Цена вопроса. Глава 20. Страх

Равнодушный холод стекла коснулся ладони, проникая дальше, дальше, к самому сердцу, оседая в нем безнадежностью и отчаянием. Стеклянная дверь, разделявшая их, эта условная черта, которую еще не поздно было перешагнуть и вырвать из цепких рук неизбежности дочь. Вернуть ее и больше не отпускать.
Но она уезжала. Сергей потерянно следил, как ее светло-кремовое кашемировое пальто мелькало в просветах серой безликой толпы отъезжающих.
Вот Софи прошла таможенный досмотр, сдала багаж…
Состояние дежавю не покидало Сергея. Когда-то много лет назад вот так же уезжала от него Жанна. Уезжала навсегда. Теперь Софи...
«Ничего-ничего, - собрав волю в кулак, успокаивал он себя, - как только разберусь с проблемами…».
Тем временем Софи прошла к стойкам паспортного контроля, точно в замедленных съемках обернулась, поискав его глазами. Вот улыбнулась светло и непринужденно, став совсем похожей на Жанну, помахала и… растаяла. Вот и все, простилась... также легко и привычно, как делала это всегда, уезжая на учебу в Лондон.
Холодный пот испариной покрыл лоб, шею.
Черт! Что с ним?
Предчувствия? Но, чего? Все идет по плану. Софи теперь в безопасности, а это главное.
Господи! А перекрестить! Сергей никогда не считал себя верующим, смущался и посмеивался, когда родители крестили его в дорогу, но теперь новое сентиментальное нечто, накатившее подсознательно, дремучее и звериное, вынырнуло из глубин генетической памяти, выплескиваясь наружу. Это был страх. Сводящий с ума бессильный страх за своего детеныша. Что-то горьковато-соленое стремительно и влажно впиталось в потрескавшуюся пересохшую кожу губ, а рука сама поднялась и осенила крестом ей вслед.
«Храни, Бог… храни Бог», - вместо молитвы повторял он, призывая в помощь все силы неба.
Трудяга-аэропорт, как большой муравейник, продолжал жить своей размеренной осмысленной жизнью. Прибывали в зал все новые пассажиры и провожающие, волокли или катили на колесиках внушительных размеров сумки и чемоданы, деловито занимали очереди, обнимались и целовались при прощании. Звучал мерный гул их голосов, временами заглушаемый металлическим голосом динамиков, но громче всего, просто оглушительно кричало его сердце, разрывающееся от одиночества. Сергей осмотрелся вокруг, боясь привлечь внимание, пытаясь унять сердце, бьющее в набат. Но тут же с ужасом понял, что никто его не замечает, и он сам был всего лишь тенью, безликой оболочкой среди толпы.
Он никогда раньше не боялся одиночества, наслаждался, смеясь ему в лицо, теперь оно брало реванш, туго словно в кокон скрутив его обессиленного, опустошив и выхолодив душу. Так, наверное, приходила сама смерть, и вновь, как и накануне вечером, накатила, тяжелым грузом придавила плечи подкравшаяся из-за угла старость. Ссутулившись, Сергей грузно, с трудом переставляя одеревенелые ноги, направился к выходу.
Накопившиеся переживания давали о себе знать. Хотелось бросить машину и просто идти пешком незнамо куда, или, еще лучше, упасть в газон, распластаться под этим серым тяжелым питерским небом и, ни о чем не думая, просто смотреть в него.
Но, видимо, расслабляться было рано. Сигнал телефона заставил Сергея сконцентрироваться, стряхнуть с себя настырную старушенцию-старость и собраться с мыслями.
- Сережа, - приглушенно Марининым голосом проговорила трубка.
Он встрепенулся, напрягся, такой тон не предвещал ничего утешительного.
- Марина, что случилось?
- Сережа, - сдавленно продолжала трубка, - он меня убьет... Он убьет меня! Ты слышишь! - перешла в крик.
- Чтооо!!! Марина! Еду! – негодование придало сил и решимости. Сергей шагнул к машине. Не успел он отключиться, как трубка заговорила голосом Дени:
- Сергей Иванович, Вы получите свою женщину, если привезете Софи и позволите мне поговорить с ней.
Похоже он все продумал.
- А если нет? – Сергей насторожился.
- Тогда Вы ее никогда не увидите, - выдержал пазу и добавил, - живой… Советую не предпринимать лишних действий.
- Негодяй! – закричал Сергей уже в мерно гудящий эфир.
Лихорадочно соображая, что делать, он завел машину и рванул по уже проснувшемуся городу. Как он мог так рисковать Мариной? Как он мог?

Марина выглядела сломленной и усталой. Утро принесло неприятное отрезвление, запоздалое раскаяние. Хмурый осенний питерский рассвет, сердитым дядькой нагрянувший в город, безжалостно сорвал пелену ночи, обнажая всю неприглядность ситуации, в которой она оказалась. Лишь только Дени вышел утром из ванной, он объявил, что отпустит ее только в обмен на Софи, и никакие доводы, что ей надо на работу, что у нее сдача квартального отчета, на него не действовали.
- Сначала Софи, – с вредностью капризного ребенка повторял он.
- Ты играешь с огнем, Дени! – Марина попыталась образумить парня. – Ты не знаешь связи Горюнова, не представляешь, какая у него охрана.
- Не смеши меня, женщина, - парень упрямо не желал называть ее по имени, - у него больше ничего нет, а вот у нас все схвачено. Ты можешь идти в кухню, - разрешил он, - только без глупостей.
Дени немного развлекало, что вчерашняя спесь сошла с этой бешеной бесследно, и очень довольный собой, он бы позволил себе даже быть снисходительным к ней. «Кобылка брыкается, пока не объезжена», - вспомнил он слова приятеля и пошло ухмыльнулся событиям ночи.
- Кофе я люблю не очень горячий, без сахара, со сливками, остальное на твое усмотрение.
Авантюристка по натуре, Марина частенько играла с огнем, в последний момент умело избегая опасности. Ей ничего не стоило, например, возвращаясь от приятельницы в подпитии, сесть даже среди ночи в машину к незнакомому мужчине, заговорить его, ловко жонглируя словами, виртуозно «навешать лапшу», заинтриговать и в самый кульминационный момент исчезнуть.
Против Дени ее приемы не действовали, и Марина каким-то животным чутьем понимала, что на этот раз все гораздо серьезней. Оставалось признать, что она добровольно стала заложницей своей же глупости и самоуверенности.
Несколько лет вращаясь в среде олигархов, она не могла не понимать, что этот избалованный мальчишка совершенно безнаказанно может сделать с ней все, что захочет, и чувствовала себя игрушкой, которую он мог при желании просто разобрать, чтобы посмотреть, что у нее внутри, например, открутить голову. Она была куклой, а если быть до конца честной перед собой, секс куклой в его руках. То, что ее грубо использовали по назначению, употребили, как одноразовый пакет, деморализовало, подавляло волю. Это не имело ничего общего ни с любовными играми, ни со страстью, и теперь она испытывала только чувство мучительного унижения, не в силах избавиться от стойкого кисловатого запаха спермы, въевшегося в ноздри. Даже запах кофе не мог перебить его.
Она смотрела в джезву с закипающим напитком немигающим взглядом, с ужасом сознавая, что ночью наговорила лишнего. Похоже, на этот раз язык сыграл с ней злую шутку, хотя Дени не поверил, что его отец положил глаз на девчонку. Щека все еще горела от ударов.
Волна животного страха ознобом пробежалась по спине. Страх, липкий, отвратительный, пронизывающий насквозь, заставлял ее совершать одну глупость за другой.
Дени же напротив действовал последовательно и продуманно, ни на секунду не теряя голову. Как только он понял, кто она, планы его поменялись. Горюнов, конечно же, кинется выручать свою любовницу и привезет Софи. Ну, а дальше все зависит от любимой. В ней же он был уверен.
Информация, которую захмелевшая Марина выболтала, на самом деле большой ценности не представляла, а когда та начала бормотать еще какую-то чушь об его отце, он отхлестал ее по лицу. Оказанное сопротивление взбесило до такой степени, что он связал ее и использовал для снятия напряжения и усталости. Потом убедившись, что узел надежен, и убежать она, даже если захочет, не сможет, уснул сном праведника, и теперь чувствовал себя свежим, отдохнувшим и готовым к встрече с любимой.

Спешно подготовленный к вылету в Петербург самолет Ажаева ожидал его на взлетном поле.
Обзвонив накануне все возможные места, где мог быть Дени, и не получив нигде вразумительного ответа, Микаил бредил всю ночь. Лишь только он закрывал глаза, как воображение рисовало ему картины одну кошмарней другой. Бедняга в ужасе вскакивал, прогонял видение и пытался заснуть снова.
Сон, словно в воронку, затягивал его в глубины подсознания, когда в дверях показался очаровательный образ Софи. Это было так необычно! Тонкая ткань небесно-голубого цвета невинно облегала грудь и талию, а девушка так трогательно смущалась, что Микаил, желая подбодрить, встал и пошел навстречу. Рука, готовая коснуться ее зардевшейся щеки, уже дотронулась шикарного локона, когда он увидел перед собой полные горечи и упрека глаза Миланы. Слова, готовые сорваться с горящих губ, потонули в собственном вскрике. Микаил содрогнулся и открыл глаза.
Не успел он снова погрузиться в тревожный сон, как острый клинок, сверкнув перед глазами, направляемый уверенной рукой Дени, уперся ему в горло.
«Она моя!» - вонзилось в уши, он закашлялся и очнулся.
Микаил проснулся окончательно, после того, как увидел Дени и Софи, целующихся на крыше многоэтажного дома. Но и наяву ему продолжало чудиться, что они вот-вот сорвутся с крыши и разобьются. Мелкая дрожь сотрясала все тело. Он не знал, где искать Дени, и мучительно хотел увидеть Софи…
Он больше не мог бездействовать и позвонил в аэропорт.

Сказав Милане, тенью метнувшейся на кухню подать завтрак, что вылетает в Петербург на поиски сына, Микаил посчитал, что тема исчерпана.
Телефонный звонок застал его уже по пути в самолет. На голубом экране дисплея высветился номер Горюнова, сердце тревожно екнуло.
- Микаил, - Сергей сразу приступил к главному, - Дени влип в поганое дело. Он взял заложницу. Ты еще можешь спасти его и себя от позора, или я вызываю телевидение. Надеюсь, ты понимаешь, что это значит.
В эту минуту Сергей с благодарностью вспомнил Анну. Однажды их план сработал, сработает и еще раз.


Микаил слушал молча, тяжело переваривая услышанное. С одной стороны новость была хорошая, раз есть информация о сыне, и, скорее всего, Горюнов знает, как с ним связаться. С другой стороны он был озадачен. Кто эта заложница? Если сын выкрал Софи, тогда нужно ли ее вызволять или проще устранить самого Сергея?
- Дай мне его телефон, и не надо вызывать телевизионщиков, я все решу по-хорошему.
- Ты уверен?
- Он мой сын, ты это понимаешь? – проклюнулась эмоция, и тут же тон выровнялся, - он не может меня ослушаться.
- Как я узнаю результат?
- Тебе позвонят.
- Хорошо, у тебя есть полчаса.
Разговор прервался. Вот так. Словно и не было между ними многолетней дружбы. Теперь это были два ощетинившихся зверя из чуждых стай, готовых разорвать друг друга в клочья, упиваясь победой или поражением, что в принципе не имело уже решающего значения. На кон тем не менее была поставлена жизнь.

Объявили посадку на рейс Санкт-Петербург - Тель-Авив. Улыбка, которую Софи старательно изображала все утро, чтобы не огорчать и без того невеселого папу, давно сошла с лица, уступив место грусти, которой она наконец дала волю.
Сергей, всячески оберегая незапятнанный чистый и наивный мир дочери, даже не догадывался, насколько та повзрослела. Он хотел видеть в ней ребенка, и Софи, как только оказывалась под его заботливым отцовским крылом, становилась такой.
От нее не укрылось, как внезапно постарел и осунулся отец за прошедшую ночь. Обладая тонким умом аналитика, она чутко реагировала на перемены в его настроении, и оттого, что отец, не желая причинять ей боль, замыкался в себе, она страдала еще сильней и глубже.
Выстраивая в своем воображении картину происходящего, складывая ее из мелких, на первый взгляд, незначительных деталей, Софи прекрасно понимала, что дело отца потерпело крах, и даже кризис, который они неоднократно обсуждали с ним, был только поводом и прикрытием чьей-то злой воли.
Она внезапно вспыхнула. А если за всем этим стоит отец Дени? Новая страшная догадка осенила. Щеки обдало жаром. Невероятный стыд поверг в оцепенение. Тот взгляд откровенный и кроткий одновременно… Взгляд – крик, взгляд – призыв, взгляд – приговор… Так мог смотреть зверь или первобытный дикарь, алчущий добычи. Но зачем? Господи! И отец… Он выгнал его и потом не хотел говорить об этом. Это дядя Микаил стоял за похищением! Пазл сложился. Это она причина всех несчастий отца…
Оглушенная собственным прозрением, Софи стояла замершая посреди зала отлета. Ее обходили, вопросительно оглядываясь.
- Девушка, вам помочь? – рядом остановился какой-то мужчина.
Софи вздрогнула.
- Нет-нет, спасибо, - ответила машинально.
- Посадку объявили.
Она кивнула и послушно влилась в поток пассажиров. Метаморфоза взросления продолжалась.
Никогда папа не узнает и того, что она не спала сегодня ночью, когда Дени бродил под их окнами, и она видела, как ему было одиноко и холодно. Софи потом еще долго в оцепенении сидела на кровати, сжавшись в комок, и плакала от жалости к себе, Дени, папе, так и ни на что не решившись.

- Ой! – устраиваясь в кресле у прохода, Софи неловко повернулась на каблучке.
От резкой боли в лодыжке слезы брызнули из глаз.
В ту же секунду она почувствовала чей-то локоть, и чтобы не упасть отчаянно ухватилась за подоспевшую так вовремя помощь.
- Осторожней! – мужчина усадил Софи в кресло и сам устроился через проход от нее.
Они знакомы? Где-то она его видела. Нет, показалось. Чем-то неуловимо он напоминал ей папу. Чем? Участливым взглядом?
- Спасибо, - Глаза выхватили темно-русую челку, волной набегающую на лоб, мягкий бархат карих глаз. Широкое добродушное ухоженное, чисто выбритое лицо незнакомца располагало. Мужчине было не более тридцати.
Нет, он не был похож на отца.
- Виталий, - представился спаситель, внезапно смутившись под неожиданно внимательным взглядом.
- София, - вынуждена была представиться и она.
Знакомиться в транспорте считалось неприличным. По этикету они должны были быть представлены друг другу.
«Словно в низкопробном дешевом водевиле», - рассердилась на себя Софи, ощущая между тем нешуточную боль в ноге.
- Болит? – Виталий кивнул на подвернутую лодыжку, словно прочитав ее мысли, - я позову бортпроводницу?
- Не беспокойтесь.
Софи откинулась на спинку кресла, прикрыв глаза, всем своим видом показывая, что разговор окончен и вновь предалась грусти.
«Роднулик, Сонюшка», - отчетливо вспомнился голос папы. Так называл он ее в минуты прилива нежности, так разбудил сегодня утром. Предчувствие непоправимого змеей сжало сердце. Господи! Зачем она улетает, бросая его одного именно сейчас, когда ему нужна поддержка?
Нет! Еще не поздно!
- Стойте! – крикнула в отчаянии, - я не лечу!
- Пристегните ремни, – раздался в ответ бесстрастный голос динамика.
Самолет слегка качнулся, дернулся. Кровь с силой рванула к лицу, стало жарко и душно. Это навсегда!
- Что с Вами? – Виталий перегнулся через проход. – Я могу помочь?

Цепкий взгляд художника, однажды выхвативший ее из толпы, уже не мог отпустить, потерять.
Виталий обратил на нее внимание еще в аэропорту. Ее невозможно было не заметить, девушка была словно из другого мира, случайной гостьей, залетевшей на их грешную, забытую Богом планету.
«Какой удивительный типаж женщины! Штучный экземпляр!» - но первая мысль циника, перевидавшего и перепробовавшего, чего уж греха таить, на своем тридцатитрехлетнем веку разнообразие натурщиц, пристыженно ретировалась, лишь только он внимательней вгляделся в ее лицо. Не красота внешних черт была в нем главной, а его наполненность интеллектом, глубинным смыслом, содержанием.
Виталий вглядывался в лицо незнакомки, лихорадочно стараясь запомнить, впитать этот ровно струящийся свет, эту девственную чистоту облика, боясь, что она вот-вот растворится, растает, исчезнет, а он не успеет.
Каково же было его удивление, когда волей судьбы они оказались не только в одном самолете, но и места их были совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки.
«Это ли не знак судьбы!» - боясь спугнуть капризницу удачу, он украдкой бросал взгляды на утонченный профиль, прикрытые глаза с разметавшимися по щекам пушистыми ресницами, вздрогнул, когда они внезапно взметнулись вверх, и ужас отразился в ее глазах.
- Мне надо обратно, в Петербург, - встревожено ответила Софи.
- У Вас там остался кто-то очень близкий?
- Да, самый-самый близкий.
- А я вот на свадьбу к другу лечу, - Виталий словно испугавшись, почему-то резко сменил тему. Нет, не все он хотел о ней знать.
София промолчала. А куда летит она? И зачем, если рядом не будет папы? Нет, она, конечно, любила маму, всегда хотела побывать у нее в гостях, но не так, не сейчас.
Самолет уже набрал нужную высоту и стремительно уносил Софи в неизведанное. В мир чужой и родной одновременно, который всегда жил где-то под сердцем, там, где свято хранился образ мамы. Щадя отца, она никогда не рассказывала ему, и он даже не предполагал, как прочна и неразрывна нить между матерью и дочерью. Выходит, он совсем не знал свою дочь…
Редкие встречи с мамой всегда означали праздник. Софи растворялась в ее ласковом очаровании, нежных объятиях, сдержанных всхлипываниях, которые нет-нет да прорывались. Жанна гладила дочку по голове, шелковистым локонам, задаривала подарками, но, расспрашивая об учебе, делах, подругах, увлечениях, никогда не рассказывала об Израиле. Был ли это запрет отца – влиятельного российского бизнесмена, или мама понимала, что Израиль никогда не станет родной страной для Софии, только сейчас София вдруг поняла, что знает об Израиле и своих родственниках, проживающих там, совсем мало.
Незаметно разыгрался аппетит. Молодой здоровый организм независимо ни от чего требовал свое. И съев все предложенное стюардессой, Софи немного повеселела.
От наблюдательных глаз Виталия не ускользала ни одна мелочь. Вот живыми искорками, озорно и немного даже насмешливо заблестели глаза. Оттенок их неожиданно поменялся с серого на глубокий цвет морской волны. Откуда-то взялась маленькая радужка и, запутавшись в волосах, подрагивая, переливаясь многоцветьем, заиграла на белоснежной, почти прозрачной коже лба.
Очарованный, он не сдержался:
- Я бы хотел писать Ваш портрет, - уловил ее слух.
И тут же понял, что услышан. Нежные мочки ушей зарозовели так, словно ей только что признались в любви.
- Я не позирую, - принимая правила игры, кокетливо возразила она.
- Смею надеяться, что Вы передумаете.
Больше всего теперь он желал, чтобы этот полет длился вечно.
- Я не позирую едва знакомым мужчинам, - игра становилась увлекательной.
- Тогда я женюсь на Вас и буду рисовать каждый день. – Выпалил неожиданно и затаил дыхание.
- Апп, - от возмущения она чуть не захлебнулась, - это запрещенный прием!
- Так Вы согласны?
Софи взглянула в его смеющиеся глаза и рассмеялась сама.
В салоне ходили, разговаривали, ели, заказывали какие-то напитки, делали покупки, только эти двое больше ничего не замечали.
Крики «Ура!» резко вернули в реальность, оборвав нечто важное, что зарождалось между ними, но было еще пронзительно хрупким и беззащитным. Шасси толкнулось в покрытие взлетной полосы. Они приземлились. В салоне зааплодировали.
София попыталась встать и не смогла. Подвернутая лодыжка слегка опухла и отдавала резкой болью, как только девушка опиралась на ногу.
Пришлось воспользоваться помощью Виталия. До выхода из самолета она кое-как доковыляла, но спуститься по трапу было практически нереально. В спину дышали пассажиры, которым не терпелось ступить на святую землю.
- Извините, - Виталий, не слушая никаких возражений, словно пушинку подхватил ее на руки и понес так легко и естественно, словно делал это всегда.
Еще никогда судьба не была так благосклонна к нему.

Дени, ожидая услышать приятные для себя новости, схватил мелодично зазвучавшую трубку и застыл с вытянутым, исказившимся в гневной гримасе лицом.
Горюнов! Старый козел! Наябедничал!
- Дени, сын! Что там у тебя происходит?
- Па, все идет по плану, я справлюсь. Я приехал за Софи и не уеду без нее. Я так решил, па.
В горле Микаила перехватило и, сильно волнуясь, даже не пытаясь сдерживать рвущееся наружу сердце, немало не заботясь, что выдает себя с головой, он заорал, перекрикивая шум самолета:
- Где Сонечка? Она с тобой? Ты не можешь ее тронуть! Слышишь? - это был главный вопрос, остальное потом.
Сомнение острым ножом врезалось в сердце Дени. А если эта бешеная была права, когда намекала, что отец…? Да ведь и все сходится.
- Ты? Она? – он захлебнулся от страшной догадки. Кровь, разрывая жилы, бросилась в голову, трубка жалко хрустнула в посиневшей от напряжения руке.
- Дени, не делай глупости! – спохватился Микаил, - Горюнов через полчаса приедет с телевидением. Нам не нужен шум. Я вылетаю, все решим на месте, – запоздало кричал он в онемевший эфир.
Чертыхнулся и спешно набрал номер прокуратуры. Только немедленный арест Горюнова мог сейчас спасти их от ненужного скандала.

- С ума сошел! – не своим голосом закричала Марина, - ты что делаешь? Как теперь звонить? У меня отчет сегодня.
Безумные глаза невидяще смотрели сквозь, зрачки зияли страшной черной пустотой. Дени медленно на подкосившихся ногах осел на пол, и дикий разрывающий душу вой вырвался из него. Он сидел беспомощный, ставший моментально жалким потерянным, и, обхватив голову руками, раскачивался из стороны в сторону.
Она! И отец! Этого не могло быть… Но все сходилось, и это была ПРАВДА!
Он мог убить любого, кто перешел бы ему дорогу, но не отца. Воля того была незыблема. Отец был Богом на земле, и от этого бессмысленность его собственной жизни становилась еще очевидней.
Трубка, отброшенная на пол, казалась безжизненной. Марина, трясясь от ужаса, то и дело, поглядывая на обезумевшего парня, дотянулась рукой до телефона и, о чудо, тот заработал. Лихорадочно листая записную книжку, она отыскала номер Сергея, но не успела даже нажать на вызов, когда увидела занесенный над собой кухонный нож.
- Скажешь, что прикажу, - совершенно трезвым, но неживым отрешенным голосом прошипел Дени.

- Марина! Мариночка! – кричал Сергей, - Все под контролем! Я разговаривал с его отцом, он…
- Сережа! – услышал он какой-то деревянный голос, - все в порядке. Не приезжай. Честно. Я спать лягу.
- Что? Что с голо….
- Устала, не приезжай, - повторила она.
- А где мальчишка?
- Он уже уходит. Я не знаю куда, его отец позвонил, – и она как-то поспешно отключилась.
Что-то не так! Обиделась? Или? Но Ажаев не может не понимать, что удерживание заложницы чревато. И все-таки надо съездить, удостовериться самому.
А потом к Анне! При последней мысли потеплело и отлегло. Тревога постепенно уступала место более осмысленным планам. Дел было по горло.

- Не убивай меня, - шевельнулись губы.
Он усмехнулся, чувствуя животный страх загнанной жертвы, наслаждаясь им.
- Мы умрем вместе, - холодно ответил он, и ни один мускул не дрогнул в его лице.