В первый раз, в первый класс!

Подготовка к школе началась с шитья моего школьного костюма. Поскольку мама неплохо шила, она сначала посмотрела готовые костюмы вообще, составила выкройки на мой костюм, купила симпатичного серого, а не стандартного синего материала. Я, не поняв сначала, что у меня будет эксклюзивный костюм, тем более серый, а не синий, закапризничал, но мама сказала, что всё будет очень хорошо. И действительно, костюм получился очень красивым, и в дальнейшем этот светло серый цвет стал моим любимым, и до сих пор им и  остаётся. А, в общем, внешне из меня получился симпатичный первоклассник.
Потом мы отправились за учебниками и прочей канцелярией. В книжном магазине меня озадачило такое количество учебников, которое мы там купили. А когда мама сказала, что это только самое начало, я стал школу немножко побаиваться. Раньше ведь я думал, что, умея бегло читать и считать до 1000, мне остается только писать научиться, и что я почти всё умею. Вот такой мой настрой  сделал из меня троечника в начальных классах. А ведь в школе надобно усердно учиться, дабы стать грамотным человеком, а у меня тогда было головокружение от успехов. И до сих пор мою писанину проверяет мой помощник, П.К.
Ну, а дальше мы с мамой пошли и купили всяких тетрадок: в клеточку для математики, в линеечку и для правописания. Купили и пенал для хранения ручек и карандашей, правда, не такой красивый, как мне хотелось бы, но значительно дешевле того, выставочного. Тут мне мама пояснила, что в жизни надо научиться экономить при наличии  скромной зарплаты, чтобы оставалось на всё остальное, и в добавок купила тортик, чтобы отметить такое знаменательное событие, как моё поступление в школу. Этот случай я тоже запомнил на всю свою жизнь, и потом не боялся, запачкать чернилами свой самый что ни на есть обычный пенал.
На следующий день мы с мамой отправились на перекличку учащихся, проводимую в школах перед началом занятий. Там было много детей с родителями и много шума. Событие для меня было очень даже волнительное, и ни учителя нашего, ни ребят из нашего класса я не запомнил. В конце концов, назвали и мою фамилию, и я откликнулся, но тихо получилось, и меня не услышали, так что пришлось маме отозваться за меня. Обратно мы шли, немного обалдевшие от шума и сутолоки этой самой переклички. Через день у меня должен был состояться первый звонок в моей теперь уже школьной жизни. Так ничего и не запомнив на той самой перекличке, я попросил маму, чтобы она  снова пошла со мной в школу и довела меня  до моего класса. Мама, засмеявшись, сказала, что и сама очень хочет так сделать, а я успокоился, поняв, что с мамой я никогда не пропаду, и это и было в моей жизни.
В день первого звонка мы встали очень рано,  долго собирались и чуть не опоздали на него. К моему удивлению, повторилось всё то, что мы видели на перекличке, только было по больше порядка и поменьше шума. Зато было, очень много цветов в букетах, которые принесли школьники. Наш скромный букетик, составленный из цветов, нарванных в нашем саду, ну явно не смотрелся. Я сказал об этом маме, а она уже серьезно мне пояснила, что наши цветы вырастили мы сами, и они не хуже остальных цветов, и это нам почетно, что мы принесли сюда сделанное нами самими. А я, вспомнил сказку о той самой, такой дорогой деньге, брошенной отцом в огонь, которую сын богача сам заработал, и сам сыночек выхватил деньгу из огня, и которая так была дорога его сердцу, ведь она была заработана им самим. Это я тоже запомнил на всю свою жизнь: подарок, сделанный своими руками, особенно ценен.
Прозвучал первый звонок, сделанный девочкой-первоклашкой, и нас, построенных по классам, провели в школу, в свой класс, и рассадили, по возможности мальчик с девочкой, а с кем я сидел тогда, я и не помню, наверное, это для меня было  не так и важно. Занятий как таковых не было. Учитель познакомился с нами, показал, как правильно сидеть за партой, посмотрел на наши тетради, ручки, учебники и чернильницы и отпустил к родителям, которые нас дожидались на улице. Вот так прошёл мой первый день в школе.
Первый день в школе прошел как праздник, а потом потянулись трудовые,  школьные будни. Нас учили читать, считать и писать. Если первые два пункта я уже знал, то с каллиграфическим письмом у меня были большие проблемы. Ну никак не получалось писать красиво, а я  ведь  и дома очень  старался всё это освоить, но получалось не так, как надо. И до сих пор, друзья,  почерк мой оставляет желать лучшего. Зато на уроке арифметики я пока отдыхал, уж складывать и вычитать я ранее неплохо научился. Зато на чтении возникли непредвиденные проблемы. Я ведь уже довольно бегло умел читать, а тут требовалось читать, и обязательно по слогам, а я постоянно срывался на нормальное чтение и получал за это тройки, что меня очень сильно возмущало. Пришлось вмешаться маме, и меня оставили в покое. Но, к сожалению, репутация троечника так за мной и осталась.
Я учился в школе, расположенной около трамвайного кольца, что в Октябрьском районе, а рядом располагался приличного размера интернат для школьников. Родители, забирая меня со школы, на него посматривали. А дело в том, что бегать им каждый день со мной в школу было очень неудобно, папе приходилось отпрашиваться с работы. Ну вот, поэтому родители и решили отдать меня в интернат. Мне эта идея тоже сначала понравилась, ведь мы, школьники, смотрели на интернашек с некоторой завистью. Они ходили в своей симпатичной форме,  гуляли под нашими окнами и играли в футбол.
На следующий день меня мама привела в интернат, меня записали в большущий журнал и отвели в спальню, показали, где я буду спать, а потом провели в класс, на занятия. Репутации троечника у меня здесь не было, и, бойко отвечая на вопросы учителя,  я стал «твердым хорошистом», поскольку остальные ученики знали меньше меня, а читать, как я, вообще никто не умел, и мне это всё очень понравилось.
После занятий нас повели в столовую, на обед. После маминой вкусной кормёжки обед мне явно не понравился, и я почти ничего не съел. Для первых классов после обеда полагался тихий час, но где там! Ребята собрались и пошли играть в футбол, и меня позвали. Но на футбольном поле, ранее толком не играя, я опять оказался в «троечниках», и меня, в конце концов, перевели в запасные игроки. Я посидел на скамейке, поболел за своих, но в скорее мне это надоело, и я прошелся по территории интерната в надежде найти что-нибудь интересное. За углом группа ребятишек играла в «ножички», и я тоже попробовал, но не очень успешно, поскольку в каждом деле важна тренировка. Так я проходил и про слонялся до общего сигнала «на занятия»,  который означал, что надо идти и делать домашние задания, и я отправился их делать.
И вот тут-то я опять оказался на высоте. Я сделал то, что требовалось, а остальные списывали у меня. Я же занялся чистописанием, так как предварительно запасся тетрадкой для своих упражнений. Ребята с интересом смотрели, как я вырабатываю каллиграфический почерк. В конце концов, мой новый приятель Серёга поинтересовался, зачем я всё это делаю, а я пояснил, что для того, чтобы двойку за свои каракули не получить. Ребята, услышав  это, дружно рассмеялись и пояснили, что здесь такого не требуется, и остальные пишут примерно также. Посидев маленько за столом, я обрадовался услышанному, и решил, что жить тут вполне можно.
Оставшись один, я  отправился изучать помещения интерната и, в конце концов, привлеченный вкусными запахами, забрел на кухню. Поварихи, увидев растерянного малыша, пожалели меня и вкусно накормили. Ведь вы помните, что на обеде я почти ничего не съел, и у меня был пустой желудок. После этого, конечно, на ужин я не пошел, а повалялся на своей кровати, думая при этом: А чем же теперь заняться? По старой, садиковской привычке на тихом часе я стал фантазировать, но все мои фантазии сводились к тому, что я дома, с родителями, и мама мне сказку на ночь читает. И вот теперь-то я  понял, что я здесь один и очень хочу домой! И мне стало так тоскливо.
Но вот наступило время отбоя. Все ребята постепенно улеглись, и я тоже попытался заснуть. Но всё мне тогда было незнакомо и непривычно: сам интернат, эта комната, жесткая кровать, и я долго ворочался, а заснул, наверное, под утро. Вот таким я запомнил свой первый день в интернате.
Ну, а дальше я вроде стал привыкать к тогдашнему моему существованию. На уроках я был ударником, хотя своё освоение чистописания я забросил, подучился играть в футбол, и меня уже стали брать в команду, а в  ножички играть не стал - там требовались деньги, а вечером читал ребятам книжки. Но всё равно я чувствовал, что я тут один, и мне всё время хотелось домой, и чем дальше, тем больше. Я кое-как дождался субботы, и меня вечером забрали домой. Дома я попытался уговорить родителей забрать меня насовсем, обратно домой. Мне же пояснили, что так приходится делать, потому что мы живем далеко от школы, и я не могу добраться один домой. Тогда я не выдержал и расплакался. Не хочу я обратно, - причитал я, но мама меня попросила потерпеть ещё недельку, пока папа договорится на своей работе, что будет меня забирать после школы. Я обрадовался и сказал, что я обязательно дотерплю до конца.
Вечером, в воскресенье, я был доставлен обратно в интернат, и у меня было отличное настроение, что эта «интернатчина» скоро кончится, и мне даже захотелось побеситься. Части ребят ещё не было, воспитателя тоже, и мы классно покидались подушками. Потом прозвучал «отбой», и я опять долго не мог уснуть, мечтал попасть обратно домой.
Вся эта неделя, до забирания меня домой, тянулась очень долго, особенно по вечерам. Я втянулся в игру в футбол и, поскольку меня никто не контролировал, перестал делать уроки, и получил двойку. Сим фактом занялся наш воспитатель, он же тренер, он же просто  хороший друг ребят - Ван Ваныч. Мы вместе с ним выучили то, за что я двойку получил, и я на всю жизнь запомнил его наказ, что я должен быть уже взрослым, чтобы за мной с ремнём не стояли, и за себя отвечать должен сам.
Перейдя в нормальную школу, мне пришлось основательно засесть за занятия, т.к. мама сказала, что если я буду плохо заниматься, то придется обратно в интернат идти. Отводил меня на занятия в школу и забирал меня домой папа. Вот вы заметили, что я всё время про маму пишу, а ведь папу я так не и помню, видимо, не занимался он со мной. Вот только помню, как он мне запрещенные к моему питанию продукты покупал – газировку, пирожки, мороженое. И на страшный для меня фильм мы как-то пошли, на «Седьмое путешествие Синдбада». Я очень испугался, когда появился Циклоп, а когда ему глаз проткнули, и он совсем взбесился, тогда я вообще из летнего кинотеатра деру дал. До сих пор это помню.
И ещё помню, как папу на военные сборы забирали, когда я в садике был, и он в гимнастерке ходил, с погонами, а на них по три звездочки было, и должны были четвертую звездочку после этих самых сборов дать. И дали. И я гордый ходил, ведь папа капитаном стал, хотя и медицинским. И еще помню, как он вечером количество принятых больных считал, по количеству нарисованных кубиков, а кубик - это 10 человек. И я тоже кубики рисовал и считал.
Так прошло время до Нового года. Свой ранешный запас знаний я уже исчерпал и без особого энтузиазма учился на тройки и четвёрки. Почерк свой я немного поправил, но всё равно он был не очень красивый. А вот с кем я сидел за партой, не помню, видимо, это меня не очень сильно впечатляло, и я в школе был фактически один, т.е. в «автономном полёте». Вот в таком вот состоянии я доучился до конца года.
Под Новый год мама получила премию и решила купить нам новогодний подарок -радиоприемник с «крутилкой» для пластинок. Мы всей семьёй пришли в магазин и выбрали недорогую, но, как сейчас говорят, функциональную радиолу «Рекорд-60», а заодно и пластинку с маршем Буденного. Я даже помню, как родители несли довольно тяжелый, но такой симпатичный ящик до дому, а я пытался им помочь. Дома папа сказал, что радиола должна прогреться в комнате до включения в электросеть  до комнатной температуры. Вот эти полчаса я сидел рядышком с приемником и ждал, когда же он заговорит. Наконец-то его включили, но «поймалась» только одна Омская станция, которую по радиосети и так передавали. И я тогда очень сильно расстроился. Ну что это за приемник! Ловит только одну станцию, которая и так есть! - возмущался я. Но тут папа подключил к приемнику  антенну, и мы начали с ним «ловить» всякие станции. И так продолжалось до нашего вечернего отбоя, и я был счастлив, ведь станции вовсю «ловятся»!
Вскоре после Нового года я заболел. Не обычной простудой, а болезнью с необычным названием «хорея». У меня держалась невысокая температура в 37.2 и чуть дрожали при письме руки. Папа нашел опытного детского врача, и она стала меня лечить.
Её рекомендации касались, как сейчас говорят, организации здорового образа жизни ребенка, с его постепенным закаливанием. За месяц она меня  вылечила. Спасибо ей и маме, которая уделяла мне, очень много внимания и заботы.
За время болезни мама со мной занималась по школьной программе, чтобы я сильно не отстал от учеников в школе, но всё равно так и получилось. В ту, самую первую мою школу меня не взяли, сославшись на это отставание. Тогда папа устроил меня в школу № 40, расположенную у Барановской бани, в 1-А. класс. Школа была старой и находилась в деревянном бараке. Ребята меня дружно приняли и помогли «подтянуться» в школьных занятиях. С кем я сидел за партой, тоже не помню, а на переменах я просто играл с мальчишками. Из девочек, мне нравилась Наташа Власова, но она на меня никакого внимания не обращала, и тем это и закончилось. Была там и Оля Еремеева. Я с ними встречусь в восьмом классе. В девятом, как и многие мальчишки из нашего класса,  я во Власову  влюблюсь, но об этом я расскажу попозже.
Что мне запомнилось в этом классе, так это тараканы. Чернильницы  с чернилами в эту школу не надо было носить, на каждой парте было углубление, и стояли чернильницы. Поскольку тут было много тараканов, а воды не было, так вот эти таракашки, подобрав крошки от наших школьных обедов, напивались потом чернил, ну, как мы в своё время «Солнцедара». Ну, так вот, хлопнешь потом по таракану, а вокруг него чернильное пятно появляется. В результате таких экспериментов все наши стены были в чернильных пятнах.
Для  борьбы с этим безобразием в каждом классе были организованы, из девочек, конечно, группы для присмотра за мальчишками, чтобы они вот таких вот клякс не ставили. И меня тоже однажды потянуло на этот эксперимент, и отличное чернильное пятно получилось, ну очень приличных размеров, только вот  эта Ната Власова это заметила и «заложила» меня  нашей учительнице. Шум, скандал, и в результате я крашу после уроков стены известкой. Так вот, этот самый Натик заглянула в класс и так ехидно мне посочувствовала, какой я бедненький и несчастненький. И какая тут может быть любовь к ней после этого?
Но вот первый класс закончен, и начались каникулы, и началась моя самостоятельная жизнь, ну, т.е. дома я оставался один. С едой было всё просто. Мама готовила что-нибудь вкусненькое, и я  даже не успевал за день  всё это съедать. Сложнее дело обстояло с моими прогулками. Для начала мама договорилась с соседкой, у которой была дочка, чтобы я гулял вместе с ней. Она была  старше меня на год. Её звали Лидой, как и  мою бабушку по отцу. И она, по мнению мамы, была серьёзной и положительной,  и не могла допустить на прогулке всяких там глупостей с моей стороны. Потом нас познакомили уже лично, и мне Лидочка понравилась, и я ей, по-моему, тоже. Сейчас уже  я могу сказать про Лиду, что была она очень женственная и ласковая девочка.
Выйдя на улицу, мы с Лидой посмотрели друг на друга, и я побежал с  мальчишками носиться. Правда, Лида мне в след успела крикнуть насчёт совместного возвращения домой. У меня на улице была компания мальчишек в пять человек, и я был самым младшим из них. И я бы не сказал, что мы играли во дворе. Нас, как сказала бы мама, «носило» по близлежащим улицам, по хоз. дворам расположенных рядом воинских частей. Мы не просто шатались, а искали что-нибудь интересное. Например, у летчиков на свалке мы откопали спаренный пулемет, правда, без ствола, у связистов нашли приличный моток хорошего провода и т.д. Периодически, под руководством нашего старшего, тоже, кстати, Коли, мы делали обход сараев, стоявших во дворах домов. Иногда сараи попадались открытые, но там ничего интересного не было. Некоторые несложные замки старшой наш Коля открывал сам. Ничего серьезного мы не брали, так, по мелочи, но сейчас я уже понимаю, что это была подготовительная группа для будущих жуликов. В конце концов, нас в открытом нами сарае поймали двое военных. Старшего, Колю, один из военных увёл с собой, остальным трём мальчишкам дали как следует по шее, а меня второй военный увел с собой к себе домой.
 Поскольку я был сыном врача, к которому жители Чкаловского посёлка (тогда это был просто военный городок), иногда обращались, меня тоже все знали. Знал меня и этот офицер. Я сначала подумал о дрательной верёвке, но всё произошло совершенно            по-другому. Дядя Толя, как представился мой поимщик, вел себя очень даже дружелюбно. Сначала он очень серьёзно рассказал мне о том, что из нас готовили будущих бандитов, что нельзя играть с такой шатией-братией, которая сначала шарится по чужим сараям, а потом  пойдет воровать и по чужим квартирам. После такой вот беседы он угостил меня чаем с вкусными конфетами и отвел домой. Дома уже меня ждала встревоженная мама, и разговор о сегодняшнем  происшествии повторился не один раз.