ДАИ. Т. 2. № 42. С. 74.
(34) Предложение фельдмаршала Эверта Горна Новгородским земским чинам // ДАИ. Т. 2. № 12. С. 28-32.
(35) РГАДА. Ф. 96. Шведские дела. 1616 г. № 12.
(36) Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т. 9. Изд. 4. М., 1885. С. 85; Иловайский Д.И. История России. Т. V. Новая династия.
(37) РГАДА. Ф. 96. Шведские дела. 1615 г. № 2.
(38) Что это за грамота, привезенная Киприаном, сказать затрудняемся.
(39) РГАДА. Ф. 96. Шведские дела. 1615 г. № 2.
(40) РГАДА. Ф. 96. Шведские дела. 1616 г. № 12.; Киприан передавал в Москве: «как оне, новгородцы всякие люди, Эверт Горну о крестном целованье на королевское имя отказали, и Эверт Горн его, архимарита, имал к себе на подворье и ему говорил: коли новгородцы всякие люди королю креста целовать не хотят, и они-б послали к Москве бити челом государю о мире». РГАДА. Ф. 96. Шведские дела. 1615 г. № 2.
(41) РГАДА. Ф. 96. Шведские дела. 1616 г. № 1.; Якубов К. Русские рукописи Стокгольмского Государственного архива // ЧОИДР. 1890. Кн. IV. С. 69.
(42) После того, как мы подробно рассмотрели историю попыток шведов принудить Новгород к унии со Швецией, очевидна неправильность утверждения С.Ф. Платонова, будто уже по договору 1611 г. «новгородцы присоединялись к Швеции «Свейские коруны не яко порабощенное, но яко усобное государство, якоже Литовское Польскому». См.: Платонов С.Ф. Очерки по истории смуты… СПб., 1899. С. 553–554; Ср.: Предисловие к Арсеньевским бумагам // Сб. НОЛД. Вып. V. Новгород. 1911. С. 6. Ни по договору 1611 г., ни в последующее время в 1614–1615 гг. Новгород не присоединялся к Швеции. Шведы пытались осуществить унию Новгорода со Швецией наподобие унии Литвы с Польшей 1569 г., но встретили сопротивление среди широких масс населения Новгорода, не желавших отделяться от Московского государства.
Продолжение следует...
Г. А. Замятин-Док. дисс. часть 6-Очерк III-прод
© Copyright: Александр Одиноков 2, 2013
Свидетельство о публикации №213021700762
Свидетельство о публикации №213021700762
Рецензии