Рассказ. Закоулки памяти

   Иван Петрович слыл человеком успешным. Всё у него ладилось. Он возглавлял службу безопасности коммерческого банка, работой своей был доволен. В семье тоже всё сложилось, мир и лад. Современная четырёхкомнатная квартира в центре города, в двух уровнях, с евроремонтом и мебелью в стиле хайтек. Раз в год обязательная поездка на отдых за рубеж. Дача с деревянным шале, шезлонгами, барбекю и теннисным кортом, на берегу спокойного залива, в уединённом, сказочном по красоте месте. Казалось бы,  жизнь удалась, что ещё нужно?
   И, тем не менее, осенью, каждый год, не смотря на возражения жены и непонимания руководства, пренебрегая всеми препятствиями и протестами, Иван Петрович уезжал на охоту. Очень любил в одиночку , с ружьецом побродить по болоту и осеннему лесу. Телефон он отключал, чтобы ничто не отвлекало от этого занятия. Ни себе, ни тем более близким, не мог Иван Петрович объяснить природу своего увлечения. Более того, он не стремился даже подстрелить дичь, не это было главным. А что, он не знал. Бродил бесцельно по труднопроходимым заповедным местам, вдыхал пряный осенний воздух, любовался картинами природы, возникающими перед глазами.
   Вот и сейчас, он мчался на своём джипе по дороге ведущей на кордон, где оставив машину в зарослях тальника, переодевшись в непромокаемый комбинезон и болотные высокие сапоги, надвинув на лоб бейсболку, решительно зашагал в глубь зарослей пожухлой, высокой травы. На плече охотничья двустволка, с вертикальными стволами, инкрустированная тульскими умельцами, подарок тестя. На поясе патронташ, набитый патронами, на боку сумка - ягдташ, для битой птицы. Экипировка знатная. Пробродил Иван Петрович до вечера, никого так, по сути, и не подстрелив. Несколько раз поднимал из камышей уток, даже стрелял, но в одних случаях не попадал, а в другом - не нашёл подбитого подранка.
   Как на зло принялся накрапывать дождь. Небо посерело, одежда стала влажной и тяжёлой, к тому же Иван Петрович понял, что слегка заблудился, а на самом деле дал хороший крюк, километров пять будет.
   Быстро надвигались сумерки, надо было искать машину или ночлег.
Проплутав ещё недолго, взойдя на пригорок, увидел Иван Петрович, недалеко раскинувшуюся в ложбине деревеньку, дворов в двенадцать, может чуть по - больше. Резво сойдя с бугра, направился к крайнему домишке.
   Постучав в дверь, накладкой для навесного замка и услышав приглашение:
 - Чаво стукаишь, заходи, открыто!
   Он, толкнув дверь, наклонившись, чтобы не удариться о низкую притолоку, вошёл в холодные сени, что под одной, общей соломенной крышей с самим домиком. Иван Петрович подумал, что таких хат уже и нет, чтобы под соломенной-то крышей. Однако вот есть.
   Его встретила маленькая, сгорбленная старушка, в калошах на шерстяные носки, длинной юбке, закрытой передником и ситцевом платочке на седых, гладко - зачёсанных волосах.
 - Проходитя в хату!
   Войдя, Иван Петрович остановился у порога в нерешительности. В домике было уютно, тепло и чисто. Или после промозглого, осеннего дня, так показалось? Белёная печь в углу у входа, домотканые дорожки на полу, стол, накрытый цветной клеёнкой, белые занавесочки на окнах и большая, пушистая от подзорников и накидок кровать, не показалось, аккуратно всё.
   Старушка, тем временем без стеснения рассматривала гостя. Лицо расплылось морщинками в улыбке, живые глазки светились любопытством:
 - Откуль будитя? Из городу?
   Иван Петрович утвердительно кивнул.
 - Дедуль! Поздоровкайся, к нам гость из городу! - крикнула она куда-то на печь.
   За занавеской завозились, закряхтели и откинув её в сторону, свесив ноги в тёплых носках, возник на лежанке дедок, маленького роста, щуплый, с всклокоченной седой бородёнкой.
 - Ну, здорово мил человек, проходи, садися!
 -Да я боюсь, испачкаю вам пол.
 - А ты скидавай сапоги!
   Иван Петрович, разувшись, прошёл по домотканым дорожкам к столу, ощутив ногами необычайную приятность и лёгкость.
 - У нас ноне таки грязя, таки грязя,- посетовала старушка,- корова копыту не вытащить.
 - Гнилая осень, верно,- поддакнул дед.
 - Извините за беспокойство, я был на охоте, видать немного заблудился, можно у вас до утра остаться? Всё равно машину сейчас не найду.
 - Да чаво ж, живи сколь хошь! Вона пастеля стаить, пустуить. Детки - та не больно жалують, летом и то не доедуть, а мы - то с дедом на печке кувыркаимси, кости ночью мочи нет, ломять,- пояснила старушка.
 - Греимси,- подтвердил дед,- давай - кось, мать, корми человека, голоднай поди.
 - А-то ить я сама не знаю! Учить всё, учить! - проворчала старушка.
   Вскоре на столе появилась миска с солёными помидорами, хлеб свой, домашний, отварные яйца, целая плошка, а ещё белый, крупчатый творог, залитый сливками.
 - Молоко исть будешь? У нашей коровы она сладкая. Это ить в городе она не вкусная, а у нас - мёд! - заверила старушка.
 - Что? - не понял Иван Петрович
 - Она, говорю, молоко?
 - Лучшая молоко в деревне,- констатировал дед,- кушайтя, кушайтя!
   Старики присели на лавочку напротив гостя. Поставив локти на стол, подперев сухонькими кулачками головы свои, они с блаженными улыбками смотрели на кушающего гостя. Тому стало неловко.
 - А может и вы, со мной поедите, неудобно одному.
   Они дружно замахали руками:
 - Мы уже ели, много ли нам надо!
 - А ты ишь сынок, ишь, всё настоящее, своё!- с гордостью произнесла старушка.
   И вправду, еда была, по-домашнему вкусная и Иван Петрович получил настоящее удовольствие от неё.
   Еле дождавшись, когда гость допьёт кружку молока, старик приступил к расспросам.
 - Ну как там, в городе, чё говорять? Войны не будить часом?
 - Да не планируется, всё спокойно пока.
 - Тота и оно, што пока,- глубокомысленно изрёк дед, подняв вверх скрюченный указательный палец.
 - Пыжатся всё, стращають, злобствують, куды им супротив нас - та? - на этот риторический вопрос гостю и добавить было нечего.
   Старушка тем временем убрала со стола и сказав:
 - Пойду проверю на дворе, а то безобразничать взялися, вон в соседней селе, корову со двора свяли, ироды!- накинув шаль вышла из дома.
 - Переживаить моя-та, корова у ней всё. Бабка у мене труженица, не гляди, что мала ростом, всё на ей, огород, хлев, скотина. Ребят вон четвярых выростила. Таперича разлятелись, мы вдвоём остались, горюить больна, тоскуить по им, глядеть тяжко, да мне виду не показываить. Она меня жалеить, всё сама, всё сама. Я у ей покалечаннай, конь скинул и стоптал. Уж годов как с десяток тому, можа больше.
   Вернулась старушка и дед, как бы завершая продолжающуюся без неё беседу сказал:
 - Так значить войны пока не будить?
 - Нет, всё спокойно.
 - Ну и ладно. Мать, стели пастелю, видишь чай, гость-та клюёть носам, усыпаить прям за столом?
 - А то я без тебя ить нязнаю, чё мне делать- та?- опять беззлобно поперечила старушка.
   Перед тем, как лечь, Иван Петрович вышел во двор. Надо было разобраться со своими мыслями. Появившаяся в душе, потягивающая тоска, вдруг навеяла ему образы его стариков, давно умерших, но удивительно похожих на этих, приютивших его. Та же размерянность в быту, та же тоскливая грусть по детям и внукам, то же молчаливое понимание друг друга. Иван Петрович был несказанно благодарен этим людям за напоминание его детства, его родных. Теплота и ласка поселились в сердце. Докурив сигарету, он вернулся в хату.
   Улёгшись на постель, сразу потонул телом в могучей перине, а головой в пуховых, огромных подушках. И когда, выключив свет, старики угомонились на тёплой печи, такая нега и благодать окутали Ивана Петровича, аж сердце замлело. Под мерный стук ходиков, потрескивание сверчка в углу, под тусклый свет фитилька в лампадке у божницы, под монотонный шум дождя за окном, под мирное мурчание кошки, скрутившейся комочком в ногах, поплыл Иван Петрович по волнам своих воспоминаний, навеянных обстановкой в которую случайно попал. Ему вспомнилось его деревенское детство, домик его стариков. Сам себе вспомнился, как со стороны, бегущим за тележкой старьёвщика, ещё босым в драных штанишках, на тропинке, с железной палочкой в руках, катящим диск от велосипеда.
   Дальше, проснувшиеся образы стали теснить друг друга, появляясь в воображении из закоулков памяти Ивана Петровича. Он даже сглотнул ком, ставший в горле от нахлынувших чувств, боясь спугнуть их ненароком:
 - Вот, оказывается, по чему я тосковал, бродя по деревенским местам, куда тянуло меня, в детство!
   Повозившись ещё немного под тёплым ватным одеялом, ощутив себя как - будто птенцом в уютном гнёздышке, Иван Петрович провалился в спокойный, безмятежный сон, усталость его одолела. Он даже зачмокал губами, как ребёнок во сне, от избытка видимо, посетивших его видений и забытых детских впечатлений